Волки

ГЛАВА II ОНИ РАСТУТ

Неожиданно налетевший, сильный ветер с дождем, срывал листья берез и осинника, прижимал к земле кусты и июльские травы. С прижатыми ушами, натыкаясь на встречные корни и стволы деревьев, волчата сбегались к вишневым зарослям. Мокрые душистые травы хлестали их по бокам, шиповник царапал острые, подвижные мордочки. В логове под выворотом старой осины, волчата сбились в кучу и с дрожью озирались на разыгравшуюся непогоду.

С тех памятных для волчицы апрельских дней, когда она спасла от людей свое потомство, волчата значительно выросли. Они очень походили на щенков овчарки. Но строение лба, узкий след лап, посадка хвоста и другие признаки говорили об их чистой породе волка. Еще больше проявлялась их волчья порода в ненасытности и жадности к мясной пище и повадке есть ее.

Они почти всегда были голодны и часто дрались. Причиной этих ссор обычно служила та пища, которую приносили старые волки.

Кто сильнее, злее, тот и был сыт. Он быстрее развивался и рос. Волчья порода не переносила слабых.

Жизнь волчьей семьи проходила в такой последовательности.

На двенадцатый день от рождения щенки прозрели. Они сосали мать до первых чисел июня, но волчица начала приучать их к мясной пище уже в месячном возрасте.

Первое время волчица, уходя на охоту (а ей скоро пришлось охотиться, так как Черногривый не мог один прокормить прожорливую семью), кроме материнского молока, приносила проглоченные, полупереваренные куски мяса и подкармливала детей отрыжкой. Потом волчата перешли на мясо, без его предварительной обработки. Наконец, мать стала часто приносить жертвы своей охоты в живом, полузадушенном состоянии и молодежь училась на зайцах, домашней и полевой птице волчьим хваткам и кровожадности.

В июне волчата уже расходились вокруг логова и самостоятельно ловили мелкую птицу, мышей, кузнечиков, жуков, ящериц, лягушек. Подрастая и развиваясь, приобретая навык к индивидуальной мелкой охоте, они уходили от гнезда все дальше и дальше, но всегда возвращались обратно. Здесь они ждали стариков с мясом, играли, ссорились, рыли земляные норки, возились с костями съеденных животных.

В первых числах августа произошел трагический случай. Один волчонок дымчатой шерсти, увлекшись разведкой, забрел от логова на значительное расстояние в осиновый лес. Был теплый, солнечный день. У кустов черемухи он натолкнулся на помет барсуков. Барсуки, обитавшие поблизости, как чистоплотные животные, исправно ходили к этому кусту. Волчонок обнюхал куст и побежал по набитой тропе. Он еще не знал этих животных и не ожидал опасности.

В это время старый барсук, после ночной охоты мирно дремал у центральной норы в гнездо на солнечном пригреве. Он заметил волчонка, когда тот уже подбежал к запасной норе гнезда и обнюхивал следы.

Старый барсук оглядел врага, прикинул его силу и с необычайной для него быстротой, бросился на волчонка.

Начался неравный бой.

У барсука был большой опыт смертельных схваток с врагами, сила и инстинктивное побуждение защищать гнездо. Волчонок же был растерян неожиданностью нападения, неопытен, но зато более подвижен. Они грызли друг друга, свиваясь в сплошном сером клубке.

Наконец, барсук выбрал момент и мертвой хваткой впился в горло волчонка. Вскоре все было кончено… Старый барсук разжал челюсти, взмахнул пушистым хвостом и победно хрюкнул. Припадая на одну ногу и потряхивая окровавленной мордой, он полез в нору.

Время шло. Однажды в средине августа волчица возвращалась к гнезду с молодой овцой на загривке. В полкилометре от логова, она сбросила ношу и чутко прислушалась. Затем закинула голову, и в сумерках вечера поплыл ее жуткий призыв… Выла она с определенными промежутками, каждый раз в конце опуская голову и заканчивая песню каким-то глухим стоном.

На второй призыв у логова послышалось ответное сбивчивое потявкивание прибылых волчат и короткие завывания переярков в стороне. Вскоре вдали, за ропаками, ответил своим низким гудением и Черногривый. Волчица продолжала выть до тех пор, пока волчата не подбежали к ней. С этого времени волчья семья каждый вечер, а часто и по утренним зорям, подавала голос. Волчица обучала волчат быстро собираться на ее призыв.

В конце августа беспалая волчица уже стала брать волчат с собой на охоту и обучать их искусству нападения на мелкий скот. А в сентябре старики вообще уже не носили мяса к гнезду, а вызывали и приводили молодых к зарезанному скоту.

Так росли и развивались, волчата, обучаясь волчьему искусству стариков. В октябре месяце они настолько возмужали, что могли уже самостоятельно охотиться и существовать.

Старые волки, в начале лета редко нападавшие на скот, осенью обнаглели и вместе с молодыми резали его без разбора, удивляя людей своей кровожадностью, смелостью и волчьей хитростью.

Раз в сентябре двоюродная сестра Коли Вихрева, Стеша, пасла колхозных овец. Подпасок Лёшка на березовом пне заплетал конец расхлопанного кнута. У его ног лежал кобель Полкан и, подняв одно ухо, наблюдал за работой хозяина.

Тихий пасмурный день был как бы напоен той раннеосенней тучностью и довольствием урожайного года, которые накладывают свой отпечаток положительно на все: и на спокойный ритм работающего невдалеке комбайна, и на отдыхающую упитанную отару овец, и на отдаленный шум колхозного тока, заканчивающего отгрузку золотистой пшеницы.

Овцы лежали. Стеша достала из мешка бурачок с молоком, вареную картошку, хлеб, огурцы, пироги и хотела уже позвать Лешку для совместного обеда, как вдруг шум поднявшейся отары и крик ягнят заставил ее вздрогнуть и быстро повернуть голову… Полкан, обгоняя Лешку, уже бросился к отаре, заливаясь злобным лаем. Какой-то серый клубок быстро разрезал отару пополам…

Это был волчий налет.

Операцию начал Черногривый. Разбив отару, он одну часть овец направил к высокому полыннику, а вторую часть скота погнал по степи. Полкан смело бросился за хищником. Лёшка с криком: «Волки! Волки!» — бежал за собакой. Затем Стеша увидела, как часть отары, добежав до полынника, в ужасе шарахнулась обратно, и там среди овец замелькали серожелтые поджарые фигуры волков… раз, два, три… много! Они короткими, стремительными бросками рвали овец.

Стеша бросилась к этой свалке, ее остановил неистовый крик Лёшки. «Полкан назад! Полканушка!»… Девушка оглянулась и увидела, как гривастый волк, гнавший овец по степи, вдруг круто повернул к догонявшей его собаке и они сшиблись… Затем волк крупными махами, в обход, бросился к полыннику, а Полкан исчез… Лёшка продолжал что-то кричать непонятное, и Стеша, повернувшись обратно, подбежала к полыннику.

Метрах в ста она увидела двух крупных убегающих волков с закинутыми на загривок овцами, а за ними и в стороне до десятка других зверей, поменьше ростом, следующих по тому же направлению, к ропакам.

Все произошло так неожиданно и быстро. В полыннике мучились четыре пораненных овцы и два ягненка. Стеша побежала к подпаску и нашла его над лежащим Полканом.

«Ох! как он его!»… Дрожащим голосом встретил ее Лёшка, показывая на собаку. Ему было очень жаль Полкана, и он наверно бы заплакал, но… побоялся Стеши. «Расскажет в деревне. Просмеют ребята».

— Как он его… — возбужденно заговорила Стеша. — Ты вон посмотри, что они там в полыннике наделали. Четырех маток и двух, ягнят порезали да двух с собой утащили. Чорт Черногривый! Он это с хитростью разбил отару. Загнал овец в полынник к другим на расправу, а сам собаку и нас в сторону отвел. Давай беги за овечками, они наверное к току подались, да скажи, чтобы выслали скорее лошадь за пораненными. А я побегу, заверну часть отары из степи. Вот где наказанье-то! Ну, что теперь скажем Ивану Ивановичу?..

И девушка громко заплакала. Теперь всплакнул и Лёшка, размазывая рукавом слезы по загорелому, веснущатому лицу.

Мертвый Полкан лежал на траве с вспоротым животом. Черным глазом он продолжал смотреть на хозяина и скалил окровавленную морду. Двойной удар Черногривого был страшен. У собаки была вырвана глотка и бок.

Лешка наклонился за брошенным кнутом. По широким лопухам забарабанил крупный дождь.