Вопросы теории гибридной войны

5.1. ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ТЕХНОСФЕРЫ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

В стратегии ГВ важное место отводится технологическому противоборству, разворачивающемуся в военной техносфере с охватом нескольких взаимосвязанных направлений борьбы, где важнейшими являются мир киберпространства, технологии ИИ, использование БПЛА, космических систем связи и геопространственной разведки, радио- и радиотехнической разведки.

Технсюфера — основа информационно-психологической войны, где стратегия для достижения геополитических целей противоборствующих сторон построена на использовании информационно-коммуникационных технологий в рамках стратегии КВ.

Пытаясь заглянуть за туманную кромку будущего, американские аналитики пессимистично констатируют: «США в 2030 году могут постепенно потерять инициативу и возможность диктовать свою стратегию миру и определять, когда, где и почему произойдут войны будущего».

Военную техносферу формирует комплекс искусственных объектов и связей между ними, созданных человеком путем поэтапного синтеза как давно известных, так и новейших технологий.

И.Ф. Кефели, автор монографии «Асфатроника: на пути к теории глобальной безопасности», предупреждает, что «сегодня на государственном уровне, возможно, благодаря помощи ученых, требуется признание “реальной опасности” неконтролируемого развития и неэтичного использования технологий, и возможность преодоления этой опасности в фундаментальной трансформации социального мышления»[116].

Отталкиваясь от идей ученого, можно утверждать, что развитие военной техносферы на фоне хаотизации обстановки в мире и фактического краха глобализации по-новому ставит вопрос о прогнозировании и стратегическом планировании внешней политики государства и совершенствовании его способности применять наступательные и оборонительные меры силового и несилового характера.

В документе «Временные указания по стратегии национальной безопасности» (Interim National Security Strategic Guidance) изложено прогностическое видение того, по каким направлениям и как США будут развиваться и взаимодействовать с внешним миром при новой администрации.

Президент США Джозеф Байден в числе инструментов внешней политики США на первое место поставил дипломатию. Однако ставка на силу была и остается основой внешней политики США. Поэтому президент вынужден признать, что по-прежнему весьма важная роль в СНБ США отводится военной силе, которая должна быть «умной и дисциплинированной». Говорится о том, что при этом военная сила должны быть «крайним средством». Отличительной чертой «Временного стратегического руководства» стало обоснование противостояния США и Китая, которое названо «стратегическим соревнованием» и заняло центральное место в документе. Отмечается, что США сталкиваются с миром растущего национализма, отступающей демократии, усиливающегося соперничества с Китаем, Россией и другими авторитарными государствами, а также с технологической революцией, меняющей все аспекты жизни. Поэтому администрация США должна противостоять реальности, когда расстановка сил в мире меняется, создавая новые угрозы. Во Временном стратегическом руководство утверждается, что Россия по-прежнему полна решимости усилить своё глобальное влияние и играть «деструктивную роль» на международной арене. Но главной угрозой США и миру администрация считает Китай, который благодаря своей напористости «является единственным соперником, который обладает способностью соединить свою экономическую, дипломатическую, военную и технологическую мощь и бросить вызов стабильной и открытой международной системе».

По-видимому, перечисленные факторы будут отражены в новой редакции СНБ США в 2022 г.

Новая оборонная концепция базируется на приоритетном использовании воздушных, морских, космических и кибернетических систем при их теснейшем взаимодействии, поскольку вероятность масштабного применения крупных сухопутных формирований в современных войнах рассматривается как минимальная.

В работах отечественных аналитиков подчеркивается, что противостояние на международной арене не утихает, а усиливается, и его качество меняется. Это характеризуется принципиально новыми формами, способами и орудиями борьбы, скрытыми и изощренными, многоходовыми комбинациями силовых и несиловых воздействий, предвидеть которые в условиях высокой неопределенности обстановки в мире весьма непросто.

Одно из ведущих мест в противоборстве принадлежит информационно-психологической войне, войне за сознание, или КВ. Министр обороны России Сергей Шойгу в январе 2022 г. заявил: «Время такое пришло, что сегодня это не просто подача информации в том или ином виде, это большая, не побоюсь этого слова, война. Информационная война, которая идет на всех фронтах, и проигрывать В этой войне мы не имеем никакого права».

Для построения исходной модели прогнозирования ГВ важное значение имеет работа начальника ГРУ ГШ ВС России, замначальника Генштаба (1992–1997) генерал-полковника Федора Ладыгина «Из истории контроля над вооружениями. Последует ли продолжение?»[117]. Наряду с крупными проблемами контроля над вооружениями он анализирует военно-политические условия, определяющие параметры и показатели гибридного военного конфликта, и предлагает принять как условную дату начала ГВ против нашей страны с августовской 2007 г. речи в Мюнхене президента России Владимира Путина и до развязанной Грузией на границе РФ в августе 2008-го пятидневной войны. Именно тогда по инициативе Вашингтона американо-российские отношения скатились, по словам генерала Ф.И. Ладыгина, «до состояния гибридной войны по всем фронтам и направлениям: политическом, дипломатическом, экономическом, социально-идеологическом (приобретающем национал-расистские черты), агрессивном киберинформационном, русофобско-пропагандистском, разведывательно-подрывном, военно-силовом — угрозой военной силой путем количественного и качественного наращивания войск (сил) и их провокационной активности в непосредственной близости от границ Российской Федерации».

США в действиях против России сделали ставку на то, чтобы одолеть нашу страну без прямого столкновения. Американцы надеются, что в условиях этой войны им удастся через значительное ухудшение социально-экономического положения внутри РФ оказать решающее воздействие на слом политической системы, ее переориентацию на Запад с одновременным отказом от установления многополярного мира в пользу такого мироустройства, в котором Москве отводится роль второстепенной региональной державы при подчинении российских национальных интересов глобальным приоритетам США.

Важнейшими сферами межгосударственного противоборства в ГВ являются информационное и кибернетическое пространства, роль которых повышается по мере гибридизации военных конфликтов современности. Так, в докладе британского Минобороны «Глобальные стратегические тренды: будущее начинается сегодня», опубликованном в конце 2018 г., констатируется, что в среднесрочной перспективе использование дезинформации и пропаганды в средствах массовой информации и социальных сетях станет главной особенностью ведения ГВ. Такие методы противоборства будут, по оценкам англичан, все более активно применяться государствами и их коалициями (в том числе прокси-силами), а также негосударственными акторами (ЧВК, террористическими группировками и пр.), чему поспособствуют отсутствие физических границ в информационно-коммуникационном пространстве и недостаточная международно-правовая регламентация протекающих там процессов[118]. Таким образом гибридизация становится действенным способом предотвращения перетекания военных конфликтов в «горячую фазу», приводит к «размыванию» их границ за счет использования гибридного (смешанного) подхода к ведению проти воборства.

Суть гибридизации военных конфликтов заключается в задействовании регулярных и иррегулярных силовых элементов при доминировании последних с конечной целью подрыва власти легитимного правительства зарубежной страны. Угрожающая актуальность такого конфликта в политических реалиях, характеризующихся хрупкостью в условиях форсированных процессов цифровизации, превращает ГВ в политическую реальность и форму протекания межгосударственного противоборства.

Приведенные положения позволяют выдвинуть гипотезу, что в среднесрочной перспективе знаковой чертой процессов информационного противоборства, скорее всего, станет повышение уровня конфликтности в киберпространстве и наращивание интенсивности информационно-психологической (когнитивной) войны. По мнению ведущих отечественных и зарубежных военных политологов, это способно в корне изменить процесс протекания военных конфликтов, причем уже в обозримом будущем[119]. Текущие тенденции трансформации облика военных конфликтов подводят к выводу, что в перспективе границы между состоянием войны и мира станут более размытыми.

Прогнозирование социальных процессов в целом, военно-политических, военно-технических и собственно военных процессов в частности — важнейший инструмент при определении перспектив развития армий, боевой техники, ратного искусства как в стране, так и у вероятных противников, и при определении характера, хода и исхода возможных войн и вооруженных конфликтов.

Сложность прогнозирования заключена в необходимости комплексной оценки возможностей и характера противоборства тайных сторон, целей, задач и замыслов. Это в полной мере относится к прогнозированию как классической войны, так и нового вида вооруженных конфликтов — ГВ, особенностей формирования СЗ как ее театра и специфики развития техносферы конфликтов XXI в.

Развитие событий в мире сделало концепцию ГВ весьма востребованной в качестве важного инструмента внешней политики США, прежде всего в отношениях с Россией, Китаем, Ираном и некоторыми другими странами.

В инициированных американцами ГВ и цветных революциях оказались Украина, Белоруссия, Армения, Грузия, Казахстан и другие государства Средней Азии, Ближнего и Среднего Востока, Латинской Америки. Список еще не завершен.

В обостряющейся международной обстановке вполне естественен интерес исследователей к проблемам будущих вооруженных конфликтов. Аналитики пытаются понять, где и почему разразится следующая война, кто будет бороться, какие стратегии могут быть использованы?

Однако ответы не всегда удовлетворяют. Министр обороны США Роберт. Гейтс, выступая в 2011 г. в Военной академии США в Вест-Пойнте, признал: «Когда дело доходит до прогнозирования характера и места наших следующих военных действий, таких как в Гренаде, Панаме, Сомали, на Балканах, в Гаити, Кувейте, Ираке, и многое другое — мы понятия не имели за год до любой из этих миссий, что мы будем так заняты».

Разумеется, подобные признания стимулируют попытки дать упреждающий ответ на жизненно важные вопросы, волнующие политиков и военных.

В 2020-м в корпорации РЭНД разработали для Пентагона ряд прогнозов по военным вопросам. В докладе «Будущее войны в 2030 году» утверждается, что список противников, вероятно, останется неизменным, но состав союзников США скорее всего изменится:

• Китай, Россия, Иран, Северная Корея и террористические группировки останутся главными соперниками США;

• растущее влияние КНР скорее всего изменит список союзников США в Азии, поскольку страны региона застрахуются от китайской власти;

• в Европе воля и способность традиционных союзников США участвовать в силовых акциях, особенно за рубежом, вероятно, уменьшатся.

При этом Штаты в 2030 г. могут постепенно терять инициативу в диктовке миру стратегических результатов и определении, когда и почему произойдут войны будущего.

Наиболее вероятными регионами противостояния считаются Индо-Тихоокеанский регион, Европа и Ближний Восток, хотя столкновение в ИТР может представлять наибольшую опасность. Будущие конфликты, вероятно, породят глубинные причины: борьба с терроризмом, стычки в СЗ, асимметричные бои и масштабные вооруженные конфликты.

Вместе с тем следует быть готовыми к тому, что с учетом форсированного совершенствования технологий ИИ и появлением новых прорывных разработок в данном направлении, которые могут применять как легитимные, так и нелегитимные акторы, мировые политические процессы и процессы подготовки военных конфликтов, вероятно, приобретут характер пониженной прогнозируемости. В связи с этим одна из предпринимаемых американскими военными мер по форсированию применения ИИ в военном деле состоит в переходе от разовых попыток применения ИИ для нужд национальной безопасности США к беспрерывности этого процесса за счет планомерного внедрения инноваций в функционирование американских ВС.

В принятом в 2020 г. проекте техподдержки и операционного анализа Пентагон рассматривает прогностические доклады на тему продвижения инновационных возможностей и технологий, которые могут применяться в сложных физических, электронных и боевых условиях.

Речь идет в том числе о действиях военнослужащих в городской среде — охваченной боями плотной городской или на перегруженной местности, в местах с ограничением и воспрещением доступа и маневра. Для успеха объединенных сил в таких условиях им требуется превосходство в данной среде, однако его постоянное удержание представляется сложным.

Важнейшими объектами прогнозирования техносферы военных конфликтов будущего является киберпространство и информационно-психологические технологии влияния на сознание людей.

5.2. КОНЦЕПЦИЯ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ НАТО

Весьма показательным является прогноз вероятных боевых действий НАТО, выполненный военными специалистами Командования НАТО по трансформации (Вирджиния, США) в рамках подготовки «Концепции боевых действий НАТО».

В основе концепции лежит уверенность Вашингтона в том, что НАТО остаётся привычным, управляемым и хорошо зарекомендовавшим себя в прежнее противостояние инструментом глобальных амбиций США. Судя по тону принятого администрацией Д. Байдена «Обзора глобальной расстановки сил», Соединённые Штаты рассчитывают, что альянс и в дальнейшем послушно последует в кильватере американской политики нынешнего противостояния с Россией, Китаем и некоторыми другими государствами и силами.

Но тут возникает ряд проблем, вносящих явный диссонанс в политико-военные построения США. Европейские союзники перемещать активность на Тихий океан не спешат, а восточноевропейские страны делают всё, чтобы удержать внимание и ресурсы США на себе и российском вопросе. Отсюда необходимость для Вашингтона осуществлять подобие дипломатического и военного «шпагата»: постоянно подтверждать приверженность Евро-Атлантической солидарности, одновременно создавая возможности в Тихом и Индийском океанах. Нашумевший АУКУС (военно-политический блок США, Великобритании и Австралии) — яркий пример такого рода: вроде бы и не в ущерб НАТО, но привкус измены у континентальной Европы остался.

В целом политики и военные НАТО понимают, что на сегодняшний день в Вашингтоне не видят возможности открыто поставить под сомнение приоритетное значение атлантического альянса, тем более что для значительной части американских правящих элит он является синонимом американского могущества и успеха. Сказанное позволяет предположить, что политическая и военная части Стратегической концепции НАТО будут построены на компромиссах интересов США и Европы, что скажется на качестве интеграционной составляющей документа, который уже сегодня США и Европа оценивают по-разному. Разность подходов проявляется в диссонирующих оценках Концепции боевых действий.

Один из авторов Концепции боевых действий НАТО контр-адмирал Джон У. Таммен, заместитель начальника штаба по стратегическим планам и политике в штаб-квартире НАТО, полон оптимизма и считает, что в документе намечен путь, по которому союзники могут сосредоточить, синхронизировать и согласовать усилия и оставаться впереди конкурентов во все более изменчивой, взаимосвязанной и сложной глобальной среде безопасности.

Основные сдвиги в войне часто связаны с технологическими инновациями. СОС, с которой сталкивается НАТО. Эта среда является изменчивой, глобальной и сложной, и чем дальше простираются прогнозы, тем более неопределенной она становится. Стратегии ГВ и СЗ стирают границы между миром и конфликтом, политическим и военным, стратегическим и тактическим, кинетическим и некинетическим. У альянса больше нет настоящих убежищ или «тыловых зон», через которые не может проникнуть какая-либо угроза, нападение или злонамеренная деятельность.

Начальники главного штаба вынуждены учитывать решающее влияние новых технологий и возможностей в военной сфере, которые уже начинают превращать спекулятивную фантастику в реальность. Так, квантовое зондирование может сделать океаны «прозрачными» и обеспечит высокую надёжность обнаружения подводных лодок. Высококачественные возможности дешифрования могут сделать безопасную коммуникацию такой же открытой, как первая страница газеты. Потеря контроля над спутниками и электромагнитным спектром может ухудшить возможности Североатлантического союза. Летальные автономные системы вооружений могут бросить вызов давно устоявшимся этическим и правовым нормам. Эти события становятся все более осуществимыми в условиях боевых действий и должны учитываться при формировании будущей стратегии НАТО.

США и НАТО только начинают двигаться в направлении мышления и действий в многодоменном, региональном и инструментальном контексте, при этом приспосабливаюсь к конвергенции физической и нефизической областей. Перенос нефизических областей, таких как кибернетика и космос, а также всеобъемлющая информационная среда, на традиционные области ведения боевых действий (воздушные, наземные и морские) приводит к многомерному пространству сражений: физическому, виртуальному и когнитивному. Разработка сплоченной стратегии во всех операционных областях, чтобы быть эффективной в многомерном боевом пространстве, является ключом к сохранению решающего преимущества против любого противника.

Сказанное формирует для НАТО пять императивов, следование которым является ключевым для достижения победы в военных конфликтах нового типа:

• когнитивное превосходство: истинное понимание операционной среды, противника и целей Североатлантического союза влечет за собой согласованное и общее военно-политическое понимание угроз, противников и окружающей среды, в которой действует НАТО, от технологий и доктрин до ведения совместной разведки, наблюдения и мониторинга (JISR) и больших данных. В равной степени он будет сосредоточен на предоставлении правильных инструментов для военно-политического уровня для эффективной (быстрой и динамичной) работы и защиты принятия решений в современный информационный век;

• многослойная устойчивость: в основе принятой НАТО стратегии сдерживания и диалога должна быть способность Североатлантического союза противостоять немедленным потрясениям на линиях снабжения и коммуникациях, а также воздействиям в когнитивном измерении. Альянс должен быть готов к упорству в сложных ситуациях в течение длительного времени и с нулевого дня;

• влияние и проекция силы: чтобы формировать среду в соответствии с ее сильными сторонами, включая создание вариантов и наложение дилемм на противников, Североатлантический союз должен проявлять инициативу, используя различные средства для достижения своих целей;

• интегрированная многодоменная защита: угрозы, с которыми сталкивается альянс, больше не относятся к какой-либо одной сфере, поэтому совместный и гибкий подход к изменчивой среде необходим для защиты целостности НАТО от всех угроз, независимо от их происхождения или характера;

• междоменное командование: понимание команд в мгновение ока, отличительная черта великих генералов прошлого, может оказаться недосягаемым в многодоменном и интегрированном боевом пространстве. Инвестиции в кадры, командное искусство, критическое мышление, ИИ и смелые действия станут залогом успеха.

Обладая необходимой маневренностью, чтобы обеспечить развитие войны в нужном темпе, NWCC должна позиционировать и использовать военный инструмент силы Североатлантического союза для создания и поддержания решающего военного преимущества, чтобы обеспечить дальнейший успех во все более сложной, взаимосвязанной и непредсказуемой среде безопасности в ближайшие десятилетия.

Однако далеко не все в НАТО разделяют оптимизм американских авторов концепции. Некоторые французские военные специалисты утверждают: НАТО не готовится к следующей войне. Никто не знает, где разразится следующая война с участием НАТО, когда, против кого, по какой причине. По их мнению, при всей неопределенности и «тумане» войны следует признать, что результаты военного противоборства будут решаться в городе. По той же причине, по которой Сталинград, Берлин, Бейрут, Грозный, Ракка, Мосул, Донецк являются многонаселенными местами, следующая крупномасштабная война НАТО будет решаться в таких городах, как Варшава, Таллин или Неаполь.

Французы скептически замечают, что сегодня НАТО якобы готовится к любому типу войны, независимо от среды, в которой будет развиваться противоборство. Чрезмерно амбициозной считается уверенность альянса в своей способности встретить и победить любой вызов, будь то на открытых полях Центральной Европы или на скалистых склонах берега Средиземного моря, в джунглях Французской Гвианы, в пустыне Сирии, в горах Норвегии и, да, если нужно, на окраинах Нарвы.

Однако реалии диктуют совершенно иные выводы. Концепция боевых действий упускает из виду главное: городские операции не являются дочерней частью более общего типа комбинированных операций, это совершенно другой набор операций, принципиально отличный от остальных. Население, и как цель, и как защита, обладает собственной ценностью с моральными, психологическими, правовыми и политическими последствиями, которые полностью меняют характер борьбы.

Упуская из виду фактор населения, концепция не учитывает последствия крупномасштабных городских операций на оперативном и стратегическом уровнях.

Нынешний стиль войны, к которой под диктовку из-за океана готовится НАТО, в значительной степени является калькой доктрины США, нацеленной на жесткое противоборство, удары высокоточным оружием большой дальности действия, наносимые в стратегических масштабах, с явным намерением уничтожить любого противника задолго до того, как он сможет нанести удар по собственным войскам НАТО. Это предполагает господство в воздухе и преобладание электромагнитного спектра. Такой подход (заметим, авантюристичный и одновременно необоснованно оптимистичный. — А.Б., А.Л.) позволяет свести к минимуму потери со стороны альянса, но операции, проводимые некоторыми членами, уже сегодня не учитывают побочный ущерб, связанный с потерями среди населения в районе боевых действий.

Проблема усугубляется в случае крупномасштабной войны с почти равным противником, обладающим сокрушительной ядерной мощью, когда обе стороны фактически защищают свои «пузыри» зон закрытого доступа (Anti-Air / Area Denial (A2AD)) на ограниченной территории, прикрытой ЯО, и таким образом сокращая масштабы неограниченной войны до спорной территории. Это подразумевает, что господство в воздухе, стержень американского способа ведения войны, будет недостижимым, что серьезно ухудшит критически важные возможности, такие как сбор разведданных, радиоэлектронная борьба и общее применение авиации для поддержки наземных операций.

По сути, концепция глубокой борьбы, являющаяся неотъемлемой частью доктрины США / НАТО, неуместна в городской среде. Это позволит НАТО достичь окраин оспариваемого города, точно так же, как израильская армия может достичь окраин Бейрута, но удержит НАТО от входа в него.

Таким образом, нынешняя концептуальная слепота НАТО является примером того, что президент Э. Макрон назвал «смертью мозга». Такое отсутствие предвидения будет иметь катастрофические последствия, когда силы альянса столкнутся с реальностью боевых действий на территории НАТО, потерпят поражение или одержат победу, заплатив за неё ужасную цену, не в последнюю очередь за счет потерь собственного населения.

Перечисленные и многие другие разногласия среди союзников по концептуальным вопросам позволяют предположить, что политическая и военная части Стратегической концепции НАТО будут построены на многочисленных компромиссах между интересами США и Европы, что скажется на качестве интеграционной составляющей документа, снизит его действенность как консолидирующей основы альянса.

Вашингтон продолжает рассматривать НАТО как привычный, управляемый и хорошо зарекомендовавший себя в прежнее противостояние инструмент. Судя по тону принятого администрацией Д. Байдена «Обзора глобальной расстановки сил», Соединённые Штаты рассчитывают, что альянс и в дальнейшем послушно последует в кильватере американской политики нынешнего противостояния с Россией, Китаем и некоторыми другими государствами и силами.

На заседании Совета НАТО на уровне министров обороны 21–22 октября 2021 г. был принят новый набор целей альянса до 2030 г. Главное внимание уделено консультациям по проекту новой Стратегической концепции, которую планируется утвердить на саммите в Мадриде летом 2022 г., а также выработке действий альянса в условиях новой обстановки безопасности.

Возникшие в последнее десятилетие новые вызовы в сфере безопасности, усиление военной и геополитической роли крупнейших мировых игроков, современные угрозы, такие как терроризм и подрывная деятельность в киберпространстве, — все эти факторы делают необходимым пересмотр тех подходов, которыми НАТО пользуется на данный момент. Таков лейтмотив доклада «НАТО-2030: едины в новой эпохе», составленного коллективом экспертов в военной и дипломатической сферах.

На выработку предложений по новой Стратегической концепции оказывает решающее влияние комплекс ряда факторов.

1. Резкое обострение международной обстановки по ряду направлений обеспечения безопасности, которые США и НАТО считают для себя чувствительными. Министры согласовали всеобъемлющий План защиты евроатлантического региона, одной из фундаментальных задач которого провозглашено сдерживание России.

В этом контексте в небе Южной Европы в октябре проведены учения альянса по стратегическому сдерживанию Steadfast Noon 2021 с привлечением самолетов и персонала из 14 стран НАТО. Альянс ссылается на якобы «рутинный характер» этих ежегодных маневров, но в текущем году они имели явно провокационный характер по отношению к России и Белоруссии, поскольку на них отработан сценарий ядерной войны, а именно, применение американских управляемых ядерных бомб новых модификаций В61- 12 мощностью от 0,3 до 50 кт, хранящихся в арсеналах в Германии, Италии, Бельгии, Нидерландах и Турции. Одновременно в Румынии и Болгарии, в 400 км от Крыма, были организованы летно-тактические маневры Альянса Castle Forge, в которых приняли участие самолеты F-15E ВВС США, способные нести бомбы В61-12.

2. Новые масштабы внешних угроз и вызовов НАТО, список источников которых, по мнению альянса, возглавляют Россия и Китай, а также усиление внутренних угроз единству альянса, в частности, спровоцированных решением о создании военного блока A UKUS, которое англосаксонские страны приняли втайне от союзников по НАТО.

3. Пересмотр доктринальных военно-политических документов США, в частности, связанных с намерением Вашингтона наращивать возможности ССО для борьбы в СЗ, что потребует учета в новой редакции СК НАТО.

4. Поражение США и НАТО в операции в Афганистане, что повлекло за собой потребность извлечь уроки и сделать выводы по многим военно-политическим аспектам развития НАТО в период до 2030 г.

5. Необходимость согласовать подходы к инновационному развитию НАТО в сфере ИИ, кибернетических и квантовых технологий, КВ. Главная цель внедрения инновационных технологий — победить Россию за счет военно-технологического превосходства.

На фоне попыток позиционировать Североатлантический альянс как нечто «гораздо большее, чем просто военная организация, но и политическое сообщество», существуют разные мнения по шагам, направленным на придание блоку новых качеств, необходимых для работы с государствами-паргнерами и международными организациями в изменившихся условиях. И, наконец, нет единства в определении путей «создания порядка евроатлантической безопасности на основе сотрудничества и реагирования на такие общие угрозы, как терроризм, распространение ЯО, пиратство и незаконный оборот наркотиков». В прошлом не было единодушия, например, и при выработке позиции альянса по проведению операций в Ираке и Ливии, когда в первом случае Франция, а во втором — Германия выступили против военного вмешательства.

Выступая за решительное расширение спектра возможностей НАТО по оперативному реагированию на вызовы современности, политики и военные ссыпаются на наличие новых ключевых угроз, о которых не было речи в предыдущих стратегических концепциях блока:

• укрепление России, рост мощи Китая, появление новых центров силы (Иран);

• снижение интереса США к Евро-Атлантическому региону и перенос основных усилий Вашингтона в Азиатско-Тихоокеанский регион;

• внутренние неурядицы в США;

• пандемия COVID-19 и беспрецедентный энергетический кризис в Европе и других регионах;

• обострение в мире политического фанатизма и религиозного фундаментализма;

• «темная сторона» глобализации, подразумевающая международный терроризм, организованную преступность и распространение ОМУ;

• нерешенность социально-экономических проблем в странах Африки и Ближнего Востока, климатические изменения, энергетическая безопасность, порождающие соперничество за ресурсы и растущую массовую миграцию;

• ослабление института национального государства и способности влиять на обстановку в сфере безопасности таких организаций, как ООН, ОБСЕ, НАТО и Евросоюз.

Перечисленные и некоторые другие угрозы формируют спектр угроз нового типа, так называемых ГУ, противодействие которым требует существенного пересмотра стратегий Альянса и объединения усилий США, НАТО и ЕС.

Важным фактором влияния на содержание и цели Стратегической концепции НАТО служит трансформация ОВС блока. В 2021 г. Стратегическое командование НАТО по трансформации разработало программу долгосрочной военной трансформации, основанную на предвидении и подготовке к неоднозначной, сложной и быстро меняющейся обстановке безопасности в будущем. Первый компонент программы — это стратегический форсайт-анализ (оценка долгосрочной перспективы). Второй компонент — рамки будущих операций альянса. Долгосрочная военная трансформация базируется на решениях и действиях, необходимых для подготовки Североатлантического союза к будущим вызовам безопасности, которые следует отразить в новой СК НАТО.

В военных планах альянса особое внимание уделяется вопросам контроля обстановки на Черном море с целью «купировать» там российские силы и не допустить превращения моря в «русское озеро». Проблемой Черного моря занимаются крупнейшие исследовательские центы Запада: корпорация RAND, Центр стратегических и международных исследований (CSIS) и ряд других.

Одновременно принимаются меры по углубленному изучению Китая. В 2020 г. Верховный главнокомандующий ОВС НАТО поручил штаб-квартире уделять особое внимание КНР и расширять стратегическое прогнозирование ее возможностей для проведения будущих оценок. С июня 2021 г. Отделение стратегического прогнозирования НАТО издает еженедельный бюллетень и ежемесячный отчет по Китаю.

Несмотря на недовольство ряда государств НАТО бесцеремонным поведением Вашингтона по отношению к союзникам, министры обороны на встрече в октябре 2021 г. в существенной мере продвинули работу над Стратегической концепцией и приняли ряд важных документов, формирующих повестку работы Альянса на предстоящие годы.

Одной из важных задач новой Стратегической концепции является создание «нового политического измерения» альянса, касающегося пересмотра сложившихся стереотипов в оценках и реакциях блока на изменения обстановки в мире. Новое политическое измерение должно придать «консультациям» статус новой функции НАТО — в дополнение к трем основным функциям, определенным в Стратегической концепции 2010 г.: коллективная оборона, кризисное управление и совместная безопасность. Утверждение такого подхода приведет к повышению значимости и активации статьи 4 Вашингтонского договора НАТО об обязательных консультациях сторон, «если, по мнению какой-либо из них, территориальная целостность, политическая независимость или безопасность какой-либо из Договаривающихся сторон окажутся под угрозой».

Министры обороны стран НАТО согласовали «Всеобъемлющий план обороны Евро-Атлантического региона», призванный обеспечить наличие и готовность у альянса «нужных сил в нужном месте в нужное время». Подписано «Соглашение о намерениях в областях ПВО и радиационной, химической и биологической защиты». Это решение вызывает особую озабоченность оборонных ведомств России и Белоруссии. В этой связи министр обороны России генерал армии Сергей Шойгу подчеркнул, что в Румынии и Польше Пентагон размещает противоракетные комплексы Aegis Ashore. При этом универсальность их пусковых установок позволяет применять наряду с противоракетами крылатые ракеты Tomahawk и перспективные ударные средства, разрабатываемые в США.

Важное место в деятельности НАТО отводится реализации ряда основополагающих решений по развитию технологий, имеющих военное применение и рассчитанных на то, чтобы победить противника за счет технологического преимущества.

С этой целью министры создали «Международный фонд инноваций», в который планируется инвестировать 1 млрд евро.

Инновации включают в себя развитие исследований и практические разработки в следующих областях военной техносферы:

• противодействие ГУ в СЗ. Главным приоритетом НАТО названо противодействие ГУ, которые все чаще возникают в СЗ, где государственные и негосударственные субъекты используют гибридные тактики, такие как дезинформация, кибератака, использование ССО;

• квантовые технологии в обороне и безопасности определены Брюсселем как одни из ключевых для дальнейшей разработки под эгидой НАТО. НАТО рассматривает военное применение квантовых технологий как многообещающую перспективу для построения защищенных линий связи и надежной передачи чувствительной информации в сферах обороны и безопасности. С другой стороны, существует понимание опасности применения квантовых технологий противником для получения доступа к «чувствительной» информации. Чтобы противостоять этой угрозе, потребуется полностью обновить цифровую инфраструктуру, используя криптографию, которая должна быть «квантовой», т. е. защищенной как от квантовых, так и от классических компьютеров. Во-первых, военных привлекают возможности квантового зондирования для обнаружения подводных лодок и самолетов-невидимок для определения местоположения, навигации и синхронизации. Такие «квантовые устройства» можно использовать в качестве надежных инерциальных навигационных систем, которые позволяют осуществлять навигацию без необходимости использования внешних систем, таких как GPS. Во-вторых, весьма перспективной представляется «квантовая угроза», на которой построены квантовые вычисления в криптографии. Квантовый алгоритм для дешифрования цифровой связи был разработан в 1994 г. и ждет появления квантового компьютера, способного его использовать;

• ИИ в НАТО: динамичное внедрение, ответственное использование. Министры обсудили «Стратегию в области искусственного интеллекта (ИИ)» как важнейшего локомотива развития всей военной техносферы НАТО. Алгоритм классификации на основе ИИ можно использовать для обработки сложных вычислительных задач распознавания образов, для обнаружения объектов в изображениях, например, идентификации самолетов, пусковых установок ракет, бронетанковой техники и зданий на изображениях, полученных средствами авиационной или космической разведки. ИИ — это способность машин выполнять задачи, которые обычно требуют человеческого интеллекта — например, распознавание закономерностей, обучение на основе опыта, умение анализировать и делать выводы, прогнозы или принимать управленческие решения в цифровом виде или в качестве интеллектуального программного обеспечения, лежащего в основе автономных физических систем. С учетом возможностей ИИ к предстоящему саммиту готовятся предложения по мерам противодействия российским ракетным системам, способным нести ЯО. Намечены консультации об обеспечении безопасности, надежности и эффективности средств ядерного сдерживания альянса:

• киберпространство объявлено альянсом новой оперативной средой, выпущено руководство по вариантам стратегического реагирования на значительную злонамеренную киберактивность, в котором перечислен широкий спектр инструментов — политических, военных, дипломатических и экономических, — имеющихся в распоряжении Североатлантического союза для реагирования на киберактивность;

• КВ, она же война за сознание, ментальная война, война за умы, ведется при все более широком использовании социальных сетей, обмена сообщениями в социальных сетях и мобильных устройств. В КВ человеческий разум становится полем битвы. Цель состоит в том, чтобы изменить не только то, что люди думают, но и то, как они думают и действуют. При успешном ведении КВ формирует и влияет на индивидуальные и групповые убеждения и поведение, способствуя достижению тактических или стратегических целей. В своей крайней форме КВ может расколоть и раздробить все общество, так что у него больше не будет коллективной воли сопротивляться намерениям противника. Таким образом, противник получает возможность подчинить себе общество, не прибегая к прямой силе или принуждению. Запланировано проведение конференции НАТО, посвященной вопросам разработки и организации КВ, которая становится шестой сферой боевых действий Североатлантического альянса;

• когнитивная биотехнология (далее — КБТ): возможности и соображения для Североатлантического союза. КБТ направлена на улучшение качества и быстроты человеческого мышления, восприятия, координации и воздействия на физическую и социальную среду. С помощью КБТ эффективность мышления, способность человека переносить перегрузки или действовать в неблагоприятной среде, обычно ограниченная пределами его физиологии, может быть расширена и усилена биофизическими, биохимическими илц биоинженерными средствами.

НАТО скорректировала структуру своего Международного штаба, учредив новые подразделения, занимающиеся инновациями и политикой в области данных, такие как Секция гибридных вызовов и энергетической безопасности в Отделе новых вызовов безопасности НАТО.

Важное место в военных программах США и НАТО отводится вопросам подготовки и ведения войны в кибернетическом пространстве.

5.3. КИБЕРНЕТИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

ВС иностранных государств осуществляют целенаправленную подготовку к действиям в СОС, включая ведение скоординированных военных действий в киберпространстве. В последние годы наличие командования (киберкомандования) является характерной чертой вида ВС как отечественной, так и иностранных армий.

Одно из определений киберпространства предложено авторским коллективом отечественных исследователей, которые предлагают понимать под киберпространством: «Искусственное неоднородное технологическое пространство со множеством разноуровневых органов оперативного и технологического управления, процесс создания и эксплуатации которого не предопределяется требованиями одной системы управления, а функционирует в интересах множества разнородных, в том числе антагонистических систем управления, при этом свойства зависят как от характеристик собственных элементов, так и от объема и свойств реализуемых процессов в интересах внутренних и внешних потребителей»[120].

С учетом особенностей стратегии ГВ особую значимость имеют следующие свойства киберпространства:

• способность из любой точки планеты осуществлять деструктивные воздействия на критическую инфраструктуру противника, автоматизированные системы управления технологическими процессами, пользователей и т. д. Это позволяет без фактического ввода ВС на территорию противостоящего государства и объявления войны дестабилизировать его экономику и инфраструктуру. Учитывая данный факт, страны НАТО признали киберпространство новой средой ведения военных действий[121];

• киберпространство является разведывательной системой глобального масштаба, позволяя любому государству собирать разведывательную информацию о других его пользователях путём сбора информации, циркулирующей в киберпространстве, ее последующей обработки и анализа. При этом источники, цели сбора, обработки и последующего применения полученной информации неизвестны. Киберпространство формируется без единого конструкторского замысла, в нем отсутствует единая система управления. Нет и единого набора средств для построения киберпространства.

Киберпространство обладает свойством, присущим любому пространству, — неуничтожимостыю. Учитывая, что киберпространство охватывает всю планету и ближний космос, его физическое уничтожение в сложившихся условиях практически невозможно. Это обусловлено техническими, политическими и экономическими факторами, среди которых понимание, что даже в рамках военного конфликта антагонистическим сторонам конфликта необходимо устойчивое функционирование киберпространства и возможность использования его ресурсов. Соответственно, ресурсы, используемые совместно с атакуемым противником, затронуты не будут либо будут затронуты в минимальной возможной степени, не оказывающей ощутимого влияния на конфликтующие стороны.

Перечисленные и многие другие свойства киберпространства обусловливают повышенное внимание его использованию в военных целях со стороны США, НАТО и ЕС.

Масштабная работа по использованию возможностей киберпространства развернута в США. В 2018–2021 гг. в Вашингтоне провели анализ возможностей приравнивания кибернетического оружия к традиционным видам ОМУ. По оценкам чиновников Пентагона, кибероружие целесообразно ставить «на одну доску» с ОМУ, поскольку с его помощью можно подорвать или уничтожить критическую инфраструктуру; поставить под угрозу сохранность больших баз данных (например, в сфере здравоохранения или в банковском деле); выявлять и подавлять сигналы спутниковой системы навигации; организовать с использованием соответствующих платформ в соцсетях кампании дезинформации, нацеленные на широкую аудиторию. Для подготовки обоснования своей позиции военное ведомство США запросило национальные исследовательские институты собрать доказательства разрушительного потенциала кибероружия. Согласно этому запросу, ученым, помимо прочего, нужно будет выяснить, могут ли наступательные кибероперации применяться противниками Вашингтона в целях усовершенствования эффективности и увеличения поражающего действия ОМУ, а также обеспечения замены традиционных видов такого оружия (ядерного, химического, радиологического, бактериологического).

Таким образом, предпринятые в последнее время американцами меры по кибернетической безопасности свидетельствуют о решительном отходе Вашингтона от оборонительных действий в кибернетическом пространстве. Это подтверждает настрой США на поддержание своего доминирования на мировой арене, причем способ достижения данной цели противоречит позиции большей части государств международного сообщества. На практике реализация такой наступательной кибернетической концепции будет сопряжена с открытым или завуалированным применением информационных технологий в военнополитических целях.

В Стратегии кибербезопасности, опубликованной Министерством внутренней безопасности США в 2018 г., надежное обеспечение защиты критической инфраструктуры от кибернетических угроз обозначается как «необходимый шаг к достижению лидирующих позиций США во всех операционных средах». Согласно документу, перед ведомством ставятся следующие задачи в рассматриваемой области:

1) внедрять инновации по обеспечению кибернетической безопасности с целью нейтрализации рисков критической инфраструктуре;

2) расширять и углублять взаимодействие с национальными ведомствами в интересах поддержания в надлежащем состоянии кибернетической безопасности критической инфраструктуры, выработки защитных мер и накопления информации, способствующей обеспечению кибербезопасности объектов критической инфраструктуры;

3) развивать возможности ведомства в области обеспечения кибербезопасности в конкретных секторах, предоставлять каждому из них услуги в проведении экспертизы проводимых мероприятий и разрабатывать соответствующие механизмы их технической поддержки. Руководство НАТО неоднократно заявляло о приверженности альянса защите всех союзников в киберпространстве, а также на суше, в воздухе и на море. Подчеркивается, что кибератака на одного союзника может затронуть всех членов блока, что превращает задачу укрепления киберзащиты в один из приоритетов для Североатлантического союза.

Впервые руководители Североатлантического союза признали, что необходимо укреплять силы и средства в целях защиты от кибернетических нападений, на встрече на высшем уровне в 2002 г. в Праге: С тех пор кибернетической проблематике стало уделяться все больше внимания в повестках дня встреч НАТО на высшем уровне. В 2008 г. были приняты первые основные принципы киберзащиты НАТО. В 2014 г. страны НАТО определили киберзащиту как одну из основных составляющих коллективной обороны, объявив, что в результате кибернетического нападения может быть приведено в действие положение о коллективной обороне согласно статье 5 основополагающего договора НАТО. Более того, в 2016 г. страны НАТО обозначили кибернетическое пространство одной из сфер, в которых проводятся военные операции, и обязались в дальнейшем в приоритетном порядке укреплять киберзащиту своих национальных сетей и инфраструктуры.

Приобретают более четкие очертания стратегия и руководящие указания альянса. В июне 2018 г. страны НАТО утвердили «Видение и стратегию относительно кибернетического пространства как сферы операций». Завершена работа над первой доктриной киберопераций НАТО, которую предстоит утвердить странам НАТО и которая в таком случае станет руководством для командующих (командиров) НАТО.

В 2008 г. в Эстонии был открыт Центр киберзащиты НАТО, официальная задача которого заключается в укреплении возможностей альянса в области защиты виртуальных данных. К концу прошлого года число участвующих в его работе стран достигло 25. В процессе присоединения находятся Словения, Хорватия, Черногория, Швейцария и Япония. Кроме того, Австралия, Ирландия, Канада и Люксембург заявили о намерении стать членами этой организации в будущем.

В рамках укрепления своей киберзащиты альянс создаёт новый Центр киберопераций в Монсе (Бельгия). Он будет полностью введён в эксплуатацию в 2023 г. Задача новой структуры — координировать оперативную деятельность НАТО в киберпространстве, делая её более устойчивой к кибератакам.

Школа НАТО в Обераммергау (Германия) проводит ИТ-обучение для поддержки операций альянса.

Обучение специалистов в области киберзащиты будет также осуществляться Академией связи и информации НАТО (NATO Communications and Information Academy), которая в настоящее время строится в Оэйрасе (Португалия).

И, наконец, Оборонный колледж НАТО в Риме (NATO Defence College) призван способствовать развитию стратегического мышления по военно-политическим вопросам, в том числе по вопросам кибербезопасности.

Суммируя вышесказанное, следует отметить следующие основные позиции альянса в вопросе об использовании киберпространства в военных целях:

• НАТО рассматривает обеспечение киберзащиты как часть основной задачи коллективной обороны Организации Североатлантического договора;

• НАТО настаивает на том, что международное право применяется в киберпространстве;

• основное внимание НАТО в области киберзащиты направлено на защиту собственных сетей (включая операции и миссии) и повышение устойчивости всего Североатлантического союза. На самом деле это не так. Альянс использует киберпространство для ведения разведки и организации подрывных действий в ГВ против России и некоторых других государств;

• в июле 2016 г. союзники подтвердили оборонительный мандат НАТО и признали киберпространство областью операций, в которой НАТО должна защищать себя так же эффективно, как в воздухе, на суше и на море. Тогда же союзники также взяли на себя обязательства по киберзащите, чтобы усилить свою киберзащиту и модернизировать её в приоритетном порядке;

• НАТО укрепляет свои возможности в области киберобразования, обучения и учений;

• союзники привержены расширению обмена информацией и взаимной помощи в предотвращении, смягчении последствий и восстановлении после кибератак;

• группы быстрого кибернетического реагирования НАТО находятся в режиме ожидания для оказания помощи союзникам 24 часа в сутки, если они будут затребованы и одобрены;

• на саммите в Брюсселе в 2018 г. союзники договорились о создании нового Центра операций в киберпространстве в рамках усиленной структуры органов военного управления НАТО. Они также согласились с тем, что НАТО может использовать национальные кибервозможности для своих миссий и операций;

• в феврале 2019 г. союзники одобрили руководство НАТО, в котором изложен ряд инструментов для дальнейшего укрепления способности НАТО реагировать на масштабные злонамеренные действия в киберпространстве;

• НАТО и ЕС сотрудничают в рамках технического соглашения о киберзащите, которое было подписано в феврале 2016 г. В свете общих проблем НАТО и ЕС укрепляют свое сотрудничество в области киберзащиты, особенно в области обмена информацией, обучения, исследования и учений;

• НАТО активизирует свое сотрудничество с промышленностью в рамках промышленного киберпартнерства НАТО;

• НАТО признает, что ее союзники могут извлечь выгоду из основанного на нормах, предсказуемого и безопасного киберпространства;

• на встрече на высшем уровне в Брюсселе в 2021 г. союзники одобрили новую комплексную политику киберзащиты, которая поддерживает основные задачи НАТО и общий потенциал сдерживания и обороны для дальнейшего повышения устойчивости Североатлантического союза.

Анализ подходов НАТО к вопросам использования киберпространства показывает, что под прикрытием разговоров о необходимости усиливать киберзащиту альянса, союзников и партнеров, военно-политический блок на системной основе совершенствует глобальные возможности по ведению наступательных, подрывных действий в киберсфере и разведке.

К усилиям альянса по военному использованию киберпространства присоединяется ЕС. Шесть государств — членов ЕС во главе с Литвой учредили Кибернетические силы Евросоюза быстрого реагирования (КСЕБР). В группу «киберспасателей» вошли также Эстония, Хорватия, Польша, Румыния и примкнувшие к ним Нидерланды. Подписан меморандум, согласно которому международная киберкоманда, сформированная из гражданских и военных лиц, будет нести дежурство и моментально реагировать на любую кибератаку, а в случае необходимости и физически подключится к ликвидации и расследованию инцидента. Соглашение закрепляет новую и весьма диковинную международную норму: постоянный механизм «присутствия одной страны в суверенном киберпространстве другой». Пока киберсилы могут реагировать на «чрезвычайное положение» по своему профилю в странах-подписантах, а также в тех государствах, которые имеют статус наблюдателей — Бельгии, Греции, Испании, Италии, Франции, Словении и Финляндии. В будущем они планируют распространить свою защиту и на структуры ЕС.

Сказанное позволяет сделать вывод, что в среднесрочной перспективе знаковой чертой процессов информационного противоборства скорее всего станет повышение уровня конфликтности в киберпространстве. По мнению ведущих отечественных и зарубежных военных политологов, это способно в корне изменить процесс протекания военных конфликтов, причем уже в обозримом будущем, а границы между состоянием войны и мира станут более размытыми.

Таким образом, подготовка к ведению киберопераций в рамках ГВ приобретает на Западе стратегические масштабы.

Напомним, что несколько лет назад Российская Федерация вместе с Китаем, Таджикистаном и Узбекистаном представила в ООН проекты «Правил поведения в области обеспечения международной информационной безопасности» и конвенции по тому же вопросу. Но они до сих пор не нашли необходимой поддержки. А это могло бы содействовать существенному снижению киберугроз в мире.