Волки

ГЛАВА I «ОСТРОВОК» В РОПАКАХ[1]

Конец апреля. Кучевые облака наплывают на солнце, и тени их бегут по земле, меняя краски. Ослепительно блестящие лед и вода озер неожиданно синеют; голые ветви берез резче впиваются в светлый фон неба и хмурятся; желтые, прилизанные травы лугов темнеют и маскируют неровность рельефа…

Широко раскинулись «ропаки» среди кустарников тала. Одинокие березы и осинник задумчиво смотрятся в весенней снежнице. Тихо в ропаках. Лишь изредка появляется с ныряющим полетом черный, красноголовый дятел, присаживается на осину и тогда в кочках разносится: глухой стук по дереву.

В километре от березовой рощи, среди ропаков, выделяется островок. Здесь сухо. В хрупких прошлогодних листьях шмыгают мыши, в мелколесье копошатся шумливые дрозды. В средине зарослей шиповника, на выбитой площадке земли чернеет отверстие норы. Это — логово волчицы.

Уже третью весну она занимает это логово, ежегодно выводя на просторы полей стаю воспитанных ею волков, таких же кровожадных как она.

Вокруг логова разбросаны позеленевшие от времени кости, рога и копыта животных, клочья шерсти и перья птиц. Высохшие отпечатки звериных лап, сплошные у логова, далее расходятся по островку набитыми тропами и теряются в ропаках…

С прищуренными от яркого света глазами и настороженными ушами, из логова показалась волчица. Ее широкий, влажный нос жадно втягивал воздух… Но ничто не говорило ей об опасности, и она затрусила по тропе к болотцу. Напившись, волчица вернулась к гнезду и стала чиститься. Худое, но мускулистое тело было покрыто линяющей зимней шерстью. Работая зубами и задними ногами, она долго возилась, выбивая паразитов и ослабшую шерсть. Плохо помогала правая задняя лапа, так как передние когти ее еще прошлой зимой были оставлены в капкане. Закончив чистку, она потянулась, коснувшись земли отвисшими сосками, и вернулась в логово. Привычный спертый, аммиачно-гнилостный воздух встретил ее.

Длина всей норы не превышала четырех метров. Углубившись вначале, нора выравнивалась у корневища и с легким подъемом заканчивалась вместительной лежкой. В углу на земле, перемешанной с вылезшей шерстью, в одной куче лежали шесть слепых восьмидневных волчат. Седьмой волчонок, отделившись от других, тыкаясь мордочкой, ползал по лежке. Волчица осторожно взяла его за шею зубами и, положив к общей кучке, улеглась.

Большеголовые щенки, такие беспомощные и слабые на вид, при появлении теплого тела матери энергично завозились и пристроились к соскам. Мать нежно лизала их…

Чутко прислушиваясь и беспокойно озираясь, волчица кормила щенков Она ждала волка-самца. Самец, сильный и неутомимый зверь, с черной полосой по затылку и хребту, напоминающей гриву, редко приходил с охоты без добычи. На промысел он выходил не только ночью, но часто и днем. Он исправно приносил самке мясо в этот период, когда она еще не могла оставлять щенков. Старая волчица боялась человека. Человек для нее всегда был страшен. При встречах, он всегда производил шум и часто появлялся там, где его и не ожидаешь встретить. По ночам он ограждался непонятным пугающим светом. Старая волчица испытала боль ружейных выстрелов и хватку замаскированных капканов, которые не поддаются волчьим челюстям и клыкам.

Инстинктивно она вообще не доверяла ничему, что было связано с страшным врагом-человеком. Этот страх перед силой и превосходством, даже при сильном ощущении голода, неоднократно заставлял зверя оставлять человеку мясо, добытое на охоте!

Вдруг уши волчицы уловили необычайное возбуждение в криках птиц, и она быстро вышла из логова. Пара ворон с громким карканьем кружила у своего гнезда над ропаками. Сидевшие у логова сороки, одна за другой отлетали на помощь воронам. Птицы могли так волноваться только при появлении опасного врага, неожиданного в этом глухом уголке. Волчица насторожилась… Ветерок относил звуки и запахи в сторону. Чутье, зрение и слух ничего не объясняли ей, но она, инстинктивно чувствуя опасность, прыжками пересекла островок и вбежала в ропаки. Осторожно приблизившись к шумевшим птицам с подветренной стороны, она зачуяла человека…

Их было двое. Они шли по волчьей тропе прямо к логову. Легкий ветерок со стороны людей донес до волчицы запах ружейной гари и железа. Необычайное волнение охватило волчицу. Шерсть на загривке поднялась, губы сморщились, обнаружились мощные клыки, и мускулы тела напряглись… Чувство материнства побуждало ее, в защиту щенков броситься на непрошенных пришельцев, а врожденный страх перед человеком сдерживал волчицу и давал волю инстинкту самосохранения.

Она затаилась в кустарнике и наблюдала. Люди шли молча. Местами они проваливались между кочками в грязь и тогда раздавалось громкое чавканье сапог. Когда они прошли мимо волчицы, она поднялась, бесшумно, как тень обошла их и побежала к островку. В гнезде она обнюхала щенков, лизнула их и выскочила обратно. Настороженные уши ловили шорох. Люди подходили к островку. Волчица снова бросилась в логово и через минуту вынесла в зубах одного щенка. Оглядевшись, кинулась в ропаки.

Отбежав метров на двести, она свернула к широкому кусту тала и положила свою ношу на сухие листья. Вернувшись обратно, волчица увидела людей уже у входа в логово. Один из них с ружьем стоял у отверстия норы, а второй, наклонившись к земле, рассматривал сухие отпечатки следов. Но вот люди о чем-то заговорили и пошли обратно к тропе. Вскоре они были уже далеко, и птицы провожали их с криком.

Волчица обнюхала площадку и пробежала по следу врагов до конца островка. Вернувшись, она перенесла всех оставшихся щенков в таловый куст и улеглась кормить их, чутко прислушиваясь к шорохам.

…Возвратившись с тушкой задушенной им собаки, черногривый самец не нашел семьи и с тревогой начал поиски. Вскоре он взял след волчицы, который привел к кустам тала. Волчица поднялась, ткнулась мордой в шею черногривого и с легким ворчанием, взяв одного щенка, побежала дальше через ропаки. Пробежав километр, она свернула к сухому мелколесью и в зарослях дикой вишни положила щенка. Так волчата все были перенесены в новую местность. Черногривый все это время не отходил от щенков и не трогал принесенную тушу собаки. Он с любопытством смотрел на возню щенков и терпеливо ждал.

Закончив переноску щенят, волчица вырыла ямку под вывороченным бурей обгорелым пнем старой осины, окруженным кустами вишни, и уложила всех щенков в новое гнездо. Затем она разорвала тушу собаки и с жадностью стала есть мясо. Черногривый лежал в стороне и подошел к остаткам мяса только тогда, когда наелась волчица.

…Яркое солнце скатилось за березовый лес. Тревожный день кончался.

Комсомолец Коля Вихрев освободился с работы только к 10 часам утра, так как его сменщик запоздал по какой-то причине. Ночью, подвозя к работающим на пахоте тракторам горючее и воду, он часто слышал волнующий свист утиных крыльев. Утки шли на озеро, освобождающееся от льда. Коля иногда останавливал лошадь, чтобы послушать эту музыку весенней ночи и по характерному свисту определял породы.

Сегодня надо пойти на озеро, разыскать старую лодку, отремонтировать ее и заняться в свободное время охотой на уток с чучелами. Охотой он увлекался уже несколько лет. Весной, осенью бил уток, косачей, зимой ставил капканы. Иногда получалось удачно. В прошлую зиму, например, он поймал девять горностаев и две лисицы, но волки?.. Волки ему не давались, а это была его мечта. Он часто видел их, изучал следы, ставил капканы, делал скрады, но осторожные звери обнаруживали его ошибки и выходили победителями. Волки не брали его приманок, обходили капканы, открывали его в скрадах и бесшумно исчезали. Иван Иванович, председатель правления колхоза, часто подшучивал над его неудачами и говорил: «Ну, подожди, Николай, вот осенью выпишем сюда областную бригаду по истреблению волков и ты поучишься у спецов обхождению с этим зверем».

А волки все больше наглели. За прошлую осень и зиму они похитили в колхозе две рабочих лошади, трех жеребят, тридцать овец и пять голов молодняка крупного рогатого скота. Кроме того, много скота, собак и гусей погибло у колхозников. Тяжелую дань ежегодно платили колхозники кровожадному зверю…

Быстро позавтракав, Коля собрал необходимые принадлежности.

«Ого! Ноша подходящая. Ну, Вася поможет». Мать, выпекавшая хлеб для колхозного склада, недовольно заворчала:

— Ты хотя бы поспал немного, ведь так изведешься весь!

— Ничего, мама, я приспособился спать на бочке, на ходу. Мерин старый, опытный, дорогу и свои обязанности знает, — отшучивался Коля.

— А вот и доспишь так. Опрокинешься где-нибудь, разобьешь бочку, тогда Иван Иванович запишет тебе за срыв работы трактористов…

Но Николай уже быстро шел к своему другу Васе. После ночного с табуном лошадей Вася крепко спал.

— Вставай, Васька, пошли на озеро, утки прилетели!

И вот они в поле. Пошли по направлению к озеру «Круглое», через березовую рощу, по кромке ропаков.

В лучах солнца купались жаворонки и их песни разносились над пробуждающейся землей. Пара чибисов, слетев с кочек болотца, угрожающе зашумела крыльями, налетая на парней. Вдали гудели трактора, а за упряжкой волов на пашне кружили грачи, вороны и галки.

— А хорошо как, Вася! Правда?

— Да… Скоро комары и мошки будут давать мне жизни в ночном! — проворчал Вася и добавил: — знаешь, Коля, сегодня ночью к моему табуну волк подходил, а у меня уж два ранних жеребенка есть, опасно…

— Ну, а ты что?

— Я обошел весь табун, зашумел, потом выстрел дал. Так и не видел его, хитрый!

Коля рассказал, как он зимой в навозных кучах скрад сделал и караулил волка. Был сильный мороз, коченели ноги. Часа в два ночи он увидел на снегу тень волка и подготовился к выстрелу, но зверь как растаял. Он вынужден был покинуть скрад и ушел в теплую дежурку дяди Федора. А тот, отпаивая его горячим чаем, шумел:

— Охотник!.. Волкодав!.. У матери, можно сказать, одна надежда, а он со здоровьем играет. Да волк-то тебя за версту услышит, А может и волка-то не было, поблазнило со страха, залазь на печь!

— Ну, не обидно ли, Вася! А утром я по следам установил, что всего было шесть волков и тот, который ближе ко мне подходил, на задней правой лапе не имел когтей. Зачуял он меня и повернул за кучу навоза. Ушел в узкую балку и увел с собой остальных.

Друзья вошли в рощу возле ропаков. Было прохладно. На сухие прошлогодние листья, из поврежденных веток, как крупный дождь, падали капли березового сока. Муравьи беспрерывно сновали по стволам. Местами они, до упоения набравшись сладкого сока, сидели с раздутым брюшком. У ропаков парни заметили тропу. Вдали виднелся островок. Тропа шла к нему.

Коля наклонился, но никаких следов не обнаружил.

— Да барсуки это, вон наверно там на островке у них и норы, — показал он рукой. — Давай проверим, время ещё есть, на озеро успеем. Если барсуки там живут, так возьмём их осенью капканами.

Вася согласился и они пошли. На грязи у ропаков они нашли хорошо отпечатавшиеся волчьи следы.

— Волки! — прошептал Вася.

— Ничего, давай дойдем до островка, проверим, что они там делают, — ответил Коля.

Между кочек ноги проваливались в грязь и невозможно было двигаться без шума. Перед островком на парней с шумом налетели вороны и сороки, гнезда которых чернели шапками на отдельных березах.

Но вот и островок. Тропа привела их к норе, вокруг которой были разбросаны крупные кости, рога, клочья шерсти… Все стало понятно.

— Волчье гнездо! — тихо сказал Коля и невольно направил ружьё в отверстие логова. Но зверей не было видно, и окружающую тишину нарушала только пара сорок, назойливо стрекотавших на осине. Вася посмотрел на засохшие отпечатки звериных лап и немного оробел:

— Пойдем, Коля, обратно! У нас и патроны-то с дробью, да сечкой… Пошли давай!..

Они быстро двинулись обратно и только в березовой роще заговорили полным голосом, обмениваясь впечатлением, перебивая друг друга.

Решили добраться скорее до села, зарядить патроны картечью, взять лопаты, пригласить с собой кого-нибудь из старых охотников и сегодня же раскопать нору.

— А вдруг там волчата! Когда они вырастут, то какой ущерб принесут, животноводству нашего колхоза… Да теперь и хорошо оплачивают за уничтожение волчьего гнезда!.. — оживленно говорил Коля. И парни размечтались о том, что они купят на полученную премию. Коля выбрал двухствольное ружье, а Вася двухрядную гармонь…

Часа через три группа охотников подошла к логову. Здесь опять было все также тихо, только стрекотали сороки, и ничто не говорило о присутствии волков.

Охотник Егор Васильевич встал с двухстволкой на изготовку, а Николай и Василий начали энергично раскапывать нору.

— Нажимай, ребята, нажимай, а то ночь захватим! — подбадривал парней Егор Васильевич. Ребята вырубили мешавшие корневища и вновь стали выбрасывать землю.

— Ну и дух здесь тяжелый! — заметил Вася.

— Да, а смотри нора сухая, здесь выше болота, — отвечал Коля.

Наконец, они добрались до лежки гнезда, но она оказалась пустой. Парни повернули вспотевшие лица к Егору Васильевичу и ждали его объяснения. Тот молчал…

Они обошли весь островок, обнаружили, что волк без когтей на правой задней лапе совсем недавно, сегодня, пил воду в болотце и ушел в ропаки. Но тут были свежие следы туда и обратно. Это было совсем непонятно.

— А волк-то этот беспалый, уже не тот ли, который тебя, Коля, зимой в навозных кучах заморозил? — догадливо спросил Вася.

Долго молчавший Егор Васильевич сказал:

— Это не волк, ребята, а волчица — след узкий… И мне кажется, что… она ещё не ощенилась и оба волка на охоте.

Коля энергично возразил.

— Но следы-то свежие только от волчицы, да и в гнезде лежка свежая, щенки были… Эх, вот областной инструктор все бы здесь расшифровал!..

— Ладно, инструктор… расшифровал… Айда, забирай шанцевый инструмент, пошли до дому! — обиженно заворчал Егор Васильевич.

Вася лукаво посмотрел на Колю и выпалил:

— Пропала твоя двухстволка, Коль!..

— И твоя двухрядка! — в тон ему ответил друг. И оба весело захохотали… Испуганные дрозды затрещали в мелколесье, а сороки воровато полетели на дальний березняк. Волнения тревожного дня нашли свой выход в этом задорном молодом смехе, далеко раскатившемся в ропаках. Егор Васильевич удивленно посмотрел на ребят и раскурил трубку…

В вечернем небе с цоканьем и хрипом протянул первый вальдшнеп.