Вопросы теории гибридной войны

1.1. ВОЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ В ЭПОХУ ТРЕХПОЛЯРНОГО МИРА

Теория войны является основой военной науки, имеет свой собственный научный аппарат, собственную логику и философию рассмотрения социальных проблем бытия человечества и его по-разному организованных частей, в нее также входят специальные теории различных типов войн, в том числе специальная теория ГВ.

По утверждению российского политолога генерал-майора В.А. Владимирова: «Общая теория войны представляет собой систему основных идей в области борьбы человеческого социума любых форм организации за выживание и лучшие условия существования, обобщающих опыт, практику и отражающих объективные закономерности развития общества и человеческого мышления, форма научного знания, дающая целостное представление о закономерностях и существенных связях и взаимодействии частей человеческого социума в этой сфере»[1].

По мнению А.И. Владимирова, «объектом исследования теории войны является развивающиеся во времени взаимодействия основных частей социума — этносов, наций, государств и цивилизаций в процессе их бытия и борьбы за реализацию своих стратегий всеми и любыми средствами, в том числе способами вооруженной борьбы».

Высшая форма войны — война цивилизаций, т. е. война смыслов их существования. Можно утверждать, что специальная теория ГВ в контексте общей теории войны тесно связана с теорией войны смыслов. «Война смыслов — это процесс стирания и удаления исторических аутентичных национальных ценностей и смыслов из образа жизни нации, из лона ее национальной культуры и замена их другими-чуждыми ценностями и смыслами, что ведет к смене образа существования нации и смене ее исторического генетического кода[2]. Это понятие сегодня воплощается в стратегии когнитивной войны (далее — КВ), о которой речь пойдет ниже.

На современном этапе один из ведущих военно-политических трендов связан с появлением новой волны конфликтов, сопровождающих переформатирование однополярного глобального центра сил» от США к стратегическому треугольнику США — Россия — Китай (при невысокой вероятности прямого военного столкновения между ними). Развитие тренда к формированию трехполярного мира уже сейчас приводит к расширению локальных и региональных конфликтов, характерным для которых стало изменение форм разрешения межгосударственных противоречий.

Российские ученые А.И. Малышев, Ю.Ф. Пивоваров, В.Ю. Хахалев в статье «Категории “война” и “вооруженный конфликт”: сходство и различие» обстоятельно исследуют общие и особенные черты упомянутых категорий[3]. Военные конфликты авторы делят на две крупные группы: война (крупномасштабная, региональная, локальная) и вооруженный конфликт (международный или внутренний). Войной они предлагают называть социально-политическое явление, в ходе которого противоборствующие стороны (государства, коалиции государств) преследуют решительные военно-политические цели, наряду с формами борьбы мирного времени переходят к вооруженной борьбе и в состояние, отличное от их мирного состояния, которое требует мобилизации всех материальных ресурсов и духовных сил сторон.

На наш взгляд, более убедительным является следующее определение войны: «Социально-политическое явление, особое состояние общества, связанное с резкой сменой отношений между государствами, народами, социальными группами и с переходом к организованному применению средств вооруженного насилия для достижения политических целей»[4]. Военная доктрина России к категории вооруженного конфликта относит «вооруженное столкновение ограниченного масштаба между государствами (международный вооруженный конфликт) или противостоящими сторонами в пределах территорий одного государства (внутренний вооруженный конфликт)[5].

Категории «гибридная война» и «гибридный военный конфликт» в основополагающих документах Российской Федерации не упоминаются. В то же время министр иностранных дел РФ С. В. Лавров в одном из своих выступлений отметил, что «против России ведется глобальная, гибридная война».

Боевой опыт современных войн и военных конфликтов свидетельствует, что тесное и непрерывное взаимодействие сил и средств является залогом достижения успеха. Такой вывод особенно важен для ГВ, стратегия которой строится на координированном использовании страной-агрессором разнообразных видов (инструментов) насилия, нацеленных на уязвимые места страны-мишени с охватом всего спектра социальных функций для достижения синергетического эффекта и подчинения противника своей воле. При этом содержание терминов «война» и «состояние войны» определяется прежде всего на национальном уровне.

Война — сложное общественное явление, представляющее собой продолжение политической борьбы государств, наций, классов средствами вооруженного насилия. Основное содержание войны составляет организованная вооруженная борьба. В современной ГВ широко применяются другие формы борьбы (политические, экономические, идеологические), которые в условиях гибридного вооруженного конфликта приобретают наиболее рельефный характер и специфические особенности.

Таким образом, отечественной военной наукой и дипломатией не выработано единого понимания категории «война». В целом российские подходы к пониманию войн и вооруженных конфликтов основываются на современных научных взглядах, а также правовых источниках, которые позволяют всесторонне и объективно проанализировать суть современных военных конфликтов и их важнейшие классификационные свойства: Уставе ООН (ратифицирован СССР 20.08.1945) и международных конвенциях по проблемам мира и безопасности; Конституции РФ от 12.12.1993; Военной доктрине Российской Федерации от 2014 г.; Федеральном законе № 390-ФЗ «О безопасности» от 28.12.2010; Федеральном конституционном законе «О военном положении» от 30 января 2002 г.; Федеральном законе от 31 м'ая 1996 г. № 61-ФЗ «Об обороне» и других документах. Отечественные военно-политические взгляды определяют тот факт, что обобщающим понятием при разрешении межгосударственных или внутригосударственных противоречий с применением военной силы является военный конфликт. Военный конфликт охватывает все виды современного вооруженного противоборства, а его подкатегориями являются войны (крупномасштабные, региональные, локальные) и вооруженные конфликты (международные и внутренние).

В военно-доктринальных документах США отмечается наличие трёх групп военных конфликтов:

• межгосударственные конфликты;

• гибридные военные конфликты;

• конфликты с участием негосударственных формирований.

Возникновению глобальных и региональных межгосударственных военных конфликтов способствуют все «традиционные» и вновь разрабатываемые и внедряемые Соединенными Штатами и НАТО виды непосредственной военной угрозы международному миру и безопасности[6].

Сохраняется угроза ядерной войны, в которой ядерный порог может снижаться по мере наращивания Соединенными Штатами потенциала стратегической противоракетной обороны (далее — ПРО), причем именно система ПРО может выступить в качестве спускового крючка. Подрыв договора по ракетам средней и малой дальности вновь ставит на повестку дня проблему ядерной войны на театрах войны, ограниченных отдельными континентами, ракетно-ядерными средствами средней дальности, за которой неминуема всеобщая ядерная война.

Аналогичный результат более чем вероятен в случае реализации американской стратегической концепции «Глобального удара» даже неядерными средствами, национальной киберстратегии, для которой специально создано отдельное командование Вооруженных сил (далее — ВС) США.

Усиливается угроза развязывания (по крайне мере, ограниченной) обычной войны. Свидетельство тому не только военные ничем не спровоцированные агрессии против Югославии, Ирака, Ливии, Сирии, вооруженные акции против других стран. Против России — это расширение НАТО и его продвижение на восток (в результате чего якобы ВС России «приблизились» к НАТО), это также втягивание в Североатлантический блок независимых государств бывших советских республик.

Многие из этих стран не только размещают на своей территории базы и военные силы других государств — членов НАТО, проводят с ними учения и маневры, но и побуждают последних на активизацию их агрессии против России. Что, в свою очередь, способно спровоцировать крупномасштабный конфликт первоначально в Европе с последующей его распространением и за пределы Старого света.

В последние пять — десять лет стало нормой проведение в непосредственной близости от границ России крупномасштабных учений ВМС США и НАТО в Черном и Баренцевом морях, освоение боевыми кораблями США и НАТО морских просторов вблизи российских границ в водах Северного Ледовитого океана.

Активно осваивает воздушное пространство вблизи воздушных границ России авиационный компонент стратегической ядерной триады США. Во времена СССР не было прецедентов, связанных с отработкой боевых задач стратегическими бомбардировщиками США непосредственно против советских территорий на Западе, Востоке, Юге или Севере? Стратегические разведчики типа U-2. RC-135 и др. — да, летали (но не всегда безнаказанно, некоторые на свои базы не возвращались). Но чтобы вдоль границ летали В-1В, В-52Н, которые могут нести ядерное оружие (далее — ЯО) — такого никогда не бывало!

Таким образом, можно констатировать: военная угроза Российской Федерации со стороны США и НАТО — возросла, особенно с использованием высокоточного обычного оружия большой дальности действия. Но если такое случится, недалеко и недолго до ядерного апокалипсиса.

На этот случай сдерживающее средство у России есть — разящий кинжал, современные, боеспособные ВС и другие войска. Необходимо постоянно поддерживать их в боеспособном состоянии и постоянной готовности уничтожить любого посягателя на национальный суверенитет, целостность и независимость Российской Федерации!

Сегодня подготовка к крупномасштабным военным конфликтам остаётся ведущим направлением военной деятельности США и НАТО. В то же время инициаторы современных военных конфликтов стремятся избежать развития их по, силовому сценарию с целью не допустить втягивания собственных войск в мясорубку военных действий, сохранить ресурсы и инфраструктуру страны, которая с использованием «мягких технологий» переводится под внешнее управление.

В этом контексте представляет интерес анализ меняющегося облика вооруженных конфликтов связан с концепцией новых войн, проведенный британской исследовательницей Мери Калдор. В своей книге «Новые и старые войны. Организованное насилие в эпоху глобализации» она утверждает, что рост взаимозависимости и ускорение хода глобализации становятся основой противоречивого характера современных конфликтов[7]. Однако многое в теории современных войн, о которых упоминается в книге, по большому счету, уже имело место в практике прошлых войн, а в настоящее время просто вышло на новый технологический уровень и приобрело иной пространственный масштаб, особую остроту и угрожающую актуальность.

Можно утверждать, что появление новых технологий придаёт особую остроту и изощренность современным конфликтам, в которых все чаще используются методы, основанные на ком. плексном применении политических, экономических, информационных и других невоенных мер, реализуемых с опорой на военную силу.

Совокупность этих методов формируют так называемые «гибридные» стратегии, которые лежат в основе конфликтов второго вида — ГВ и цветных революций. Объединяет стратегии ставка на достижение политических целей с минимальным военно-силовым воздействием на противника за счет использования современных информационно-когнитивных технологий с опорой на «мягкую силу» и «жесткую силу». Планомерно осуществляется подрыв военного и экономического потенциала, разрушается культурно-мировоззренческая сфера, поддерживается радикальная оппозиция, привлекаются силы спецопераций для проведения диверсий и подготовки необходимых сил и средств для манипуляции протестным потенциалом населения. Предоставляются военная помощь и финансовое содействие экстремистским и террористическим организациям. По мере решения задач по максимальному изнурению противника, допускается ограниченное применение военной силы в формате карательных операций с целью перевода страны под внешнее управление.

По мнению начальника Генерального штаба ВС РФ генерал армии Валерия. Герасимова: «Применение непрямых асимметричных действий и способов ведения “гибридных” войн позволяет лишить противоборствующую сторону фактического суверенитета без захвата территории государства военной силой»[8].

Таким образом, сочетание традиционных и гибридных видов современных конфликтов уже сейчас является детерминантом, определяющим фактором для всех вооруженных конфликтов. При этом, если конфликты второго вида могут достигать поставленной цели без открытого использования военно-силовых методов, то конфликты первого вида в обязательном порядке включают «гибридные» технологии.

Стратегия ГВ, построенная на сочетании широкого спектра самых различных форм и способов борьбы, вмещает в себя большое количество смыслов. Насыщенность стратегии различными формами и способами вооруженной борьбы породила самые разные определения современной войны: трехмерная, сетевая, асимметричная, бесконтактная, информационная и т. д. Каждое из определений отражают одну преимущественную черту военного противоборства, но ни одно из них в отдельности не характеризует войну в целом.

Введение в профессиональный дискурс новых определений войны — вопрос не только и не столько терминологии. Это позволяет выявить содержание войн будущего и, соответственно, предусмотреть меры и средства для всесторонней подготовки к ним и успешного ведения, или, напротив, для предотвращения агрессии и сдерживания потенциального противника.

Попытка объединить разнородные определения в одном привела к появлению понятия «гибридная война», которое в настоящее время довольно часто используется различными авторами, зачастую вкладывающими в него различные смыслы. Такая «пестрота» определений, с одной стороны, придает понятию ГВ высокую степень неустойчивости и не позволяет включить его в существующую классификацию войн и конфликтов, а с другой стороны, делает его теоретически притягательным именно в силу того, что может вместить в себя большое количество смыслов. При этом принципиально нового в понятии ГВ нет. Гибридность есть свойство любой войны, которая вследствие обязательных попыток применения воюющими сторонами всех имеющихся в их распоряжении сил, средств и способов ведения боевых действий обязательно является гибридной.

Важно отметить, что включение в спектр стратегий современных военных конфликтов свойств гибридности лишь частично затрагивает основное содержание войны (состояние вооружённой борьбы) как фактора, оказывающего решающее влияние на развитие и исход межгосударственного противоборства (не только в военной сфере), и является целеполагающим при решении актуальных вопросов обе-стечения обороны страны. При этом фактор вооружённой борьбы продолжает играть ключевую роль при выработке стратегий национальной безопасности (далее — СНБ) и других концептуальных документов ведущих государств, регламентирующих процессы военного строительства и прочие военно-политические процессы как в мирное, так и в военное время[9].

Зарубежные военные специалисты нередко вкладывают в понятие ГВ более широкий смысл. В частности, по мнению аналитиков из Нидерландского института международных отношений «Клингендаль», ГВ считается конфликт не только одним государством в адрес другого, но и между политическими акторами (странами, их коалициями, региональными организациями, террористическими и экстремистскими группировками и пр.), который его участники стремятся удержать ниже порога открытого вооружённого конфликта при интегрированном применении инструментов и форм противоборства, используемых в рамках единой стратегии, охватывающей дипломатию, военное дело, экономическое и информационно-психологическое воздействие на противника посредством современных технологий[10].

Встречается и другая трактовка феномена ГВ — как военного конфликта, сочетающего регулярные («симметричные») боевые действия с элементами асимметричных войн. Например, американский военный теоретик Дж. Маккуен определяет ГВ как «комбинацию симметричной и асимметричной войн»[11]. В рамках этого подхода все войны могут рассматриваться в качестве потенциально гибридных.

Ещё в 2005 г. экс-министр обороны Соединённых Штатов Джеймс Мэттис и американский военный теоретик Фрэнк Хоффман в работе «Будущая война: восхождение гибридной войны» спрогнозировали нарастающую угрозу такого рода конфликтов и обозначили необходимость для США системной подготовки к противостоянию с вероятным противником[12]. Ф. Хоффман уточнил: в ГВ асимметричная компонента имеет решающее оперативное значение на поле боя, в отличие от обычных войн, где роль асимметричных игроков (например, партизан) состоит в отвлечении сил противника на поддержание безопасности вдали от ТВД. Но при таком исследовательском ракурсе из анализа выпадает ведение противоборствующей стороной ГВ в мирное (если ориентироваться на нормы и принципы международного гуманитарного права) время.;

Основываясь на результатах многолетней дискуссии, Лондонский международный институт стратегических исследований в 2015 г. предложил обладающее определёнными интегративными качествами определение термина «гибридная война»: «Использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, используемых в дипломатических действиях; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий; в сочетании с экономическим давлением» в.

В научной литературе можно встретить несколько десятков определений сущности феномена ГВ, но подавляющее большинство авторов трактует данный тип войны как сочетание традиционных и нетрадиционных (вариант: конвенциональных и неконвенциональных) форм вооружённого противостояния. Однако феномен ГВ в рамках военной и политической науки не определяется исчерпывающе, его сущность и специфику невозможно понять вне геополитической парадигмы. Сторонница такой точки зрения Е.А. Комлева считает, что «гибридная война представляет собой исключительно геополитическое явление, в своём полном объёме не определяемое в иных исследовательских парадигмах. С геополитической точки зрения ГВ — это совокупность действий, направленных на одновременное разрушение всех основных геополитических пространств общества-соперника, т. е. на его абсолютное сокрушение. Основными геополитическими пространствами автор данной статьи полагает следующие: географическое, экономическое, информационно-идеологическое и информационно-кибернетическое. В каждом типе геополитического пространства способы ведения ГВ различаются в соответствии с природой данного типа пространства. Основные способы ведения ГВ в географическом пространстве: локальные “традиционные” войны в ресурсных регионах страны — объекта агрессии, вовлечение данной страны в серию “конфликтов малой интенсивности” по периметру её границ; цветные революции, то есть государственные перевороты в стране — объекте агрессии и в государствах, являющихся её геополитическими союзниками; поощрение сепаратизма и терроризма в стране — объекте агрессии»[13].

Военные ученые Е.Г. Анисимов, А.А. Селиванов и С.В. Чварков предлагают следующее определение ГВ: «Гибридная война — форма межгосударственного противоборства двух или более сторон с преобладающим взаимосогласованным применением технологий невоенного воздействия, защиты, сдерживания и принуждения в ведущих сферах деятельности государств в сочетании с военно-силовыми действиями в различных физических средах, кибер- и информационно-психологической сферах, реализация которых обеспечивает достижение политических, экономических и иных целей государства»[14].

В целом, несмотря на обстоятельные военно-теоретические дискуссии по проблеме ГВ и достаточно длительное применение на практике гибридных стратегий и тактик, научному сообществу пока не удаюсь выработать единого понимания феномена. Это еще раз подчеркивает сложность и неопределенность этого вида конфликта.

В своих дальнейших рассуждениях будем опираться на предложенное автором настоящей книги следующее определение конфликта: «Под гибридной войной следует понимать координированное использование страной-агрессором многочисленных видов (инструментов) насилия, нацеленных на уязвимые места страны-мишени с охватом всего спектра социальных функций для достижения синергетического эффекта и подчинения противника своей воле» [15].

При всех расхождениях существующих трактовок как многие отечественные исследователи, так и зарубежные военные аналитики едины во мнении, согласно которому суть гибридизации военных конфликтов заключается в задействовании регулярных и иррегулярных силовых элементов, а также несиловых форм и способов противоборства (в финансово-экономической, административно-политической и культурно-мировоззренческой сферах) с конечной целью подрыва власти легитимного правительства какого-либо государства.[16]

Обороняющаяся сторона при прогнозировании угроз не в состоянии точно определить их содержание или тяжесть наносимого ущерба. В результате планирование действий и необходимых ресурсов для парирования ГУ связано с рядом неопределённостей. Создание подобных неопределённостей является важным свойством ГУ, применение которых основывается на способности противников — государств и негосударственных субъектов мировой политики — сочетать различные стратегии, технологии и возможности для получения асимметричных преимуществ[17].

Несмотря на различия в терминологии, важным компонентом стратегии Запада на подготовку и ведение ГВ является изначальное ориентирование такой стратегии на негативные смыслы. В частности, публичная дипломатия США и НАТО постоянно говорит о том, что действия в рамках ГВ носят безнравственный, противозаконный и вероломный характер и предпринимаются якобы только Россией, Китаем и некоторыми другими странами, не являющимися союзниками Запада. Свои операции и миссии Вашингтон и Брюссель всегда рассматривают как законные, морально оправданными и нацеленными на трансформацию «демократии». О таком свойстве дипломатии Запада пишут в статье о сущности и содержании методов ГВ Е.Г. Анисимов и его коллеги[18].

Следует помнить, что изматывание неопределенностью является военно-политической стратегией США и НАТО по отношению к России, имеющей целью ослабить нашу страну, распылить ее усилия на парирование действительных и мнимых угроз. Понимание опасности такой стратегии начинают демонстрировать и наиболее трезво мыслящие военные США. Председатель Объединенного комитета начальников штабов ВС США генерал М. Милли на встрече в октябре 2021 г. в Хельсинки с начальником Генштаба ВС РФ генералом армии В. Герасимовым отметил: «Нам необходимо внедрить инициативы и процедуры для повышения уверенности и снижения неопределенности, повышения доверия и снижения недоверия, повышения стабильности и снижения нестабильности, чтобы избежать просчетов и уменьшить вероятность войны между двумя крупными ядерными державами, — сказал Милли. — Это фундаментальная вещь, которую мы должны попытаться сделать, и я постараюсь это сделать»[19].

Российский исследователь Павел Цыганков говорит о ГВ как новом явлении. ГВ отличается от других вооруженных конфликтов тем, что наряду с применением военно-силовых способов в ней широко используются возможности современных когнитивных технологий, незаконные экономические санкции, кибератаки, военное использование космоса. Важным признаком гибридной асимметричной или иррегулярной войны является смещение ее «центра тяжести» в культурно-мировоззренческую сферу с использованием новейших технологий когнитивного воздействия на сознание людей.

Генерал-майор Е.Г. Князева утверждает: «Главным полем битвы при подготовке и ведении современных и будущих войн становится менталитет наций, социальных групп и общностей, структура самоопределения, духовные основы армий, вера, идеология, история, патриотизм, культура… Особое место занимают информационные, психологические, кибернетические операцию»[20]!

Совокупность операций так называемой КВ, войны за сознание, составляет важную часть ведущейся ГВ США и НАТО против России.

В условиях применения гибридных методов войны страна — жертва агрессии в течение длительного времени подвергается воздействию изощренных информационно-когнитивных технологий, направленных на дестабилизацию внутреннего состояния посредством целенаправленного воздействия на культурно-мировоззренческую сферу с целью внедрения подрывных идей в общественное сознание правящих элит, военнослужащих, молодежи, ухудшения социально-экономического положения, манипулирования оппозиционными силами.

В арсенал ГВ входят дискриминационные санкции, информационная война (далее — ИВ), раздувание «горячих точек» по периметру национальных границ и внутри страны, активизация пятой колонны, террористические акты.[21]

Конечная цель — создание условий для цветной революции, которая сокрушит ослабленные институты государственной власти и создаст условия для свержения легитимного руководства с последующей передачей власти марионеточному правительству.

Наряду со стратегиями несиловых действий в американских военно-политических кругах широко обсуждаются возможности начала ограниченной ядерной войны с целью деэскалации вооруженного конфликта с использованием обычных видов вооружений в рамках концепции «эскалация деэскалации». Появились высказывания высокопоставленных государственных деятелей США об «ограниченном применении ядерного оружия»[22].

Таким образом, ГВ вполне может сыграть роль детонатора крупного регионального конфликта с риском его перерастания в глобальный. Способность ГВ воздействовать на изменение интенсивности военных конфликтов позволяет использовать её в качестве средства эскалации для управления интенсивностью конфликтов.

Американский ученый Герман Кан в книге «Об эскалации», опираясь на опыт войны во Вьетнаме попытался разработать системный подход к определению интенсивности и масштабов военно-политических кризисов[23].

Он ввел понятие «ступень эскалации»: 44 ступени в приводимой автором схеме (в порядке обострения кризиса с учетом его военнополитической динамики) разбиты на семь групп, соответствующих этапам обострения кризисов.

По степени возрастания интенсивности военно-политического конфликта речь идет, во-первых, о «предкризисном маневрировании»; во-вторых, о «традиционном или стандартном кризисе»; в-третьих, «об остром кризисе»; в-четвертых, «о необычном», а точнее «нестандартном кризисе»; в-пятых, о «дипломатии ядерного нажима»; в-шестых, о «всеобщей войне» с нанесением ударов только по военным объектам; в-седьмых, о «всеохватной войне» с нанесением ударов по гражданским объектам.

Герман Кан вкладывал особый смысл в содержательное наполнение понятия «острый кризис», чтобы наглядно представить военно-политическую обстановку и состояние общественного мнения, при котором возрастает число людей, убежденных, что ядерная война возможна.

Импульс разработке на Западе новых теорий войн и вооруженных конфликтов придали изменения в политической архитектуре мира, усиление конкуренции между ведущими центрами силы.

Современные взгляды на стратегию, когда идеологическое противостояние ушло в прошлое, а сокрушающая мощь ЯО сохранилась как ключевой фактор взаимного сдерживания, отражены в работах американской корпорации РЭНД, исследованиях теоретика Фрэнка Хоффмана, бывшего министра обороны США Джеймса Мэттиса, профессора Лондонской школы экономики Мэри Калдор и других исследователей.

Подобные теоретические разработки и их использование на практике фундаментально изменили подход к пониманию современной войны и вооруженных конфликтов, вызвали к жизни новые способы эскалации воздействия на противника. Появился принципиально новый тип организованного насилия под обобщенным названием «гибридная война», которую можно описать как смесь боевых действий, организованной преступности и массовых нарушений прав человека. В них принимают участие как глобальные, так и локальные акторы, властные и негосударственные структуры. ГВ и сопутствующие им цветные революции ведутся ради достижения глобального доминирования Запада, продиктованного интересами TH К и частных компаний, с использованием высокоточного оружия, тактик скрытого проникновения, односторонних и незаконных мер принуждения в виде экономических санкций, киберопераций, террора и дестабилизации, пятой колонны, манипулирования толпой.

Несмотря на очевидное лидерство Запада в разработке теории ГВ и практической реализации сценариев этого вида противостояния против России, Ирана, Сербии, Венесуэлы и других государств, большинство американских аналитиков придают данному термину гипертрофированно идеологизированный характер. К примеру, именнотак описывают современную стратегию действий России на Украине и в Прибалтике или Ирана на Ближнем Востоке.

Как известно, в ГВ, построенной на истощении противника, используются инструменты политико-дипломатического, экономического, коммуникационного, кибернетического воздействия, применение которых объединяется общим замыслом предварительного ослабления, хаотизации страны при интенсивном информационно-психологическом влиянии на сознание населения и правящих элит. Здесь сочетаются регулярные боевые действия и элементы асимметрии, что позволяет планировать изнурение противника начиная с традиционных дипломатических демаршей, экономических санкций, «цветных» технологий, реализуемых на фоне ядерного сдерживания, и заканчивая реальными боевыми действиями наступательного характера, такими как глобальный удар, многосферное сражение.

Для военно-политического анализа ситуации, характерной при нынешних конфронтационных отношениях между США и РФ, подтверждается главный вывод, сформулированный Каном и его последователями: военно-политическое противостояние государств не просто одномоментное событие (например обмен ударами обычного высокоточного или ядерного оружия), а процесс постепенного втягивания в конфликт, охватывающий многие сферы и весьма протяженный во времени.

В соответствии с подходами руководства ВС США военные конфликты современности могут быть сведены в три группы: межгосударственные, гибридные, с участием негосударственных вооруженных формирований.

В первом случае задействуются крупные группировки регулярных сил с применением современных средств вооруженной борьбы для нанесения гарантированного поражения противнику на различных территориях.

В гибридном конфликте осуществляется комбинированное применение ВС и иррегулярных формирований для создания обстановки неопределенности, захвата инициативы и лишения противника возможностей маневра силами и средствами. Могут использоваться как традиционные, так и асимметричные схемы.

Конфликт с участием негосударственных вооруженных формирований характеризуется тем, что противники задействуют относительно небольшие группы для организации подрывной деятельности и манипулирования населением.

Таким образом, именно ГВ представляет собой компонент стратегии, который присутствует на каждом из этапов развития межгосударственного противостояния и позволяет дозировать воздействие на противника от мягких форм вплоть до прямого применения силы, а также осуществлять снижение напряженности конфликта. Возможности эскалации и деэскалации дают использующей их стороне эффективный инструмент изнурения и стратегического неядерного сдерживания.

Академик РАН Андрей Кокошин в книге «Вопросы прикладной теории войны» представил логику управления нарастающей разрушительной силой современных военных конфликтов в виде лестницы эскалации с меньшим, чем у Кана, числом военно-политических ситуаций[24]:

• «нормальное состояние» мировой политической системы;

• «политический кризис» с повышенной интенсивностью демонстрации военной силы;

• ГВ;

• ограниченная (локальная) «обычная» война;

• крупномасштабная «обычная» война без поражения крупных городских агломераций, химпроизводств, атомных электростанций;

• «обычная» война с поражением крупных городских агломераций, разрушением химпроизводств и атомных электростанций, что можно приравнять к применению оружия массового поражения;

• «ядерный конфликт» (кризисная ситуация, в которую вовлечены один или несколько обладателей ЯО, когда хотя бы один начинает задействовать его в качестве инструмента политико-военного давления без прямого применения);

• демонстрационное использование ЯО в пустынной местности без поражения людей, военных и экономических объектов;

• война с ограниченным применением ЯО;

• массированное применение ЯО.

В «лестницу эскалации» несилового межгосударственного противостояния автор ввел три ступени и на последней разместил ГВ, которой в исследовании академика Кокошина отводится роль своеобразного «поворотного пункта», достигнув которого, стороны могут принять решение о переходе к наращиванию интенсивности военных действий вплоть до глобального конфликта. В этом состоят своеобразие и опасность ГВ как нового вида межгосударственного противостояния.

Вместе с тем она как феномен, включающий разнообразные способы воздействия на противника, не может быть локализована лишь на одной из ступеней «лестницы эскалации».

Экономические подрывные акции, информационное противоборство, действия в киберпространстве, применение сил специальных операций (далее — ССО) и иррегулярных отрядов проводятся на каждой из ступеней, исключая разве что этап с массированным применением ЯО, «когда нажаты все кнопки» и территории государств-противников превратились в безжизненную радиоактивную пустыню.

Уникальные возможности ГВ по широте и эффективности воздействия на военно-политическую ситуацию, гибкость использования инструмента эскалации / деэскалации обстановки определяются рядом факторов, присущих любому вооруженному конфликту: временной, пространственный, внезапности, скрытности и стратегической мобильности. Однако их проявление в процессе эскалации ГВ имеет свою специфику. Например, ГВ не объявляется, что требует иного подхода к оценке влияния фактора внезапности, у нее нет фронта и тыла, что следует учитывать при пространственной оценке, традиционные понятия «противник, противоборство, победа» в значительной мере теряют смысл. Происходит это в первую очередь в силу фактора скрытности, достигаемой за счет эффективной маскировки источников ГУ, особенно в кибернетической сфере, позволяя скрыть не только операции и процесс их развития, но и сам факт войны. Заметим, что в международных правовых документах понятие ГВ не встречается, что повышает фактор неопределенности при трактовке этого вида конфликта.

Новизна этого феномена заключается в том, что агрессор способен координировать многочисленные несиловые и силовые способы, используя элементы творчества, неоднозначности и принуждения, а также нелинейные свойства самой войны.

ГВ планируется и проводится государственными или негосударственными субъектами с учетом того, что действия остаются ниже очевидных порогов обнаружения и реагирования, чему способствуют высокие скорости, объем и доступность информационных обменов. Пока нет согласованного понимания по вопросу, что такое ГВ, и это существенно затрудняет выработку международной нормативноправовой базы для недопущения ГВ.

Нынешние стратегические концепции США и НАТО нацелены на то, чтобы превзойти вероятных противников во всем: в стратегической мобильности, прежде всего на Атлантическом, Тихоокеанском и Европейском ТВД, информационных и кибернетических операциях, искусстве «жесткой и мягкой» силы, техническом оснащении армии, гибкости организационной структуры войсковых (флотских) формирований, повышении боеготовности стратегических группировок на удаленных ТВД, широком внедрении в управление войсками автоматизированных, компьютеризированных систем, военном использовании космоса, совершении всеохватывающего маневра на земле и по воздуху, всестороннем обеспечении боевых действий.

Начальник Генштаба ВС РФ генерал армии Валерий Герасимов сформулировал следующую установку: «Сегодня ВС РФ должны быть готовы защитить интересы государства в военном конфликте любого масштаба с широким применением противником как традиционных, так и гибридных методов противоборства». Одним из первоочередных шагов по совершенствованию способности России противостоять ГВ, прогнозировать эволюцию военно-политических ситуаций и осуществлять стратегическое планирование могло бы стать создание государственного центра, который занимается комплексными операциями с высокой долей информационно-пропагандистского компонента. В число функций следует включить отслеживание технологий использования ГВ и ГУ как инструментов эскалации в целях стратегического неядерного сдерживания.

Элементами эскалации на начальных этапах современных конфликтов являются:

• экономические санкции и информационно-психологические операции;

• наращивание военно-силового давления;

• использование пятой колонны и неправительственных организаций (далее — НПО) для подрыва единства общества и формирования манипулируемой толпы в цветной революции;

• операции в киберсфере;

• подготовка и использование иррегулярных вооруженных формирований;

• скрытое проникновение групп ССО для осуществления диверсионных акций и ведения разведки;

• использование технических средств, включая разведывательные и ударные БПЛА, космические системы.

Ступени эскалации ГВ достаточно подробно разработаны в документе «Перенапряженная и несбалансированная Россия», подготовленном в 2019 г. американской корпорацией RAND[25]. Эта корпорация является основной экспертной группой, вырабатывающей стратегию внешней политики и политики в области безопасности США. Это think-tank Министерства обороны, работающий и на другие силовые ведомства США. Именно RAND задает тот стратегический вектор, по которому будет двигаться реальная политика США как в области обороны, так и на внешнем контуре.

В документе изложены рекомендации, как чрезмерно «перенапрячь» и расшатать российскую экономику и ВС с помощью гибридных способов воздействия во всех сферах. Приведены варианты действий и оценка их с точки зрения преимуществ, а также рисков и издержек. Надо сказать, что многие положения исследования успешно реализованы нашими противниками еще на этапах ослабления советской экономики и последующего развала СССР, что требует самого внимательного изучения идей авторов.

В докладе перечисляется комплекс мер, охватывающих все сферы жизни государства: военную, экономическую, культурно-мировоззренческую и геополитическую.

Суть военных мер сводится к «перенапряжению России» по ее границам и достижению технологических преимуществ в воздушнокосмической, информационной и кибернетической областях, а также в области искусственного интеллекта (далее — ИИ), т. е. там, где у России есть уязвимости.

Меры в военной сфере включают:

• инвестиции в системы ПРО и оружие космического базирования;

• инвестиции в технологии электронной войны и искусственного интеллекта;

• разработка автономных дистанционно пилотируемых ударных беспилотных аппаратов;

• перебазирование бомбардировщиков в пределы досягаемости ключевых стратегических целей на территории России;

• перебазирование к границам РФ истребителей так, чтобы они были ближе к своим целям;

• развертывание дополнительного тактического ЯО в Европе и Азии;

• перебазирование американских и союзнических систем ПРО для улучшения перехвата российских баллистических ракет;

• усиление позиций и присутствия военно-морских сил США и НАТО в Арктике, Балтийском и Черном морях;

• смещение ядерного потенциала в сторону атомных подводных лодок, оснащенных баллистическими ракетами (далее — ПЛАРБ);

• активизация военно-морских исследований по разработке нового оружия, которое позволит американским ПЛАРБ угрожать более широкому кругу целей;

• увеличение численности американских контингентов в Европе, увеличение наземного потенциала европейских стран — членов НАТО и развертывание большого числа сил НАТО у российских границ;

• увеличение масштабов и частоты учений НАТО в Европе;

• дополнительные инвестиции в новые технологии для противодействия российской противовоздушной обороне (далее — ПВО) и увеличения дальности действия ПВО США.

Авторы доклада считают, что «инвестиции в более революционные технологии следующего поколения (в том числе разработки оружия на новых физических принципах, включая направленную энергию, электромагнитное, геофизическое, генетическое и радиологическое оружие, искусственный интеллект) могут иметь еще больший эффект и угрожать России, подрывая ее безопасность и стабильность режима».

Экономические меры:

• увеличение производства энергии в США;

• введение более серьезных торговых и финансовых санкций против России;

• повышение способности Европы покупать газ у других поставщиков, кроме России;

• поощрение эмиграции из России квалифицированной рабочей силы и хорошо образованной молодежи.

Отмечается, что введение более серьезных торговых и финансовых санкций также, вероятно, приведет к деградации российской экономики, особенно если такие санкции будут всеобъемлющими и многосторонними. Таким образом, эффективность санкций будет зависеть от готовности других стран присоединиться к такому процессу.

Повышение способности Европы покупать газ у других поставщиков, кроме России, может напрячь экономические силы России и защитить Европу от российского энергетического шантажа. Европа медленно движется в этом направлении, строя регазификацион-ные терминалы для сжиженного природного газа (далее — СПГ). Но для того чтобы этот вариант был действительно эффективным, необходимо, чтобы мировые рынки СПГ стали более гибкими, чем они есть сейчас, и чтобы СПГ стал более конкурентоспособным по цене с российским газом. Противодействие строительству газопровода «Северный поток-2» — один из элементов ведущейся против России ГВ.

Поощрение эмиграции из России квалифицированной рабочей силы и хорошо образованной молодежи несет минимум затрат или рисков и может помочь Соединенным Штатам и другим принимающим квалифицированных специалистов странам причинить вред России.

Описываются шесть возможных шагов США на пространстве геополитических интересов России.

1. Предоставление летального оружия и военной помощи Украине.

2. Возобновление поддержки сирийских повстанцев.

3. Продвижение демократии и содействие смене режима в Белоруссии.

4. Расширение связей на Кавказе, использование напряженности между Арменией и Азербайджаном.

5. Усиление присутствия США в Центральной Азии, сокращение российского влияния там.

6. Изоляция Приднестровья.

Подчеркивается, в частности, что Украина, безусловно, является более способным и надежным партнером, чем другие страны, которым Соединенные Штаты предоставили летальное оружие, например, афганским моджахедам в 1980-х гг. Украине американские стратеги из RAND отводят роль «антироссийской дубины» и инструмента геополитического террора.

• Ослабление веры в российскую избирательную систему;

• создание представления о том, что правительство не служит интересам народа;

• поощрение внутренних протестов и другого ненасильственного сопротивления;

• подрыв имиджа России за рубежом.

Подчеркивается, что формирование и под держка пятой колонны, склонение к предательству части элиты представляют собой безотказный метод ГВ, опробованный и на СССР.

Подробно основные положения доклада рассмотрены в статье А.М. Ильинского «Гибридные войны: вызовы, угрозы, уязвимости[26].

Таким образом, разработанная RAND модель ГВ призвана разбить планы развития России. Лишить наш народ понимания и смысла будущего, лишить Россию идеологии — в этом смысл предлагаемой доктрины США. Американцы хотят навязать нам свою повестку, вовлечь в геополитическую игру по их правилам, перепрячь, измотать и дезориентировать Россию, используя известные уязвимости.

Противостояние перечисленным и некоторым другим действиям, направленным на подрыв национальной безопасности страны, требует совершенствования способности государства быстро и решительно реагировать на эскалацию конфликтов, нелинейный характер которых позволяет достигать значительных результатов при относительно небольших деструктивных возмущающих воздействиях со стороны агрессора или коалиции враждебных акторов. Отдельно стоит задача обеспечения информационной безопасности органов управления.

С учетом скрытности и маскировки операций ГВ необходимо обеспечить ведение непрерывной разведки и ее тесное взаимодействие со структурами политического и военного управления с целью прогнозирования угроз и планирования мероприятий по противодействию за счет оперативного создания и использования преимущества на угрожаемом направлении.

Следует организовать подготовку качественного кадрового ресурса, способного обеспечить разработку и реализацию стратегии противодействия ГВ.

Важным инструментом для системной работы по противостоянию ГВ против России является модель ГВ, позволяющая на системной основе отразить содержание и динамику ГУ.

Мир входит в эру сложных конфликтов, в которых «комбинированные действия предполагают сочетание традиционной военной мощи с политической, информационной, финансово-экономической и др. составляющими»[27]. В рамках подобных конфликтов масштабы планирования и управления социальными, государственными и политическими процессами и организации взаимодействия могут быть разными — от отдельного государства или региона и вплоть до глобального охвата.

ГВ против России идет уже многие годы в виде координированных информационно-психологических операций, имеющих целью изменить сознание населения, подорвать его моральный дух и принудить к капитуляции, кибератак, экономических и политических санкций при постоянном системном наращивании военного давления.

В доктринальных документах России содержится точный анализ военно-политической ситуации в мире, однако радикального перелома в противоборстве с противником можно лишь за счет принятия решительных мер в каждой из сфер общественной жизни страны: административно-политической, финансово-экономической и культурно-мировоззренческой. Эффективность решения такой стратегической задачи определяется качеством взаимодействия и координации применения военных и невоенных сил и средств в стратегии противодействия гибридной агрессии.

Требование взаимодействия приобретает особую актуальность в условиях расширения спектра гибридных технологий, что характерно для военных конфликтов конца XX — начала XXI века. Именно в этот период на фоне глобализации и информационно-коммуникационной революции стратегия ГВ превратилась в своеобразный интегратор военных и невоенных форм, средств, методов и технологий, используемых в современных многомерных конфликтах.

Особенности ГВ как многосферного военного конфликта, представляющего собой новый вид межгосударственного противоборства, накладывают ряд существенных требований на саму формулу и понятие «взаимодействие».

Вопросам взаимодействия разнородных сил в современных военных конфликтах посвящаются серьёзные научно-практические разработки НАТО, в которых говорится о пяти императивах подготовки к войне:

• когнитивное превосходство: истинное понимание операционной среды, противника и целей Североатлантического союза влечет за собой согласованное и общее военно-политическое понимание угроз, противников и окружающей среды, в которой действует НАТО, от технологий и доктрин до JISR и больших данных. В равной степени он будет сосредоточен на предоставлении правильных инструментов для военно-политического уровня для эффективной (быстрой и динамичной) работы и защиты принятия решений в современный информационный век;

• многослойная устойчивость: в основе сдерживания Североатлантический союз должен быть в состоянии противостоять немедленным потрясениям на линиях снабжения и коммуникациях, а также воздействиям в когнитивном измерении. Он должен быть готов к упорству в сложных ситуациях в течение длительного времени и быть готовым с нулевого дня;

• влияние и проекция силы: чтобы формировать среду в соответствии с ее сильными сторонами, включая создание вариантов и наложение дилемм на противников, Североатлантический союз должен проявлять инициативу, используя различные средства для достижения своих целей;

• интегрированная многосферная защита: угрозы, с которыми сталкивается Альянс, больше не относятся к какой-либо одной, поэтому совместный и гибкий подход к изменчивой среде необходим для защиты целостности Альянса от всех угроз, независимо от их происхождения или характера;

• многосферное (междоменное) командование: понимание команд в мгновение ока, отличительная черта великих генералов, может оказаться недосягаемым в многосферном и интегрированном боевом пространстве. Инвестиции в сотрудников, командное искусство, критическое мышление и смелые действия станут залогом успеха. Обладая необходимой манёвренностью, чтобы обеспечить развитие нашей войны в нужном темпе, Концепция ведения боевых действий НАТО будет позиционировать и использовать военный инструмент силы Североатлантического союза для создания и поддержания решающего военного преимущества, чтобы обеспечить дальнейший успех во все более сложной, взаимосвязанной и непредсказуемой среде безопасности в ближайшие десятилетия[28].

Требование обеспечить интегрированную многосферную защиту продиктовано осознанием опасности ГУ, с которыми сталкивается любое государство или коалиция. Такие угрозы больше не относятся к какой-либо одной, поэтому совместный и гибкий подход к изменчивой среде необходим для защиты от всех угроз, независимо от их происхождения или характера.

Вопросы прогнозирования современного военного противоборства с учетом применения силовых и несиловых способов межгосударственной борьбы, развития военной техносферы традиционно занимают одно из центральных мест в аналитической работе ведущих аналитических центров России — Российского института стратегических исследований, Института Соединённых Штатов Америки и Канады РАН, Российского совета международных дел и некоторых других.

Разработка прогностических оценок отечественными учеными представляет собой исключительно важный фактор обеспечения национальной безопасности России в условиях ведущейся против нашей страны ГВ. Дело в том, что аналогичные прогнозы, выполненные зарубежными исследовательскими центрами, при всей их интересности нередко представляют собой попытку навязать России повестку, имеющую мало общего с интересами нашего государства. Это касается как исследований в военно-политической сфере, так и в военной и военно-технической сферах. В настоящее время стали сильнее вырисовываться определенные кризисные симптомы западной политической науки. Кроме того, объективная реальность чаще подменяется мифологемами, а зарубежные исследователи вынуждены писать свои труды следуя конъюнктурным и идеологическим установкам. Поэтому крайне важно оказывать под держку работе российских научных коллективов и отдельных ученых по проблемам обеспечения национальной безопасности.

В работах многих отечественных аналитиков подчеркивается, что враждебные России силы стремятся за счет ее развала разрешить многие мировые проблемы на выгодных для себя условиях. Такой подход опирается на один из известных законов геополитики: «Крупное, но слабое государство более других подвержено риску распада». Процессы глобализации создают особо благоприятные условия для проявления этого закона. Так, в материалах конференции Российского института стратегических исследований (РИСИ-2017) под редакцией Г.Г. Тищенко и А.В. Виноватых показано, что прежняя модель глобализации себя исчерпала, а взрывной рост новых технологий и инноваций формирует основы следующего технологического уклада, что потребует изменений в организации мирохозяйственных связей и глобальном управлении. Государство, которое сможет сформулировать модель развития, в наибольшей степени отвечающую будущим вызовам, получит возможность более гибко адаптироваться к грядущим изменениям[29]. Это утверждение в полной мере относится к адаптации политической, военной военно-технической сферы к вызовам вооруженных конфликтов XXI в.

Весьма полезными для проведения анализа военно-политической обстановки представляются разработанные группой ученых из Санкт-Петербургской Военной академии связи (А.М. Кудрявцев, А.А. Иванов, А.А. Смирнов) теоретические подходы к содержанию оценок в информационно-аналитической работе, связанных с характеристиками вооруженных конфликтов и малых войн новейшего времени, моделями оценки военно-политической обстановки, ВС, сложных геополитических узлов, способов определения критических, пороговых показателей существования (дееспособности) общества, государства, его ВС[30].

Внедрение предложенных и некоторых других разработок в практику аналитической работы безусловно послужит повышению качества прогнозирования и стратегического планирования вопросов обеспечения национальной и международной безопасности.

В условиях обострения международной обстановки вполне естественным представляется интерес исследователей к проблемам современных военных конфликтов. Аналитики пытаются ответить на следующие вопросы: «Где будет следующая война? Кто будет бороться и с кем? Почему это произойдет? Какие стратегии будут использоваться? Как организовать взаимодействие между разнообразными силами и средствами, стратегией и тактиками современных военных конфликтов?»

Однако ответы далеко не всегда бывают удовлетворительными. Министр обороны США Роберт Гейтс в своей речи в Военной академии США в Вест-Пойнте в 2011 г. признал: «Когда дело доходит до прогнозирования характера и местонахождения наших следующих военныхдействий, таких как в Гренаде, Панаме, Сомали, на Балканах, в Гаити, Кувейте, Ираке, и многое другое, мы понятия не имели, за год до любой из этих миссий, что мы будем так заняты».

В 2020 г. корпорация РЭНД разработала для Пентагона ряд прогностических докладов по военным вопросам. В докладе «Будущее войны в 2030 г.» утверждается, что список американских противников, вероятно, останется фиксированным, но состав союзников США, вероятно, изменится:

• Китай, Россия, Иран, Северная Корея и террористические группировки останутся главными противниками США;

• растущее влияние Китая скорее всего изменит список союзников США в Азии, поскольку страны застрахуются от китайской власти;

• в Европе воля и способность традиционных союзников США участвовать в силовых акциях, особенно за рубежом, вероятно, уменьшатся.

При этом Соединенные Штаты в 2030 г. могут постепенно потерять инициативу диктовать стратегические результаты и определять, когда и почему происходят войны будущего.

Вероятными регионами следующей войны считаются Индо-Тихоокеанский, Европа и Ближний Восток, который представляется наиболее вероятным, хотя Индо-Тихоокеанский регион может представлять наибольшую опасность.

Будущие конфликты, вероятно, возникнут из четырех основных глубинных причин, а именно: борьба с терроризмом, конфликты в СЗ, асимметричные бои и масштабные вооруженные конфликты.

Подготовка к будущей войне требует повышения способности действовать на значительном удалении без соприкосновения с основными силами противника, повышать точность вооружения и военной техники с целью минимизировать сопутствующий ущерб. Все подразделения ВС должны будут расширить свои возможности в области ИВ, особенно для операций в СЗ, атакже широко внедрять технологии ИИ.

В другой работе РЭНД — «Вглядываясь в хрустальный шар. Целостная оценка будущего войны» — в числе важных военных тенденций отмечается изменения в тактике, которую противники используют для действий в СЗ, используя возрастающую агрессию, ИВ, посреднические силы и тайные ССО для достижения региональных целей, оставаясь при этом ниже принятого в США для обычного ответа. ИИ как класс прорывных технологий при использовании в военных целях должен широко использоваться как в обычных, так и нетрадиционных операциях.

Одним из лидеров в списке наиболее смелых работ является книга директора частной разведывательно-аналитической организации STRATFOR Дж. Фридмана «Следующие 100 лет: прогноз событий XXI века». С присущей американцам завышенной самооценкой автор утверждает, что нынешнее ослабление США — иллюзия, а пик могущества Америки придется на конец XXI столетия. Будущее якобы принадлежит американской культуре, представляющей собой «смесь библейских истин и компьютерных технологий, традиционных ценностей и радикальных инноваций». Китай именуется бумажным тигром, а его рост — мыльным пузырем, который вот-вот лопнет. Россия без всякого сомнения рухнет и развалится, не выдержав конкуренции, а на геополитическом горизонте взойдут новые звезды: Япония, Турция, Польша, Мексика. Старые международные институты значительно поколеблены, а новые еще не появились, вся первая половина нового века пройдет под знаком ожесточенных социальных конфликтов. Прогноз Д. Фридмана, безусловно, субъективен, ряд оценок опровергнут нынешним хаосом в США и снижением авторитета страны, а убедиться в правильности многих долгосрочных предсказаний современному читателю вряд ли удастся. Однако при всей своей политизированности анализ тенденций, некоторые из которых отмечены достаточно точно, дает пищу для размышлений о вызовах, с которыми предстоит столкнуться России.

Доклад Национального разведывательного совета США «Мир после кризиса. Глобальные тенденции — 2025: меняющийся мир» содержит описание факторов, которые способны определить грядущие события. В числе факторов: глобализация, демография, зарождение новых центров влияния, упадок международных организаций, изменение климата и энергетическая геополитика. Пандемия и ряд других важных событий, последовавших после издания доклада в 2010 г., внесли существенную коррекцию в некоторые оценки доклада, однако не повлияли на основополагающие выводы разведки, а именно: руководство сохраняет важнейшее значение в современном мире; не бывает неизменных тенденций; своевременное вмешательство, при хорошей осведомленности, уменьшит вероятность и серьёзность негативных явлений и увеличит вероятность позитивных.

Ричард Хаас — американский дипломат, был директором по планированию политики в Госдепартаменте США, президент Совета по международным отношениям в книге «Мировой беспорядок» — отмечает, что в современном мире в рамках баланса между обществом и анархией многое меняется, и эти изменения не в пользу США. Требуется обновление и перезагрузка международных отношений. Серьезное внимание Р. Хаас уделяет киберпространству как важной части техносферы, имеющему непосредственное отношение к внешней политике, разведке, обеспечению конкурентоспособности и т. д. Будущее развития киберпространства он видит в создании международных механизмов, которые поощряли бы определенные виды использования киберпространства и препятствовали иным, откровенно вредоносным.

Анализ прогнозов, касающихся общих тенденций международного развития, современных конфликтов и адаптации доктрин сдерживания, одной из задач которого является предотвращение эскалационного доминирования другой стороны в условиях конфликтных и кризисных ситуаций, при всей глубине и обоснованности прогнозов свидетельствует, что в большинстве случаев авторам все же не в полной мере удается интегрировать объективные и субъективные факторы, действие которых обусловливает хаотизацию и нестабильность в международной сфере, вызывает качественные изменения в военной техносфере и окажет решающее влияние на ход и исход войны.

Кроме того, применяемые разрозненно инструменты анализа и прогнозирования военно-политической обстановки не всегда в полной мере позволяют выработать адекватные оценки тенденций и факторов, влияющих на выработку стратегических управленческих решений.

Широкий разброс оценок в исследованиях проблем будущей войны и развития современной военной техносферы позволяет всё же выделить несколько важных областей, пока в недостаточной степени разработанных. В известной степени, прогнозирование вопросов организации взаимодействия в военных конфликтах современности осложняют следующие факторы.

Во-первых, это изменения доктрин сдерживания, трансформация которых основана, с одной стороны, на глубоком понимании культурных ценностей других государств и логики выбора ими соотношения затрат и выгод, с другой стороны — на радикальных изменениях в военном деле и в военной техносфере, вызванных появлением революционной концепции ГВ[31]. В этой связи обращает на себя внимание отсутствие комплексной, разработанной на основе единой методологии оценки и анализа работы, освещающей один из характерных факторов межгосударственной борьбы, связанный с комбинированным применением силовых и несиловых методов и средств её ведения и, что немаловажно, форм и способов взаимодействия при использовании гибридных методов и средств.

Во-вторых, недостаточно полное использование в анализе вопросов взаимодействия особенностей стратегической культуры, что не позволяет четко оценить влияние фактора военной силы на политику потенциальных противников и на их способность обеспечить баланс силовых и несиловых способов в навязывании противнику своей воли[32].

В-третьих, отсутствие четких критериев оценки надежности отношений с союзникам и партнерами в условиях хаотизации обстановки и формирования многополярного мира, прогнозов их возможного поведения при обострении военно-политической обстановки, адекватной и принципиальной оценки возможных последствий собственных внешнеполитических шагов.

В-четвертых, недостаточная разработка критериев оценки точности и адекватности разведданных, интеграции данных, собранных различными видами разведки.

И, наконец, наличие эффективной стратегии публичной дипломатии, направленной на ослабление пропагандистской кампании противника и использование собственных культурных ценностей, выдерживания баланса и взаимодействия «жесткой» и «мягкой» силы при проведении внешней политики силами традиционной и публичной дипломатии.

Недостаточными следует признать попытки среднесрочной экстраполяции вызовов и угроз, порождаемых кризисом глобализации, ростом протекционистских настроений в ряде стран, конфликтами XXI в., проведения систематизации задач сбора данных в интересах оценки своей и противника, ее обработки и формулировки рекомендаций для принятия управленческих решений политиками, дипломатами и военными, которые должны четко представлять, какие новые технологии и системы вооружений, какие кадры нужны для победы в завтрашних войнах, сколько времени и какие ресурсы потребуются для развития необходимого потенциала.

И, наконец, важно отметить влияние на обеспечение взаимодействия сил и средств в гибридных военных конфликтах современности социально-экономических факторов. К числу важнейших из них следует отнести:

• необходимость сокращать расходы на оборону на фоне роста международной напряженности;

• повышение стоимости разработки и производства современных систем оружия и военной техники;

• высокая стоимость строительства объектов военной инфраструктуры;

• наличие нерешенных социальных проблем и противоречий в обществе, в котором все громче раздуются требования о перестройке социально-политической парадигмы развития.

Отдельно следует сказать об обязательном учете при решении вопросов взаимодействия в стратегии и контрстратегии ГВ суммы геополитических факторов, на основе которых строится государственная политика. Основными из них являются:

• географические (размеры территории, месторасположение, рельеф, протяженность и конфигурация границ и т. д.);

• геофизические (климат, наличие природных ресурсов, наличие водных ресурсов и др.);

• политические (политический режим, особенности правления и государственного устройства и т. п.);

• социальные (уровень жизни, особенности социальной структуры, степень урбанизации населения и т. д.);

• экономические (степень развитости экономики, темпы и перспективы экономического роста, инфраструктура, наличие стратегических запасов и др.);

• военные (боеспособность ВС, наличие современного вооружения, численность армии, наличие ЯО и т. д.);

• культурно-мировоззренческие (конфессиональные и национальные традиции, уровень развития науки, образования, здравоохранения и т. п.);

• демографические (численность населения, его состав, плотность заселенности, уровень рождаемости и смертности и др.);

• экологические (состояние окружающей среды и т. д.).

В условиях цифровизации общества и развития технологий обработки больших данных с применением ИИ в стратегии ГВ уникальная роль принадлежит информационно-психологическим факторам, которые наряду с вопросами военного использования технологий ИИ, кибернетических, квантовых и биотехнологий, технологий КВ во многом определяют формы и способы боевых действий и требуют разработки четких алгоритмов взаимодействия.

Синергия перечисленных и некоторых других факторов обусловливает трансформацию современных военных конфликтов, ведет к появлению новых форм геополитического противоборства, требует разработки новых, сетецентрических стратегий взаимодействия, востребованность которых становится очевидной при обращении к теории ГВ.

В числе характерных черт современных военных конфликтов, перечисленных в Военной доктрине РФ, следует отметить комплексное применение военной силы и сил и средств невоенного характера, усиление роли информационного противоборства.

В редакции Военной доктрины РФ от 2014 г. отмечается «тенденция смещения военных опасностей и военных угроз в информационное пространство и внутреннюю сферу Российской Федерации». По всему периметру границ России и внутри страны существует реальная опасность развязывания конфликтов с участием негосударственных вооруженных формирований в целях организации подрывной деятельности и манипулирования населением за счет проведения активных мероприятий информационно-пропагандистской направленности с переходом к силовым акциям (действиям партизанских отрядов мятежников, проведению терактов и т. п.).

На перенос усилий в СЗ и использование ССО в военных конфликтах будущего делается акцент во «Временных указаниях по стратегии национальной безопасности» президента США Джо Байдена[33].

Сказанное в полной мере относится к гибридному военному конфликту, который предусматривает создание обстановки неопределенности, меры экономического воздействия, захват инициативы и лишение противника возможностей маневра силами и средствами, манипуляции населением в ходе так называемой когнитивной, информационно-психологической войны для воздействия на сознание людей. В этих целях используются как традиционные, так и асимметричные средства и способы борьбы.

В соответствии с подходами руководства ВС США военные конфликты по напряженности могут быть высокой, средней и низкой интенсивности[34].

Военная сила в операциях ГВ средней интенсивности применяется против незначительных сил подготовленного в военном отношении противника, хорошо мотивированного, обладающего высокой боеспособностью, но ограниченного в силах и средствах. В конфликтах низкой интенсивности войска, как правило, сдерживают противника своим присутствием, но находятся в высокой степени готовности к применению оружия для защиты себя, населения и объектов от внезапных нападений противника.

Трансформация военных конфликтов предъявляет особые требования к наступательной и оборонительной стратегии ГВ[35]. Разнородность сил и средств, разнообразие применяемых тактик обусловливают важность организации взаимодействия на всех уровнях гибридного военного конфликта.

В 20-е гг. прошлого века выдающийся русский военный теоретик генерал-майор Александр Свечин отстаивал необходимость сочетания различных форм войны — войны на сокрушение и войны на измор (истощение), включая в последнюю не только оборонительные действия в широком военно-политическом понимании, но и элементы «непрямых действий». Он писал, что для СССР целесообразна лишь война на измор с ограниченными целями, а время пролетарской войны на сокрушение еще не пришло. Тогда эти суждения профессора Свечина были отвергнуты с резкой критикой в его адрес, но 1941 г. подтвердил правильность его предупреждения.

В современных условиях в ГВ к открытому масштабному применению силы возможен переход лишь на этапе завершения конфликта, с использованием в этих целях существующей нормативно-правовой базы миротворческой деятельности и операций по кризисному урегулированию.

Это важный фактор, требующий качественного переосмысливания характеристик современных военных конфликтов нового поколения, их стратегий и способов взаимодействия с учетом следующих особенностей.

Во-первых, реализуется тенденция перехода от линейной к нелинейной модели войны, основанной на применении непрямых асимметричных действий, что позволяет за счет весьма ограниченного воздействия добиться существенных, нередко стратегических результатов.

Во-вторых, меняются системообразующие элементы, определяющие содержание самой философии войны как гуманитарной составляющей учения о войне. К их числу классик русской геополитики А.Е. Снесарев относил существо войны, основные идеи, с этим существом связанные, пути к познаванию войны, науку о войне в ее целом и ее классификацию[36].

В-третьих, с учетом комплексного характера ГВ особую значимость приобретает задача организации всестороннего взаимодействия всех сил и средств, задействованных в военном конфликте[37].

В условиях, когда ГВ против России превратилась в повседневный фактор существования нашей страны, успешное противостояние угрозам нового вида в решающей степени будет зависеть от способности своевременно сформировать новое знание о войне и на этой основе определить стратегию государства в целом и стратегию строительства ВС, в частности.

Разрушительный импульс операциям ГВ придает сочетание стратегий сокрушения, на которых строится цветная революция, и измора, что позволяет формировать своеобразный разрушительный тандем для целенаправленного использования свойств глобальной критичности современного мира в целях подрыва фундаментальных основ существующего миропорядка, дестабилизации отдельных стран, принуждения их к капитуляции и подчинению стране-агрессору. В основе сочетания стратегий сокрушения и измора лежат механизмы поэтапного усиления и эксплуатации критичности в целях хаотизации обстановки в стране-жертве.

Стратегия ГВ, построенная на сочетании широкого спектра самых различных форм и способов борьбы, вмещает в себя большое количество смыслов. Насыщенность стратегии различными формами и способами вооруженной борьбы породила самые разные определения современной войны: трехмерная, сетевая, асимметричная, бесконтактная, информационная и т. д. Каждое из определений отражают одну преимущественную черту военного противоборства, но ни одно из них в отдельности не характеризует войну в целом.

Ученые отмечают, что характерной приметой нового времени постепенно становится «размывание» границ вооруженного противостояния и применение так называемого гибридного подхода к ведению войны, а гибридная борьба так или иначе представляет собой конфликт между политическими субъектами, которые стремятся удержать ее ниже порога открытого вооруженного конфликта. Мотивов может быть множество — от необходимости управлять дипломатическими и репутационными рисками до нежелания подвергать опасности собственную регулярную армию. Выходом в данном случае становятся иррегулярные силовые элементы, которые нередко помогают решить стратегические задачи, и модель частных военных компаний (далее — ЧВК) подходит здесь лучше всего. Идея использования наемников встречает все больше сторонников в мировом сообществе. Не случайно обвинения в использовании услуг «солдат удачи» на совершенно разных конфликтных аренах раздаются уже в адрес таких неочевидных интересантов, как Китай или Турция.

Используются различные формулировки феномена ГВ как военного конфликта, сочетающего регулярные («симметричные») боевые действия с элементами асимметричных войн. Например, американский военный теоретик Дж. Маккуен определяет ГВ как «комбинацию симметричной и асимметричной войн»[38]. В рамках этого подхода все войны могут рассматриваться в качестве потенциально гибридных.

Экс-министр обороны Соединённых Штатов Джеймс Мэттис и американский военный теоретик Фрэнк Хоффман в работе «Будущая война: восхождение гибридной войны» спрогнозировали нарастающую угрозу такого рода конфликтов и обозначили необходимость для США системной подготовки к противостоянию с вероятным противником[39]. Ф. Хоффман уточнил: в ГВ асимметричная компонента имеет решающее оперативное значение на поле боя, в отличие от обычных войн, где роль асимметричных игроков (например, партизан) состоит в отвлечении сил противника на поддержание безопасности вдали от ТВД. Но при таком исследовательском ракурсе из анализа выпадает ведение противоборствующей стороной ГВ в мирное (если ориентироваться на нормы и принципы международного гуманитарного права) время.

В коллективной монографии под редакцией И.Ф. Кефели делается попытка осмыслить суть феномена ГВ с позиций геополитики. Утверждается, что феномен ГВ в рамках военной и политической науки не определяется исчерпывающе, его сущность и специфику невозможно понять вне геополитической парадигмы. ГВ, на наш взгляд, представляет собой исключительно геополитическое явление, в своём полном объёме не определяемое в иных исследовательских парадигмах. С этой точки зрения ГВ — это совокупность действий, направленных на одновременное разрушение всех основных геополитических пространств общества-соперника, т. е. на его абсолютное сокрушение. Основными геополитическими пространствами автор данной статьи полагает следующие: географическое, экономическое, информационно-идеологическое и информационно-кибернетическое. В каждом типе геополитического пространства способы ведения ГВ различаются в соответствии с природой данного типа пространства. Основные способы ведения ГВ в географическом пространстве: локальные «традиционные» войны в ресурсных регионах страны — объекта агрессии, вовлечение данной страны в серию «конфликтов малой интенсивности» по периметру её границ; цветные революции, т. е. государственные перевороты в стране — объекте агрессии и в государствах, являющихся её геополитическими союзниками; поощрение сепаратизма и терроризма в стране — объекте агрессии[40].

В целом, несмотря на обстоятельные военно-теоретические дискуссии по проблеме ГВ и достаточно длительное применение на практике гибридных стратегий и тактик, научному сообществу пока не удалось выработать единого понимания феномена. Это еще раз подчеркивает сложность и неопределенность этого вида конфликта.

В своих дальнейших рассуждениях автор настоящей работы намерен опираться на выработанное им понимание конфликта: «Под гибридной войной следует понимать координированное использование страной-агрессором многочисленных видов (инструментов) насилия, нацеленных на уязвимые места страны-мишени с охватом всего спектра социальных функций для достижения синергетического эффекта и подчинения противника своей воле»[41].

При всех расхождениях существующих трактовок многие отечественные исследователи, как и зарубежные военные аналитики, едины во мнении, согласно которому суть гибридизации военных конфликтов заключается в задействовании регулярных и иррегулярных силовых элементов, а также несиловых форм и способов противоборства (в финансово-экономической, административно-политической и культурно-мировоззренческой сферах) с конечной целью подрыва власти легитимного правительства какого-либо государств[42].

Обороняющаяся сторона при прогнозировании угроз не в состоянии точно определить их содержание или тяжесть наносимого ущерба. В результате планирование действий и необходимых ресурсов для парирования ГУ связано с рядом неопределённостей. Создание подобных неопределённостей, является важным свойством ГУ, применение которых основывается на способности противников — государств и негосударственных субъектов мировой политики — сочетать различные стратегии, технологии и возможности для получения асимметричных преимуществ[43]. Использование разнообразных ГУ требует высокой степени координации и взаимодействия как в наступательной, так и оборонительной стратегиях ГВ.

Ныне формируется феномен ГВ как скрытого и не имеющего определенного статуса конфликта, обладающего сложной внутренней структурой, протекающего в виде интегрированного военно-политического, экономического информационно-психологического противостояния.

Появляются новые измерения конфликта:

• основное измерение ГВ — это скрытная подрывная деятельность, которая используется против объекта агрессии в качестве главного средства сокрушения противника. Это измерение войны обладает по отношению к предшествующим статусом и энергией отрицания и формирует качественную основу трансформации конфликта, что во многом обусловливает переход от линейной к нелинейной парадигме войны;

• национализм и этническая самоидентификация, которые используются в качестве ведущих мотивов подрывной деятельности и представляют собой важные современные факторы трансформации войны. Гипер'фофированное «раздувание» жалоб этнических меньшинств на притеснения со стороны правительства большинства представляет собой мощный катализатор, который используется атакующей стороной для привлечения сторонников в ряды повстанцев. Таким образом, стратегия современной ГВ объединяет тактику повстанцев и обычное военное сдерживание. Как ведущие факторы мотивации национализм и этническая самоидентификация ранее находили достаточно ограниченное применение;

• всеобъемлющий характер конфликта, который ведется с использованием военных и невоенных форм воздействия с упором на идеологические средства и современные модели «управляемого хаоса»;

• война построена на стратегии измора, что придает конфликту затяжной перманентный характер;

• к ГВ не применимы нормы международного права, определяющие понятия «агрессия», в такой войне не существуют понятий «фронт» и «тыл».

Важным свойством стратегии ГВ является нацеленность этого вида межгосударственного противоборства на изнурение страны-жертвы. Это предполагает широкий спектр действий, включающих использование воинских и иррегулярных формирований одновременно с проведением в рамках единого замысла и плана операций по хаотизации экономики, сферы военной безопасности, культурно-мировоззренческой сферы, а также применение кибератак, технологий КВ при теснейшем взаимодействии и координации.

Государство-агрессор тайно, без формального объявления войны атакует структуры государственного управления, экономику, информационную и культуэно-мировоззренческую сферу, силы правопорядка и регулярную армию страны-мишени. Затем на определенном этапе развертываются военные действия с участием местных мятежников, наемников, ЧВК, поддерживаемых кадрами, оружием и финансами из-за рубежа и некоторыми внутренними структурами: олигархами, преступными, националистическими и псевдорелигиозными организациями.

Важная составляющая стратегии — целенаправленное воздействие на сферу военной безопасности государства, чтобы втянуть его в непомерные изнуряющие военные расходы путем провоцирования локальных конфликтов в приграничных районах и стратегически важных регионах, проведения у его границ масштабных военных учений по провокационным сценариям, развертывания дестабилизирующих систем оружия, использования возможностей пятой колонны и агентурных сетей. Временные рамки действия стратегии измора — многие годы. Угрозы национальной безопасности России проанализированы в выступлении генерал-полковника Ф.И. Ладыгина на Военно-научной конференции Клуба военачальников РФ «Обострение внутренних и внешних вызовов России. Необходимые меры по их нейтрализации»[44].

По мнению экс-начальника ГРУ, «наши противники (не партнеры, а именно противники, враги!) неотъемлемой частью ГВ считают ограниченное боевое применение военной силы (особенно ССО, а также наемников («прокси»), ЧВК и т. п.), что нередко может дополнять широкомасштабные использования политических, информационнопсихологических, экономических и прочих средств, свойственных этому виду вооруженного конфликта».

Иными словами, понятие ГВ как фактор стратегического неядерного сдерживания по существу означает «обнуление», сведение на нет гибридными способами возможность противостоять агрессору, даже имея в своем распоряжении средства ядерного сдерживания противника.

Как уже упоминалось, прокси-война представляет собой эффективное средство воздействия на противника в рамках общей стратегии ГВ.

Общими для гибридного межгосударственного военного конфликта и прокси-войны являются следующие факторы:

1) сохранение роли ядерного оружия как средства сдерживания и обеспечения стратегической и политической стабильности;

2) склонность стран, обладающих ядерным оружием, к задействованию различных видов насилия за счёт применения технологий непрямых, невоенных действий;

3) появление международных террористических организаций, прибегающих для реализации своих политических целей к «неклассическим» способам насилия и торговле наркотиками для самофинансирования. К этой группе субъектов военных конфликтов тесно примыкают частные военные компании (ЧВК), главным мотивом для деятельности которых является материальный;

4) порождённая глобализацией зависимость национальных экономик от складывающейся ситуации в мировой экономике;

5) широкое и тщательно синхронизируемое использование гибридных информационных, экономических и военных угроз;

6) диффузия военной мощи, обеспечивающая доступ многих государств и негосударственных организаций к современным средствам поражения, включая ядерные, химические и бактериологические;

7) формирование новых возможностей влияния с привлечением технологий искусственного интеллекта для управления глобальными информационно-психологическими операциями по дезинформации и манипулированию сознанием населения стран и континентов, усиление противоборства в космосе и киберпространстве. Развитие региональной прокси-войны таит в себе угрозу перерастания военного конфликта в крупное военное столкновение. Отказ США и НАТО от правовых гарантий безопасности России, сопровождающийся введением незаконных санкций, внешним противодействием, направленным против специальной военной операции по демилитаризации и денацификации Украины, поставками оружия, предоставлением разведывательной информации на фоне явной неадекватности правящих элит Киева повышает вероятность возникновения крупного конфликта по злому умыслу или по ошибке из-за неправильной интерпретации намерений одной из сторон. В результате мир вступил в фазу экономической рецессии, кризиса глобального управления, сопровождаемых ростом протекционистских и изоляционистских настроений. Серьезно ограничены гуманитарные, культурные, туристические обмены, в целом контакты между людьми.

В осмыслении новейших тенденций в военной сфере в последние годы всё более заметное место занимают трактовки формул «серой зоны», «гибридной войны» и «прокси-войны». Учёт общих и особенных свойств этих феноменов весьма важен для формулирования современной теории войны, прежде всего, как социально-политического явления и выработки адекватных наступательных и оборонительных стратегий.

Сопоставление гибридной и прокси-войны позволяет выделить общие и особенные характеристики военных конфликтов.

Во-первых, напомним, что Карл фон Клаузевиц в своём труде «О войне» отмечал: «Война не начинается, — или, во всяком случае, не следует, действуя разумно, начинать войну, — пока не будет установлено, чего мы хотим достигнуть посредством войны и в течение ее. В первом заключается смысл войны, второе является ее целью».

Смысл специальной военной операции ВС РФ — превращение Украины в дружественное России, нейтральное государство. В числе главных политических условий — законодательное закрепление внеблокового статуса Украины с полным запретом на размещение на ее территории военных баз НАТО и ударных систем вооружения, суд над нацистскими преступниками, совершившими за последние годы преступления против граждан Украины и Донбасса, признание Крыма российским, а ДНР и ЛНР — независимыми государствами.

Стратегические цели операции — демилитаризация и денацификация Украины.

Определение гибридной войны США и НАТО против России как «войны цивилизаций» довольно полно отражает главный вектор стратегии гибридной войны и придаёт самой стратегии завершенность, поскольку именно в идеях закодированы высшие цели войны, смыслы национального бытия и, тем более, бытия цивилизационного.

Война смыслов составляет сердцевину стратегии гибридной войны, цель которой состоит в обеспечении последовательного планомерного установления контроля над всеми сторонами жизни государства — объекта гибридной агрессии и, прежде всего, контроля над менталитетом его населения.

Во-вторых, между прокси-войной и обычной войной разницы в смысле целей нет, первая применяется Вашингтоном на Украине лишь для того, чтобы снизить риски ответных действий, что особенно значимо при вовлечении в конфликт ядерных держав. Прокси-война сама по себе не отменяет возможности перехода к обычной войне со ставкой на превосходящие военные технологии, экономическую мощь и преимущество в человеческих ресурсах.

В-третьих, стратегия гибридной войны строится на координированном использовании военных и невоенных способов межгосударственного противоборства.

В-четвертых, как гибридная, так и прокси-война строятся на стратегии изнурения и могут длиться многие годы. Примером длительной прокси-войны является противоборство США и России в Сирии при участии некоторых других государств региона, войны во Вьетнаме, Афганистане, странах Африки и Ближнего Востока. Прокси-война отличается характером и составом задействованных сил и играет все возрастающую роль в стратегиях США, Ирана, Саудовской Аравии, Турции и других региональных игроков на Большом Ближнем Востоке и его периферии.

В-пятых, гибридная война может вестись без открытого применения вооруженных сил и без объявления войны, включает в себя проксиконфликт. В зависимости от масштабов гибридной и прокси-войны целями могут быть переформатирование геополитической картины мира, изменение основ мирового порядка; установление контроля над ресурсами и рынками, коммуникациями и новыми технологиями; изменение национальных границ; раскол или переформатирования национальной идентичности.

В нынешнем столетии роль и частота использования гибридных и прокси-войн будут возрастать. Это связано с сочетание таких характеристик, как относительная дешевизна, эффективность, отсутствие международно-правовой оценки этих видов военных конфликтов и видимость невмешательства.

Особую остроту угрозам прокси-войн придают попытки Вашингтона и НАТО расширить их зону непосредственно до границ России, что было сделано в 2008 г. во время прокси-войны в Грузии и реализуется на Украине.

• Неспособность точно определить и контролировать размах и угрозы прокси-войн XXI в., отсутствие международно-правовой базы для оценки конфликта создают политические и военные проблемы для международных организаций и государств, вовлеченных в противоборство как на поле боя, так и за столом переговоров.

• Полувоенные формирования, ополчение и ЧВК играют важную роль в стратегиях прокси-войн, которые ведут США, Иран, Саудовская Аравия, Турция и некоторые другие региональные игроки на Большом Ближнем Востоке и его периферии. При поддержке США и НАТО расширяется использование наемников на Украине. Попытка развязать прокси-войну была недавно предпринята в Казахстане. В прицеле прокси-войн остаются Белоруссия, Армения, Грузия, страны Средней Азии.

• В глобальном и региональном масштабах ведение прокси-войн способствует обострению межгосударственного противоборства, с одной стороны, между Россией и растущим Китаем, с другой — Соединенными Штатами.

Раскрытие российскими войсками биологических лабораторий Пентагона на Украине и существование подобных объектов на Кавказе и в республиках Средней Азии позволяет предположить, что США уже в течение длительного времени занимаются разработкой биологического оружия, нацеленного на Россию и Китай, а штаммы COVID-19 были целенаправленно созданы в США для использования в первую очередь против Китая. Документально подтверждено, что в биолабораториях шли опыты с коронавирусом летучих мышей — тем самым, который, как сообщили два года назад мировые СМИ, якобы вышел на свободу из китайской биолаборатории в городе Ухане и стал причиной «пандемии».

Таким образом, военная биологическая составляющая является частью американской стратегии мировой (глобальной) гибридной войны и прокси-войны.

Диффузия военной мощи, военная модернизация и расширенный доступ к современным средствам ведения войны придают новые возможности многим государствам, что ведет к изменению регионального баланса сил. Распространение или угроза распространения оружия массового поражения ведет к изменению удельного веса в мировой политике таких региональных соперников как Израиль, Турция, Иран, Индия, Пакистан, Саудовская Аравия и некоторые другие государства Персидского залива.

Меняются союзы — сохраняется в силе обещание принять в НАТО Украину и Грузию, наращивается интенсивность попыток втянуть в альянс нейтральные Швецию и Финляндию, в АТР сформирован AUKUS — трёхсторонний военный альянс в составе США, Австралии и Великобритании, создается четырехсторонний диалог по безопасности QUAD (Австралия, Индия, США и Япония).

Разнообразие стратегий И тактик, используемых в ГВ, предъявляет особые требования к организации взаимодействия на всех этапах подготовки ведения этого вида военного конфликта.

1.2. ТРЕБОВАНИЯ К ВЗАИМОДЕЙСТВИЮ В ГИБРИДНОЙ ВОЙНЕ

Показанные выше особенности ГВ как многосферного военного конфликта, представляющего собой новый вид межгосударственного противоборства, накладывают ряд существенных требований на саму формулу и понятие «взаимодействие».

В философском, широком смысле слова взаимодействие — это процесс взаимного влияния тел друг на друга, наиболее общая, универсальная форма изменения их состояния[45]. В вооруженном конфликте взаимодействие представляет собой объективную и универсальную форму развития операций и войны в целом и определяет существование и структурную организацию сил и средств противоборствующих сторон.

Большая советская энциклопедия определяет взаимодействие как универсальную форму движения, развития, определяющую существование и структурную организацию любой материальной системы. «Взаимодействие — одна из основных философских категорий, отражающая процессы воздействия различных объектов друг на друга, их взаимную обусловленность и изменение состояния или взаимопереход, а также порождение одним объектом другого. Взаимодействие представляет собой вид непосредственного или опосредованного, внешнего или внутреннего отношения, связи»[46].

Советская военная энциклопедия дает понятие взаимодействия исходя из специфических особенностей деятельности войск: взаимодействие (военное) — это «согласование по задачам (объектам), направленным рубежам (районам) и времени действий подразделений, частей, соединений и объединений различных видов ВС, родов войск, сил флота и специальных войск в интересах достижения общей цели боя и операции; один из принципов военного искусства. Взаимодействие наиболее полно отражает сущность боя и операции, успех которых может быть достигнут только объединенными усилиями всех сил и средств. Взаимодействие осуществляется между подразделениями, частями, соединениями и объединениями различных видов ВС (родов войск, сил флота, специальных войск) и внутри каждого из них»[47].

Способность к взаимодействию является важнейшим фактором, определяющим эффективность военной организации государства как совокупности вооруженных, а также военно-политических, военно-экономических, военно-научных и др. органов, учреждений и институтов государства, занимающихся военной деятельностью.

Таким образом, взаимодействие в сфере обороны есть согласованная по целям, задачам, месту и времени и основанная на законодательстве Российской Федерации деятельность федеральных органов исполнительной власти, направленная на обеспечение обороны страны. Взаимодействие представляет собой один из основополагающих принципов военного искусства и является необходимым условием, средством решения задач, поставленных перед военной организацией государства.

К числу обязательных признаков взаимодействия в военной сфере следует отнести:

во-первых, взаимодействие в военной сфере — это, прежде всего, совместная деятельность определенных субъектов управленческих отношений — органов, учреждений и институтов государства, занимающихся военной деятельностью;

во-вторых, взаимодействие — это целенаправленное воздействие субъектов на объект (объекты) взаимодействия. Наличие единой цели, в свою очередь, определяет постановку определенных задач. Исходя из функций и полномочий субъектов взаимодействия, следует понимать, что эти задачи могут быть как общими (решаться несколькими субъектами одновременно), так и частными (решаться одним из субъектов взаимодействия);

в-третьих, согласованность действий субъектов взаимодействия должна быть организована не только по цели и задачам, но и по месту и времени. В ГВ четкость определения пространственных и временных границ военного конфликта во многом определяет успех в достижении целей взаимодействия. Иными словами, если при решении поставленной задачи субъект нарушит установленные сроки или пространственные пределы ее решения, то можно считать, что общая цель не достигнута;

в-четвертых, деятельность субъектов взаимодействия должна быть четко регламентирована. Каждый из участников должен знать свои функции, права и обязанности, а также правильно реализовывать свои полномочия. Таким образом, при организации взаимодействия между федеральными органами исполнительной власти необходимо создание и последующее совершенствование нормативной правовой базы.

К важным признакам взаимодействия следует также отнести:

• многосубъектность, т. е. наличие не менее двух участников взаимодействия;

• согласованность деятельности субъектов взаимодействия по цели, задачам, месту и времени;

• наличие четкой правовой регламентации взаимодействия;

• влияние факторов трения и износа ГВ[48].

Взаимодействие объективно заложено в стратегии войны как социальной системе и проявляется как своего рода закономерность, познать ее и использовать в интересах системы для успешного достижения стоящих перед ней целей можно лишь на основе комплексного (системного) подхода.

Говоря о взаимодействии как о явлении вообще, следует иметь в виду именно совместные действия (совместную деятельность) различных элементов определенной системы, организованные по единому замыслу и направленные на достижение конкретного результата. Элементами данной системы являются органы, учреждения и институты государства, занимающиеся военной деятельностью и наделенные определенными полномочиями в сфере обороны.

Организация взаимодействия является одной из важных задач военной стратегии как способа достижения победы в войне посредством целеполагания, общего плана и систематического внедрения мер противодействия противнику с учётом постоянно меняющихся обстоятельств и обстановки.

Стратегия включает в себя искусство комбинировать подготовку к войне и последовательные операции ВС (войск) для достижения цели войны. Стратегия решает вопросы, связанные с использованием для победы над врагом как ВС, так и всех ресурсов страны, и организацией взаимодействия между ними.

Стратегия интегрирует в себе результаты анализа изменений и трансформирует их в конкретные практические шаги. Известный военный теоретик начальника генерального штаба Пруссии Гельмут фон Мольтке (старший) отмечал: «Стратегия — это больше чем наука; это — перенос знания в практическую жизнь, дальнейшее развитие первоначальной руководящей мысли в соответствии с постоянно меняющимися обстоятельствами; стратегия — это искусство действия под гнетом труднейших условий»[49].

Перечень факторов, определяющих эволюцию военного дела, на протяжении веков менялся. Сегодня наиболее глубокое и всеобъемлющее влияние на развитие стратегий современных военных конфликтов, изменение их характера и содержания оказывают процессы глобализации и информационно-коммуникационной революции, которые формируют новые механизмы взаимодействия и взаимозависимости в глобальном и региональном масштабах. Охватывая мировую экономику, политику, военное дело, коммуникации, спорт, науку и культуру, эти весьма противоречивые и динамичные процессы затрагивают все важнейшие сферы жизни современного общества.

Стратегия современных конфликтов, построенная на сочетании широкого спектра самых различных форм и способов борьбы, вмещает в себя большое количество смыслов. По этому поводу президент Академии военных наук генерал армии М.А. Гареев писал: «Авторы, падкие на сенсации, чуть ли не каждый день войнам будущего дают новые названия: трехмерная, сетевая, асимметричная, бесконтактная, информационная и т. д. Да, все эти элементы будут иметь место, они отражают одну из характерных черт военного противоборства, но ни один из них в отдельности не характеризует облик войны в целом» [50].

Попытка объединить разнородные определения в одном привела к появлению понятия «гибридная война», которое в настоящее время довольно часто используется различными авторами, нередко вкладывающими в него различные смыслы. Такая пестрота определений, с одной стороны, придает термину «гибридная война» высокую степень неустойчивости и не позволяет включить его в существующую классификацию войн и конфликтов, а с другой — делает его теоретически притягательным именно, поскольку он может вместить в себя большое количество смыслов. При этом ничего принципиально нового в понятии «гибридная война» нет. Гибридность — свойство любой войны, поскольку противоборствующие стороны обязательно стремятся применять все имеющиеся в их распоряжении силы, средства и способы ведения боевых действий.

Сегодня понятие «гибридность» отражает существенные изменения характера современных войн, которые отличаются разноплановостью, а военные действия в случае конфликта с высокотехнологическим противником будут вестись как в уже привычных средах на суше, в море и воздухе, так и в новых сферах — космической, кибернетической, когнитивной. Также важная характеристика современных войн — многомерность, которая предполагает комбинированное сочетание информационного, военного, финансового, экономического и дипломатического воздействия на противника в реальном времени. Как уже упоминалось, в ГВ по-иному проявляют себя факторы трения и износа войны, что требует их учета при разработке стратегий современных конфликтов и организации взаимодействия разнородных сил и средств.

Свойством многомерности в полной мере обладают гибридные военные конфликты неклассического характера с участием в боевых действиях вооруженных формирований негосударственных субъектов, в числе которых международный терроризм, ЧВК, для которых характерна размытая национальная и идеологическая принадлежность. Меняется соотношение военных и невоенных способов действий, к которым прибегают стороны конфликтов. К невоенным средствам насилия в ГВ относятся традиционная и публичная дипломатия, правовые экономические, информационно-психологические, гуманитарные, разведывательные, технологические и некоторые другие инструменты воздействия. Правильно выбранная стратегия взаимодействия позволяет достичь кумулятивного, системного эффекта от применения совокупности всех этих средств. Важную роль приобретают стратегические психологические мероприятия, направленные на обеспечение поддержки и сотрудничества с дружественными и нейтральными странами, а также ослабление воли к ведению войны и потенциала враждебных государств.

Сказанное позволяет рассматривать взаимодействие как один из важнейших принципов подготовки и ведения ГВ, победа в которой может быть достигнута лишь объединенными, четко скоординированными усилиями всех сил и средств на основе единого замысла и плана операций.

Требования к взаимодействию вытекают из законов и принципов ГВ и характерных особенностей гибридного военного конфликта, который проходит в современной операционной среде (далее — СОС).

Главным требованием к взаимодействию является его эффективность, то есть способность обеспечить такую степень согласованности действий разнородных силовых и несиловых средств и способов воздействия на противника при которой достигается максимальное использование их возможностей при одновременном снижении или полной нейтрализации способностей и воли противника к сопротивлению.

Эффективность взаимодействия достигается его устойчивостью, непрерывностью, гибкостью, централизацией и целенаправленностью, достаточностью сил и средств и в решающей степени зависит от учета в стратегии ГВ особенностей СОС.

Военные конфликты нового типа принципиально отличаются от классического типа войн и не обладают качеством единства организованной силы, традиционно представляемой государством.

Особые требования к взаимодействию в таких конфликтах обусловлены! появлением на театре войны негосударственных структур, применение невоенных методов противоборства наряду с военными.

Требования к взаимодействию приобретают новое звучание в формирующихся новых геополитических условиях, среди которых все более заметное место занимает концепция трехполярного мира, полюсами которого являются США, Россия и Китай. Среди американских политиков и военных деятелей растет понимание того, что, в отличие от войн, которые США вели на протяжении последних двух десятилетий против террористов и воинствующих экстремистских групп, следующая война — потенциально против Китая или России — угрожает выживанию нации.

Формируются новые факторы взаимодействия в военной сфере. С учетом особенностей военных конфликтов современности важным условием для успешного проведения глобальной интегрированной военной кампании становится заблаговременное формирование СОС, на конфигурацию которой оказывают влияние следующие взаимосвязанные тенденции:

• противники оспаривают все области, включая электромагнитный спектр и информационную среду, где не гарантировано доминирование отдельных держав;

• меньшие армии сражаются на расширенном поле боя, которое становится все более смертоносным и гиперактивным;

• национальным государствам труднее навязывать свою волю в политически, экономически, культурно, технологически и стратегически сложной среде;

• ряд государств умело конкурируют ниже уровня вооруженного конфликта, что затрудняет сдерживание.

Новые требования к решению задач взаимодействия формируются под влиянием следующих трансформаций во взглядах правящих элит ведущих государств.

С одной стороны, правящие элиты осознают все опасности нового типа войны и основательно прорабатывают военно-доктринальные аспекты проблемы применения силы, наращивают производство новых систем оружия, модернизируют имеющееся и подстегивают союзников, требуя от них увеличения военных расходов.

С другой стороны, отдавая себе отчет в том, что возможный конфликт с участием равных по мощи держав, обладающих ЯО, будет глобальным по размах и поставит под угрозу само существование США и Запада в целом, они наращивают усилия по поиску новых альтернативных военных и дипломатических стратегий, соответствующих реалиям современного конкурентного противостояния.

В мировую повестку выдвигается актуальный вопрос о необходимости поиска культурно-цивилизационной и духовно-ценностной основы взаимодействия, которая могла бы заменить англосаксонскую идиому глобальной демократизации в фундаменте формирующегося многополярного мира или хотя бы составить ей конкурентную альтернативу. Будущее мировой политики за международными субъектами, способными к гибкому взаимодействию международных и национальных структур имеющими гибридную, комбинированную природу и состоящую из союзов государств (государственных структур и организаций) и негосударственных организаций, существующих и взаимодействующих в интеграционном режиме симбиоза.

СОС начала формироваться в период 2010–2020 гг. и сегодня находится в динамическом развитии и в ее нынешнем виде просуществует еще некоторое время. Под такой средой понимается общая операционная среда, диапазон угроз в которой простирается от мелких, менее технологичных противников, использующих адаптивные, асимметричные методы, до более крупных, модернизированных сил, способных атаковать развернутые силы мощного военного противника традиционными и симметричными способами.

В то же время действиям в СОС в высшей степени присуща асимметрия как состояние идеологического, культурного, технологического или военного дисбаланса, обусловленного несоответствием возможностей сильной и слабой сторон. В контексте СОС асимметрия означает адаптивный подход, позволяющий относительно слабому противнику избегать или успешно противодействовать сильным сторонам противостоящей державы, не пытаясь напрямую противостоять им, но при этом стремясь использовать слабые стороны. Примером умелого использования операционной среды послужила победа талибов в Афганистане в 2021 г., которые сумели выиграть войну у несоизмеримо более сильного противника, опираясь на стратегию асимметричной войны и террористических действий.

В конкуренции за создание благоприятной для себя СОС в США особое внимание уделяют главным противникам — России и Китаю. В Вашингтоне утверждают, что, находясь в состоянии непрерывной конкуренции, эти две страны нацеливают дипломатов и военные ведомства на формирование таких условий СОС, которые позволяют им достичь национальных целей, не прибегая к вооруженному конфликту, разрушая союзы, партнерства и решимость Запада, в первую очередь НАТО и ЕС. При этом, по мнению вашингтонских аналитиков, оба государства якобы пытаются создать противостояние за счет интеграции дипломатических и экономических действий, нетрадиционных и информационных войн и фактического применения обычных ВС или угрозы их задействования.

Таким образом, СОС — это сложное боевое пространство, сочетающее в себе объективные и субъективные геополитические факторы, которые в той или иной степени оказывают влияние на подготовку, ход и исход операций ГВ. В связи с этим СОС и связанный с ней феномен стратегической культуры становятся приоритетными объектами военно-политического анализа при разработке стратегий военных конфликтов современности.

Новые требования к взаимодействию в последние годы заметно усилились и продолжают расширяться почти экспоненциальными темпами, что обусловливает включение в сферу интересов разведки массы новых разнообразных источников информации. Фактически можно говорить о гибридном характере добываемых разведывательных сведений и о создании приспособленной к этому фактору гибридной структуры разведки, способной применять новые подходы к организации взаимодействия и специальные методы анализа на основе технологий ИИ. При этом стратегическая разведка наряду с решением задачи добывания необходимых сведений проводит серьезную аналитическую работу, связанную с прогнозированием действий и интересов руководства других стран, и определяет приоритеты в принятии решений.

1.3. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В ГИБРИДНОЙ ВОЙНЕ

Взаимодействие рассматривается как один важнейших принципов подготовки и ведения операций, успех которых может быть достигнут лишь объединенными, четко скоординированными согласованными усилиями всех сил и средств на основе единого замысла и плана боевых действий.

На организацию взаимодействия в гибридном военном конфликте влияют как общие законы войны, так и специфические факторы, присущие гибридному военному конфликту.

Выяснение сущности ГВ и оценка ее социально-политического характера являются необходимым и обязательным условием познания ее законов. Знание и понимание причин и условий появления ГВ как нового вида межгосударственного противоборства позволяют определять возможные военные, политические, экономические, информационные, кибернетические опасности и угрозы, видеть их характер, возможные пути развития, что крайне важно при разработке наступательной или оборонительной стратегии.

К общим законам теория военного искусства относит «законы возникновения, хода и исхода войны в целом (системные законы) и законы вооруженной и других видов борьбы в войне как ее относительно самостоятельных частей (подсистемные законы)»[51].

К системным законам хода и исхода войны относятся:

• закон определяющей роли политических целей войны;

• закон определяющей роли соотношения материальных и духовных сил воюющих сторон;

• закон зависимости войны от соотношения экономических сил воюющих государств.

• закон зависимости хода и исхода войны от соотношения военной мощи противоборствующих сторон;

• закон зависимости хода и исхода войны от соотношения научных потенциалов;

• закон зависимости хода и исхода войны от соотношения духовных сил воюющих сторон.

Законы этой группы выражают соотношение политических и военных целей противоборствующих сторон, а также материальных и духовных сил, которые воюющие стороны могут выделить из своей общей национальной мощи, противопоставить друг другу и использовать для достижения целей войны[52].

К подсистемным законам вооруженной борьбы относятся:

• закон зависимости вооруженной борьбы от соотношения боевой мощи войск противоборствующих сторон;

• закон зависимости эффективности боевой деятельности войск от соответствия сил и средств, способов их применения поставленным целям и сложившейся обстановке;

• закон неравномерности распределения сил и средств в боевых порядках войск;

• закон единства военных действий войск во времени и пространстве для достижения определенных военно-политических целей;

• закон зависимости вооруженной борьбы от военных целей;

• закон соответствия военных действий по уровням (тактических — оперативным; оперативных — тактическим) и взаимозависимости этих действий.

Методологически значимым является вывод С.А. Тюшкевича: «Основной закон войны — это закон определяющего влияния политического содержания войны и соотношения материальных и духовных сил сторон, взятых в неразрывном единстве, на возникновение войны, ее характер, ход и исход».

Важно отметить исторический характер законов войны, который выражается прежде всего в том, что одни законы возникают, а другие прекращают свое действие; в изменении тенденций, действующих в войне и вооруженной борьбе; в количественно-качественном применение боевой (и военной) мощи противоборствующих сторон, что наглядно проявилось в изменении характера вооруженной борьбы, в частности, появлении концепции “гибридной войны”».

Исторический характер системы законов обусловливается ее подвижностью, которая объясняется важным системообразующим фактором, связанным со стремлением каждой из сторон уничтожить или, по крайней мере, существенно подорвать, подавить противостоящую сторону, в то же время сохранить, а возможно, и нарастить свои силы и сохранить жизнеспособность.

Фактор подвижности системы законов войны является ключевым для объяснения характера современных конфликтов, появления новых видов конфликтов, таких как ГВ.

При сохранении преемственности системных и подсистемных групп законов войны, ГВ придала импульс появлению новых специфических законов вооруженной борьбы, основанных на синтезе факторов времени, пространства, внезапности, стратегической мобильности, уязвимости государства, «ускорения» войны, «трения» и «износа» ГВ, широкого использования достижений науки в самых различных областях (психологии, антропологии, истории, кибернетики, науки о мозге и др.)[53].

На появление группы законов ГВ США и НАТО против России оказывают определяющий характер следующие её особенности:

• глобальный геополитический характер, поскольку США стремится разгромить одного из своих главных и сильных геополитических противников, единственного, который может уничтожить Америку вооруженным путем;

• цивилизационный характер, так как США стремятся уничтожить своего единственного мировоззренческого противника, который в рамках собственной культурно-мировоззренческой парадигмы способен создать свой мировоззренческий проект, который может стать основным нравственным стержнем человеческой цивилизации и победить США и радикальный либерализм в войне смыслов;

• перманентный и всеобщий характер, так как ведется постоянно, со все усиливающейся интенсивностью во всех сферах в специально созданных СЗ — театрах ГВ;

• диффузный (гибридный) характер, так как в ней используются все известные сегодня средства и методы войны, включая обусловленную интеграционным фактором взаимодействия способность использовать технологии цветной революции в качестве катализатора операций ГВ с целью ускорения развала государства.

С учетом временных рамок продолжительности ГВ (многие годы и десятилетия) в планировании ГВ определяющая роль принадлежит долгосрочным стратегиям, построенным на прогнозировании возможных вариантов исхода ситуации, на умении создавать и использовать опережающее отражение действительности, связанное с опережающей, ускоренной подготовкой к будущим возможным изменениям операционной среды.

Опережающее отражение при разработке стратегии ГВ — это перспективное видение развития военного конфликта, основанное на четко выстроенной последовательности действий, которые следует выполнить для того, чтобы достигнуть поставленной цели.

Физиологи и философы установили, что живые организмы на основе экстраполяции опыта выработает способность в той или иной мере моделировать будущее, и дали такой способности название «опережающее отражение». Утверждается, что «…само возникновение жизни, по-видимому, было бы невозможно без опережающего отражения, позволяющего заблаговременно принимать решения для приспособления к окружающей обстановке с целью сохранения биосистемы»[54].

В военном деле наличие опережающего отражения — способности умозрительного синтеза будущего, то есть моделирования вероятных исходов задуманных, зародившихся или уже развивающихся военнополитических ситуаций, создает предпосылки для формирования наступательных и оборонительных стратегий и выбора наиболее эффективных и целесообразных форм и способов воздействия на противника.

Например, с учетом фактора опережающего отражения в стратегиях гибридной войны США И НАТО против России основной удар наносится по национальному самосознанию страны, ее самоидентификации, по сознанию народа и в целом по национальной культурномировоззренческой сфере.

Фактор опережающего отражения вероятных военно-политических ситуаций является системообразующим для всего комплекса законов ГВ и планирования военного конфликта.

К законам ГВ как нового вида межгосударственного противоборства относятся:

• закон формирования СЗ как театра ГВ;

• закон отрицания факта ведения ГВ;

• закон многосферного сдерживания;

• закон скрытности применения против противника комплекса ГУ;

• закон использования продажных местных элит в качестве важного инструмента ослабления и развала государства;

• закон всеобъемлющего охвата территории государства при проведении операций ГВ, включая космическое и киберпространство;

• закон опережающего отражения при разработке стратегии ГВ, основанном на перспективном видении развития военного конфликта;

• закон приоритетности операций по оказанию когнитивного разрушительного воздействия на сознание и психику людей, использования технологий цветной революции в качестве катализатора операций ГВ с целью манипуляций сознанием людей и ускорения развала государства;

• закон специфичности развития военной техносферы гибридного военного конфликта.

Законы отражают относительную новизну феномена ГВ, стратегия которой строится на способности противника синхронизировать по месту, времени, видам и интенсивности использование рукотворных ГУ против уязвимостей государства-жертвы на всей его территории. Синхронизация осуществляется с учётом нелинейного характера ГВ и во взаимодействии с современными технологиями информационнопсихологического и кибернетического воздействия.

Научный анализ феномена ГВ как скрытого и не имеющего определённого статуса конфликта, обладающего сложной внутренней структурой, протекающего в виде интегрированного противостояния, осложнён тем, что его более широкое развитие в практике противоборства происходит в условиях форсированной трансформации миропорядка. Обострение межгосударственной борьбы и, соответственно, появление новых — гибридных — форм противоборства во многом обусловлены разворачивающейся сегодня технологической революцией, которая протекает во взаимосвязи с научно-техническим и социальным прогрессом.

СЗ как театр ГВ представляет собой стратегическое пространство в пределах которого международная система переформатируется под правила нового миропорядка. В СЗ изменению подлежат нормативно-правовые положения, институты, национальные интересы и приоритеты государств. Действия в СЗ воплощают одну из версий американских стратегий сдерживания посредством отрицания и доктрины принуждения, построенных на современных технологиях ГВ. Такие операции позволяют конкурировать с государствами находясь ниже порога обычной войны и ниже порога того, что может вызвать международную реакцию. Отсюда и термин «серая зона» как промежуточная среда между черным и белым, войной и миром. СЗ представляет собой театр ГВ, а именно, среду скрытого противоборства государственных и негосударственных образований, осуществляемого на грани международного вооружённого конфликта, но не переходящего данную грань.

Отрицание факта ведения ГВ рассчитано на недопущение эскалации противоборства до уровня, на котором станет возможным вмешательство ООН на основе резолюции «Об агрессии» от 14 декабря 1974 г., введение в действие статьи 4 Организации договора о коллективной безопасности (далее — ОДКБ) или статьи 5 Договора о коллективной обороне НАТО, а также развитие конфликта, способное вызвать жесткие меры реагирования, такие как ужесточение экономических санкций. Исторически одним и первых примеров создания СЗ и ее дальнейшего использования стали действия Вашингтона на Балканах в начале 90-х гг. прошлого века, когда была разрушена СФРЮ, а территории ее бывших республик превратились в объекты военнополитических манипуляций в интересах США и консолидированного Запада в целом. В течение нескольких десятков лет США занимаются превращением территории Украины в СЗ и плацдарм агрессии против России и Белоруссии и театр всевозможных провокаций, совместно с НАТО осуществляют военное освоение страны.

ГУ направлены на незащищённые или слабозащищённые элементы политической, экономической, информационной и иной инфраструктуры государства, а также его военной организации и вынуждают военно-политическое руководство конкретной страны в случае кризиса идти на серьёзные уступки, а в случае войны или вооружённого конфликта предопределяют высокую вероятность поражения этой страны. С учётом факторов уязвимости выбор государства — мишени гибридной агрессии обусловлен совокупностью следующих стратегических детерминант:

• проведение руководством страны независимой внешней политики, направленной на безусловную защиту суверенитета и национальных интересов, противостояние попыткам формирования однополярного мира;

• наличие на территории государства ценных природных ресурсов;

• расположение страны на маршрутах поставки энергетических ресурсов и важных транспортных коммуникаций;

• стратегическое положение страны как удобного плацдарма для агрессии против её соседей;

• факторы нестабильности внутриполитической ситуации, связанные с противостоянием властных элит, коррупцией, социальноэкономическими, этническими, религиозными противоречиями, демографическими и некоторыми другими проблемами и пр.

Перечисленные детерминанты имеют сугубо общий характер и при анализе стратегии гибридного вооружённого конфликта используются как системообразующие в ГВ, которая в своём практическом воплощении представляет собой синхронизированное задействование спектра ГУ как инструментов воздействия на конкретные «болевые точки» отдельной страны. Изнурение жертвы предполагает широкий замысел действий, включающих привлечение воинских и иррегулярных формирований одновременно с проведением в рамках единого замысла и плана операций по хаотизации административно-политической, финансово-экономической, культурно-мировоззренческой сферы, подрыва военной безопасности.

Закон всеобъемлющего охвата территории государства при проведении операций ГВ, включая космическое и киберпространство отражает специфику стратегии этого вида конфликта, построенной на координированном использовании страной-агрессором многочисленных видов (инструментов) насилия, нацеленных на уязвимые места страны-мишени с охватом всего спектра социальных функций для достижения синергетического эффекта и под чинения противника своей воле.

Таким образом, границы СЗ как театра ГВ способны охватить не только географически определенный район мира в границах одного государства, но и зоны ответственности организаций обеспечения международной безопасности (НАТО, ОДКБ, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (далее — ОБСЕ) и др.), обширные районы действий террористических организаций.

Закон приоритета операций по оказанию когнитивного воздействия отражает беспрецедентные возможности подрывных информационно-психологических операций ГВ, направленных на установление контроля над сознанием людей и последующего манипулирования их поведением. Появление концепции КВ привносит на современное поле боя третье важное боевое измерение. К физическому и информационному измерениям теперь добавляется когнитивное. Это создает новое пространство противоборства, выходящее за рамки сухопутных, морских, воздушных, кибернетических и пространственных областей, которые уже интегрированы в стратегии современных военных конфликтов.

Закон специфичности развития военной техносферы ГВ как новой формы межгосударственного противоборства и инструмента стратегического неядерного сдерживания не требует разработки каких-либо новых систем оружия и военной техники и строит свою стратегию в СЗ на использовании имеющихся средств. Закон отражает особенности технологического соперничества в СЗ в военной техносфере и охватывает несколько взаимосвязанных направлений борьбы, важнейшими из которых является киберпространство, технологии ИИ, использование БПЛА, космические системы мониторинга земной поверхности, радио- и радиотехническую разведку, а также информационно-психологическую (когнитивную) войну, стратегия которой построена на использовании информационно-коммуникационных технологий для достижения геополитических целей противоборствующих сторон.

В обозримом будущем операции информационно-психологического (когнитивного) воздействия с использованием цифровых технологий будут естественным инструментом военно-политического руководства западных государств в борьбе за доминирование на мировой арене, признаки этого налицо. Нарастающая актуальность ГВ делает такой вид межгосударственного геополитического противоборства одной из наиболее острых угроз для национальной безопасности России.

Следует выделить ряд принципов, имеющих важную роль в повышении качества взаимодействия в гибридных военных конфликтах. Это:

• принцип полноты учета факторов, обусловливающих возможности противника, в том числе стратегической культуры государства, узких и уязвимых мест, оружия, форм и способов проведения военных операций;

• принцип полноты учета вопросов взаимодействия в документах планирования операций, обеспечения оперативности подготовки документов, их доступности для понимания;

• принцип непрерывности взаимного информирования об обстановке;

• принцип непрерывного контроля за выполнением задач на исполнительском уровне, оказания содействия в организации взаимодействия;

• принцип скрытности;

• принцип устойчивого, гибкого и непрерывного управления операциями;

• принцип ведения непрерывной разведки противника и оперативного доведения ее результатов до заинтересованных сил и средств;

• принцип упреждения действий противника;

• принцип прогнозирования развития обстановки и гибкой адаптации собственных действий к изменениям.

На различных этапах ГВ значимость и содержание определенных принципов могут изменяться в зависимости от остроты противоборства, использования инновационных приёмов борьбы, появления новых союзников или распада существовавших коалиций, трансформации военной техносферы. Непреходящими являются научные принципы, представляющие собой основу теории взаимодействия в ГВ: системный подход, предвидение и нацеленность на перспективу, адаптация и постоянное совершенствование форм и способов взаимодействия.

В общем случае принципы гибридной войны включают международно-правовые, национальные организационно-правовые принципы и военные принципы.

С учетом того, что ГВ как новая форма межгосударственного противоборства пока не получила международно-правового обоснования, в частности, не подпадает под понятие «агрессия» Устава ООН, принципы в этом виде военного конфликта следует объединить в две группы: национальные организационно-правовые принципы, а также военные принципы и пути их реализации (табл. 1.1).

Принципы ГВ

Понятие «гибридная война» отсутствует в основополагающих документах РФ: Законе об обороне, СНБ, Военной доктрине. Как представляется, в этих и некоторых других документах должно содержаться указание на ГВ как особый вид межгосударственного противоборства, что повлечет за собой появление ряда других документов, определяющих задачи государства по организации всестороннего отпора гибридной агрессии, включая создание межведомственного органа руководства, развертывание специфических сил и средств, взаимодействие с союзниками и партнерами, работу с организациями обеспечения международной безопасности, подготовку кадров. В упомянутой ранее работе Е.Г. Анисимова, А.А. Селиванова и С.В. Чваркова убедительно показано, что гибридная война должна стать важнейшей частью предметной теории и практики «высшей стратегии» как категории более высокого и многопланового уровня, нежели военная стратегия. Высшая стратегия призвана стать высшим, систематизирующим и организующим звеном теории и практики государственного и военного управления при решении военных и невоенных задач обеспечения национальной безопасности.

«Высшая стратегия» должна научно обосновать ведение предупредительных, сдерживающих, принуждающих, наступательных, защитных военных и невоенных мер в условиях обстановки «условного мира», её обострения, межгосударственных и внутренних кризисных ситуаций, а также при противодействии гибридной агрессии и отражении прямого военного вторжения противника[55].

Одновременно должна быть чётко определена ответственность органов государственной власти на всех уровнях за подготовку страны и ВС к отражению гибридной агрессии.

Наряду с военно-силовыми способами обеспечения национальной безопасности и определяющей роли военной мощи в современных условиях заметно возрастает роль несиловых способов ведения противоборства.

Важную роль в повышении эффективности взаимодействия играет принцип полноты учета и анализа возможностей своих и противника, который применительно к своим возможностям в решающей степени зависит от качества межведомственного взаимодействия, а в том, что касается противника — от разведки всех видов.

Соблюдение принципа полноты и доступности для понимания исполнителями документов по взаимодействию, своевременное доведение их на все уровни управления операциями ГВ требует детальной заблаговременной разработки документов и указаний. Крайне важным является согласование действий всех сил и средств по всем вариантам выполнения боевых задач. Успех операций ГВ прямо зависит от взаимной осведомленности об обстановке, о военно-политической ситуации, в условиях которой развиваются операции.

Успех совместных действий при проведении операций гибридной войны прямо зависит от взаимной осведомленности об обстановке и условиях, в которых решаются совместные задачи. Поэтому крайне важно на всех этапах подготовки и ведения гибридной войны неукоснительно соблюдать принцип непрерывности взаимного информирования об обстановке.

Ведение разведки, мониторинг обстановки и непрерывный контроль за выполнением совместных задач позволяет сосредоточить усилия взаимодействующих сил и средств на главном направлении, своевременно осуществлять маневр силами и средствами, прогнозировать развитие событий и принимать рациональные решения.

Принцип упреждения действий противника на этапах подготовки и ведения ГВ неразрывно связан с принципами ведения непрерывной разведки противника, оперативного доведения ее результатов до заинтересованных сил и средств, прогнозирования развития обстановки и гибкой адаптации собственных действий к ее изменениям. Соблюдение принципов упреждения и прогнозирования обстановки является непременным условием для обоснования целесообразности проведения превентивных стратегических ударов по противнику при условии получения от разведки гарантированно достоверных сведений о его неминуемой агрессии. Особое значение принцип упреждения имеет в условиях проведения противником подготовительных мероприятий при подготовке КВ (создание сети подрывных НПО, развертывание антиправительственной кампании, дискредитации правящих элит страны — жертвы гибридной агрессии, проведение дезинформационных операций, активизация пятой колонны и т. п.).

Как представляется, пренебрежение принципом упреждения сыграло роковую роль в событиях на Украине, когда противнику удалось захватить инициативу и навязать проведение в стране комплекса мероприятий по подготовке и проведению цветной революции, государственного переворота, что в конечном итоге привело к гражданской войне.

В то же время соблюдение принципа упреждения и ведение непрерывной разведки сыграло решающую роль при подготовке и проведению успешной операции по присоединению Крыма.

Принципы единства взглядов различных руководящих инстанций на содержание, роль и место взаимодействия и единоначалия неразрывно связаны с законом взаимодействия всех сил и средств ГВ на основе единого замысла и плана. Важно, чтобы командиры всех степеней знали боевые возможности и способы применения сил и средств своих и противника, понимали природу ГВ и особенности проводимых операций. Следует распределить задачи между взаимодействующими разнородными силами и средствами, разделить функции между различными звеньями управления и внутри них среди должностных лиц на основе единой цели взаимодействия и установленного порядка ее достижения.

Принципы соблюдения скрытности при подготовке наступательных или оборонительных операций ГВ, оперативности и устойчивости управления отражают требования законов скрытности применения против противника комплекса ГУ и взаимодействия всех сил и средств ГВ на основе единого замысла и плана.

Поэтому одним из основных принципов взаимодействия в ГВ является единоначалие, важность которого обусловлена выщокой динамичностью, напряженностью и сложностью подготовки наступательных и оборонительных операций, большим числом взаимодействующих разнородных сил и средств. В этих условиях руководящая инстанция, принимая решение, определяет общие и частные задачи взаимодействующим силам и средствам, указывает способы их выполнения. На оперативном и тактическом уровнях также принимаются решения, детализирующие указания вышестоящей инстанции.

Соблюдение принципов скрытности при подготовке и ведении операций ГВ, всестороннего их обеспечения и устойчивого управления позволит избежать срыва проводимых мероприятий и дезорганизации действий своих сил и средств со стороны противника, достичь внезапности нанесения ему мощных ударов в различных сферах противоборства.

В приведенный перечень включены те из них, боблюдение которых требуется во всех операциях ГВ. Перечень не является законченным и может изменяться в зависимости от трансформации форм и способов противоборства.

1.4. ФАКТОРЫ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

На повышение роли взаимодействия в военных конфликтах современности оказывает влияние совокупность военно-политических, военно-технических и социально-экономических факторов.

В основе нынешних стратегических концепций США и НАТО лежит стремление превзойти вероятных противников во всем: в стратегической мобильности, прежде всего, на Атлантическом, Тихоокеанском и Европейском ТВД; в информационной и кибернетической войне; в искусстве использования стратегий «жесткой и мягкой силы»; в техническом оснащении армии новыми современными видами оружия; гибкости организационной структуры войсковых (флотских) формирований; повышении боевой готовности стратегических группировок на удаленных ТВД; широком внедрении в управление войсками (силами) автоматизированных, компьютеризированных систем; военном использовании космоса; возможностей по совершению всеохватывающего маневра на земле и по воздуху; всестороннем обеспечении операций. Весь комплекс предпринимаемых усилий базируется на тщательном учете и использовании важнейших факторов войны: временного, пространственного и фактора внезапности. Фактор стратегической мобильности тесно связан с группой указанных факторов.

Задача правильного учета особенностей взаимодействия, взаимовлияния и синергетики факторов времени, пространства и внезапности занимает особое место в стратегии и контрстратегии ГВ.

К числу военно-политических факторов следует отнести:

1) сохранение роли ЯО как средства стратегического ядерного сдерживания и инструмента обеспечения стратегической и политической стабильности;

2) склонность стран, обладающих ЯО, к применению военной силы и другим нарушениям норм международного права за счет использования различных гибридных технологий в том числе и в районах, географически удаленных от их национальной территории;

3) расширение спектра стратегий сдерживания: при сохранении решающей роли стратегического ядерного и неядерного сдерживания, широкое использование в современных военных конфликтах получают доктрины принуждения, сдерживания посредством отрицания, сдерживания неопределенностью;

4) появление международных террористических организаций, использующих для реализации своих политических целей «неклассические» способы насилия;

5) порожденную глобализацией зависимость национальных экономик от складывающейся мировой экономики;

6) расширенное использование технологий информационно-психологической войны, нацеленных на создание условий для манипуляций сознанием населением государства жертвы гибридной агрессии[56];

7) формирование СЗ как театров ГВ в межгосударственном противостоянии, появление новых сфер борьбы в ГВ — в космосе и киберпространстве, в когнитивной сфере[57];

8) воздействие групп постоянных и переменных факторов.

В группу постоянных (или относительно медленно меняющихся) факторов следует включить: стержень геополитики — принцип географической предопределенности — «географических детерминант», а также состав участников конфликта, установившиеся между ними связи, сложившиеся организационные механизмы взаимодействия, иерархию отношений. Факторы способствуют формированию относительно устойчивых системных структур, взаимодействие между которыми определяет стратегию конфликта в условиях резко повысившейся взаимозависимости мира.

Переменные факторы связаны с воздействием на конфликт вызовов, рисков, опасностей и угроз, часть из которых носит трудно предсказуемый характер и может возникать внезапно.

«Время на войне дороже всего», — говорил А.В. Суворов. Если во времена Суворова и до середины прошлого века стратегия оперировала при планировании военных действий в основном годами, то теперь — месяцами, неделями, а нередко и секундами.

Учет фактора времени приобретает решающее значение во всех сферах межгосударственного противостояния. Политолог А.В. Кортунов справедливо подчеркивает, что сегодня политики и военные отмечают, что линии между войной и миром стали размытыми. Существенное ослабление международно-правой системы, основанной на правилах, усугубляется своеобразной милитаризацией почти всего: экономики и торговли; политики и дипломатии, информационной и кибернетической сфер, космоса.

Происходит кардинальная смена парадигмы мировой политики, в ткань которой все более активно проникает война со своей логикой, с особой ментальностью, со своими принципами и приоритетами. В результате классическая формула К. Клаузевица в наши дни могла бы звучать в зеркальном варианте: «Политика есть продолжение войны иными средствами».

Применительно к конфликтам современности с фактором времени связано определение таких основополагающих элементов стратегии ГВ, как ее начало, продолжительность, определение кульминационной точки победы, выбор мер по «ускорению» войны. Особое место в этом перечне принадлежит искусству синхронизации использования ГУ по их виду, времени и очередности применения, интенсивности, а также географии использования угроз. При разработке контрстратегии важно правильно определить сроки ответных и превентивных мероприятий во всех сферах прогнозируемого воздействия противника, включая приведение ВС и других государственных структур в соответствующие степени готовности, усиление разведки, а также решение многих других задач по противодействию агрессии, в основе которой лежит стратегия изнурения.

Фактор времени является важным мерилом эффективности действий разведки как наступающей, так и обороняющейся стороны при проведении анализа данных с целью вскрытия тенденций развития стратегии / контрстратегии ГВ, эволюции форм и способов ведения не силовых и силовых действий. На стратегическом уровне учет временного фактора является необходимым условием проведения качественного анализа, стратегического прогнозирования и планирования хода и исхода «гибридного противостояния», определения требуемых ресурсов с учетом опыта прошлого, оперативного рассмотрения изменений текущей военно-политической обстановки на ТДГВ. Особого внимания требует задача оценки влияния событий на состояние системы обеспечения национальной и глобальной безопасности, прогноза развития в будущем. С фактором времени в существенной мере связано влияние других факторов ГВ, таких как трение и износ, ускорение и взаимообращение войны и некоторых других.

В контексте изучения влияния стратегического фактора времени на ход и исход ГВ следует ввести понятие «ускорение войны», под которым следует понимать связанную единым замыслом резкую активизацию действий, направленную на подрыв и хаотизацию обстановки в противостоящем государстве, развал армии и государственной власти. Операции по ускорению войны могут проводиться как государством-агрессором, так и государством — жертвой агрессии каждым в своих целях.

Это может быть применение новых смертоносных видов оружия, как, например, атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки ВС США 6 и 9 августа 1945 г. с целью ускорить капитуляцию Японии (вопрос о целесообразности использования смертоносного оружия массового поражения с пагубными последствиями для нескольких поколений японцев остается открытым). Ускорителем войны может служить смерть крупных политиков или военачальников, организация масштабных волнений в крупных городах, как это было, например, накануне выхода России из Первой мировой войны, успешные пропагандистские акции среди войск противника и др.

Мощным ускорителем операций ГВ, своеобразным ее катализатором, служит цветная революция, построенная на использовании технологий управляемого хаоса. Цветная революция предусматривает создание искусственно манипулируемой толпы, которая используется в качестве тарана для слома государственных властных структур, осуществления государственного переворота с последующим переводом страны-жертвы под внешнее управление.

Одним из первых разрушительную роль хаоса осознал Л.Д. Троцкий, революционный деятель XX в., идеолог троцкизма как одного из течений марксизма, один из организаторов Октябрьской революции 1917 г., один из создателей Красной армии.

По его мнению, «восстание — это не искусство, а машина». Чтобы завести ее, нужны специалисты-техники. И остановить ее смогут только инженеры, понимающие «технико-бюрократическо-военную машину государства: изъяны, бреши, слабые места. Необязательно провоцировать забастовку. Чудовищный хаос, который царит в Петрограде, — это посильнее забастовки. Это хаос, парализующий государство, мешающий правительству принять меры против восстания». «Раз не можем опереться на забастовку, давайте опираться на хаос», — формулировал он задачи. Восстание не нуждается в благоприятных условиях, обобщал Троцкий в дальнейшем, нужны ударные военные части и техники: отряды вооруженных людей под командованием инженеров.

Таким образом, использование технологий цветной революции позволяет придать мощный импульс ускорения процессам разрушения государства в ходе ГВ за счет искусственно создаваемой хаотизации обстановки в столице и некоторых других крупных городах. Изучение тактики применения социально-политических технологий для ускоренной хаотизации ключевых сфер управления коллективной деятельностью людей представляет собой крайне актуальную задачу в условиях ведущейся против России ГВ.

В непосредственной связи с фактором времени находится другой системообразующий фактор ГВ — фактор пространства. Это емкое понятие следует использовать при анализе особенностей ТДГВ, которая, как и традиционные войны, ведется на территории одного государства или региона, включающего несколько государств.

Стратегические факторы времени и пространства находятся в диалектическом единстве и одинаково нейтральны по отношению к противоборствующим сторонам. Они могут способствовать успеху в войне одной из сторон или, напротив, затруднять ее действия в зависимости от того, как полководцы (органы военного управления) другой стороны смогли учесть и использовать их влияние для достижения успеха в ходе борьбы.

Фактор внезапности ГВ следует рассматривать как своеобразный системный интегратор стратегических факторов времени и пространства. Подобное качество фактору внезапности придают измерения ГВ, связанные с ее многомерностью, а также неразрывная связь внезапности с рассмотренными выше временным и пространственным факторами.

Фактор внезапности или просто внезапность — один из ключевых принципов военного искусства, суть которого заключается в достижении успеха путём действий, которые имеют эффект неожиданности для противника.

Применительно к исследованию стратегии ГВ фактор внезапности имеет ряд особенностей. В конвенциональной войне все силы разведки и талант полководца направлены на поиск своевременного ответа на вопрос: где, когда и какими силами противник нанесет главный удар. Таким образом, задача предотвращения внезапности в традиционном конфликте самым непосредственным образом требует правильной и своевременной оценки и учета временного и пространственного факторов.

В стратегии ГВ понятий главного и вспомогательных ударов не существует. Война не объявляется, что не позволяет говорить о своеобразной «стартовой» точке отсчета начала гибридного военного конфликта. Кроме того, операции ГВ могут охватывать всю территорию страны — жертвы агрессии, а искусство синхронизации различных видов ГУ по их интенсивности, времени и месту применения требует тщательного учета временных и пространственных категорий.

Свойство многомерности ГВ предполагает сочетание информационного, военного, финансового, экономического и дипломатического воздействия на противника в реальном масштабе времени. Временной фактор связан с длительностью воздействия на противника при реализации стратегии изнурения, а пространственный — с одновременным охватом стратегией всей территории государства. Данные измерения, в свою очередь, определяют размах и содержание мероприятий по противостоянию ГВ, её контрстратегию.

Особую роль фактору внезапности в ГВ придает превращение этого вида конфликта в новый вид межгосударственного противостояния, что выдвигает в число первоочередных проблему своевременного вскрытия фактов гибридной агрессии в различных сферах с последующим анализом всей совокупности угроз национальной безопасности.

Если исследованию фактора внезапности в классической войне посвящено значительное количество отечественных и зарубежных научных работ, то применительно к конфликтам современности отечественных работ по подобной тематике немного.

Сама по себе внезапность совсем не гарантирует достижения успеха в ГВ, ибо в дополнение к ней требуется творческое стратегическое прогнозирование и планирование, наличие адекватных задачам ресурсов.

В книге генерала армии В.Н. Лобова «Военная хитрость в истории войн» привлечено внимание к военной хитрости, показаны ее роль и значение в военном искусстве. Автор отмечает, что под военной хитростью в военном искусстве следует понимать теорию и практику скрытности и введения противника в заблуждение. Скрытность достигается маскировкой войск и объектов и противодействием разведке противника, а мероприятия по введению в заблуждение — дезинформацией, имитацией, демонстративными действиями и применением неизвестных противнику приемов и способов. Следует согласиться с мнением В.Н. Лобова, что «внезапность сама по себе является событием, условия для ее возникновения и проявления специально создаются».

За рубежом вопросу стратегии непрямых действий, составляющей суть ГВ, уделяется серьезное внимание. Среди военно-теоретических работ, посвященных внезапности и военной хитрости, особо следует выделить труд Б.Х. Лиделл Гарта «Стратегия непрямых действий». Принцип внезапности он относит к числу заглавных принципов победы и дает рекомендации, как достичь внезапности и перехитрить противника. «Выбирайте для своих действий такое направление, откуда противник менее всего ожидает удара… — отмечает Лиделл Гарт. — …Выбирайте направление, на котором может быть создана одновременная угроза нескольким объектам… не наносите удара всеми силами, пока противник начеку… не возобновляйте наступления на том направлении (или в той же группировке) после того, как оно потерпело неудачу».

Таким образом внезапность при правильном использовании как в классическом, так и в гибридном военном конфликте является одним из самых результативных принципов для достижения целей войны с минимальными потерями и максимальной эффективностью. Фактор внезапности не поддается количественному исчислению, трудно выразить математически критерии, определяющие заложенный во внезапности потенциал. Вместе с тем, по словам М.В. Фрунзе, «для нас должно быть ясно, что сторона, держащая инициативу, сторона, имеющая в своем распоряжении момент внезапности, часто срывает волю противника и тем самым создает благоприятные для себя условия». Сказанное около 100 лет назад в полной мере относится к конфликтам современности и роли в них внезапности.

Неотъемлемой частью подготовки гибридного военного конфликта служит введение в заблуждение стороны, являющейся объектом нападения. Академик РАН А.А. Кокошин отмечает: «В сжатом и наиболее общем виде под введением в заблуждение (обманом) можно подразумевать сознательное искажение действительности, нацеленное на получение выгод в противоборстве сторон»[58].

В работах военных исследователей США вопросы о военной хитрости, методах и способах введения в заблуждение с целью достижения различных видов внезапности (стратегической, оперативной, тактической) рассмотрены весьма обстоятельно. Предпринимаются попытки разработки своеобразной «теории введения в заблуждение»'. В основу разработок, к которым широко привлекаются наряду с военными специалистами психологи, социологи, политологи, правоведы, кладутся многочисленные конкретно-исторические исследования успешных и неуспешных действий по введению в заблуждение противника в целях обеспечения внезапного нападения.

Американский генерал Амос Фокс в анализе роли бронетанковых войск в ГВ отметил акцент на тактическую внезапность, которая характеризует действия российской армии.

Он считает, что изменения в российской тактике типичны для того, как сейчас Россия применяет свои наземные силы. При этом используется идея военного теоретика Карла фон Клаузевица, который заявил: «Еще важно помнить, что почти единственное преимущество атаки основывается на ее первоначальной внезапности». По мнению А. Фокса, современным операциям России характерны черты внезапности. Так, российские операции в Грузии и на Украине демонстрируют быструю децентрализованную атаку, стремящуюся временно вывести противника из строя, вызывая поражение противостоящих сил.

Вопросам внезапности в США уделяется повышенное внимание. Так, например, в базовой доктрине ВВС США AFM 1–1 по вопросу внезапности говорится, в частности, следующее: «Внезапность есть нападение на противника по времени, месту и способом, к которому противник либо не подготовлен, либо не ожидает нападения. Внезапность достигается тогда, когда противник не способен отреагировать эффективно на нападение. Это достигается посредством скрытности, обмана, дерзости, оригинальности и своевременности выполнения».

В части «скрытности и обмана» гибридный военный конфликт не имеет себе равных, а уникальные возможности для обеспечения внезапности создаются за счет развития новых технологий, использование которых позволяет координировать (синхронизировать) разнообразные ГУ для воздействия на уязвимые места противника.

Для государства-агрессора едва ли не ключевым является вопрос об оптимальной дозировке интенсивности ГУ, выбора соотношения между акциями военного и невоенного порядка, их эшелонировании во времени и пространстве. Не вызывает сомнения, что противник заранее просчитывает варианты наборов ГУ для различных военнополитических ситуаций. По форме ГУ могут быть политическими, экономическими, информационными, дипломатическими, военными, экологическими. При этом все они ориентированы на психологическое подавление противника, т. е. носят политико-психологический характер.

Для обороняющейся стороны меры противодействия гибридной агрессии должны быть убедительными с целью заставить потенциального агрессора отказаться от своих изначальных намерений ввиду очевидной невозможности достичь военных и политических целей путем осуществления нападения, утрачивающего черты внезапности. Отсюда при всей важности наличия мощного военного и экономического ресурса вытекает требование глубокого понимания политико-психологических особенностей, стереотипов поведения, реакций различных групп военно-политического руководства другой стороны, знание особенностей механизма принятия военных и политических решений.

Важно четко уяснить, какие именно ГУ, в какой последовательности и где противник намерен использовать на различных этапах гибридной агрессии.

Особенности ГУ потенциально создают широкое поле для внезапности их применения.

Обороняющаяся сторона при прогнозировании угроз испытывает серьезные трудности при определении их источника, содержания, места и времени применения, прогнозировании тяжести возможного ущерба. Так, например, угрозы, исходящие из космоса, киберсреды, от возможного использования биологического оружия, обладают высокой степенью внезапности и скрытности источника. В результате планирование действий и необходимых ресурсов для парирования многих видов ГУ связано с рядом неопределенностей и влечет за собой серьезные расходы для обороняющейся стороны.

Создание подобных неопределенностей является важным свойством ГУ, использование которых основывается на способности противников — государств и негосударственных субъектов — использовать сочетание различных стратегий, технологий и возможностей для получения асимметричных преимуществ. Сочетание угроз, рисков и неопределенностей формирует серьезный вызов безопасности, а влияние факторов неопределенности превращает задачу оценки ГУ в своеобразный синтез искусства и науки с преобладанием качественных оценок над количественными. В связи с этим международные и национальные оценки ГУ должны разрабатываться с участием широкого круга ученых — гуманитариев, юристов, экономистов, военных, культурологов, регионоведов и др., хорошо знающих узкие и уязвимые места своей страны и противника.

По словам начальника Генерального штаба ВС РФ генерала армии Валерия Васильевича Герасимова, «приоритетными задачами военной науки должны стать исследования перспективных направлений межгосударственного противоборства, форм применения Вооруженных сил, способов ведения операций и боевых действий в конфликтах будущего».

Некоторые виды ГУ по определению не могут реализовываться внезапно. Это в первую очередь угрозы в экономической сфере, реализуемые в виде экономических санкций, решение на применение которых требует прохождения через достаточно протяженные во времени многоступенчатые политические, правовые и административные процедуры в государстве, намеренном ввести санкции. Фактор внезапности в этом случае практически отсутствует.

Главными инициатором экономических санкций против ряда государств выступают США, выдвигая в качестве причин поддержку тем или иным государством терроризма, нелегальную торговлю наркотиками и алмазами, нарушения прав человека, нелегальную торговлю оружием и военными технологиями, незаконное создание оружия массового уничтожения (далее — ОМУ) и т. д. Санкции становятся все более популярным инструментом внешней политики США, которые заметно нарастили их применение после окончания холодной войны. Так, в период с 1918 по 1992 г. (84 года) США применяли санкции 54 раза, а после 1993 года по 2002 г. (9 лет) они пользовались этим инструментом 61 раз.

Экономические санкции, направленные против России, имеют различные корни, структуру, механизмы и цели. Отличительной особенностью санкций является их точечная направленность, т. е. ограничения накладываются не на государство в целом как на единый геоэкономический субъект, а на отдельных резидентов страны: коммерческие структуры, некоторые государственные организации и физических лиц.

Существенное влияние на содержание и цели экономических санкций Вашингтона против России оказывает стремительный рост нефтедобычи и газодобычи внутри США, что ведёт к глобальному переделу мирового рынка в данном сегменте. В настоящее время между США и Россией разворачивается борьба за рынок энергоресурсов в Европе, которая захватывает регионы Ближнего и Среднего Востока, Закавказья и Центральной Азии, прикаспийский регион. Цель — обеспечить себе доступ к энергоресурсам и путям их транспортировки. Экономическую и политическую подоплеку имеют и американские санкции против Китая.

Однако именно СССР и Россия были и остаются практически неизменными объектами экономических санкций США. Так, дискриминационная поправка Джексона — Вэника была введена в отношении СССР в 1974 г. и препятствовала нормальным торговым отношениям с США. При этом фактически она не действует с 1989 г., так как мораторий в отношении России на эту поправку ежегодно продлевается, но формально она не была отменена до конца 2012 г. Вскоре после отмены поправки Джексона — Вэника был принят закон, вводящий санкции в отношении лиц, которые, по мнению американских властей, виновны в гибели С. Магнитского.

Украинский конфликт является удобным формальным поводом для ограничения конкуренции со стороны российских компаний на мировом и, прежде всего, на европейском рынке. При этом механизмы для устранения конкуренции со стороны российских компаний выбраны не рыночные, а политические посредством информационного и политического давления.

Развитие Вашингтоном антироссийской политики незаконных экономических санкций получило отражение в СНБ США 2017 г., где России практически объявлена экономическая война. Наша страна названа конкурентом, что предопределяет конечную цель санкций — довести Россию до банкротства или по крайней мере нанести ей очень серьезный экономический ущерб. Это означает, что политика санкций будет продолжена, и такая политика будет вытекать уже из логики экономического противоборства, а не из политических реалий. Стратегия предусматривает экономическое изматывание России в гонке вооружений. Упор в новой доктрине делается на обеспечении безопасности через многостороннее развитие американских ВС, их модернизацию, включая перенос гонки вооружений в космос. США будут стремиться всеми средствами вытеснить Россию с мировых рынков: вооружения, энергоресурсов, сельхозпродукции и др.

Проявление фактора внезапности информационного воздействия на противника носит двоякий характер.

С одной стороны, подрывные мероприятия в информационной сфере требуют тщательной, кропотливой подготовки, работы «в поле», на что уходят многие годы, а скрытность подобных мер является весьма относительной. Так, например, государство-агрессор заблаговременно разворачивает на территории страны-мишени сеть НПО, формирующих опорные пункты подрывной работы. Только на Украине в период с начала 90-х годов прошлого века были созданы более 400 таких организаций. Именно они стали инициаторами законов о дерусификации, внесли значимый вклад в организацию майдана. Сотни НПО действуют в Казахстане, Киргизии, важным опорным центром информационно-психологических и военных усилий США в Центральной Азии становится Узбекистан. Наращивается влияние на страны Центральной Азии со стороны Турции. В Армении созданы 350 западных НПО, способствовавших организации цветной революции и свержению власти. Вряд ли работа по созданию сети подрывных НПО в приграничных с Россией регионах в странах — членах ОДКБ осталась незамеченной, однако должной оценки и отпора такая активность не получила. В этой связи в качестве одного из количественных критериев, позволяющих оценивать формирование угроз в культурномировоззренческой сфере, должна быть выбрана степень насыщенности страны — объекта ГВ западными НПО.

С другой стороны, информационно-коммуникационные технологии предоставляют возможности для осуществления внезапных информационных «вбросов», направленных на дестабилизацию обстановки в стране, дискредитацию лидеров, формирование манипулируемых протестных выступлений, нанесение ущерба международному имиджу государства. Примеры стратегических информационных атак последних лет: инсинуации вокруг сбитого в небе Украины малайзийского лайнера, «дело Скрипалей», ориентированный на подрыв российского спорта сфабрикованный допинговый скандал, провокационная деятельность в Сирии псевдогуманитарной организации «Белые каски».

Несмотря на отсутствие явной идеологической ориентации, ГВ представляет собой политическую деятельность, расширенную форму ведения войны: ее приоритетом является нападение на социально-политические уязвимости государства или правительства; она предпочитает невоенные инструменты, ориентированные на все общество, политическую систему и их информационную сферу; ее стратегия построена на манипуляции пороговыми представлениями, чтобы замедлить или парализовать реакцию местных и внешних участников; она использует насилие на самом низком экономически эффективном уровне.

Киберсфера, цифровое, виртуальное измерение являются видимыми отличительными признаками этой современной формы войны от прежних стратегий и тактик. В дальнейшем возрастающая роботизация войны будет включать применение ИИ, как это уже происходит в экономической области, где высокочастотный трейдинг, или высокочастотная торговля (англ. High-frequency trading, HFT), превратился в основную форму алгоритмической торговли на финансовых рынках, в которой современное оборудование и алгоритмы используются для быстрой торговли ценными бумагами. В HFT используются специальные торговые стратегии, при которых компьютеры без участия человека покупают и продают позиции в течение долей секунды. Именно такое использование ИИ в торговле послужило одной из причин мирового финансового кризиса 2008–2009 гг.

Управление электоратом — это еще один эффект, который достигается киберинструментами, и современные алгоритмы уже используются в анализе / прогнозировании тенденций на выборах.

Существует ряд других инструментов ГВ: организованная преступность и финансовая война, терроризм, экстремизм, сепаратизм. Первая из них обеспечивает не только основу для нерегулярных формирований, незаконную логистику и финансирование, но и создает площадку для успешных операций в области информационной / кибервойны (например, хакеров и (или) организации кибербеспорядков). Финансовая война также может быть формой ненасильственного конфликта, который используется для достижения политических и социальных целей. Терроризм, экстремизм и сепаратизм представляют собой средства расшатывания государственных устоев путем манипулируемого из-за рубежа воздействия на административно-политическую и культурно-мировоззренческую сферы, организации цветных революций как уникальных ускорителей ГВ.

Информационные атаки могут начинаться неожиданно и стремительно развиваться, что требует наличия сил и средств, способных энергично и оперативно противостоять подрывным информационным усилиям, направленным против России. Подобные структуры созданы и успешно действуют в МИД и Министерстве обороны РФ, однако для их поддержки необходимо шире привлекать экспертное сообщество, представителей бизнес-структур, некоторые общественные организации.

В целом угрожающая реальность наращивания интенсивности, изощренности и разнообразия подрывных операций ГВ против России требует развертывания на государственном уровне широкой информационной работы по повышению осведомленности правящих элит об опасностях ГВ как новой формы межгосударственного противостояния, которая ещё в течение многих десятилетий будет определять развитие системы обеспечения национальной и глобальной безопасности. Наряду с этим необходима организация экспертно-аналитической деятельности как основы централизованного противодействия ГУ в интересах разработки и принятия стратегических решений на основе всестороннего учета факторов времени, пространства и внезапности.

Сегодня в нашей стране необходима концентрация усилий ученых многих областей знания для обсуждения возможных контуров того фундаментального научного задела, который может быть необходим и достаточен для развития науки в интересах безопасности и обороны вплоть до 2050 г. Из этого и нужно бы исходить руководителям министерств и ведомств.

В XXI в. существенно расширилась география применения ВС США. Одновременно военные приготовления НАТО приобрели новое измерение в связи с нарастающей гибридизацией альянса, совершенствованием его возможностей проецировать силу на удаленные ТВД.

«Словарь военно-политических и военных терминов Россия — НАТО» определяет стратегическую мобильность как «способность к быстрому и эффективному перемещению войск и их тылового обеспечения на большие расстояния между ТВД, регионами или за пределы зоны ответственности НАТО».

Если во время существования СССР и Организации Варшавского договора функции альянса были ограничены военными вопросами, а географически — зоной его ответственности, то с начала 1990-х гг. были запущены механизмы расширения и гибридизации военно-политического блока. В результате весь мир превращается в зону ответственности НАТО, а кроме военных задач, «гибридному» альянсу предписано заниматься широким, спектром силовых и несиловых вмешательств в дела суверенных государств и целых регионов с опорой на технологии ГВ и цветных революций. По-новому ставится задача обеспечения внезапности и стратегической мобильности.

Генсек НАТО Йенс Столтенберг сформулировал своеобразное кредо военно-политического блока: «Высокая готовность является основой обеспечения безопасности во все более непредсказуемом мире».

С вопросами обеспечения стратегической мобильности в НАТО тесно связывают понятие стратегического развертывания ВС, которое включает комплекс мероприятий по переводу ВС на военное положение, создание группировок ВС для ведения и завершения непосредственной подготовки к войне. В ходе стратегического развертывания осуществляется перевод ВС с мирного на военное положение, оперативное развертывание группировок, стратегические перегруппировки войск на ТВД и развертывание стратегических резервов.

Однако содержание факторов обеспечения внезапности и стратегической мобильности в классических военных конфликтах имеет существенные отличия при подготовке альянса к ведению ГВ, что в более широком контексте отражается в процессе гибридизации НАТО.

В процессе гибридизации военно-политического блока главное место отводится расширению НАТО, повышению военной активности у рубежей России, усилению готовности и мобильности ВС.

Возрастающее влияние значимости факторов времени, пространства и внезапности поставили перед США и НАТО задачу сокращения сроков развёртывания крупных воинских контингентов в различных регионах мира, прежде всего, в Европе, что требует придания нового качества фактору стратегической мобильности войск. Пентагон считает одним из важнейших приоритетов укрепления военной машины развитие сил и средств стратегических перебросок, которое осуществляется на основе положений концептуального документа Комитета начальников штабов «Требования к системе стратегической мобильности вооружённых сил».

Концепция отрабатывается в ходе многочисленных военных учений НАТО с отработкой задач стратегической мобильности. Способность НАТО к переброске через Атлантический океан сил усиления в Европу отрабатывалась в ходе военного учения «Трайдент джанкчер — 2018» (Единый трезубец) 25 октября — 7 ноября 2018 г. с участием 50 000 военнослужащих из 31 государства НАТО и стран-партнеров. Основная часть данных учений в рамках статьи 5 договора НАТО по коллективной обороне проводилась в Норвегии, близлежащих водах и в воздушном пространстве этой страны; значительные предварительные элементы учений проводятся в Исландии и воздушном пространстве Швеции и Финляндии; по сценарию отрабатывались действия в связи с угрозой, исходящей от вымышленного практически равного противника на северо-восточном фланге Североатлантического союза.

В последние годы в Норвегии регулярно проводились другие крупные учения НАТО, такие как «Арктик чэллендж», «Колд риспонс» и «Дайнэмик монгуз». В ходе таких учений наряду с миссией альянса по патрулированию воздушного пространства в Исландии, Североатлантический союз приобретает определенные навыки ведения операций в районе Северной Атлантики.

Таким образом, современная военная доктрина «гибридного» НАТО существенно отличается от доктрины периода холодной войны, когда в Европе было дислоцировано 350 000 американских военнослужащих, в отличие от 62 000 сегодня. В результате в военном планировании США и НАТО сегодня уделяется первостепенное внимание способности быстро и безопасно перебросить через Атлантику крупные подкрепления США и направить их к границам России. В этой связи в Европе вводится режим своеобразного «военного Шенгена», позволяющий беспрепятственно осуществлять военные переброски через сухопутные границы. Военной авиации НАТО отдан приоритет перед гражданскими лайнерами при осуществлении полетов в воздушном пространстве Европы.

В то же время влияние фактора стратегической мобильности в операциях ГВ в существенной мере отличается от традиционного понимания воздействия такого фактора в классических военных конфликтах. Обеспечение стратегической мобильности приобретает несколько новых измерений, в явном виде не связанных с перемещением войск и их тылового обеспечения на театре действий ГВ (далее — ТДГВ).

Во-первых, стратегическое планирование ГВ не предусматривает массированных перебросок контингентов войск на ТДГВ. Исключение может быть сделано для развертывания разведывательно-диверсионных групп ССО, которые направляются в заранее подобранные укрытия на территории противника. Так, например, для отработки задач высадки и эвакуации групп ССО в Хорватии создается тренировочный центр НАТО.

Наряду с этим США и НАТО проводят в Европе планомерную работу по подготовке необходимой инфраструктуры, линий коммуникаций, создаются средства воздушного, морского и наземного транспорта для обеспечения стратегического развертывания и перебросок войск к границам России в случае перехода гибридного военного конфликта в масштабный конвенциональный, вплоть до ядерной войны.

Во-вторых, географический размах операций ГВ, которая в сжатые сроки охватывает всю территорию государства-жертвы, требует заблаговременного создания на ТДГВ необходимых запасов оружия, боеприпасов, денежных средств и организационной техники для развертывания действий иррегулярных военных формирований, проведения операций ИВ, воздействия на локальные кибернетические сети.

И, наконец, существенное место отводится операциям по дестабилизации финансовой системы государства путем нарушения ритмичности работы банков. Решение этой задачи требует заблаговременного создания групп квалифицированных специалистов, способных по обусловленному сигналу хаотизировать финансовую систему государства и отдельных регионов.

Подобные группы создаются и для целенаправленного вывода из строя центров связи, важных объектов коммуникаций, систем электро-и водоснабжения.

Задача правильного учета особенностей взаимодействия, взаимовлияния и синергетики факторов времени, пространства, внезапности и стратегической мобильности занимает особое место в стратегии и контрстратегии ГВ. Именно на изучение совокупности указанных и некоторых других факторов должны быть направлены усилия военной науки.

Одной из важных задач должны стать разработки по применению ИИ в военных целях. Понятие «искусственный интеллект» определяется как область знаний, рассматривающая разработку технологий, позволяющих вычислительным системам действовать таким образом, которое напоминает разумное поведение, в том числе поведение человека.

В военной сфере уже сейчас можно увидеть зачатки применения алгоритмов ИИ в сфере автономного принятия решений с целью, например, исключить человека из цепочки принятия решений в комплексах ПВО и ПРО из-за низкой скорости реакции человека-оператора или доверить компьютеру решение задач распределения целей между противокорабельными ракетами в залпе в зависимости от их важности. Следующим шагом может быть применение возможностей ИИ на для оценки обстановки на ТДГВ с целью парирования ГУ, некоторые из которых реализуются в крайне сжатом временном интервале, например, при кибератаках, в сфере военного использования космоса или при информационных «вбросах».

В связи с этим угрожающая реальность наращивания интенсивности, изощренности и разнообразия подрывных операций ГВ против России требует развертывания на государственном уровне широкой исследовательской и информационной работы по повышению осведомленности правящих элит об опасностях ГВ как новой формы межгосударственного противостояния, которая ещё в течение многих десятилетий будет определять состояние системы обеспечения национальной и глобальной безопасности. Важную роль в такой работе должны сыграть современные технологии моделирования войны как социального явления.

Военно-технические факторы связаны с радикальными изменениями в техносфере военных конфликтов современности. В общем случае техносфера — это совокупность искусственных и природных объектов, созданных или измененных целенаправленной деятельностью человека. Военную техносферу формирует совокупность искусственных объектов и связей между ними, созданных человеком путем поэтапного синтеза как известных много лет технологий, так и новейших. Гражданские технологии, прежде всего, в информационнокоммуникационной сфере в сочетании с технологиями производства и применения вооружений и военной техники формируют базис военной техносферы, которая таким образом развивается на основе интеграции гражданских и военных технологий.

Академик РАН А. А. Кокошин в работе «Вопросы прикладной теории войны» говорит о том, что развитие техносферы играет большую роль в создании условий для революции в военном деле (далее — РВД). «РВД — это многоплановое, многомерное явление, охватывающее военную стратегию, новые оперативные и тактические формы и способы ведения вооруженной борьбы, вопросы организации ВС, управления боевыми действиями, качества личного состава и др.»[59]. Ученый отмечает, что структуру РВД составляют следующие, преимущественно военно-технические факторы, определяющие причины, движущие силы РВД, оказывающие решающее влияние на ее характер или отдельные ее черты.

1. Новые технологии, средства вооруженной борьбы, системы вооружений.

2. Новации в организации ВС.

3. Изменения в формах и способах применения военной силы, в военном искусстве на всех его трех уровнях (стратегия, оперативное искусство, тактика).

4. Усилия по обеспечению нового качества личного состава.

5. Повышение эффективности управления войсками, силами и средствами.

Каждый из пяти перечисленных факторов имеет прямое отношение к появлению и развитию феноменов ГВ и СЗ, к формированию СОС и в решающей степени определяет стратегию и тактику взаимодействия в условиях РВД. Степень и механизмы влияния СЗ как ТДГВ на структуру и движущие силы изменений в военном деле еще предстоит определить, однако уже сегодня можно утверждать, что симбиоз ГВ и СЗ должен рассматриваться как один из триггеров (спусковых крючков) очередной РВД, начавшейся в XXI в. Предыдущий этап РВД был связан с появлением ЯО в середине сороковых годов прошлого века, что привело к радикальному пересмотру стратегии, оперативного искусства и тактики ведения войны.

Особенностью современного этапа РВД является ее развитие по двум трекам, связанным с разработкой и внедрением в войска высокоточного оружия в обычном и ядерном снаряжении и появлением ГВ как нового вида межгосударственного противоборства.

Все более важным компонентом нынешнего этапа РВД стало бурное развитие многообразного нелетального оружия, которое используется в самых различных невоенных действиях армии.

Новые импульсы развитию качественных изменений в военном деле придаёт необходимость совершенствования доктрины сдерживания в условиях роста киберугроз, появления технологий ИИ и его применение в силовых и несиловых операциях, использование информационно-коммуникационных технологий в военно-политических целях, появление технологических угроз, связанных с цифровизацией и усилением фактора цифровых технологий в организации и манипулировании протестными движениями, развитие нейронных сетей и сетецентрических технологий и т. д. Мини-революцию в военном деле произвело появление военных беспилотных летательных аппаратов (далее — БПЛА), технологиями производства которых обладают около ста государств. БПЛА уже сегодня во многом меняют тактику и стратегию ведения войны. Особую опасность в этой связи представляет развитие технологий боевых дронов, действующих в связке с пилотируемыыми истребителями, и так называемых «роящихся» микродронов.

Одним из результатов комплексного исследования проблем взаимодействия стало создание в ВС РФ соединений, способных вести масштабные сетецентрические операции.

Сетецентрический принцип предполагает, что все участники боевой операции становятся частью одной сети передачи данных, что позволяет достичь информационного и коммуникационного превосходства над противником.

Развитие военной техносферы на фоне хаотизации международной обстановки и фактического краха глобализации по-новому ставит вопрос о прогнозировании и стратегическом планировании внешней политики государства и совершенствовании его способности применять наступательные и оборонительные меры силового и несилового характера с опорой на СЗ.

Воздействие военной техносферы на военно-политическую обстановку, на военную стратегию и способы ведения боевых действий и организацию взаимодействия становится все более многоплановым и многомерным, а политики и военные испытывают возрастающую потребность в достоверных военно-политических и военно-технических прогнозах. При этом достаточно общим является мнение о бесперспективности разработки долгосрочных прогнозов в условиях крайней неопределенности и растущей хаотизации международной обстановки.