Волчье время

IX

Настроение у Льюса было - гаже некуда. Известия о войске лорда Ирема оказали на обитателей Кир-Кайдэ неожиданное действие. Люди, которые еще недавно совершенно искренне кричали о своей ненависти к имперцам и клялись, что вышвырнут их из Бейн-Арилля уже к весне, теперь как будто протрезвели и начали говорить о затянувшейся войне неодобрительно. На смену прежним бравурным песням пришла "Песня дезертира", в которой вчерашний рекрут заявлял, что войну ведут лорд Дарнторн с магнусом, а умирают бедняки, и что он сыт этой войной по горло. Он, мол, возвращается домой и призывает остальных последовать его примеру. Текст был очень простым и хорошо запоминающимся, но его, вне всякого сомнения, сочинял не полуграмотный крестьянин - здесь чувствовался очень талантливый поэт. Причем такой, который писал в стиле знаменитого Алэйна Отта, пренебрегая классической метрической формой и с легкостью обращаясь к просторечным выражениям.

Льюберт никогда особенно не интересовался стихами, но эту манеру письма знал даже слишком хорошо. Подобные стихи частенько декламировал в Лаконе Кэлрин Отт. Льюс Отта не любил - за его близость к Криксу и за то, что Кэлрин дружил с самыми отъявленными сорвиголовами в Академии, но постоянно притворялся этаким тихоней. Достаточно вспомнить, как он лицемерно отводил глаза, если какой-нибудь наивный - или льстивый - слушатель его стихов спрашивал имя автора. Льюс готов был поклясться, что и "Песню дезертира" тоже сочинил никто иной, как Отт. Неясно только, было ли это прямым поручением от Ордена, или же Кэлрин написал свою балладу по велению души, а уже потом лорд Ирем позаботился о том, чтобы ее начали распевать в Бейн-Арилле. Как бы там ни было, но "Песня дезертира" пришлась слушателям по душе. Отец был просто вне себя. Он распорядился вешать "за публичные призывы к дезертирству", к которым было отнесено и прилюдное исполнение баллады Отта. Кое-кого действительно повесили, но песню продолжали петь. Впрочем, гораздо чаще запоминающийся мотив насвистывали или напевали без слов, и это было еще хуже, потому что каждый знал, что именно имеется в виду. А если кто-нибудь не знал, то его очень быстро просвещали остальные почитатели таланта Отта.

В небольшом трактире, куда Льюс заехал этим вечером, балладу пели вслух. Причем певец добавил к песне еще два куплета, в которых гвардейцы Дарнторна охотятся за дезертиром, но не могут его поймать. По уровню эти стихи были значительно слабее, чем оригинал, но слушателям они все равно пришлись по вкусу. Песню повторяли для каждой новой компании, ввалившейся в трактир, а кто-нибудь из посетителей торчал в дверях - следил, чтобы поблизости не оказался кто-то из солдат Дарнторна. На Льюберта, сидевшего в углу, никто не обращал внимания - во время своих вылазок из крепости он всякий раз снимал серебряную фибулу с гербом Дарнторна и выбирал самую дешевую и неприметную одежду. В этом трактире он бывал уже не в первый раз, и гости, жившие на двух соседних улицах и давно знавшие друг друга, привыкли, что чужак заказывает сому с пивом и не лезет к другим посетителям. Сперва на него посматривали неприязненно, потом привыкли, а теперь и вовсе перестали его замечать. Прослушивая "Песню дезертира" в пятый раз за вечер, Льюберт мрачно думал, что ему, как сыну лорда Дарнторна, следовало бы позвать гвардейцев, а не слушать, как собравшийся в трактире плебс смеется над приказами его отца. Но потом он представлял, как кого-нибудь из собравшихся тащат во двор и вешают на воротах, и понимал, что никого не позовет. Льюберт пил пиво и в который раз за эти месяцы чувствовал себя в ловушке. Потом он расплатился и в понятном раздражении поехал назад в крепость. Было уже темно, узкая улица, ведущая к Кир-Кайдэ, поднималась в гору, и Дарнторну постоянно казалось, что лошадь вот-вот оступится. Он даже решил, что с поездками в город пора завязывать, но сразу же сообразил, что эта мысль вызвана вовсе не плохой дорогой. Настроение испортилось еще сильнее.

Льюберт был уверен, что в такое время он не встретит у ворот никого, кроме дозорных, но у внешней стены замка было необычно людно. Льюберт спешился, небрежно бросил повод подбежавшему стюарду и пошел взглянуть, что происходит.

- Отец у себя? - спросил он у оказавшегося рядом гвардейца.

- Да, мейер Дарнторн. Вы сейчас к нему?.. Скажите монсеньору, что мы взяли Меченого.

- Того самого?.. - невольно заинтересовался Льюберт. О разведчике из Серой сотни говорили много. Даже слишком много для того, чтобы все сказанное было правдой.

- Да, господин.

- Я хочу посмотреть.

- Тенеро, посвети мейеру Дарнторну, - распорядился капитан. Гвардеец ткнул факелом чуть не в лицо связанному пленнику. Тот откинул голову назад - хорошо знакомым Льюберту движением, которое он сотню раз видел в Лаконе. Сколько Дарнторн его помнил, Крикс вечно встряхивал головой, словно норовистая лошадь.

Крикс?!

На одну краткую секунду Льюс почти поверил в то, что он сошел с ума. В последнее время в крепости все время говорили об имперском войске и о лорде Иреме, и Льюберт очень часто вспоминал "дан-Энрикса". Наверное, и впрямь немудрено было начать видеть южанина повсюду. Даже в связанном избитом пленнике с разбитой бровью и засохшей кровью на щеке. Но потом Дарнторн понял, что он не ошибся. Это в самом деле был "дан-Энрикс".

Льюберт с ужасом смотрел на старого врага. Это было как продолжение кошмара, снившегося ему несколько раз после побега из Адели. В том кошмаре они с Криксом снова затевали поединок, и он снова бил южанина ножом - предательски, исподтишка, когда "дан-Энрикс" отказался воспользоваться своей победой. Только наяву южанин выжил и даже отделался сравнительно легко, а в его снах он умирал на окровавленном снегу, сливаясь с образом убитых из Каларии. А Льюберт просыпался в холодном поту и долго уговаривал себя, что это просто сон. Сам поединок Льюберт помнил крайне смутно, но те несколько секунд, когда он думал, что убил "дан-Энрикса", врезались ему в память очень хорошо - до смерти не забудешь. И это чувство снова возвращалось к нему в снах.

Пленник смотрел на Льюберта в упор. Не приходилось сомневаться в том, что он узнал Дарнторна и знал, что тот узнал его. Взгляд Пастуха казался Льюберту оценивающим, как будто Крикс хотел сказать - да, это я. Ну и что ты теперь намерен делать?

- Капитан Кеннет! - хрипло сказал Льюберт.

- Что, мейер Дарнторн?.. - с готовностью откликнулся гвардеец.

А в самом деле, что? Кеннет просто доставил пленника в Кир-Кайдэ, остальное капитана уже не касается. Льюберт вяло махнул рукой.

- Забудьте. Я передам отцу, что вы привезли Меченого, - пообещал он.

Он шел по двору и чувствовал, что пленник смотрит ему вслед. Льюберт очень хотел бы знать, о чем он сейчас думает.

Крикс проводил Льюберта взглядом. Вот и все. Жизнь, как всегда, решала сложные вопросы без его участия, не слишком-то интересуясь тем, что он об этом думает. Пока "дан-Энрикса" везли в Кир-Кайдэ, энониец напряженно размышлял, как вести себя дальше. Притворяться Меченым, простолюдином и бывшим дезертиром, или рассказать, кто он такой на самом деле?.. В первом случае его участь будет крайне незавидной. Рядовых разведчиков из Серой сотни вешали довольно быстро, но не приходилось сомневаться в том, что из его казни Дарнторн постарается устроить представление для жителей Кир-Кайдэ и его окрестностей. Спешите видеть: Меченый, столько месяцев досаждавший лорду Сервелльду, болтается в петле! Но это, так сказать, конечный пункт программы. Перед этим будут еще пытки и Кир-Рован. И, конечно, Олварг. Мысль о нем пугала даже больше, чем все остальное. Энониец очень долго добивался новой встречи с Олваргом, но никогда не думал, что опять окажется в роли беспомощного пленника. Скорее всего, у него не будет ни малейших шансов убить мага. А если так, значит, все было зря.

С другой стороны, можно было признаться в том, что он - бывший оруженосец коадъютора. Лорд Бейнор был уверен в том, что Крикс из Энмерри - бастард Валларикса, и он не мог не сообщить об этом своему старшему брату. Сына Валларикса не казнят и уж тем более не отдадут на растерзание свихнувшемуся магу, такой пленник слишком ценен для мятежников. Во всяком случае, пока король не женится вторично... да и потом, пока новая королева не родит. В лагере Родерика из Лаэра поговаривали, что Аттал не оставляет надежды породниться с "дан-Энриксами" - только раньше он сам сватался к Элиссив, а теперь хочет выдать за императора свою сестру. Девчонке чуть ли не пятнадцать лет, но Валларикс, в конце концов, тоже не стар... и вообще, кого волнуют подобные мелочи!

Крикс знал, что император согласится. Должен согласиться. В такое время, как сейчас, король не вправе оставаться без наследника. Особенно если его единственный побочный сын находится в руках у главаря мятежников... как будто мало Валлариксу других бед!

Крикс чувствовал, что он готов возненавидеть самого себя. Выходит, год назад он бросил Орден и Валларикса, вообразив, что следует велению судьбы, ради которой можно пренебречь всякими "мелочами" наподобие вассальной клятвы, а теперь, когда его поступки привели его в Кир-Рован, собирается прикрыться именем дан-Энриксов? Трусливый и предательский поступок. Раз уж он решил порвать с династией и жить, как Меченый, то надо быть последовательным и умереть, как Меченый. В конце концов, его друзьям из Серой сотни вообще не приходилось выбирать, а чем он лучше их?..

Но в своих размышлениях он совершенно упустил из виду Льюберта Дарнторна. И лишь теперь, увидев в свете факелов его перекошенное от изумления лицо, сообразил, что никакого "выбора" на самом деле нет. Льюберт расскажет своему отцу, кто он такой. А уж лорд Дарнторн позаботится о том, чтобы разыграть эту карту с максимальной пользой. Впрочем, слишком полагаться на свою удачу Дарнторну не стоит. Если посмотреть на дело беспристрастно, то заложник из "дан-Энрикса" не самый лучший. Несмотря на все слухи, признанным бастардом Валларикса он так и не стал. Раньше Крикса это уязвляло, но сейчас он понимал, что это был мудрый поступок. Благодаря этому претензии Дарнторна ничего не будут значить - император всегда сможет пожать плечами и сказать, что так называемый "дан-Энрикс" - просто безродный сирота, подобранный мессером Иремом из прихоти. И крыть Дарнторну будет нечем.

О том, каково Валлариксу, недавно потерявшему единственную дочь, будет терять еще и сына - пусть даже и незаконного и навсегда оставшегося относительно чужим для императора - Меченый предпочел не думать.

Лорд Сервелльд осклабился, словно довольный волк.

- А я-то был уверен, что Хоббард совсем свихнулся! - сказал он. - Когда я назначал вознаграждение за Меченого, Ульфин прочитал его приметы и начал на всех углах орать, что это Рикс. Я ему тогда сказал, чтоб он пошел проспаться и не нес всякую чушь. Мало ли на свете энонийцев со шрамами на лице. А получается, Хоббард был прав! Но ты уверен в том, что ты не обознался?..

- Уверен, - мрачно сказал Льюберт, вертя в руках тяжелый серебряный кубок. Лорд Дарнторн пил вино, но Льюберт еще не успел полностью протрезветь после купленного в трактире пива, так что предпочел оремис. - Что ты собираешься с ним делать?..

Уточнять, что речь идет о Криксе, было глупо. И вдобавок Льюберт испытывал странное нежелание произносить это имя вслух.

- Прежде всего, мы выясним, что ему известно о войске мессера Ирема.

- Скорее всего, ничего, - чуть-чуть подумав, сказал Льюберт. И, встретившись взглядом с лордом Сервелльдом, пояснил свою мысль - То есть не больше, чем всем остальным. Меченого ловят еще с лета - значит, он все это время находился здесь. Я даже думаю... - Дарнторн запнулся, но потом все же решился и закончил - Думаю, что он уехал из Адели в то же время, что и я. Ведь он же все-таки пошел против Валларикса и лорда Ирема. Если бы он остался в городе, его бы посадили в Адельстан.

Льюберт надеялся, что эти слова направят мысли лорда Сервелльда в нужное русло, но отец услышал только то, что его интересовало.

- Да, я об этом как-то не подумал... Жаль. Останься Рикс оруженосцем коадъютора, он был бы нам куда полезнее. Ну ладно, пусть расскажет нам о Серой сотне и о планах Родерика из Лаэра.

- Хочешь сказать, его будут допрашивать... как остальных? - у Льюберта не повернулся язык выговорить "под пытками".

- Ну разумеется, не так. Я скажу Музыканту, чтобы он уделил ему особое внимание. И сам схожу на это посмотреть. Говорят, что этот парень - пащенок Валларикса. Не знаю, так ли это, но, если есть на свете хоть какая-нибудь справедливость - эти слухи обязаны оказаться правдой. Я очень надеюсь, что он на него похож.

- Кто на кого?..

- Меченый - на Вальдера, разумеется.

Льюс чуть не поперхнулся.

- Но ведь он ни в чем не виноват!.. Я говорю о Меченом, - быстро добавил он, увидев в глазах лорда Сервелльда недобрый огонек. По правде говоря, король перед отцом тоже ни в чем не виноват, но тут лучше не спорить. С ненавистью, накопившейся за восемь лет, никакой логикой не справишься.

- С чего ты взял, что он "ни в чем не виноват"?.. - жестко спросил отец - Этот твой Меченый поубивал больше наших людей, чем кто-либо еще из Серой сотни.

Льюс растерянно сморгнул. Да, это так. Даже если Меченому приписали кучу чужих дел, своих он тоже натворил немало.

- Я понимаю, но... но он ведь спас мне жизнь. Ты мог бы...

- Нет, не мог бы, - оборвал лорд Сервелльд. - Чем он лучше остальных убийц и мародеров?

"А чем он хуже тех убийц и мародеров, которых ты одел в свои цвета?.." - чуть было не спросил Льюс. Но, к счастью, вовремя прикусил себе язык. Надо держать себя в руках. Если отец разозлится, помочь Криксу станет совершенно невозможно. Льюберт постарался отогнать от себя мысль, что помочь энонийцу не удастся в любом случае.

- Если все эти слухи о его родстве с Валлариксом - не байки, то он может пригодиться как заложник.

Лицо лорда Сервелльда ожесточилось.

- Кажется, я уже сказал тебе, что я не намерен торговаться с Риксами. И не позволю, чтобы этим занимался кто-нибудь другой. Меченый скажет все, что знает, а потом я пошлю Валлариксу его голову.

- Но если...

- Этот разговор мне надоел. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Куда ты ездил?

Льюберт молчал, не зная, что ответить. "Песня дезертиров", связанный "дан-Энрикс", предстоящий Пастуху допрос - все это смешалось в его голове в какую-то чудовищную кашу.

Лорд Дарнторн взял чистый кубок, до краев наполнил его вином и пододвинул Льюсу.

- Пей. Станет легче, - сказал он почти сочувственно.

Льюберт помотал головой. Если бы ему хватило смелости, он бы сказал, что его давно уже тошнит от этой легкости. Очень легко молчать и позволять другим шептаться, что Семиконечная звезда досталась Криксу не по праву. Слишком легко - принять непрошенную помощь от своего старого врага, и еще легче - не думать о том, что с этим врагом будет дальше. Головокружительно легко жить в лагере мятежников и постоянно видеть вещи, которых не стерпит ни один приличный человек - но делать вид, что ничего не замечаешь.

Но с какого-то момента делается очень тяжело осознавать, во что ты превращаешься. Если только уже не превратился.

- Пей, - повторил мужчина твердо. - И прекрати изводиться из-за всякой ерунды. Я понимаю - Рикс тебе помог, ты чувствуешь себя ему обязанным... Но это не имеет никакого отношения к тому, что он творил в Бейн-Арилле под видом Меченого. Я ведь знаю, ты не слишком интересовался тем, что происходит в дельте Шельды. Расспроси об этим на досуге. Или просто поболтай с парнями Кеннета. Тогда ты будешь лучше понимать, о чем я говорю.

Льюс взял кубок и выпил - залпом, чуть не подавившись дорогим вином, которое вообще-то полагалось пить совсем не так. Но отец одобрительно кивнул. Должно быть, он решил, что Льюберт согласился с его аргументами.

- Я буду присутствовать на завтрашнем допросе Меченого. И позову туда Хоббардов, Фессельдов и Декарров. Если не захочешь присоединиться, я пойму. Придумаем тебе какое-нибудь поручение, из-за которого ты не можешь ехать в Кир-Рован.

Еще один легкий путь. Не ездить. Не смотреть. Просто не знать, что происходит.

- Я поеду с вами.

Отец удовлетворенно улыбнулся. Альды, да когда же они перестали понимать друг друга?..

- Хорошо.

Вернувшись к себе, Льюберт не меньше часа проворочался без сна, думая о завтрашнем допросе Крикса. Но потом его посетила утешительная мысль. Конечно, отец ненавидит императора и всю династию, но он все же разумный человек и не позволит этой ненависти совершенно ослепить себя. За ночь лорд Сервелльд поостынет и поймет, что Меченый полезнее в качестве живого пленника, чем в виде трупа. И особенно теперь, когда войска мессера Ирема уже находятся под Шельдой.

Льюберт пообещал себе, что утром выберет момент, чтобы поговорить с отцом, и снова заведет речь о "дан-Энриксе". Конечно, отменить допрос в Кир-Роване нельзя - о нем уже объявлено, как и о том, что лорд Дарнторн собирается отправиться туда в сопровождении своих вассалов. Но никто не мешает Дарнторну объявить о помиловании Меченого уже в Кир-Роване. Почему нет? В конце концов, великодушие к побежденному врагу с давних пор считается хорошим тоном.

Пока слуга помогал ему одеться, Льюберт мысленно повторял те аргументы, которые он собирался привести отцу. Больше всего Льюс беспокоился о том, как бы "дан-Энрикс" не испортил дело. С него станется с первых же слов восстановить против себя и лорда Сервелльда, и его спутников. Что-то, а доводить людей до белого каления Крикс умел очень хорошо. Не то чтобы у энонийца вообще отсутствовало чувство самосохранения, но, если Крикс решит, что ему все равно конец, он вряд ли станет себя сдерживать. А лорд Дарнторн долготерпением не отличается.

Если бы только можно было побеседовать с "дан-Энриксом" заранее и дать ему понять, как следует себя вести! Но о таком не приходилось и мечтать.

Поднявшись в комнаты к отцу (официально - чтобы сообщить ему о своей готовности идти в Кир-Рован, а на деле - для того, чтобы продолжить их вчерашний разговор) Льюс обнаружил, что лорд Сервелльд встал еще раньше его самого, и уже был полностью одет, как будто ему не терпелось посмотреть на Меченого. Хуже всего было то, что в комнате Дарнторна торчал Фрейн Фессельд, одетый в изумрудный бархат и благоухающий, как целая парфюмерная лавка. Льюберт чуть не заскрипел зубами, когда Фрейн пожелал ему доброго утра. Заступаться за "дан-Энрикса" в присутствии Фессельда было невозможно. Если Льюберт станет спорить с отцом на глазах у их вассала, то лорд Сервелльд только разозлится. Совершенно очевидно, что тогда южанину придется еще хуже.

Те надежды, с которыми Льюберт шел к отцу, исчезли, как роса на солнце. Было непохоже, что лорд Сервелльд изменил свое решение по поводу "дан-Энрикса".

Пока они спускались во внутренний двор, отец, сумрачно улыбаясь, обсуждал с Томсом Довардом искусство Музыканта, выполнявшего в Кир-Роване роль палача. Этого Музыканта Льюберт видел не так часто, но испытывал к нему глубокое отвращение. Все в этом человеке казалось Льюберту отталкивающим - и черный дублет с засаленными рукавами, и бесцветное лицо, и ерническое прозвище. За Музыкантом постоянно следовал его помощник, которого звали Понсом - здоровенная дубина с толстогубым ртом, слишком румяными щеками и лицом законченного олуха. Льюберт подумал, что всего через каких-то полчаса Криксу придется иметь дело с этой парочкой, и ему стало жутко. Надо было не торчать у себя наверху, а действовать, - подумал Льюс со злостью, но сейчас же понял всю нелепость этой мысли. Что он мог? Устроить для "дан-Энрикса" побег из крепости? Льюс не питал никаких иллюзий относительно своих возможностей. Даже если бы он сумел выпустить пленника из его камеры, то их остановили бы в первом же коридоре. А не в первом, так во втором.

Хотя Льюберт прожил в Кир-Кайдэ почти целый год, он еще никогда не посещал Кир-Рован. Эта башня примыкала к крепости вплотную, но при этом обитатели Кир-Кайдэ всячески старались ее не замечать. Кир-Рован даже получил отдельное название, как будто жители Кир-Кайдэ старались подчеркнуть, что эта башня не является частью замка. На внутреннем дворе Кир-Рована стояла виселица и казнили заключенных, но дурная репутация башни была связана не с этим, а с пыточными камерами, находившимися на нижних этажах, и с "опытами" ворлока, которого лорд Сервелльд взял к себе на службу. Идя по двору, Льюберт порадовался, что проклятый маг в отъезде, и мысленно пожелал ему отсутствовать как можно дольше. Если Меченого отдадут ему, песенка Крикса будет спета. Магу отдавали только пленников, приговоренных к смерти. Некоторых потом потихоньку хоронили в общих ямах, другие бесследно исчезали, но лорд Сервелльд делал вид, что ничего особенного в Кир-Роване не происходит. Будь Льюс на его месте, он бы ни за что не захотел переступить порог Кир-Рована, который по его вине стал притчей во языцех. Но лорд Сервелльд ничего подобного не чувствовал - или, во всяком случае, очень умело скрывал собственные чувства.

Сверля глазами спину отца и силясь угадать, о чем он сейчас думает, Льюберт вошел в большое, сумрачное помещение с маленькими окошками-бойницами под потолком и несколькими горящими жаровнями. Судя по виду, пыточной камерой зал стал только при Дарнторне, а раньше эту комнату использовали как оружейную или как склад. Для лорда Сервелльда принесли кресло, остальные встали за его спиной. Зал располагался в полуподвальном этаже и был холодным, как могила, так что Льюберт с тоской вспомнил об оставшемся наверху теплом плаще. А потом рассердился на себя за то, что может думать о подобной ерунде в такой момент.

- Где Меченый? - спросил отец.

Все-таки "Меченый". Не "Рикс". Льюберт отметил, что отец не хочет лишний раз подчеркивать происхождение своего пленника. Боится, как бы кто-то из его союзников не захотел использовать "дан-Энрикса" в своей игре?..

- За дверью, монсеньор. Ввести?

- Конечно, - нетерпеливо сказал лорд Дарнторн.

Льюберт уставился на пленника во все глаза. Все лицо Меченого покрывали кровоподтеки и синяки, в волосах застрял какой-то сор, а рубашка выглядела непотребно грязной даже с того расстояния, на котором стоял Льюберт. Несмотря на это, спину Крикс держал так прямо, словно проглотил копье, а на мессера Дарнторна и его свиту посмотрел с давно знакомым Льюберту высокомерием. Примерно так же он расхаживал и по Лакону - еще в те времена, когда Дарнторн считал его безродным выскочкой.

На орудия пыток, разложенные с таким расчетом, чтобы произвести на пленника наибольшее впечатление, Крикс даже не взглянул, как будто их здесь вовсе не было, зато Дарнторна он нашел глазами почти сразу. На лбу Льюса выступил холодный пот. Он только сейчас осознал, в какое положение себя поставил. Крикс наверняка решит, что он поддерживает своего отца и пришел посмотреть на пытку совершенно добровольно. Льюберт отвел глаза, почувствовав, что это выше его сил - смотреть на энонийца и пытаться угадать, какое чувство выражает его взгляд - негодование, презрение или такое же непонимание, с которым он смотрел на Льюберта в Каларии?

"Ты же не трус, Дарнторн"...

Отец откинулся на спинку кресла - вероятно, так ему было удобнее смотреть на пленника. Льюс ожидал, что он заговорит о войске Родерика из Лаэра, но первый вопрос отца был совершенно о другом.

- Как давно Белые сестры стали помогать имперцам?

Пленник встрепенулся.

- В Доме милосердия не знали, кто я.

- Лжешь, - отрезал Дарнторн. - На твоем месте я бы не испытывал мое терпение. Кого еще из ваших они укрывали у себя?..

Льюс знал, что отец терпеть не может орден, и невольно испытал тревогу за сестер. Похоже, после эпизода с Меченым лорд Дарнторн окончательно решил, что с Домом милосердия пора покончить. А для этого - предъявить Белым сестрам обвинение в измене.

Крикс покачал головой.

- Сестры не знали, кто я. Они считают войны настоящим бедствием, поэтому не стали бы поддерживать ни нас, ни вас.

Льюс был почти уверен в том, что энониец лжет - до него уже доходили слухи, будто сестры укрывают и выхаживают раненых из войска Родерика из Лаэра, так что их симпатии к имперцам казались ему довольно очевидными. Но Крикс, естественно, не мог ответить ничего другого.

- Да, такие рассуждения я уже слышал, - усмехнулся Дарнторн. - К слову, твой арест лучше всего продемонстрировал, чего они на самом деле стоят. Измену легче всего прикрывать бабскими причитаниями о жестокости войны и сострадании к противнику. Так что не будем тратить время на беседы о Создателе и деле милосердия - ими я сыт по горло после этой курицы, Элены Эренс. Если не желаешь говорить по доброй воле - будешь отвечать по принуждению.

На сей раз энониец промолчал. Лорд Дарнторн обернулся к Музыканту.

- Мэтр, приступайте.

Понс вытряхнул энонийца из рубашки, разорвав ее от ворота до подола. Южанин усмехнулся, поведя плечами.

- Не тяните, Дарнторн. Здесь прохладно.

Стоявший рядом с Меченым гвардеец вопросительно взглянул на лорда Сервелльда, как будто спрашивая, не пора ли утихомирить энонийца, но Дарнторн едва заметно качнул головой. Льюберт неплохо представлял себе ход его рассуждений. Пусть Меченый дерзит, пока может - все равно запала ему хватит ненадолго.

- С чего начать, мессер? - спокойно спросил Музыкант. Для него подобные допросы были делом совершенно заурядным, а "дан-Энрикс" ничем не отличался от любого другого узника. Лорд Дарнторн сделал неопределенный жест.

- С чего-нибудь попроще...

Музыкант наклонил голову и показал помощникам на дыбу. Льюберту очень хотелось отвернуться или, на худой конец, смотреть себе под ноги, но он приказал себе не отводить глаза. Понс перекинул через перекладину веревку, связывавшую руки южанина, и, закрепив ее на вороте, начал вращать ручку, словно человек, который поднимает из колодца ведро воды. Мышцы на плечах энонийца напряглись. Томс Довард наклонился к Хоббарду и что-то прошептал ему на ухо. Оба засмеялись. Льюберт с ненавистью покосился на своих соседей - и пропустил момент, когда ноги "дан-Энрикса" оторвались от пола. Тело энонийца выгнулось, по грязному виску скатилась капля пота.

Лучше бы он закричал, - тупо подумал Льюс. И тут же задумался - а почему, собственно, лучше?..

Ему смутно вспомнилось, что всего пару лет назад он люто ненавидел Крикса. Ненавидел так, что не мог смотреть на него спокойно, без того, чтобы не почувствовать приступ злости. Кажется, он даже согласился бы на то, чтобы южанин умер - только бы наверняка избавиться от его присутствия. Но даже в самых мстительных мечтах он никогда не хотел видеть Пастуха подвешенным на дыбу. "Это уже слишком, слишком, слишком..." - думал Льюберт, прикусив губу.

Понс подтянул пленника к самой перекладине и деловито закрепил веревку. Лицо у "дан-Энрикса" побагровело, но он продолжал удерживать свой вес на вздернутых назад руках. Музыкант что-то прикинул и указал Понсу на один из грузов, сложенных у ворота.

Меченый оскалил зубы, и Дарнторну показалось, что он все-таки кричит - только беззвучно, за той гранью, за которой человеческое ухо уже не способно что-то воспринять.

Фессельд придвинулся поближе. Вероятно, хотел лучше видеть все происходящее. В руке Фрейн держал надушенный платок, который время от времени изящно подносил к лицу. Теперь их локти почти соприкасались, и Дарнторну мучительно захотелось развернуться и выбить Фрейну пару зубов. "Отойди от меня, падаль, - выругался Льюберт про себя. - Обливаешься духами, чтобы никто не заметил, что от тебя несет тухлятиной". К несчастью, Фрейн не обладал талантом ворлока и читать мысли не умел, поэтому с места не сдвинулся.

- Ну что?.. Надумал что-то рассказать о Белых сестрах? - спросил лорд Дарнторн.

Крикс не отозвался. Льюберт понимал, в чем дело - если тратишь все силы на то, чтобы не заорать, будет уже не до того, чтобы дерзить своим противникам.

- Продолжайте, - приказал отец. Льюберту показалось, что он различил в голосе лорда Сервелльда мрачное удовлетворение. Льюс вспомнил их вчерашний разговор - и обругал себя за глупость. Лорд Сервелльд с самого начала дал понять, что он воспринимает предстоящий допрос Меченого как возможность отомстить Валлариксу. А Льюс еще надеялся на то, что отец передумает! Надо же быть подобным дураком!!

Понс подвесил к ногам энонийца второй груз. Результат был мгновенным и совсем не зрелищным, на что бы ни надеялся Фессельд. На сей раз плечи Крикса вылетели из суставов, и пленник повис, как тряпочная кукла, уронив голову на грудь. Спутанные темные пряди почти закрыли смуглое лицо.

Льюс потихоньку вытер влажные ладони о штаны. Молча. Он выдержал все это молча... фэйры знают как, но выдержал.

- Опускай, - приказал Понсу Музыкант.

Когда "дан-Энрикс" оказался на полу, палач взглянул на пленника задумчивым, холодным взглядом, и снова обернулся к креслу Дарнторна.

- Боюсь, с ним будет трудно, монсеньор.

- Вы хотите сказать, что не способны выполнять свою работу? - голос лорда Дарнторна не предвещал ничего хорошего. Но Музыканта это не смутило.

- Нет, монсеньор. Я хочу сказать, что вам лучше оставить его мне на пару дней - а уже после этого продолжить.

- Делайте свое дело, мэтр, - перебил Дарнторн. - Когда мне понадобится ваш совет, я его попрошу.

Он побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла и окликнул пленника.

- Эй, Меченый!..

"Дан-Энрикс", которому Понс только что без лишних сантиментов вправил вывихнутое плечо, вскинул на лорда Сервелльда мутный от боли взгляд.

- С тех пор, как я узнал, кто ты такой, я искренне надеялся, что ты не трус. Если бы ты сказал все, что следует, на первом же допросе, это было бы удобно, но очень досадно. Есть такие долги, которые лучше платить в рассрочку. Так что сделай одолжение - молчи как можно дольше...

Понс вправил пленнику второй сустав. "Дан-Энрикс" конвульсивно дернулся и заскрипел зубами. Вряд ли в подобном состоянии южанин был способен понимать, о чем с ним говорят, но лорд Дарнторн, нисколько не смущаясь этим, продолжал:

- Могу себе представить, что ты сейчас думаешь... В свои семнадцать лет я был таким же идиотом, как и ты, и тоже верил в то, что ничего на свете не боюсь. В семнадцать лет все поголовно идиоты, и чуть ли не каждый третий не боится умереть - особенно если надеется, что о его смерти будут сочинять баллады. Но я не стану тебя убивать. Раньше хотел, но теперь точно знаю, что не стану. Я прикажу выколоть тебе глаза, отрезать уши и язык, сломать все пальцы на руках и сделать евнухом. А потом отошлю тебя к мессеру Ирему. И будь уверен, что об этом никаких баллад не сложат. Слишком это мрачно для застольных песен, и к тому же песни сочиняют о героях, а не евнухах.

Льюберт похолодел.

- О вашем подвиге в балладах тоже не споют, - хрипло ответил энониец. - Впрочем, поступайте, как сочтете нужным...

Льюберт подумал, что "плевать я на вас всех хотел" звучало бы немногим хуже.

"Может быть, у него был с собой люцер, и он успел проглотить пару зерен перед пыткой?" - промелькнуло в голове у Льюса. Но на дыбе энониец корчился на редкость убедительно - не приходилось сомневаться, что ему и в самом деле было больно.

И все-таки что-то с "дан-Энриксом" было не так. Внешне южанин не особо изменился, но это был не тот человек, с которым Льюберт дрался всего год назад. Дарнторн не отказался бы узнать, что с ним случилось.

- Чего ты хорохоришься, дурак? Лучше не зли мессера Дарнторна, а отвечай, что спрашивают, - буркнул Понс.

- Сомкнув уста, не наломаешь дров.

В пылу ли битвы, в холоде оков

Ценнейший среди всех моих даров -

Молчание, - насмешливо откликнулся южанин. Понс вытаращился на пленника.

- Чего?.. Что это за галиматья?!

- Ну почему "галиматья"? - Крикс явно вознамерился пожать плечами, но не смог и лишь болезненно поморщился. - Это стихи Алэйна Отта. Его ранняя баллада, "Три подарка Девы Озера".

На шее лорда Сервелльда вздулась толстая жила.

- Продолжайте, - резко приказал он Музыканту.

- Если лорду угодно, мы попробуем железо, - предложил палач, приняв у Понса толстые кожаные рукавицы.

"Не знаю, как там лорду, а мне угодно, чтоб ты сдох" - в бессильной ярости подумал Льюберт. Щипцы, железный прут и еще какие-то инструменты Музыканта давно нагревались на решетке, установленной в самой большой жаровне, и запах раскаленного металла доносился до Дарнторна так отчетливо, что впору было попросить у Фессельда его надушенный платок. Льюс обещал себе, что не станет отводить глаза и увидит все, что сделают с "дан-Энриксом", но это оказалось выше его сил. Когда отец кивнул, и Музыкант натянул свои рукавицы, Льюберт торопливо отвел взгляд. Он чувствовал, что даже под угрозой немедленной смерти не станет смотреть на то, что будет дальше. Вместо этого он с тупым удивлением уставился на руку лорда Дарнторна, лежавшую на подлокотнике резного кресла. Смуглая рука казалась расслабленной, как будто Дарнторн находился не в Кир-Роване, а в своей башне.

Льюберт ждал, когда "дан-Энрикс" закричит, но Меченый, по-видимому, твердо решил не издать ни звука... за что и поплатился. Когда Фрейн Фессельд противно захихикал прямо у него над ухом, Льюберт вскинул взгляд на пленника - и обнаружил, что южанин стоит на коленях, согнувшись в три погибели. "Дан-Энрикса" рвало.

- Жалкое зрелище, - презрительно сказал лорд Сервелльд. - Мэтр, прикажите, чтобы здесь убрали...

Энониец выпрямился. Он был очень бледен, мокрые от пота волосы липли ко лбу, губы казались синими.

- Может быть, хочешь что-нибудь сказать?.. - вкрадчиво спросил Музыкант.

- Хочу. Только не вам, - Меченый обернулся к Фрейну (Льюберт вздрогнул - ему показалось, что "дан-Энрикс" смотрит прямо на него). - Будь добр, отойди к стене, Фессельд. Видишь, меня тошнит от запаха твоих духов.

Фессельд издал нелепый звук - как будто подавился собственным хихиканьем. Лорд Дарнторн подался вперед.

- Шутишь, значит?.. Хорошо. Посмотрим, как ты посмеешься дальше. Продолжайте, мэтр.

- Хватит!.. - вырвалось у Льюберта.

Лорд Сервелльд обернулся в его сторону. Льюберту сделалось не по себе - он никогда еще не видел у него такого выражения лица. Но отступать, пожалуй, было уже поздно. Да и сколько можно отступать?..

- Отец, пожалуйста, достаточно. Может быть, это правда.

- Что?

- Что сестры ничего не знали.

Сервелльд Дарнторн неприятно рассмеялся.

- Они знали, Льюс. Но я смотрю, ты непременно хочешь, чтобы я дал Меченому шанс... Хорошо, будь по-твоему.

Лорд Сервелльд обернулся к Меченому

- Оставим старых дур в покое. Если я буду доволен твоими ответами, станем считать, что они в самом деле ничего не знали. Скажи нам - какие деревни вниз по Шельде поставляют провиант отрядам Родерика из Лаэра?..

Меченый посмотрел на Дарнторна исподлобья. И, конечно, промолчал.

Лорд Дарнторн снова рассмеялся.

- Видишь?.. Дело тут не в сестрах. Просто твой дружок пока не понимает, где он оказался и что его ждет. Ну ничего, мы ему объясним.

Льюберт почувствовал - еще немного, и он возненавидит родного отца.

- Разрешите мне уйти, монсеньор, - чужим от злости голосом произнес он.

- Иди, - помедлив, согласился Дарнторн.

Гвардейцы распахнули перед ним тяжелую дверь. Льюс не решился обернуться, чтобы напоследок посмотреть на Меченого. Крикс опять решит, что он сбежал. И будет почти прав. Почти.

"Я не могу устроить для тебя побег, - думал Дарнторн, шагая через двор. - Прости, но это выше моих сил. Но кое-что я все же сделаю..."