Воительница: Под полной Луной

Глава 31

Снаружи завывал ветер, грохоча дверью. Слуги растворились, оставив нас одних. Эйдис опустилась на скамью рядом с незнакомцем. Ее внимание было настолько поглощено им, что мне временами казалось, что она забывала дышать.

Незнакомец продолжил:

— В великой Уппсале, где растет священное древо, есть храм богов в честь Одина, Тора и Фрейра. В середине лета конунг Ингви устроил такой праздник, какого еще никто не видел. Со всех концов света съезжались ярлы, воины, воительницы и другие славные люди, чтобы поклониться богам и отпраздновать блот. И многие мужчины приходили, чтобы завоевать любовь Ингеборг, прекрасной дочери конунга. Но она не приняла ни одного из них, потому что любила героя — Хьяльмара.

Мои руки задрожали: когда я вспомнила, что слышала некоторые из этих имён из уст своей матери.

— Но Ингеборг была не единственной красавицей в зале, — продолжал Лофт. — Из далекого Далра ярл Бьяртмар привез с собой свою старшую дочь Свафу с золотыми, как у Сиф, волосами, и ее очень любили все сидевшие в том зале. А когда она пела и танцевала, некоторые думали, что сама Сиф спустилась к ним в облике смертной. Говорят, боги так поступают, когда хотят изменить чью-то судьбу. Вот и сейчас многие мужчины надеялись добиться руки Свафы. Ее обожали принц Альф и герой Одд Стрела. Но ярл был очень разборчив. Он любил свою дочь, как никто другой в Мидгарде. Для своей любимой дочери он готов был выбрать только самого лучшего мужа.

— В день блота с острова Больмсё в Уппсалу прибыли двенадцать великих и свирепых воинов — сыновья Арнгрима Берсерка — для совершения священного обряда. Их звали Ангантюр, Хьёрвард, Хервард, Симинг, Храни, Брами, Барри, Рейфнир, Тинд, Буй и близнецы — обоих звали Хаддинг. Как забавно, не правда ли? Почему бы не дать имя каждому из них?

Несмотря на то, что этих воинов почитали за их силу, их всё равно боялись. Будучи берсерками, они несли разрушение всем, кто им противостоял. Они были известны своей вспыльчивостью и быстрой реакцией на любое оскорбление. Но это было еще не всё. Они не только были воинами из клана волка: старший, Ангантюр, владел знаменитым, но проклятым мечом по имени Тюрфинг.

— Тюрфинг — кованый двергами-гномами клинок с собственной историей. Давным-давно конунг Сигрлами, который, как говорят, был сыном Одина, отправился на охоту. Он наткнулся на двергов Двалина и Дулина. Гномы славились как непревзойдённые кузнецы, и конунг придумал, как заставить их выковать ему меч. С помощью колдовства он преградил им путь к пещере, заманив в ловушку в Мидгарде. Он дал двергам три дня, чтобы они вернулись с мечом, которому не будет равных, и только тогда он позволит им вернуться в Свартальфхейм.

Дверги сделали, как им было приказано, но они были умными созданиями. Когда Двалин вручил меч конунгу, он сказал: «Этот клинок носит имя Тюрфинг. Никто из тех, кто владеет этим оружием, не может быть побежден. Любой порез этим клинком приводит к смерти. Ему нет равных во всем Мидгарде, и победить его обладателя невозможно».

Когда конунг Сигрлами вынул меч Тюрфинг из ножен, он сиял ярче солнца. Эфес и рукоять искусной работы были сделаны из золота и испещрены рунами, и не было другого такого меча. Конунг Сигрлами был доволен.

«Вы сдержали своё слово. Я освобождаю вас», — сказал он. Довольный своим приобретением, он снял заклятие, связывающее двергов с Мидгардом, и разрешил им безопасно вернуться в Свартальфхейм.

Но прежде чем дверги снова ушли под землю, Дулин отомстил конунгу.

«Но знай, конунг. Каждый, кто владеет этим мечом, испытает на себе его проклятие. Каждый раз, когда меч вынимают из ножен, кто-то умирает. Меч успокоится только тогда, когда отведает крови. Тюрфинг также принесет три великие трагедии, первой из которых станет твоя смерть. Мы накладываем проклятие на любого, кто владеет мечом Тюрфинг. Вся их жизнь закончится несчастьем», — произнес он, и братья помчались обратно в свою пещеру, прежде чем конунг Сигрлами успел их остановить.

Эйдис, затаив дыхание, потянула незнакомца за руку.

— Так и произошло? Меч убил конунга?

Мужчина коснулся её щеки.

— Всё верно. Конунг Сигрлами встретил в бою свирепого воина, Арнгрима, отца берсерков. Арнгрим отсек руку конунга от его тела, взял меч Тюрфинг и убил Сигрлами его же мечом. Так меч подарил первую из трех великих трагедий. А со смертью конунга Сигрлами меч и проклятие перешли к дому Арнгрима.

— Что стало с мечом? — спросила Ирса.

— Со временем Арнгрим устал от войны и передал клинок своему старшему сыну, Ангантюру. И это возвращает нас в Уппсалу к златовласой дочери ярла Бьяртмара.

Незнакомец замолчал и сделал глоток мёда, а я повернулась и посмотрела на маму. Она была бледна как снег, а ее глаза, не упускающие странника ни на секунду, напоминали два блюдца.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросила я.

Мужчина проследил за моим взглядом.

— Конечно, леди Хервёр, — кивнул он.

— В Уппсале второй сын Арнгрима, Хьёрвард, выдвинул своё требование: он хотел жениться на дочери конунга Ингви, Ингеборг. Проблема заключалась в том, что Ингеборг уже пообещала свое сердце прославленному Хьяльмару. Когда берсерк попросил руки принцессы, конунг Ингви испугался. Братья были свирепыми воинами, которые безжалостно убивали своих врагов. В Уппсале не было никого, кто был бы достаточно храбр, чтобы бросить им вызов. Никто. Даже ярл Бьяртмар.

— Видите ли, — продолжал незнакомец, — старший сын Арнгрима тоже нашел свою судьбу при дворе конунга Ингви. Ангантюр, владеющий Тюрфингом, влюбился в прекрасную дочь ярла Бьяртмара. Ярл не одобрил этот брак, но Ангантюр пригрозил убить его, вернуться в Далр и силой захватить его земли. Из трусости и страха ярл Бьяртмар отдал свою дочь в жены проклятому берсерку Ангантюру.

Я вновь бросила взгляд на маму; по ещё щекам текли слёзы.

— И что с ним случилось? — прошептала я. — С Ангантюром?

— Конунг Ингви велел своей дочери выбрать, за кого она выйдет замуж. Естественно, она выбрала своего возлюбленного, Хьяльмара. Оскорбленный Хьёрвард вызвал Хьяльмара на поединок. Хьяльмар и его спутник Одд Стрела отправились в Самсё, где встретились в бою с сыновьями Арнгрима. Схватка была жестокой. В конце концов в живых остались только Хьяльмар, Одд Стрела и Ангантюр. Хьяльмар обезоружил Ангантюра и, схватив меч Тюрфинг, победил берсерка. Но вскоре после сам пал замертво от ран, полученных от меча.

Выжил только Одд Стрела. Он похоронил братьев на Самсё, оставив в кургане проклятый меч Тюрфинг, чтобы он больше никогда не смог причинить вреда носящему его человеку, и вернулся в Уппсалу, чтобы рассказать о судьбе воинов. Сердце Ингеборг было разбито этой новостью, и она упала замертво.

И златовласая Свафа тоже страдала. Она уже носила под сердцем ребенка от своего мужа и за то время, что прошло с его отъезда, дитя внутри неё росло. Известие о смерти Ангантюра едва не убило её. Горе было столь сильным, что она бросилась в ледяные воды, мечтая присоединиться к мужу в загробном мире. Но Сиф, Браги и Бальдер, которые очень любили Свафу, спасли ей жизнь. В порыве жалости они заставили ее забыть о боли и забрали у нее память. Они заставили ее забыть обо всем. У неё не станет воспоминаний о разбитом сердце, но у нее останется ребенок, которого она будет любить.

А дочь… дочь назвали Хервёр. Девушка с красотой матери и яростью отца в сердце. Но боги решили, что Свафа достаточно окрепла, и пришло время ей всё вспомнить.

Огонь трещал, взметая искры к потолку.

— Ангантюр, — прошептала мать, прикоснувшись пальцами к губам.

Торстен вскочил на ноги.

— Вы принесли в этот дом лишь печаль своими рассказами, — разгневался он.

Гость пожал плечами.

— Я принёс правду. Ведь, в конце концов, правда сама вас найдёт, — сказал он, глядя на меня и долго удерживая мой взгляд, прежде чем повернуться к Эйдис. — Проводи меня до кровати. Я устал.

— Вы можете остаться на ночь, но утром вы должны уйти, — твердо произнёс Торстен.

— Конечно, — кивнул мужчина, поднялся, и Эйдис повела его в заднюю часть дома.

— Подождите, — окликнула я мужчину.

Он обернулся через плечо, и его глаза озорно блеснули.

— Что такое?

— А меч Тюрфинг… Он всё ещё похоронен с моим… с Ангантюром на Самсё?

— Да, — кивнул он. — Но, чтобы вернуть его, придётся разбудить мертвеца, — сказал мужчина и удалился.

Я посмотрела на Фрейю и Ирсу. Они переглянулись и перевели взгляд на мою мать.

Мать смотрела на них, и по её щекам текли слезы.

— Ирса, — прошептала она. — Фрейя…

Ирса усмехнулась.

— А вот и она — избалованная дочушка ярла.

Мама рассмеялась и попыталась вытереть слёзы.

Фрейя покачала головой.

— Из всех богов…, - прошептала она, глядя вслед незнакомцу, и взяла мать за руку. — Добро пожаловать обратно к нам, Свафа.

Торстен тяжело опустился на скамью и одним глотком осушил кружку мёда.

— Сегодня вечером слова резали больнее меча, — буркнул он и швырнул свою кружку с элем в огонь. Не говоря больше ни слова, он отпер дверь и вышел наружу, в снежную бурю.

— Мама…

Я бегом бросилась через комнату, села на скамью рядом с ней и взяла ее за руку.

— Мама?

Она повернулась и посмотрела на меня. Спустя несколько долгих ударов сердца она улыбнулась, заправляя прядь волос мне за ухо.

— У тебя глаза твоего отца. Теперь я вспомнила. Ангантюр, дикарь, укравший моё сердце. Как же я его любила…