Вольный Флот. К теплым морям. Том второй: "Под Флагом "Интернационала"

Глава 21. Затишье перед бурей

«Интернационал» держал путь в сторону Грандаталара. Там им предстояло высадить Лиссу и забрать человека Миледи. В отличие от Кала-Балиба, выросшего на торговле и стоявшего на крупном судоходном пути, Грандаталар был затерян в глубине островного лабиринта. В основном, такие колонии оставались маленькими и никому не интересными поселениями. Но в Грандаталаре был никель. Поэтому, несмотря на то, что грузовым судам приходилось буквально протискиваться через небольшие протоки, жизнь там кипела.

К тому же, эта колония одной из первых стала «самоуправляемой». Основанная выходцами из Аламенко, она долгое время была обузой, не представляя из себя ни военного ни коммерческого интереса для метрополии. Поэтому, власти легко согласились на предоставление местному губернатору самых широких полномочий, лишь бы тот прекратил требовать снабжения и защиты.

Как ни странно, это стало толчком к расцвету. В, тогда еще Талар, потянулись члены обедневших дворянских родов, недовольные тем, что в политике и общественной жизни больше стало ценится финансовое состояние, а не знатность. Талар же, в силу отдаленности, хранил еще дух «тех самых времен», да и вообще, в целом, в Островах люди владеющие клинком лучше, чем гроссбухом были в цене. Следом потянулись остальные недовольные — художники, религиозные и политические деятели, а также простой люд, решивший попытать счастья.

Никель тогда еще никого особо не интересовал, так что, первое время, главным доходом поселения, которое разрослось настолько, что без лишней скромности присвоило приставку «Гранд» были наемники. В Грандаталаре наладили производство всего необходимого — оружия, выпивки, и пороха. Сколоченные в ближайшем борделе наемничьи шайки уходили, чтобы вернуться с богатой добычей или же сгинуть. Потом тратили все до гроша и снова бросались в новую авантюру. Местные считали эти времена «золотыми» и вспоминали их с ностальгией.

А потом ученые выяснили полезные свойства металла, который горняки, копавшие медь, костерили почем зря. На Лионисе никелевых руд было кот наплакал, а ближайшее к нему месторождение промышленных масштабов находилось в Норосских или, как их называли местные, «Кузнечных» горах в глубине Залесья. То есть, проще было везти с Островов.

С началом работы шахт по добыче никеля Грандаталар начал богатеть. В метрополии было вспомнили про него, и намекнули, что снова хотят видеть под своим крылом, даже если для этого придется послать броненосцы, но, к тому времени, в Грандаталаре уже работали вовсю горнодобывающие компании разных стран, чьи правительства намекнули, что броненосцы есть не только у Аламенко, поэтому пришлось сказать, что пошутили. Благородные идальго были не особо довольны тем, что презренные торгаши добрались и до этих мест и только рекой льющееся в карманы здешних грандов золото заставляло их мирится с этим.

После доклада Ура о том, что никаких судов кроме рудовозов в бухте не наблюдается, «Интернационал» смело вошел в порт. Горнодобывающие компании, в отличие от торговых, на вольные суда смотрели сквозь пальцы — те не угрожали их прибылям, а администрации, в принципе, было все равно, кто к ним заходит, пока гости исправно платят портовые взносы и оставляют свои деньги в местных лавках.

Капитан торопился, поэтому основательный осмотр Грандаталара и сопутствующие этому беспорядки решено было отложить до следующего раза. Отпустив Багира с Михаем до местной свалки — им не хватало каких-то запчастей, чтобы наконец собрать машину, он, после небольших уговоров, все таки согласился прогуляться до музея, чтобы Лисса могла похвастать своим жилищем. Кроме него и дяди на берег собиралась Тайга — у Лиссы был обширный багаж, а Капитану тащить вещи было не по чину, и Принцесса. Та предложила Лиссе свою карту. Сперва просила денег, но потом согласилась на обмен.

— Я буду скучать… — Барабашка обняла Лиссу, делавшую финальный круг по каюте, чтобы убедиться, что ничего не забыто, — Снова одна останусь…

— Ничего… Думаю, ты найдешь, чем себя развлечь.

— Я не об этом… Ты умная — с тобой интересно…

— Это не я умная — это просто ты… — осекшись Лисса вздохнула, — Ладно. Мне приятно, что ты оценила. К сожалению, большинство людей это отпугивает. Я оставила несколько книг. Они с картинками — тебе понравится. И следи, чтобы Чума не прекращала чтение. У нее уже начало получаться.

— Спасибо… А я тебе одну штучку оставила…

— Эмм… Ну, наверное, тоже спасибо. Ладно — я не очень люблю эмоциональные прощания, тем более, что Вад торопит.

— Мы еще увидимся?

— Ну — где я живу, вы знаете, так что милости прошу. Можешь, кстати, посетить музей, если интересно. Я попрошу, чтобы тебя тоже взяли.

— Можно?!!

— Без проблем.

Лисса, взяв её за руку поднялась на палубу. Там все были уже в сборе. Подойдя к Капитану, она кивнула на Барабашку.

— Пусть Черри тоже с нами прогуляется. Ей полезно.

— Ладно… — Капитан махнул рукой, — Только пусть быстро собирается и накинет на себя что-то, чтобы у здешних глаза не повылазили…

Старый форт, где располагался музей, стоял на вершине скалы. Виды оттуда открывались живописнейшие, но дорога наверх была длинная и крутая, поэтому все быстро поняли, почему местные не особо часто сюда захаживают. Обливаясь потом Капитан забрался на площадку перед воротами и, пинком распахнув дверь, ввалился внутрь.

— Фурин! ФУ! СВОИ! — вбежав за ним рявкнула Лисса.

— Че!? — Капитан недоуменно обернулся.

Здоровенный лев, подкрадывающийся к нему с боку, увидев хозяйку перешел на игривый галоп и подбежав, чуть не сбил Лиссу с ног требуя внимания и ласки.

— Ох бля!

— А вы думали, я пошутила?

— Да не — просто не думал, что он прямо вот так вот бродит.

— Ну… Вот теперь вы в курсе. Знакомьтесь. Фурин — это капитан Вад. Его нельзя кушать. Он курит и тебе вредно так много жирного. Ну и, соответственно, капитан Вад — это Фурин. Единственный и неповторимый.

— Очень приятно… — буркнул Капитан, — Можешь его убрать, чтобы девки зашли?

Посреди двора лежали колоссальные обломки статуй. Лисса, начесывавшая Фурина по загривку, махнула в их сторону. Тот еще, раз обтеревшись об неё, запрыгнул наверх и принялся вылизывать лапу, всем своим видом показывая свое безразличие к прошмыгнувшим через двор гостям.

Лисса повела их через залы, которые раньше служили казематами для установки орудий. Как она говорила ранее, местные знатные фамилии имели свои персональные экспозиции, посвященные семейной истории. Там были выставлены картины, антикварная мебель, вещи, принадлежавшие особо отличившимся предкам. Кроме этого, тут были отдельные залы посвященные истории колонии в целом и быту её обитателей. На нижних этажах были собраны образцы туземной культуры и декоративно-прикладного искусства, а также все, касательное Островов, в целом. Сюда посетители доходили значительно реже, хотя всем именно эта часть казалась особо интересной. Еще ниже, в подвалах, были запасники.

— Вот, дядя, посмотри, — Лисса подвела Доктора к рабочему столу затерянному посреди этого хранилища, — Моя реконструкция статуи. Я вылепила из глины копии тех четырех колоссов во дворе, убрав то, что мне кажется более поздней доработкой. Они неплохо стыкуются. Только непонятно, что это изображало. Возможно не хватает еще каких-то кусков.

Доктор принялся задумчиво крутить глиняные кусочки, примеряя их то так, то так. Принцесса с Тайгой рылись на полках думая, что же попросить за карту. Капитан же просто бродил вокруг, не зная чем заняться. На глаза ему попалась старая шляпа с пышным пером. Примерив её, и взяв из бочки в углу саблю, он подошел к большому зеркалу в резной раме и и посмотрел на себя.

— Нда… Маловато будет… — сняв шляпу он повесил головной убор на место, — И сабля как игрушечная…

— Посмотрите вот это…

Лисса поманила его к себе и показала на высокий шкаф. Наверху Капитан обнаружил огромных размеров абордажную саблю. Клинок шириной с его ладонь и длиной больше метра был сделан из сварного булата и вмонтирован в соответствующих размеров эфес. Восхищенно взвесив оружие в руке, Капитан осторожно, чтобы не порушить все вокруг, взмахнул им.

— ВОТ! Вот такое бы мне тогда! В рукопашной! Это чье?

— Ничье… Эта сабля так и не дождалась своего владельца.

— В смысле?

— Я не знаю всей истории. Когда-то давно её заказали у одного местного оружейника. Но так и не забрали. Видите — она не окончена. Нет ни узоров, ни украшения на ножнах. Мастер хранил её до самой смерти, поскольку заказ был оплачен вперед. Потомки пытались продать, но не нашлось никого, кому бы она пришлась в пору. Потом сдали сюда.

— А мне вот — в самый раз. Сколько стоит?

— Ну… Раба-мулата просить поздно, так что давайте, сколько вам не жалко.

Капитан выгреб из кармана десяток золотых ореолов и высыпал их в руку Лиссы.

— Пойдет. Забирайте…

Благодарно кивнув, Капитан еще раз побаюкал оружие в руке и принялся прилаживать ножны к портупее. Из-за стеллажей вышла Принцесса неся в руках черное шелковое чжунское платье.

— Вот! Мы можем обменяться на это?

— Хмм… У вас хороший вкус… Я его, признаться, откладывала для себя… Но случай надеть так и не представился. Ладно — согласна.

Принцесса, аккуратно свернув платье, спрятала его, потом достала из внутреннего кармана карту и, поколебавшись, отдала.

— А зачем она тебе? Что за интерес?

— Это — настоящая пиратская карта сокровищ! Подлинная! В отличном состоянии!

— Музейные дела, в общем…

— Да. Сформулируем это так…

Согласно кивнув Лисса, хотела было сказать, что все дела тут закончены, как увидела Барабашку. Та нашла полку с корсетами и теперь увлеченно в них рылась.

— Тебе они нравятся?

— Ага! На тебе очень симпатично смотрелось. Хочу померить.

— Не уверена, что тут найдутся твои размеры. Я имею ввиду грудь, а не талию, разумеется. Хотя есть модели которые до груди не доходили…

Порывшись на полке Лисса нашла несколько подходящих моделей, примерила на Барабашку и затянув шнуровку отошла на пару шагов, чтобы посмотреть как все это выглядит.

— Ну как?

— Здорово! И вперед не так сильно клонит! — радостная Барабашка крутанулась перед Капитаном, — Мне идет?

— Ну… Ниче так… — Капитан склонил голову как умная овчарка, — Антоха заценит.

— Думаете?

— К гадалке не ходи. Вы закончили?

— Почти… — Лисса еще немного поддернула шнуровку, — Ну что? Дядя поглощен загадкой, так что предлагаю его оставить пока тут и подняться ко мне. Я вам похвастаю своим жилищем.

Под жилье Лисса приспособила себе башню форта. Внутри было довольно уютно. И много книг. Под книгохранилище была отдана даже винтовая лестница ведущая на верхнюю площадку. Капитан не смог удержаться и, поднявшись, осмотрел округу.

— Красотища-то какая! Лепота! Да — теперь понимаю, почему тебе эта должность нравится. Живешь в таком месте, сидишь на антикварных мебелях, спишь на кровати с балдахином и тебе за это еще и платят.

— Ну — я не жалуюсь. Хотя с вами мне, конечно, тоже понравилось.

— Мы еще зайдем как время будет. Постараемся, во всяком случае.

— Буду надеяться. В любом случае — впечатлений хватило. У меня есть новые книги, я слегка развеялась в личном смысле, так что пока, все вполне неплохо. Вы хотите выпить? У меня тут есть кое-что.

— Даже это в музей сдают?

— Представьте себе. Некоторые прячут от жен. Или от соблазна выпить раньше времени и забывают. Потом это нахожу я. Собрала небольшую коллекцию.

— Ну пошли…

Спустившись обратно, Лисса извлекла из серванта фужеры и долго и придирчиво перебирала бутылки.

— Предлагаю тост — за мое возвращение домой…

Капитан поддержал тост, долго смаковал вино. Потом вынес вердикт: «Ниче так… Кисленько…», и обернулся услышав стук в окно. С наружной стороны к ним заглядывал Ур.

— Че такое?

— Товарищ Капитан — докладываю. Пришел человек от Миледи. Некий Массах. Обмен условными парами «пароль-отзыв» был успешен. Разместили его в пассажирской каюте.

— Ну хорошо… Ты только за этим сюда явился?

— Никак нет! — Ур бочком подобрался к Лиссе, — А можно льва глянуть?

— Ты никогда не видел львов?

— Не доводилось.

— Пойдем. Только не знаю, как он на тебя отреагирует…

Непредсказуемо отреагировали оба. На Уре вся шерсть встала дыбом, хотя было видно, что он всячески сопротивляется этому древнему рефлексу. Фурин, никогда не видевший ничего подобного, тоже опешил и, походив вокруг, решил, что за этим шерстяным шаром с выпученными глазами лучше наблюдать из укрытия.

— Ну и как тебе родственник?

— Выглядит… Внушительно… — Ур наконец привел шерсть в порядок и принялся кругом обходить камни, — Это самец?

— Да.

— Ага — то есть, вот это вот у него на голове и есть грива? В учебке инструктор постоянно называл нас «львами тушоночными». Просто на теле форма, под ней мех приминается, а на голове и шее — нет. Поэтому, когда в казарме раздевались — очень похоже получалось.

— А почему «тушоночные»?

— От нагрузок, по началу, всегда жрать охота. Поэтому потрошили пайки из «тревожных ранцев», вытаскивали оттуда консервы и жрали. Это называлось: «Львы охотятся на дикую тушенку.»

— Весело у вас было…

— Ага. Я когда, потом, на новобранцев смотрел, прям представлял, как с нас командиры веселились… — увидев, что Фурин решил таки узнать его поближе, и начал подкрадываться, Ур немедленно катапультировался вверх на край стены, — Так… Ну его нахрен. На льва я, походу, насмотрелся — пойду музей гляну …

Лисса, довольная тем, что её питомец производит впечатление, благосклонно кивнула и вернулась в башню. Доктор, поняв, что остался в одиночестве, поднялся к остальным, все еще держа глиняные копии в руках. Увидев Лиссу, он поставил их на стол и, подперев один из кусков, бокалом, гордо показал на это рукой.

— «Вот. Похоже, что не хватает большого куска и много мелких, но, кажется, ты была права. Судя по всему, это часть свода какой-то богато украшенной арки. Высоту определить затрудняюсь, но в ширину она была явно не меньше двадцати метров.»

— «Не похоже на работу монго.»

— «Именно! Я бы советовал продолжить изыскания. Возможно, остальные обломки еще в земле. Или на дне.»

— «О! Вы слишком хорошего мнения о местных. Хотя, думаю если губернатор узнает, что у нас тут, когда-то, возвышалась двадцатиметровая арка, то он может даже объявить награду за остальные обломки. Тщеславие отдельных личностей иногда бывает на пользу науке.»

Лисса замолчала, выжидательно глядя на Доктора. Тот непонимающе развел руками.

— «Это все, что ты хотел сказать?»

— «Ну да — без остальных обломков…»

— «Я имею ввиду, что вы сейчас уйдете и неизвестно, когда мы встретимся вновь. Никакого родственного наставления? Напутствия?»

— «О! Извини! Я не думал, что тебе это нужно. Обычно, ты весьма резко реагируешь на такие вещи.»

— «Ну — вы не такой, как остальная родня. Пару нравоучений от дяди, который находится в розыске и ходит на вольном корабле, я могу принять.»

— «Серьезно? Ну тогда… Будь осторожна. Я правда переживаю за то, что ты тут одна. Твой лев может защитить тебя далеко не всегда… И рация. Найди, купи, укради рацию. И зови нас, если что-то случится. Мой брат надеялся только на себя — не повторяй его ошибки. Позвать на помощь — это не слабость. А вот не позвать, когда она тебе нужна — очень большая глупость которую, зачастую, делают даже очень умные люди.»

— «Вот это…» — удивленно выдохнула Лисса, — «Это действительно было полезно. Я подумаю над вашими словами.»

— «Подумай…», — Доктор сунул руку в карман и достал оттуда «Люгер», — «Держи. Я хотел подарить его твоему отцу, но не успел… Девять миллиметров — хорошая останавливающая сила. Гораздо лучше других пистолетов, особенно карманных. Целься в середину груди.»

— «Спасибо… Я, обычно, держу заряженный мушкет, но, думаю, это будет получше. Мне нравится. Довольно элегантный. Надо будет попрактиковаться…»

— «Еще раз — береги себя…»

Доктор отошел уступая место Капитану. Тот по медвежьи потоптался не зная, что сказать.

— Ну… Я не все понял, что Ганс сказал, но про рацию понял. Я тебе оставлю координаты для связи… Радейки свободной нет — уж невзыщи…

— Я что-нибудь придумаю.

— Придумай. Мы еще зайдем, как нибудь. Может для музея твоего чего найдем…

— Я буду рада вас видеть…

— Ну не знаю, что еще сказать… Лев у тебя интересный. И, вообще, неплохо устроилась.

— Прощания — это не ваше.

— Не мое… — развел руками Капитан, — Вон с Черри обнимись, а то у нее глаза не мокром месте. А я пока Ура найду. Нам пора уже…

Проводив их Лисса, грустно вздохнула, поднялась на башню, чтобы понаблюдать как «Интернационал» отдал швартовы и скрылся вдали, взяла недопитое вино, открыла сундук с книгами и начала задумчиво из перебирать. В дверь требовательно поскреблись. Запущенный внутрь Фурин покрутился, принюхиваясь к оставшимся после гостей запахам, и развалился на ковре. Лисса сходила убедится, что ворота закрыты, потом переоделась в домашнее и, погладив его, села рядом, привалившись к теплому боку.

— Ох… Ну ладно… Все хорошо в меру. Теперь мы снова одни…

Фурин, в ответ, смачно зевнул, потом, устроившись поудобнее, потолкал хозяйку лапой, чтобы она не забывала его чесать.

«Давно я вас не видел..» — в глазок Старпом выглядел спящим, но когда Магистр Якобус открыл дверь, он уже стоял, небрежно облокотившись на решетку и насмешливо смотрел на него.

— Полагаю, у вас ко мне какой то вопрос?

— Я пришел предложить вам сделку. Признайте на суде, что вы Ересиарх, выдайте мне компромат на Предвозвестника Кингхолдского и, взамен, я гарантирую вам куда более комфортное помещение, табак, алкоголь и женщин.

— Будущий предвозвестник предлагает врагу веры сделку против брата по вере… Да — веская причина… Кстати, как поживает Ментор Аргус? Судя по тому, что он больше не появляется, вы не очень хорошо восприняли его идеи.

— Не его идеи, а ваши. Ментор Аргус умен, но наивен. Вы использовали его принципы чтобы, манипулировать им. Мне пришлось ограничить его в общении и перемещениях, дабы он не натворил глупостей.

— Понятно… А я его предупреждал…

— Оставим это. Что насчет моего предложения?

— Мне пока и тут неплохо.

— Это пока. Заключение больше угнетает не тело, а разум. Посмотрим, сколько вы сможете выносить одиночество…

— Не забывайте Магистр… — Старпом недобро улыбнулся, — На крайний случай, у меня всегда есть выход… И когда я снова окажусь на свободе, вы все пожалеете, что на свет родились…

Ничего не ответив Магистр вышел.

Деревня “Корзиновка” была названа так из-за того, что её население почти поголовно занималось плетением корзин из обильно растущей по берегам реки Большовки лозы и продавало их на ярмарке. Спрос на них был и поныне, только теперь старичка Язькина с подводой, в которую была впряжена смирная кобыла, заменил его правнук на тарахтящем мотоцикле с коляской, переделанной в грузовой кузов, а ярмарку — станция в пятнадцати километрах, на которой, едущие из столицы дачники, охотно раскупали прочные и легкие корзины местного производства.

Так что, каждое утро, Язькин “Мелкий”, прозванный так потому, что прадеда называли Язькин Старый, деда — Язькин Старший, а отца — Язькин — Молодой, загружал свой мотоцикл корзинами, плетеными вазочками, абажурами и прочим продуктом местных умельцев и мчал на станцию, дабы успеть к первому поезду. А уже в полдень возвращался пустой и, припарковавшись у ворот дома, садился на лавочку подсчитывать прибыль и раздавать односельчанам их долю.

— Итого, Матрена, твоих три с полтиною…

— Сыпь… — Матрена, сидевшая рядом на лавке и, в компании других старух чистившая лозу, оттянула карман на фартуке, — А полтину себе оставь. Я у твоей мамки молоко брала. У меня-то Маруська отелилась — ей самой надоть…

— Сча пометим… — высунув язык от усердия, Язькин нацарапал карандашом цифру в блокноте, — Эх… Хорошо выходит. А если Гаврилыч намастрачится, таки, кресла плести…

— Намастрячится — куды денется… Что — часто спрашивают?

— А то! Что дачнику еще делать? Сидеть в кресле, да птичек слухать. Хорошая у них жизнь!

— У тебя тоже не плоха. С утра моцоцикл свой завел, пол дня в теньке посидел, потом обратно приехал и с обеду свободен.

— Ага — свободен! Сча батя поймает — огород полоть заставит!

— Ничо — не переломишься. Батя твой свое отработал. И ногу на войне оставил. А все равно, как утро, так он по хозяйству хлопочет. И моцоцикл тоже евойный. Ему его выдали, чтобы он по дохторам катался, а ты на ем корзины возишь.

— Так ваши же корзины!

— И шо? — Матрена взмахнула пучком очищенных прутьев намекая, что Язькин-Мелкий еще достаточно мал, чтобы получить по заднице, — Один хрен бестолочь — скорей бы в армию забрали! Мож там уму разуму научат.

Их препирания прервала появившаяся на дороге машина. Проводив взглядом черный САЗ который, переехав через мост, сперва остановился перед воротами, а потом заехал внутрь, жители Корзиновки переключились с моральных качеств Язькина-Мелкого на более интересную тему.

— Зачастили… Ездют и ездют. Никитишна — че там? Сын ниче не сказывал?

Сын Валентины Никитичны служил в каких-то жутко секретных войсках, и через это она считалась более сведуща в гостайнах, чем остальные. Репутацию надо было поддерживать, поэтому небрежно поправив платок та тоном, которым говорят с дураками не знающими очевидных вещей, фыркнула: “Дачи там профессорские. Сто раз уже сказывала.” Остальные посмотрели на ворота, возле которых стоял не ВОХРовец с карабином, а настоящий автоматчик, потом снова на Никитичну. Верить, что там, на территории между Большовкой и вытекающей из неё, а потом снова впадающей Меньшовкой, просто дачи, никто не хотел.

— А чеж их сторожат-то так? — с подозрением поинтересовалась Матрена, — Я давеча грибы собирала, к забору подошла, да тот солдатик на меня так рявкнул, что я чуть прям там не преставилась.

— А потому и сторожат, что ежли не сторожить, то ты по грибы, другой по ягоды, Язькин со своими корзинами заявится. А там такие умищи отдыхают, что каждое слово — на вес золота.

— И че мы им — мешаем что ли?

— А то нет! Там мож профессор новый закон природы почти придумал, а тут ты на Язькина орешь, Маруська твоя мычит, Гаврилыч к нему со своими разговорами лезет. И все — пропало открытие!

— А я вкруг через Хворостинки, ездил за Меньшовку, — похвастал своей осведомленностью Язькин, — Так там, с дерева, видать, малеха, здания большие, как в городе. А еще я девчонку видал. Сама бледная, а волосы синие. На меня смотрела.

— Так-то — пансионат. Места у нас хорошие, воздухи свежие. Вот там и построили, рядом с дачами, пансионат для детишек хворых. Сам же говоришь — бледная.

— А чем она хворает, что волосы синие?

— Да кто-ж знает? Мало что-ли хворей на свете? Небось, потому, в тот пансионат и определили, чтоб к профессорам поближе, которые эту хворь изучают…

Никитична, довольная тем, как сумела сплести все факты в одну версию, гордо вздернула голову и взяв новую охапку прутьев принялась орудовать ножом.

Гущин ждал Пастухова у машины. Увидев бывшего шефа, он шагнул вперед пожимая ему руку.

— Лично за вами приехал.

— Да не стоило. У тебя там, наверное, дел накопилось.

— Потому и приехал. Я то думал, что у зама полно забот. Мол вы сидите, на меня всю рутину скидываете, а сами, в мыслях о высоком, чай пьете. А как сам в то кресло сел, так прям не знаю, за что и хвататься. Всем что-то надо, каждый час новые сведения, задачи раздать, документы просмотреть, каждому сказать куда бечь, куда волочить, кого волочить, а кого бросить. Голова разрывается. Зато понял, почему вы совещания по важным вопросам на ночь глядя всегда назначали. Днем сосредоточится не дадут.

— Ничего — привыкнешь…

— Привыкну — куда денусь. А, пока вот, смалодушничал. Узнал, что вас Матренин отпустил и решил сбежать ненадолго. Ну что — как вы тут?

— Да по разному. С одной стороны — до сих пор не отпускает. С другой — отдохнул немного. Мысли в порядок привел. Ты уж извини, что в курс дела ввести не смогу…

— Сможете. Матренин дал на вас “гарантию”. Полную. Голову на плаху кладет. Так что, может, рано вы на пенсию?

— Матренину-то я верю… — Пастухов вздохнул, — Себе уже нет. А без такого доверия я не работник…

— Не пугайте меня. Давайте, для подъема настроения, я вам новости хорошие расскажу.

— Тогда пошли прогуляемся. Хорошо тут..

Махнув водителю подождать, Гущин пошел за Пастуховым по дорожке.

— В общем, Семен Николаевич поговорил кое с кем и пробил реконструкцию личности этому Полозкову. Иван Демидович, конечно, себе уже все волосы на голове выдрал и за бороду взялся, но, как выяснилось, дело стоящее. Матренин Полозкова чуть ли не под микроскоп засунул, или что у них там, и нашел, таки, какую-то связь вовне. Отследив которую удалось обнаружить такое, что весь Институт сейчас бегает как растревоженный муравейник.

— Настолько серьезно?

— Да. Я почти ничего не понял — Матренин окончательно на высокий научный стиль перешел, но судя по тому, что я разобрал, там настоящая “комната трофеев”, как у серийного убийцы.

— В каком смысле?

— Сотни тысяч личностей. Личность Полозкова оттуда удалось выдернуть. Она, конечно, пережила основательный распад, но Матренин говорит, что имея хотя бы это, восстановить его теперь — вопрос техники. Они надергали кучу всего с родственников и знакомых, и собираются вернуть обществу полноценного человека, гражданина и инженера. Реабилитация, само-собой будет долгой, но, думаю, после всего пережитого, это пустяки. Так что порадуйтесь за соседей.

— Это действительно хорошая новость… А с моим наследством как? Продолжили работу?

— Да. И перспективы там есть. Но вы же не хотели, чтобы я при вас текучку обсуждал? Хотя, напоминаю про “гарантию”.

— Не надо. Раньше тоже гарантия была. Я верю, что у вас там все под контролем, а большего мне и не надо. Ладно — поехали уже.

— Так быстро? Может еще погуляем?

— Зря ты признался, что отлыниваешь, — усмехнулся Пастухов, — Думаешь я в отставку подался, так теперь меня можно не боятся? Не брат. Я тебе даже так спуску не дам. А если серьезно, то Лида, наверное, извелась уже вся. Домой хочу поскорее…

Старухи на лавке замолчали, глядя на остановившуюся возле них машину. Задняя дверь открылась и оттуда вышли двое мужчин. С виду, возрастом они были не сильно старше Язькина-Молодого, но у одного виски уже были посеребрены сединой, а второй был белый как лунь.

— Мать… — спросил седой оглядывая развешенные на заборе сплетенные корзины, — А за сколько отдадите?

— А вам куды? — осторожно поинтересовалась Матрена, потому, что на секунду ей показалось, что глаза седого смотрят ей прямо в нутро, — По грибы, али для красоты?

— Жену хочу порадовать. Сто лет уж с ней никуда не выбирались. Думаю вот, по лесу прогуляться. Мне небольшую — грибники мы с ней те еще.

— Ну тогда вот эту. Ежли для супруги. Чтоб таскать не устала.

— Давайте… — седой взял корзинку, покрутил, помял проверяя как пружинит и повернулся к спутнику, — Пал Палыч — займите? А то разбаловала меня ведомственная столовка — совсем деньги с собой перестал носить.

— Да пустяки. Считайте, что подарок.

— Нет — вы от меня так дешево не отделаетесь, — седой добродушно усмехнулся и еще раз повертел корзинку в руках, — Я значит, Алексею Григорьевичу, по полтинику скидывался, а вы решили корзинкой обойтись? До дому доберусь — отдам.

Посмеявшись, они сели в машину и уехали. Никитична назидательно подняла палец вверх.

— Что я вам говорила? Академики! Вежливые! По имени отчеству все время, в ведомственной столовой кушают, аж деньги не нужны…

Все присутствующие согласно покивали и вернулись к работе.

Пофыркивая двигателем, «Ёж» пробирался между островами. Тут было слишком мелко, чтобы сюда совались крупные суда, но с его осадкой он без проблем «срезал» путь, заодно заходя в небольшие рыбацкие деревушки и мелкие поселения. Ориентироваться было тяжело и Бьернсон изначально серьезно сомневался в своей способности не заблудиться нахрен, но к счастью, с ним был Слободан который не врал, что карты и курсы — это прям его.

За четыре дня они раскидали почти всю почту, попутно присматривая себе место, где можно было бы пересидеть шторма. В принципе, они забрались достаточно глубоко, чтобы волны с ветром особых проблем бы не доставляли, но хотелось что-то такое, чтобы не просто пересидеть, а с комфортом.

Последним пунктом назначения была Гарбарука — торговый форпост, названный так в честь Уасана Гарбаруки по прозвищу «Везет Три Раза». Первый раз Уасану повезло, когда он успел заметить пиратское судно раньше, чем оно его. Второй раз — когда, укрывшись в островном лабиринте, он наткнулся на заброшенную колонию времен парусного флота. Колонисты успели построить несколько добротных зданий, которые он использовал для основания фактории. Ну а третий — когда Севионская торговая компания, искавшая пути расширения своего влияния, купила его предприятие за кругленькую сумму.

«Ёж» ввалился в бухту в темноте, поэтому, только отдав швартовы, они разглядели прямо под боком колониального инспектора.

— Седые яйца Вотана… — выругался Бьернсон, — Этого еще не хватало…

— Что такое? — не понял Обмылок.

— Мы — вольные. А эти корабли предназначены для того, чтобы нас гонять. Слободан — то, что мы почтальоны нам точно поможет?

— Должно. Тем более, что это «Старый Ублюдок».

— Это что еще за хрень?

— Ну как тебе объяснить?

….

«Старый Ублюдок» был, в каком-то смысле, легендарным кораблем. Он носил много названий и был много чем. Его несуразный силуэт с низкими бортами и большой надстройкой, придававшей этому плавсредству сходство с ребенком-гидроцефалом, заставлял всех уважающих себя моряков натягивать головной убор на глаза и цедить сквозь зубы: «Фу-у бля…». Построенный в качестве самоходной баржи-рудовоза, «Старый Ублюдок» к началу войны успел сменить не один десяток хозяев, последний из которых крупно задолжал и, оставив судно в качестве залога, подался в бега. В связи с началом боевых действий, болтавшуюся без дела баржу реквизировали, быстро подлатали и превратили в десантный транспорт, которых остро не хватало.

Военные моряки, оценив вероятность добраться на этом деревянном гробу до берега под вражеским огнем как нулевую, покрутили пальцем у виска и переклассифицировали его сперва в судно снабжения, а потом в плавказарму. На палубе поставили огромный сарай, над которым возвышалась похожая на курятник ходовая рубка и пару помостов с противоаэропланными орудиями. Таким образом, проболтавшись на приколе у берега увешанный выстиранными обмотками, «Старый Ублюдок» благополучно пережил войну и, вместе с излишками военного имущества, был выставлен на продажу. Приобретенный по цене лома, он в очередной раз был переклассифицирован, на этот раз в “колониальный инспектор”, и поставлен на страже интересов Севионских торговцев.

Капитаном на него был назначен Джон Олби, более известный во всех портах от Лонга до Балибассы, как «старина Джон». Руководители Севионской торговой компании были искренне уверены, что офицер Экспедиционного Флота Его Величества сможет компенсировать недостатки корабля. Но Олби наоборот — органично их дополнил. Он не был пьяницей или картежником, хотя обожал и то и другое. И не был трусом, как болтали про него злые языки. Он был жизнелюбом. И совершенно не планировал героически сложить голову за интересы нанимателя.

Так что, когда выйдя на мостик выпить вечернюю чашку кофе под хорошую сигару, Джон увидел швартующийся прямо напротив вольный корабль, он сперва хорошенько потер глаза надеясь, что это от избытка хереса. А потом не придумал ничего лучше, чем с вежливой улыбкой отсалютовать руководящему швартовкой коллеге чашкой. Потому как ну его нахер этих бъернхельмцев. Никогда не знаешь, что может их спровоцировать. Бьернсон кивнул в ответ и тоже сделал вид, что так и надо.

….

Тем временем, в каюте, Обмылок лихорадочно перебирал документы, которые забрал у Пратта.

— Ты чего задумал? — поинтересовался Брава.

— Севионцы… Пратт же работал на них?

— Да. Стоп… У тебя его бумаги? Откуда?

— Э… Как бы тебе сказать?

— Ты его грохнул?!

— Нет! Конечно нет! — замахал руками Обмылок.

Был соблазн сказать: «Да — пристрелил как собаку, когда он решил меня шантажировать», но он вовремя одернул себя. Брава и остальные не любили Пратта, но проверять настолько ли, чтобы оценить его убийство, не стоило.

— Я их… Купил!

— У Пратта? Он продал тебе свои документы?

— Нет. У одного оборванца на улице. Должно быть, он его ограбил.

— А самого Пратта ты видел?

— Нет. С тех пор как я ушел — он мне на глаза не попадался. А что?

— Он бюрократ до мозга костей. И за бумажки эти жизнь бы отдал… — Брава взял один из документов, — Смотри — тут, как будто, кровь…

— Не знаю… Я тут не при чем… — Обмылок развел руками, стараясь выглядеть максимально невинно, — Просто увидел их и решил, что вдруг представится случай вернуть… Но пришлось валить…

— Ты тогда сказал, что тебя тоже ограбить пытались… Светанул деньги когда покупал?

— Да! Точно! Именно после этого меня и пытались грабануть! Только я, после Аргесаеванны, всегда начеку… А! Ты же не в курсе… Бьернсона спроси — мы с ним тогда пиздец как попали.

— Он че-то рассказывал… — кивнул Брава, — А что теперь хочешь делать?

— Да вот думаю — вы же потом штормовать идете? Че мне — с вами торчать? Не — не пойми меня неправильно… Вы ребята веселые. Но меня эта жизнь корабельная уже достала. Денег у меня много, документы на руках, тут этого Пратта никто не знает…

— Решил себя за него выдать?

— А почему нет? — Обмылок вопросительно развел руками, — Скажу, что я служащий их компании, чудом спасся после крушения, попрошу себе чистую комнату, перештормую в комфорте, а потом тихо потеряюсь.

— Как знаешь. Только «Пратт» — нихрена не гюйонская фамилия. Как ты свой акцент объяснишь и вообще возраст?

— Да как будто тут будут сильно придираться…

Собрав вещи, Обмылок выбрался на палубу. Там Бьернсон и Тролль наблюдали, как Слободан объясняет служащему компании, что они почтальоны и им нужно, чтобы кто-то расписался за доставку.

— Че такое?

— Да не нравится мне это все… Походу решают, что с нами делать. Капитан «Ублюдка» в драку не рвется, но эти чинуши хотят нас задержать до выяснения.

— Сейчас порешаем…

Насвистывая, Обмылок подошел к служашим и, подмигнув Слободану, протянул им документы.

— Колди Пратт. Экспедитор Севионской торговой компании. Мое судно потерпело крушение. Добираюсь до местного офиса, чтобы отчитаться. А у вас проблемы?

— Нет, господин… — служащие переглянулись, — Просто это судно…

— Оно почтовое… Что не так?

— Оно вольное…

— Одно другому не мешает. Они же, в конце, концов, не пираты и не контрабандисты.

— Вы уверены?

— Разумеется! Вы посмотрите на размер этой лоханки. Что они могут? Захватить гребную шлюпку и перевезти контрабандой пачку пуговиц? Распишитесь в бланке и покажите, где у вас тут начальство… А еще лучше — распишитесь и предупредите его. А я, пока, отдам им последние распоряжения…

Слободан дождался когда служащие свалили и с подозрением посмотрел на Обмылка.

— Чего?

— Спокойно. У меня документы Пратта. Брава вам все объяснит.

— Ты себя выдал за него?

— Ага! Прокатило!

— С этими — возможно. Что будешь делать с теми, кто поумнее?

— В смысле? Все бумаги у меня на руках. Даже если они запросят по радио, то им скажут что да — был такой. В вашу сторону плыл, но не доплыл.

— Ты дурак?

— Да че такое-то?

— Ниче… Пратта, в первую очередь, попросят написать отчет. Ты, вообще, писать-то умеешь?

— Немного…

— А там надо много. Причем не просто так, а на специальном казенном языке. Они сразу поймут, что ты нихрена не из их породы.

Обмылок задумался… Потом, просияв, рванул в рубку и вытребовав бинт закатал рукав.

— Бьерн… Полосни по руке, пожалуйста… Только не… — Бьернсон, не особо вдаваясь в подробности, рассек ему предплечье ножом, — АЙ!!! Я хотел сказать не сильно!!!

— Да не за что… Обращайся… Че ты им сказал?

— Он себя за Пратта выдал… — пояснил подошедший Слободан.

— И они поверили?

— У него документы Пратта.

— Откуда.

— Без понятия. Говорит Брава знает.

— Брава?

— Че? — высунувшийся Брава посмотрел на Обмылка который зажимал платком порез, матюкнулся и достав бинт принялся его перевязывать, — Когда успел?

— Сам попросил… — пожал плечам Бьернсон, — Он говорит, ты знаешь, откуда у него документы.

— Так он перед вами стоит! Могли спросить!

— Купил я их! — Обмылок поморщился от боли, — У оборванца в Кала-Балибе. Который, потом, меня с дружками ограбить пытался.

— А! И че?

— Да ничего… — Слободан поморщился, — Спалят его быстро!

— Не спалят! — дождавшись окончания перевязки, Обмылок показал ему руку, — Повредил! Писать не могу!

— Ты бы, лучше, попросил тебе в башку накернить! Чтобы объяснить, почему ты в их бюрократических тонкостях и прочей херне не в зуб ногой. Там, в этих компаниях, субординация похлеще, чем в армии и в ней надо разбираться. Они сразу просекут, что ты не из ихних.

— Да я разберусь… Посижу немного, по присматриваюсь. Я же тут новенький — мне простительно не знать.

Слободан сделал «рука-лицо» и выдохнул. Бьернсон посмотрел на него, потом на Обмылка и пожал плечами.

— Ну тогда давай… Может еще встретимся.

— Может и встретимся. Спасибо, что подвезли! — пожав им руки, Обмылок зашагал по причалу в сторону зданий.

— Ох дурак… — буркнул Слободан, — Ладно, не ребенок. Должен сам думать. У нас, кстати, еще гости.

В сторону «Ежа» быстрым шагом шел мужчина с большим армейским мешком за плечами, к которому было приторочен карабин. Подойдя, он по разбойничьи свистнул.

— Эй, на палубе. Куда путь держите?

— А тебе-то что?

— Попутку ищу… Надо в одно место до штормов попасть. Это недалеко.

— Там бабы и выпивка есть? Перештормовать можно?

— Организуем…

— Ну пошли… Мы тут, один фиг, дела закончили. Я — Бьерн.

— Гвоздев Денис Семенович.

— А че так официально?

— Можешь «Семеныч» звать, если те так проще.

— А что не «Денис»?

— Мал еще… — мужик скинул швартовочный конец и он забрался на борт, — Погнали…

«Это не могло потерпеть до завтра?», — недовольно поинтересовался Магистр переступая порог архива. Брат Аргус виновато развел руками.

— Я просто хотел с кем-то этим поделится. А вы запретили местным служащим общаться со мной.

— Это для вашего же блага. Ересиарх манипулирует вами, давя на ваши слабые места. Он хочет, чтобы вы начали действовать опрометчиво.

— Я все равно считаю, что вы совершаете ошибку, покрывая отступничество Предвозвестника Кингхолдского. Каждый день, что он проводит на свободе, приводит к новым страданиям невинных.

— Если мы начнем действовать напролом — страданий будет больше. Поэтому, я надеюсь, что вы нашли что-то, что поможет нам надавить на Ересиарха и заставить его выдать имеющийся у его компромат.

— Это не Ересиарх.

— Что? — переспросил Магистр, чье лицо на секунду потеряло свою маску равнодушия.

— Позвольте объяснить… — Аргус собрался с мыслями, — Меня с самого начала тревожило, что он так упорно это отрицает. Зачем? Почему? Ведь он прекрасно знает, что мы будем сдувать с Ересиарха пылинки, пытаясь сделать все, чтобы он прожил под нашим надзором как можно дольше. В противном случае, его ждет казнь за соучастие в убийстве Авкта Пудиса. Сперва я думал, что он хочет заставить нас казнить его и, таким образом, покинуть темницу много раньше, чем в случае естественной смерти.

Но для него это слишком простой, очевидный и наивный план. Зачем именно казнь, если мы не можем помешать ему окончить жизнь самоубийством? Он, фактически, может уйти от нас в любой момент. Я даже удивлен, что он до сих пор так не сделал — Ересиарх, почему-то, всегда отчаянно сражался за существование своего текущего тела. То есть, это явно не то.

— И вы решили, что это действительно не он?

— Да… — Аргус кивнул и указал на огромную стопу книг, — Несмотря на несогласие с вашим решением ограничить мою свободу я, тем не менее, благодарен, что для этого вы выбрали архив Цитадели. Результат перед вами.

— Просто скажите, к какому выводу вы пришли, — поморщился Магистр, — У меня нет времени перечитывать такое количество документов.

— Я изучил вопрос связанный с Видением и Юнитией. Оно возникает, когда Видящий касается воспоминаний Ересиарха. Но на нашем пленнике Печать Тайны. Раньше у меня была версия, что Юнития каким-то образом помогла сестре Ливии преодолеть её, но нет — вот отчеты о попытке сделать это при помощи данного ритуала. Никакого результата. А, значит, видение указывало не на него. И, значит, он не Ересиарх.

— Кто же он тогда? Кто еще может столько знать о нас?

— Не знаю… Но у меня есть теория! Во всех мифологиях, так или иначе, есть мотив «подменышей» — детей родившихся в обычных семьях, но ведущих себя странно, знающих то, что не могли знать, зачастую обладающие талантом к колдовству. Их появление приписывали козням духов или нечистой силы ворующих детей и подменяющих их своими. Понимаете? “Знающих то, что не могли знать!” Возможно он один из них!

— Интересная теория… — задумчиво кивнул Магистр.

— В записях, которые мне передал один гюйонский следователь, утверждается, что эринцы считают, что он из народа Дану.

— Сказки про фей? — презрительно скривился Якобус.

— Только не тогда когда их рассказывает Киллрой Флинн. А еще — записи о необычных детях и они…

— Они не доказывают, что это не Ересиарх, верно?

— Да, но…

— Мы взяли Ересиарха. Это не обсуждается. Найдите способ заставить его делать то, что нам надо. Сосредоточьтесь на этом, а не тратьте время на всякие басни.

Развернувшись Магистр вышел. Аргус посмотрел на захлопнувшуюся за ним дверь, оглянулся на служащих архива старающихся не встречаться с ним взглядами, вздохнул и направился вглубь хранилища. Подойдя к полкам, он принялся расставлять книги на место, когда те, внезапно раздвинулись.

— Наставник!

— Валент! Что ты здесь делаешь!

— Навещаю вас… — Валент, переодетый в робу архивариуса скупо улыбнулся.

— Если тебя тут поймают — у тебя будут неприятности.

— Да? И что они мне сделают, наставник? Запрут в келье?

— У Магистра большая фантазия, но… Но я рад тебя видеть, друг мой… — Аргус опустил голову и снова тяжело вздохнул, — Раньше ты приходил ко мне за советом. Теперь же мне требуется твое участие, ибо я в смятении.

— Чем я могу помочь вам, наставник? За что вас заперли тут?

— Предвозвестник Кингхолдский — отступник. Он состоит в «Новом Рассвете».

— Вам об этом рассказал Ересиарх?

— Да. И он обещал предоставить доказательства, а также назвал время и место, где они собираются для своих ритуалов. И, вижу, ты не удивлен?

— Нет. Когда я расследовал смерть Авкта Пудиса, я наткнулся на информацию о том, что он поставлял девочек из приютов этому мерзкому культу. И то, что в этом замешаны другие высокопоставленные клирики. Но мне велели молчать.

— И ты подчинился?

— Разумеется, наставник. Я не знал имен и не имел доказательств. Они есть у Ересиарха?

— Видимо да. А еще я практически уверен, что это не Ересиарх…

— Я тоже начал в этом сомневаться, наставник.… Когда вы сказали про Печать Тайны.

— Именно. Документы это подтверждают. Юнития бессильна перед печатью. Сломать её может только Одаренный огромной силы и носитель, после этого, теряет разум, личность… Все. Значит, сестра Ливия видела не его воспоминания. Значит, настоящий Ересиарх на свободе, а у нас в камере томится невинный.

— Он убийца.

— Подозреваемый, друг мой. Убийцей его может назвать только суд. А Магистр не хочет суда. Он хочет судилище.

— И что нам делать, наставник..?

— Не знаю… Якобус отказывается признать ошибку. Более того — он намерен любой ценой получить у него доказательства вины Предвозвестника Кингхолдского… Но у меня есть сомнения, что его цель — привлечь того к ответу…

Повисло молчание. Аргус смотрел на Валента сквозь полки растерянным взглядом. Тот, не привыкший видеть своего учителя таким, не знал, что сказать.

— Знаете, наставник… Вы всегда говорили, что утверждать, что мы служим Всемогущему, это неверно. Так как мы не знаем, угодно ли ему наше служение, или нет. И мы не служим Церкви. Так как Церковь — это мы, а служение самим себе — эгоизм. Мы служим людям. Наша цель — уменьшить страдания и утешить печальных…

— К чему ты вспомнил это?

— К тому, что чтобы нам не грозило — долг есть долг… Наш Орден был создан, чтобы карать зло и защищать невиновных. И я присягал на верность не Магистру. Я присягал нашим идеалам…

— Не надо, Валент…

— Надо, наставник. Вы сами это знаете. Не бойтесь за меня — я готов.

— В таком случае — не говори мне своих планов. Так безопаснее. Уверен — ты все сделаешь правильно. Я буду молиться за тебя, друг мой…