Плясали багровые волны.
По берегам крутились деревья, сгибались, выпрямлялись. И луна все бежала, бежала в мутной мгле. Где-то с грохотом билась вода, проваливаясь в овраги, и ломала с треском деревья... и от рева ее дрожал воздух, и метались в нем тени из брызг и пены.
Фима встала в лодке.
И голос ее ужаса наполнил бушующую мглу:
-- А-ле-ксе-й-й...
Лодка, получив свободу, закружилась.
Как по громадному кругу побежало затонувшее село, и луна, и берега с темным лесом. Мутной тоской пропитались тучи, волны, дали, и в крики ужаса превратились вопли урагана.
-- А-ле-ксе-й-й...
Из багровых волн, кипящих и плачущих, -- еле слышно прозвучал знакомый и милый ей голос:
-- Сю-да...
Лодка наклонилась, повернулась, метнулась.
Фима крепкими руками втянула его в лодку, полубеспамятного. Уложила на дно... и, припав, заглянула в лицо его, смутное, точно чужое, печальное и невидящее.