Как греза бреда -- их охватили жалобные крики, вопли, стоны, зовы, рев скота, лай и вой собак. Казалось -- хаос этих звуков плывет с реки, от туч, от леса, от мутных волн, наполняет мир горестным голосом несчастья.
В разрыве туч мелькнул кровавый глаз луны на горизонте.
Тени стали острыми и резко черными.
В поток бушующей крови превратилась река, потерявшая берега свои. В мутных далях, -- всюду, -- метались волны. А ближе, -- там, где раньше был крутой высокий берег, теперь чернели улицею островки-крыши. На них толпились багрово-черные фигуры старух, детей, крестьян, плача, причитая, сражаясь с упором ветра взмахами рук. У крыш бились собаки, цепляясь с визгом лапами за скользкую солому. Лошади гулко били копытами в стены хат и, бессильные, отдавались теченью, чтобы погибнуть в бурных далях реки.
А на средине реки вздымались от ветра волны, как багровые головы водяных с бездумными глазами, и ветер -- точно волосы их -- тянул водяную пыль на крыши.
Темные лодки упорно ныряли от хаты к хате.
-- Скорей! Скорей! -- звучали с них крепкие голоса.
Вставали фигуры.
Протягивали сильные руки.
-- Скорей! Скорей!
И к ним тянулись дрожащие люди.
И на их голос с визгом плыли собаки, смотря из воды просящими и верящими главами.
Мокрые отряхивались в лодке...
-- Скорей!
Нагруженные дрожащими телами, спешили лодки дальше, бесстрашные пред ветром; с спокойной силой разрезали волны и смеялись в лицо чудовищам, поднимавшим вокруг седые головы...
-- Скорей... туда... к последним хатам! -- кричали с лодок Алексею Иванычу.
Лодка летела.
Вода льстиво пела и звенела у бортов и вдруг поднимала мутное лицо и обдавала тучею холодных брызг...
...На диске луны отпечаталось громадное дерево:
Вздрогнуло, описало дугу и с грохотом обрушилось в волны.
Его грохоту ответил стонущий крик:
-- Унесло.
-- Безумного... Степана...
-- Унесло...
За деревом, медленно крутясь, плыла крыша наполовину затонувшей избы. На ней метался и жестикулировал человек.
Алексей Иванович быстрым движением повернул лодку и стрелой помчался за избой.