Вопросы теории гибридной войны

Широкое использование информационных подрывных технологий в условиях обостряющегося межгосударственного противоборства в существенной степени способствует ослаблению системы глобальной безопасности, деформация и раздробленность которой приводят к нарастающей хаотизации международных отношений. В условиях непростой геополитической реальности появляются новые виды конфликтов, сочетающие традиционную военную мощь с политической, информационной, финансово-экономической, культурно-мировоззренческой и другими составляющими.

Современная действительность все больше определяется глобальной военно-политической, социально-экономической нестабильностью, цивилизационными противоречиями в культурно-мировоззренческой сфере, которые в совокупности своей провоцируют нарастающую хаотизацию международных отношений. Главное противоречие заключается в острой конкуренции между стремящимся к глобальному доминированию Западом во главе с США (которые, тем не менее, все более осознают пределы своего могущества) и странами НАТО, с одной стороны, и набирающими экономический и политический вес новыми центрами силы — Китаем, Россией, странами БРИКС и ШОС — с другой.

Противоречия между ключевыми субъектами международных отношений впервые после окончания холодной войны провоцируют развитие конкурирующего видения миропорядка. Возможности и влияние Запада снижаются на фоне крепнущей тенденции по формированию полюса власти вне западного мира. Такое развитие обстановки может способствовать возникновению мирового раскола по оси российско-китайского сотрудничества, БРИКС и ШОС, с одной стороны, и западным блоком государств во главе с США — с другой.

Противоборство между государствами и их объединениями во все возрастающей степени охватывает ценности и модели общественного развития, человеческий, культурный, научный и технологический потенциалы.

Совокупное влияние этих и ряда других причин обусловливает вхождение мира в эру сложных конфликтов, в которых «комбинированные действия предполагают сочетание традиционной военной мощи с политической, информационной, финансово-экономической и др. составляющими»[122]. В рамках подобных конфликтов масштабы планирования и управления социальными, государственными и политическими процессами могут быть разными — от отдельного государства или региона и вплоть до глобального охвата [123].

Наличие ЯО у конкурирующих сторон в известной мере служит сдерживающим фактором от перехода конфликтов, затрагивающих интересы крупных держав, в горячую стадию. На этом фоне все более востребованными становятся стратегии непрямых действий, феномен которых достаточно подробно исследован отечественными и зарубежными специалистами[124].

Искусство балансирования на грани прямого столкновения и достижения геополитических целей за счёт организации цветных революций и ГВ, ведения войн чужими руками или прокси-войн обусловливает востребованность и известную эффективность политики «непрямых действий». Так, например, в интервью CNN сенатор Д. Маккейн утверждает, что «США ведут непрямую войну с Россией в Сирии» и характеризует эту войну, используя термин proxy war — непрямая война, опосредованная война или война чужими руками. Речь идет о намерении двух стран достичь собственных целей за счет военных действий, происходящих на территории третьей страны. О прямом военном конфликте двух стран речь в данном случае не идет[125].

Подобная политика «всё чаще используется различными субъектами мировой “закулисы” для реализации своих геополитических интересов в мире, разжигания разного рода конфликтов, которые в последующем становятся источником войн, вооруженного экстремизма и международного терроризма»[126].

О подготовке к конфликтам новой эры говорит в своем ежегодном докладе генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг: «НАТО разрабатывает стратегию противостояния ГУ и действий в условиях ГВ, которая охватывает широкий диапазон прямых и непрямых (скрытных) военных, полувоенных и гражданских акций, призванных разрушать, приводить в замешательство, повреждать или принуждать»[127].

Таким образом, непрямые действия, включающие информационно-психологическую войну, войну за сознание, являются ключевой составляющей технологий «управляемого хаоса», использование которых в стратегиях Запада обусловлено тем, что в современных условиях собственно военная сила перестаёт быть «последним доводом королей». В ряде случаев при сохранении всей значимости силового фактора военная сила остаётся фоном для применения информационно-психологических технологий при подготовке и проведении цветных революций и ГВ. При этом считается, что контроль в информационной сфере позволит методами непрямых действий достигать стратегических целей глобального доминирования нередко без использования ВС и неизбежных потерь при существенной экономии ресурсов.

6.1. ИНФОРМАЦИОННАЯ ВОЙНА: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ

На протяжении длительного времени Российская Федерация подвергается воздействию информационно-психологических, информационно-коммуникационных и иных информационных технологий, направленных на переформатирование общественного сознания.

Как отмечает политолог И.В. Бочарников, «важнейшим инструментом этого процесса являются апробированные технологии цветных революций, представляющие собой государственные перевороты, сочетающие как “ненасильственные действия”, так и силовые технологии противоборства (захват, блокирование и удержание зданий и объектов государственной инфраструктуры, столкновения с силами правопорядка и т. д.»[128]. Главным итогом цветных революций является переход государств, в которых они произошли, под внешнее управление США как их основного бенефициара.

Важно отметить, что именно цветная революция выступает в качестве своеобразного катализатора ГВ и способствует переходу гибридного относительно ненасильственного противоборства в русло насильственных и зачастую кровопролитных действий.

Примером такого алгоритма развития кризисной ситуации служат события в Казахстане в январе 2022 г., когда деструктивные силы при внешней поддержке предприняли попытку дестабилизировать страну и захватить власть. Только своевременное решительное вмешательство Коллективных сил быстрого реагирования ОДКБ, предпринятое по просьбе законного правительства Казахстана, предотвратило развитие событий по разрушительному сценарию.

Термин «информационная война» используется в двух смысловых вариантах:

• в широком смысле — для обозначения противоборства в информационной сфере и средствах массовой информации для достижения различных политических целей;

• в узком смысле — как информационные военные действия, т. е. для обозначения военного противоборства в военной информационной сфере в целях достижения односторонних преимуществ при сборе, обработке и использовании информации на поле боя (в операции, сражении).

В рамках последнего варианта серьезную опасность представляют действия противника по нарушению устойчивости функционирования критической информационной инфраструктуры.

Применительно к этому смысловому варианту ИВ в США появилась концепция так называемой «дешёвой войны» (War on the Cheap), сторонники которой утверждают, что «один миллион долларов и двадцать человек, проводя компьютерные атаки, могут обеспечить успех, сопоставимый с действиями многотысячной группировки войск»[129].

Авторы этой концепции утверждают, что относительно небольшими силами и средствами при минимальных финансовых затратах можно вывести из строя военную и государственную информационную инфраструктуру противника, так что на ее восстановление потребуются годы.

Признавая опасность концепций, предусматривающих нарушение устойчивости функционирования критической информационной инфраструктуры, сосредоточимся на рассмотрении стратегий ИВ применительно к подрывным информационно-психологическим операциям в административно-политической, социально-экономической и культурно-мировоззренческой сферах государства — объекта агрессии при подготовке и в ходе цветных революций и ГВ.

Наши потенциальные противники отмечают важность оказания информационно-психологического воздействия на государственное и военное руководство, военнослужащих и население страны в целом. Современная концепция войны — это не оружие, а влияние. Принципиально новая роль информации подчеркивается в «Единой доктрине информационных операций» Комитета начальников штабов ВС США: «Информация стала представлять собой не только цель воздействия, но и оружие воздействия, а также область или сферу деятельности ВС США»[130].

Политическая воля и наличие объединенных ресурсов США и НАТО позволяют в рамках стратегии глобального доминирования последовательно осуществлять подрывные информационные операции в рамках ИВ, которая в общем случае охватывает оба упомянутых выше смысловых варианта.

Существуют несколько точек зрения на то, что представляет собой ИВ.

В доктрине ВС США определяется, что «информационная война — это не только воздействие на компьютерные сети, это действия (операции) непосредственно по подавлению (искажению, уничтожению) или использованию в своих целях информации в любых ее формах, воздействие на передачу информации любыми СМИ, в том числе на её объем и содержание, на все её обеспечивающие информационные системы и компьютерные сети, на специальные программы математического обеспечения, физические средства материальной части систем и сетей, на средства хранения и размножения данных, на содержание инструкций по их использованию, на действия и сознание личного состава, обслуживающего эти системы, средства и сети»[131].

В этом определении в большей степени просматривается своеобразный крен в сторону трактовки И В в узком смысле — как информационные военные действия, т. е. для обозначения военного противоборства в военной информационной сфере в целях достижения односторонних преимуществ при сборе, обработке и использовании информации на поле боя (в операции, сражении).

В этом контексте более сбалансированным в отношении технического и человеческого измерений представляется определение ИВ, предложенное политологом И.Н. Панариным: «Информационная война — комплексное воздействие (совокупность информационных операций) на систему государственного и военного управления противостоящей стороны, на её военно-политическое руководство, которое уже в мирное время приводило бы к принятию благоприятных для стороны-инициатора информационного воздействия решений, а в ходе конфликта полностью парализовало бы функционирование инфраструктуры управления противника»[132].

Наиболее полное соответствие пониманию ИВ в широком смысле, т. е. как противоборства в информационной сфере и средствах массовой информации д ля достижения различных политических целей, предполагает определение ИВ, приведенное в диссертации А.М. Соколовой: «Информационная война — это совокупность мероприятий, предпринимаемых в целях достижения информационного превосходства над противником путем воздействия на его информационные системы, процессы, компьютерные сети, общественное и индивидуальное сознание и подсознание населения и личного состава вооруженных сил, при одновременной защите своей информационной среды»[133].

Таким образом, как важнейшая военно-политическая категория ИВ представляет собой осуществляемую по единому замыслу и плану совокупность способов воздействия на сознание всех слоев населения государства-противника для искажения картины восприятия мира, ослабления и разрушения основ национального самосознания и типа жизнеустройства с целью дезорганизации мер противодействия агрессии. Масштабы информационного воздействия зависят от вида конфликта. В цветной революции информационными операциями охватывается относительно ограниченный круг объектов, в числе которых целевые группы правящих элит, правоохранительных органов и молодёжи в столице и ряде крупных городов. Временные рамки воздействия кратко- и среднесрочные. В ГВ объектом информационного воздействия в течение длительного времени является все население страны.

Замысел информационных операций может предусматривать глобальный охват с целью, например, формирования нужного имиджа отдельной страны или группы стран в обширном глобализационном контексте.

Из приведенных соображений следует, что одним из главных объектов ИВ являются общественное и индивидуальное сознание и подсознание населения, прежде всего элит и молодёжи, а также личного состава ВС.

В основе общественного и индивидуального сознания и подсознания населения лежат национальные ценности и национальные интересы государства-жертвы. На подмену национальных ценностей и национальных интересов ложными интересами и ценностями, на их полное разрушение в ходе И В направляется совокупность подрывных операций.

Следовательно, наряду с широким классом информационно-технических объектов противника важными объектами информационно-психологического воздействия в ходе ИВ являются государственное и военное руководство, военнослужащие и население страны.

Именно в таком контексте американский генерал У. Кларк признает, например, факт проведения американцами информационных операций накануне войны в Ираке: «В течение многих лет Соединенные Штаты стремились к свержению Саддама: оказывали давление на Ирак, поощряли оппозицию, советами и подсказками направляли ее действия»[134]. Впоследствии выяснилось, что определенная часть иракских военных была подкуплены американцами и сдала страну без боя. В течение многих десятков лет США активно используют подрывные информационные технологии для дестабилизации и свержения неугодных Вашингтону режимов в странах Латинской Америки и Юго-Восточной Азии[135].

Политические реалии современности свидетельствуют о расширении использования подрывных информационно-коммуникационных технологий в конфликтах с привлечением для этих целей спецслужб. Например, подписанный Б. Обамой в 2012 г. документ, так называемая разведывательная ориентировка, позволяет спецслужбам США оказывать сирийской оппозиции поддержку в свержении законного президента Сирии Башара Асада[136].

Президент России В.В. Путин на встрече с американским журналистом говорил о деятельности спецслужб США на Украине с целью свержения президента В. Януковича: «Мы знаем, кто, где, когда встречался, работал с теми людьми, которые свергали Януковича, как их поддерживали, сколько платили, как готовили, на каких территориях, в каких странах и кто были эти инструкторы»[137].

О реальности «злого умысла», воплощенного во всеохватывающем уровне планирования и управления социальными, государственными и политическими процессами в рамках глобальной ИВ, пишут, например, политологи Дж. Колеман и Д. Эстулин[138].

Опираясь на эти и другие факты, некоторые исследователи утверждают, что «в политическом и военном руководстве США сформировалась стратегия войны нового типа, нацеленной не на разгром противника, а на его «удушение»[139]. В условиях глобализации и усиления интегрированности экономик, наличия у многих стран оружия массового поражения полномасштабная, даже локальная, война бесперспективна и чревата неприемлемым уроном.

С учетом сложившихся политических реалий ИВ как важная составная часть цветной революции и ГВ представляют собой способ воздействия на информационное пространство противостоящей стороны для достижения стратегических целей за счет хаотизации ключевых сфер деятельности людей: сферы административно-государственного (политического) управления, культурно-мировоззренческой сферы, социально-экономической сферы[140].

При этом главное внимание уделяется размыванию философской и методологической познавательной (когнитивной) деятельности народа государства-противника, хаотизации его сознания, подрыву доверия к лидерам и уверенности в будущем, разрушению системы национальных ценностей и интересов, внедрению ложных экономических и нравственных установок.

Поэтому современные конфликты приобретают многомерный характер и сочетают информационное, финансовое, экономическое, дипломатическое и специальное воздействие на противника в реальном масштабе времени. Такими многомерными конфликтами являются цветные революции и ГВ, для которых характерно целенаправленное, адаптивное применение как военно-силовых методов, методов экономического удушения противника, так и подрывных информационных технологий.

Для стратегии адаптивного применения силы и интенсивности информационного воздействия в ходе ГВ, в отличие от цветной революции, характерна большая временная протяженность, более широкий спектр разрушительных воздействий, направленных на постепенное удушение и подрыв экономической, финансовой, военной и культурно-мировоззренческой сфер государства-жертвы.

К числу важных особенностей стратегии ГВ в отличие от цветной революции следует отнести заблаговременные масштабные военные приготовления с целью использования силы для разгрома ВС с привлечением регулярных и иррегулярных формирований, ССО, ЧВК и пр.

Общим для стратегий цветной революции и ГВ является информационно-психологическое воздействие на противника в ходе ИВ, которая ведется в соответствии с избранной стратегией.

Среди наиболее актуальных внешних угроз информационной безопасности Российской Федерации следует выделить:

• обострение международной конкуренции за обладание и контроль над стратегически важной информацией;

• расширение масштабов информационно-психологического (когнитивного) воздействия на РФ со стороны иностранных государств и связанных с ними политических, экономических, финансовых, общественных, религиозных и других организаций и их лидеров, представителей средств массовой информации, этнических, социальных, религиозных и других групп;

• стремление иностранных государств и международных террористических и экстремистских организаций к созданию новых и активному применению существующих видов информационного оружия;

• активизацию деятельности организаций, осуществляющих скрытый сбор информации о работе российских государственных органов, научных организаций и предприятий оборонно-промышленного комплекса;

• наращивание рядом зарубежных стран возможностей информационно-технического воздействия на объекты критической инфраструктуры российского государства;

• проведение иностранными государствами мероприятий, направленных на снижение доверия населения Российской Федерации к политическому и военному руководству страны.

При этом цели, интенсивность и содержание информационных операций являются разными, что применительно к стратегиям ИВ в цветной революции и ГВ может быть раскрыто при анализе базовых стратегий любого вида войн — стратегий сокрушения и измора. Обе стратегии исследованы в работах русских ученых. Например, русский военный теоретик А. Свечин отмечал, что «понятия о сокрушении и изморе распространяются не только на стратегию, но и на политику, и на экономику, и на бокс, на любое проявление борьбы, и должны быть объяснены самой динамикой последней»[141].

Понятия «сокрушение и измор» применимы к цветной революции и ГВ, что позволяет говорить о наличии соответствующих стратегий, используемых в этих конфликтах[142].

Как упоминалось выше, цветная революция и ГВ представляют собой сложные конфликты, в которых комбинированные действия предполагают сочетание традиционной военной мощи с политической, информационной, финансово-экономической и другими составляющими.

В этом контексте рассмотрим стратегии сокрушения и измора применительно к ведению информационной борьбы при подготовке и в ходе цветной революции и ГВ.

Исходим из предположения, что результаты проделанного системного анализа позволят определить важные особенности каждой из стратегий применительно к ИВ, для которой свойственна гибкая и жесткая адаптация используемых методов и средств информационного воздействия.

Стратегию ИВ применительно к цветной революции предлагается рассматривать как частный вид стратегии непрямых действий. Такая стратегия включает систему политических, социально-экономических, информационно-идеологических и психологических мер воздействия на сознание населения страны, личного состава правоохранительных органов и ВС с целью подрыва власти за счет провоцирования акций массового гражданского неповиновения, последующего свержения правительства и перевода страны под внешнее управление.

Важной задачей предварительного этапа является разработка комплекса ложных национальных ценностей и интересов, которые за счет умелого манипулирования сознанием последовательно внушаются населению и правящей элите.

Высокие темпы реализации этой стратегии, наступательный характер проводимых информационно-психологических мероприятий, ориентированных на достижение решительного успеха в относительно сжатые сроки, позволяют отнести ее к категории стратегий сокрушения.

В конвенциональной войне стратегия сокрушения рассматривается как «способ военных действий, в основе которого лежит достижение победы путем полного разгрома противника, уничтожения его ВС и разрушения военно-экономической базы»[143].

Следует отметить, что стратегия сокрушения в ИВ применительно к цветной революции предусматривает действия весьма решительного и динамичного характера, направленные на осуществление государственного переворота и смену власти. Однако уничтожения ВС государства — объекта агрессии и разрушения его военно-экономической базы в ходе цветной революции не планируется.

Результатом проведения комплекса информационных операций при подготовке и в ходе цветной революции являются военно-политическая, социальная, экономическая нестабильность и турбулентность, которые создаются за счет умелого использования внутренних и внешних факторов для провоцирования недовольства населения и массовых выступлений. В числе внутренних факторов — коррупция, высокий разрыв в доходах различных слоев населения, несостоятельность национальных элит, неэффективные социальные лифты, упущения в сфере здравоохранения, образования, правосудия, социального обеспечения, нерешенные межнациональные, межрелигиозные проблемы и некоторые другие.

Наряду с действием внутренних факторов нестабильность и турбулентность усиливаются путем искусственно создаваемой извне хаотизации обстановки силами зарубежных и некоторой части манипулируемых национальных СМИ, средствами традиционной и публичной дипломатии, спецслужбами. В информационной сфере объектами манипуляций со стороны внешних сил являются национальные элиты, молодёжь, оппозиционные движения, экстремистские, этнические и псевдорелигиозные группировки, некоторые общественные группировки без определенного статуса (группы футбольных фанатов, например).

На подготовительном этапе информационные операции, осуществляемые страной-агрессором при подготовке цветной революции, направляются на организацию протестного движения за счет внедрения в сознание населения страны, особенно национальных элит, молодежи и военно-политического руководства искаженных исторических и идеологических представлений, ложно трактуемых национальных ценностей и интересов, мотиваций и лозунгов, подобранных с учетом национальных особенностей. Этот процесс может занимать десятки лет, как это было, например, на Украине в период с начала 90-х гг. прошлого века и до майданов в 2004 и 2014 гг. Продолжается этот процесс и сегодня.

На определенном этапе цветной революции с целью сокрушения власти, ускорения событий и резкого обострения обстановки осуществляется мощная информационная атака, для успешности которой формируется своеобразный импульс-катализатор, способный вызвать широкий общественный резонанс и вывести людей на улицу. Это может быть информационный «вброс», основанный на истинных или ложных утверждениях о злоупотреблениях в высших эшелонах власти, на необоснованном судебном решении или политически мотивированном убийстве и пр. Правоохранительные органы могут быть спровоцированы на непропорциональное применение силы. С опорой на такое событие по отработанным информационным каналам осуществляется массовая мобилизация боевиков, протестных групп населения и формируется манипулируемая политическая толпа, от имени которой выдвигаются ультимативные требования к властям. Для подогрева оппозиционных настроений и подстрекательства к мятежу используются ангажированные СМИ, различные НПО, возможности традиционной и публичной дипломатии. С оппозицией активно работают спецслужбы.

Подобный образ действий вполне вписывается в стратегию сокрушения, т. е. стратегию, основанную на относительно высокой динамике наращивания давления на властные структуры со стороны страны-агрессора. В соответствии со стратегией сокрушения на первом — подготовительном — этапе цветной революции осуществляется кропотливая работа по сбору информации и подготовке акций массового неповиновения: поиск источников финансирования, формулирование лозунгов, установление контроля над СМИ, подготовка боевиков-лидеров, выбор объектов для возможного захвата, организация системы оповещения для сбора митингующих и т. д.

Последующие этапы стратегии реализуются в течение относительно короткого промежутка времени (несколько недель) и предусматривают нанесение мощного таранного удара по власти с целью ее свержения и перевода страны под внешнее управление[144].

Серьёзность угрозы такой ИВ осознаётся в высших эшелонах власти нашего государства, что нашло отражение в СНБ Российской Федерации, где «инспирирование цветных революций» относится к одной из основных угроз государственной и общественной безопасности страны.

Вместе с тем применительно к достаточно стабильным крупным государствам не всегда таранный удар по власти, характерный для цветной революции, позволяет достичь желаемой цели.

Для воздействия на такие государства разработана стратегия ГВ, которая нацелена на изнурение страны-жертвы и строится на использовании широкого спектра действий, осуществляемых с применением военных и иррегулярных формирований с проведением одновременно по единому замыслу и плану операций по хаотизации сферы военно-политического управления, социально-экономической и культурно-мировоззренческой сферы, сферы военной безопасности.

В информационной сфере для дезорганизации и ослабления государства применяются кибератаки против систем управления страной и ВС, финансово-банковской системы, предприятий оборонно-промышленного комплекса (далее — ОПК) и бизнес-структур.

Одновременно в рамках ГВ для решения задач непрямого воздействия на противника используется информационная стратегия, представляющая собой разновидность стратегии измора.

В конвенциональной войне стратегия измора рассматривается как «способ военных действий, в основе которого лежит расчет на достижение победы путем последовательного ослабления противника, истощения его ВС, лишения противника возможности восстановить потери и удовлетворять военные нужды, поддерживать боеспособность армии на требуемом уровне, перехватывать его коммуникации, принуждать врага к капитуляции[145].

Следуя стратегии измора в ходе ИВ, государство-агрессор на протяжении длительного периода тайно, без формального объявления войны использует технологии информационно-психологического воздействия на население в интересах нарушения единства и территориальной целостности государства, дестабилизации внутриполитической и социальной ситуации. Важное место отводится разрушению традиционных духовно-нравственных ценностей, переформатированию культурно-мировоззренческой сферы. Подрывные информационно-коммуникационные технологии ориентируются в первую очередь против военно-политического руководства, национальных элит, молодёжи, личного состава ВС и в целом населения страны-мишени.

В результате в ГВ операции ИВ в сочетании с военно-силовыми действиями, подрывом экономики и финансов создают условия для достижения поставленных целей по военному поражению противника.

На всех этапах планирования и осуществления операций ИВ в ходе ГВ проводится мониторинг обстановки, определяются «запасы» устойчивости власти и государства в целом. При достижении критических значений внутригосударственной нестабильности (в сферах административно политического управления, экономической, военной, культурно-мировоззренческой) может быть принято решение об осуществлении государственного переворота. В этом случае осуществляется переход к стратегии сокрушения за счет инициирования цветной революции.

Образно говоря, во многих случаях цветные революции, как грибы-поганки, вызревают на поле, удобренном делателями ГВ. Иногда сокрушительного ядовитого потенциала такого гриба оказывается достаточно для того, чтобы отправить государство в нокаут. Иногда потребуется синтезированное воздействие нескольких подрывных информационных операций[146].

Для анализа стратегий ИВ в конфликтах современности весьма плодотворными с методологической точки зрения представляются идеи политолога В.В. Карякина о «разработке альтернативных стратегий следующего поколения, которые можно подразделить, в зависимости от степени очерёдности их реализации, на “действия мгновенной реакции” и действия в ближнесрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективах» и сценариям противодействия[147].

В целом в ходе И В в ее среднесрочной и долгосрочной перспективах реализуются стратегии изнурения страны, когда наряду с подрывом экономики, применением санкций, продолжается работа по разложению правящих элит, снижению воли ВС и населения к сопротивлению переменам, навязываемым извне.

На определенном этапе развертываются военные действия с участием местных мятежников, наемников, ЧВК, поддерживаемых кадрами, оружием и финансами из-за рубежа и некоторыми внутренними субъектами.

Важной составляющей стратегии ИВ, направленной на измор и изнурение противника, является оказание давления на руководство и население страны путем целенаправленного воздействия на сферу военной безопасности. Цель — за счет проведения информационных мероприятий и ограниченных по масштабу военных демонстраций спровоцировать государство-жертву на наращивание изнуряющих военных расходов. Осуществляется провоцирование локальных конфликтов в приграничных районах и стратегически важных регионах, вблизи границ проводятся военные учения по провокационным сценариям, развертываются дестабилизирующие системы оружия. При широком использовании возможностей пятой колонны и агентурных сетей на системной основе осуществляется «демонизация» высшего военно-политического руководства, расшатываются военно-политические и экономические союзы.

В конечном итоге сбалансированное сочетание стратегий сокрушения и измора в ИВ в цветной революции и ГВ позволяет сформировать своеобразный разрушительный тандем, который целенаправленно использует свойства глобальной критичности современного мира для подрыва фундаментальных основ существующего миропорядка, дестабилизации отдельных стран с целью добиться их капитуляции, подчинения стране-агрессору и установления глобального доминирования Запада[148]. В основе сочетания стратегий сокрушения и измора лежат механизмы поэтапного усиления и эксплуатации критичности с целью хаотизации обстановки в стране-мишени.

Анализ действий наших геополитических противников показывает, что ГВ против России ведется уже на протяжении длительного исторического периода, а ИВ представляет собой её важнейший компонент[149]. При этом ведущая роль отводится операциям информационно-психологической войны и непрямым средствам воздействия на экономику, поскольку прямая вооруженная агрессия против России, обладающей ЯО, пока представляется маловероятной.

В современных стратегиях ИВ противник умело использует её характерную особенность, связанную со сложностью идентификации используемых агрессивных манипуляционных технологий, которая заключается в возможности неоднозначных интерпретаций источников и результатов их применения. Кроме того, существуют объективные трудности выявления всей совокупности элементов информационно-психологической программы, а также неразработанность нормативно-правовой базы, на основании которой можно было бы доказать преднамеренность той или иной манипуляции, например, в культурно-мировоззренческой сфере.

Опираясь на указанную особенность, противник в ГВ сочетает арсенал непрямых средств воздействия с перманентной угрозой вооруженной агрессии против России. Такая угроза используется для провоцирования военных расходов, подрыва экономики, информационно-психологического давления на население. Не исключено, что при определенных обстоятельствах угроза военного нападения может реальной, что требует безусловного приоритета в укреплении обороноспособности нашей страны.

Характерным для действий противника является стремление добиваться синергетического воздействия используемых технологий за счет создания интегральных синхронизируемых моделей ИВ с использованием ресурсов США и союзников по НАТО[150].

США и НАТО с целью сохранения мирового лидерства выстраивают интегрированную модель ИВ, способную обеспечить синхронизацию соответствующих действий в отношении противника с привлечением широкого арсенала средств информационно-психологического воздействия на население при подготовке цветных революций и ведении ГВ.

Развитие средств и технологий ИВ, ориентированных на обширные целевые группы населения в различных странах, делает все более актуальной разработку средств противодействия информационно-психологическим технологиям манипулирования сознанием, а также развитие методов управления и защиты информационного пространства.

Эффективность современной российской стратегии противодействия ИВ в решающей степени определяется четким осознанием и осмысливанием национальных ценностей и национальных интересов нашего государства, наличием научного обоснования их иерархии и приоритетности. Политолог А.А. Чекулаев предлагает классифицировать национальные интересы по степени их важности (приоритетности), временным и географическим показателям, а также сферам проявления. В структуре национальных интересов им выделяются интересы личности, общества и государства; жизненно важные (или главные), важные и просто интересы (группа специфических интересов); внутриполитические и внешнеполитические интересы. По степени важности он выделяет группы главных (жизненно важных), а также специфических национальных интересов[151].

Применительно к России следует отметить, что при реализации национальных интересов и ценностей в различные исторические периоды в зависимости от изменчивых условий преобладали политические, экономические, культурно-цивилизационные или военно-силовые акценты. Этим определялась направленность конкретных практических действий в соответствующих сферах деятельности государства.

Наряду с изменчивым блоком национальных интересов некоторые исследователи отмечают, что «у нации существуют константные ценности, к которым она стремится постоянно, в любых условиях»[152]. К их числу относят выживание социума, его благополучие, стабильное и безопасное развитие, культурную самобытность, возможность самостоятельно решать вопросы своего развития и обеспечивать суверенитет, поддерживать статус страны в мировом сообществе.

По нашему мнению, при разработке стратегии противодействия константные ценности должны использоваться в качестве своеобразных ограничителей предпринимаемых шагов в военно-политической, экономической, культурно-мировоззренческой сфере, выход за пределы которых недопустим. Обеспечение соответствия константным ценностям вырабатываемых в процессе принятия решений по различным политическим ситуациям в сфере обеспечения международной и национальной безопасности и будет определять адекватность применяемых мер системе ценностей и национальных интересов.

Кроме того, Россия располагает широким спектром уникальных консервативных ценностей, которые имеют широкое международное измерение. В их числе консервативное понимание личности и свободы, справедливость как ключевая сверхценность России (в том числе и справедливость мироустройства), моральная правота перед лицом глобального лицемерия и двойных стандартов, отрицание необратимости торжества евроатлантической модели глобализации, открытость к многополярному миру с принципиально разными доктринами развития и др.[153].

На XV Всемирном русском народном соборе в мае 2011 г. Святейший Патриарх Кирилл сообщил о работе над проектом «Базисные ценности — основа общенациональной идентичности», перечислив включенные в него понятия: справедливость, мир, свобода, единство, нравственность, достоинство, честность, патриотизм, солидарность, семья, культура, национальные традиции, благо человека, трудолюбие, самоограничение, жертвенность. Предстоятель выразил уверенность, что в этот список следует включить также веру[154].

Позиция РПЦ в защиту базисных ценностей как основы общенациональной идентичности делает церковь объектом ожесточенных информационных атак, которые направляются на «религиозные символы, идеи и образы православия и связанные с ними ценности веры, семьи, Родины, национальной культуры. Нам не известен ни один случай глумливого отношения к религиозным чувствам российских мусульман, иудеев, буддистов. Но православие так же, как и архетипы традиционного самосознания, выраженные в русской культуре, все время остаётся актуальным объектом нападения»[155].

Не вызывает сомнения, что Русская православная церковь как ядро цивилизационного объединения русского народа и его защитница на протяжении тысячелетия нуждается, в свою очередь, в защите от тщательно спланированных подрывных информационных операций.

Показательным в этом контексте является мнение авторитетного исследователя М.Б. Смолина: «Формально юридическое отделение Церкви от государства никогда не отделяло Православия от русской истории, от веками сложившегося психологического и нравственного стереотипа национального поведения. Современное тяжёлое положение российского общества, во многом потерявшего нравственные и мировоззренческие ориентиры, требует восстановления исторических взаимоотношений двух важнейших институтов нашего национального мира»[156].

Рассмотренный перечень национальных ценностей должен служить основой при осознании, формулировании и реализации национальных интересов, выработке стратегических национальных приоритетов и показателей состояния национальной безопасности. Использование предлагаемых российскими учеными подходов к определению национальных ценностей и интересов при разработке СНБ Российской Федерации в редакции от 31 декабря 2015 г. позволило придать документу новый стратегический размах и конкретность в решении жизненно важных национальных проблем.

В этом контексте особого внимания требует совершенствование российского потенциала «мягкой» силы для эффективного противодействия подрывным стратегиям ИВ. Наращивание масштабов использования информационных технологий против России, их доступность создают условия для обработки широких социальных слоев общества с привлечением технологий навязывания массовой культуры населению. При этом заимствуются и используются коды других культур на поверхностном, фрагментарном и упрошенном уровне, что упрощает задачу имитации и тиражирования образцов высокой культуры в различных формах информационного противостояния.

Методологически важной для разработки политики в сфере обеспечения информационной безопасности представляется мысль Г.Ю. Филимонова, автора работы «“Мягкая сила” культурной дипломатии США», о необходимости создания в Российской Федерации идейной и идеологической базы для успешной реализации комплекса задач по противостоянию современным подрывным информационным технологиям на основе общенародной консолидации. Для этого нужны «укрепление, а в отдельных случаях возрождение исторической памяти народа и его самосознания)[157].

Наряду с этим необходимы серьёзные длительные усилия по повышению на международном уровне заметности и притягательности России не только, например, в сфере высокой культуры или спорта высоких достижений, но и на уровне массовой молодёжной культуры (кино, музыка, телепрограммы, литература, массовый спорт и т. п.).

Одним из важных направлений развития «мягкой силы» представляется интернационализация российского образования. Увеличение числа иностранных студентов в российских вузах позволит готовить лояльно настроенных к нашей стране специалистов, некоторые из которых со временем будут определять политику своих государств. Для этого необходима целенаправленная работа по повышению заметности российских университетов за рубежом, выдвижению их на достойные места в международных рейтингах. Решение этой стратегически важной задачи связано с немалыми расходами, что требует государственной поддержки учебным заведениям.

Многомерный характер цветных революций и ГВ, которые сочетают информационное, финансовое, экономическое, дипломатическое и специальное воздействие на противника в реальном масштабе времени, требует глубокой интеграции ВС и всего российского общества, продуманного построения системы военно-гражданских отношений, привлечения потенциала отечественного бизнеса, создания многомерной системы противодействия в первую очередь на культурномировоззренческом уровне. Одним из основных приоритетов в этой сфере должно стать укрепление роли русского языка как средства межнационального общения мультикультурной общности народов не только российского и постсоветского пространств, но и в зонах стратегических интересов России[158].

Комплексное решение задач противодействия подрывным информационным технологиям требует обеспечить тесную взаимосвязь между правительством, общественностью и ВС в рамках единой стратегии обеспечения информационной безопасности и ведения ИВ на основе сформулированных и осознанных национальных ценностей и интересов.

С учётом стратегии сокрушения, которая используется в цветных революциях, необходимо формировать своеобразный потенциал «информационного быстрого реагирования», применение которого должно позволить в сжатые сроки парировать информационные атаки противника. Наряду с этим, принимая во внимание долгосрочный характер информационного воздействия в ГВ, следует разработать комплекс мер по противостоянию угрозе, рассчитанный на среднесрочную и долгосрочную перспективу.

Следует наращивать меры по снижению эффективности воздействия на общество и ВС подрывных информационных технологий за счет упреждающей контрпропаганды, защиты своих объектов от такого воздействия при одновременном ограничении и перекрытии возможных каналов информационной агрессии.

Необходимо повышать качество мониторинга обстановки в культурно-мировоззренческой сфере и формировать модели, позволяющие осуществлять интегрированный упреждающий ответ на попытки информационно-психологического воздействия противника.

Эти и некоторые другие подходы должны быть использованы при разработке в Российской Федерации всеобъемлющей стратегии противодействия ИВ.

6.2. КОГНИТИВНАЯ ВОЙНА КАК ТРЕТЬЕ БОЕВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

Концепция КВ (Cognitive Warfare) привносит в современное поле боя третье важное боевое измерение: к физическим и информационным измерениям теперь добавляется когнитивное измерение. Это создает новое пространство противоборства за сознание, выходящее за рамки сухопутных, морских, воздушных, кибернетических и пространственных областей, которые уже интегрированы в стратегии современных военных конфликтов.

В мире, пронизанном технологиями, война в когнитивной области мобилизует более широкий спектр боевых пространств, чем это могут сделать физические и информационные измерения. Смысл КВ заключается в том, чтобы захватить контроль над сознанием людей, над сознанием правящих элит и целых наций, над идеями, психологией, особенно поведенческими, мыслями, а также окружающей средой, значительно расширить традиционные конфликты и привести к желаемым результатам с меньшими затратами.

Благодаря совместным действиям, которые КВ оказывает в трёх измерениях (физическом, информационном и когнитивном), она воплощает идею завоевания победы без боя, изложенную в трактате Сунь-Цзы «О военном искусстве». В этом самом известном тексте школы военной философии, посвящённом военной стратегии и политике, написанном в VI в. до н. э., изложены многие мысли, имеющие актуальное звучание и сегодня: высочайшее искусство заключается в том, чтобы сломить сопротивление противника, не ведя сражения на поле боя. Только там необходимо применение прямого метода войны, однако лишь непрямой метод может привести к действительной победе и закрепить её; разрушайте все хорошее и ценное в стане врага, втягивайте представителей правящих кругов в преступные мероприятия, подрывайте их позиции и престиж, предавайте их публичному позору в глазах соотечественников; мешайте любыми способами деятельности правительства; распространяйте разлад и ссоры среди граждан вражеской страны; внедряйте повсюду тайных агентов; восстанавливайте молодежь против стариков; обесценивайте старые традиции и богов.

Если освободить эти формулировки от особенностей того времени, то правила легендарного военачальника и стратега, сохраняя все его руководящие указания и принципы, применяются и сегодня в стратегии ГВ и технологиях цветной революции почти в неизменном виде и без ограничений.

Противоборство в военных конфликтах ХХI в. требует мобилизации широких знаний. Будущие конфликты скорее всего будут возникать среди людей сначала в цифровом виде, а затем физически охватывая центры политической и экономической мощи.

Опыт военных действий в Ираке, Афганистане, Ливии показал, что применение военной силы обходится США и их союзникам очень дорого, далеко не всегда приносит ожидаемый эффект и нередко приводит к непредсказуемым последствиям. К тому же с завершением периода однополярного мира Вашингтон уже не может столь бесцеремонно и безнаказанно рассчитывать на достижение геополитических целей с помощью грубой силы. Осознавая это, потенциальные противники России ставят перед собой задачу разработки и внедрения методов нетрадиционной войны, позволяющих без проведения широкомасштабных военных операций продолжать свою агрессивную политику не только военными, но и невоенными средствами.

На подобную трансформацию характера и содержания военных конфликтов обратил внимание начальник Генерального штаба ВС РФ генерал армии В.В. Герасимов: «В современных конфликтах всё чаще акцент используемых методов борьбы смещается в сторону комплексного применения политических, экономических, информационных и других невоенных мер, реализуемых с опорой на военную силу. Это так называемые “гибридные” методы».

Переход наших противников к гибридным методам противоборства стал возможен за счет восстановленной военной мощи России на основе возрождения отечественного ОПК как первоклассного ресурса в мире нарастающего хаоса и острой конкуренции. Но пока новейшим поколением вооружений мы показали, что можем за небольшую цену лидировать там, где требуется.

Центральной осью войны по-прежнему остается вооруженная борьба, а все остальное группируется вокруг нее и образует сложную СОС, представляющую собой гибридную систему, в рамках которой развивается противостояние в различных сферах человеческой деятельности: социально-экономической, административно-политической и культурно-мировоззренческой.

Важным условием успешного проведения интегрированной военной кампании является заблаговременное формирование СОС, на конфигурацию которой, среди прочих факторов, оказывают влияние стремление противников доминировать во всех областях, включая электромагнитный спектр и информационную среду, а также способность государств умело конкурировать ниже уровня вооруженного конфликта, что затрудняет сдерживание.

Неопределенность и риски процессов развития противостояния обусловливают зыбкость контуров конфликтов современности, носящих гибридный характер, и требуют новых подходов к разработке и реализации соответствующих стратегий, способных обеспечить успех в борьбе как с неявным соперником в условиях неопределенности и применения им несиловых способов воздействия, так и уметь нивелировать военно-силовое преимущество «высокотехнологичного» противника.

Военная мощь, конечно, была и остается одним из важнейших сегментов безопасности. Но глобальная безопасность относится к широкому спектру угроз, рисков, политических мер реагирования, которые охватывают политические, экономические, социальные, медицинские (включая когнитивное здоровье) и экологические аспекты.

Сегодня одним из самых эффективных видов оружия невоенного характера, по сути, стали информационные ресурсы. ИВ является наиболее родственным и, следовательно, наиболее легко объединяемым типом войны в отношении КВ.

Когнитивная область — это новое пространство противоборства, выходящее за пределы сухопутной, морской, воздушной, кибернетической и пространственной областей. Овладение когнитивной сферой представляет собой новую важную задачу, без которой невозможно обойтись в создании боевой мощи современного государства. Война в когнитивной сфере мобилизует широкий спектр различных стратегий, инструментов и техник и представляет собой своеобразный локомотив мягкой силы государства. Сама его суть состоит в том, чтобы, используя формы и методы «мягкой силы», захватить контроль над государствами, группами правящих элит и населением в целом, международными организациями, нанося удары по сознанию и мировоззрению их персонала, как гражданского, так и военного, и воздействуя на него.

Вместе с тем существуют ключевые различия, которые делают КВ достаточно уникальной, чтобы ее можно было рассматривать в рамках самостоятельной сферы ГВ.

Как концепция ИВ была разработана в рамках военной доктрины США в 90-х гг. прошлого века, а затем была принята в различных формах несколькими странами.

Концепция ИВ, как ближайшая к КВ из существующих американских доктринальных концепций, рассматривает пять «основных возможностей», или элементов. К ним относятся:

• средства радиоэлектронной борьбы;

• операции в компьютерных сетях;

• психологические операции;

• военная хитрость;

• оперативная безопасность.

Короче говоря, ИВ направлена на контроль потока информации и была разработана в первую очередь для поддержки целей, определенных традиционной миссией военных организаций, а именно, для оказания смертельного военно-силового воздействия на поле боя. Она не была предназначена для достижения долгосрочных политических успехов.

КВ направлена на сознание, на мозг человека, она снижает его способность познавать, производить, создает препятствия процессам познания и представляет собой способ использования знаний в противоречивых целях.

Особенности КВ:

• всеобъемлющий характер конфликта, который ведется с использованием военных и невоенных форм воздействия с упором на идеологические средства и современные модели «управляемого хаоса»;

• война построена на стратегии измора, что придает конфликту затяжной перманентный характер;

• к КВ неприменимы нормы международного права, определяющие понятие «агрессия», такая война не объявляется и не завершается договором о мире, в ней не существует понятий «фронт» и «тыл», она охватывает всю территорию государства;

• новое измерение войны обладает по отношению к предшествующим статусом и энергией отрицания и формирует качественную основу трансформации конфликта, обусловливает переход от линейной к нелинейной парадигме войны.

В своем самом широком смысле КВ не ограничивается военной или институциональной сферами и применяется США и НАТО в политической, экономической, культурной и социальной областях. Пример — установление когнитивного контроля над Украиной, которую превращают в антипода России, Грузией и рядом других государств. В прицеле КВ находится и Россия.

Любой пользователь современных информационных технологий является потенциальной мишенью КВ, которая нацелена на весь человеческий капитал страны-мишени. По мнению аналитиков РЭНД, «конфликты будут все больше зависеть от / и вращаться вокруг информации и коммуникаций. Действительно, как кибервойна, так и сетевая война являются способами конфликта, которые в основном связаны со “знаниями” — о том, кто знает, что, когда, где и почему, и о том, насколько безопасно общество».

Технологии КВ развиваются в тесной связке с процессами циф-ровизации общества, возможностями ИИ и технологиями обработки больших данных, сочетание которых позволяет производить вычисления и анализировать результаты. Однако средство, необходимое политикам и военным для реагирования на ситуацию, — это разум, а разум — это то, что позволяет принимать решения в ситуациях, которые не поддаются расчету. В противном случае неспособность задействовать собственный разум для того, чтобы взять верх в когнитивном противоборстве, только фиксирует положение дел и в конечном итоге ведет к проигрышу.

Таким образом, наиболее поразительным сдвигом к технологиям КВ при движении от военного к гражданскому миру является повсеместное распространение стратегий КВ в повседневной жизни, которая выходит за рамки обычной конструкции «мир — кризис — конфликт» (с вредными последствиями).

Фактором, обеспечивающим значительные преимущества КВ над военно-силовыми решениями, является то, что КВ может быть проведена по единому замыслу в дополнение к военному конфликту, а также может проводиться самостоятельно, без какой-либо связи с участием ВС.

Более того, КВ потенциально бесконечна, поскольку для такого типа конфликта не может быть мирного договора или капитуляции.

Новые инструменты и методы КВ нацелены непосредственно на военнослужащих не только с помощью классического информационного оружия, но и с помощью постоянно растущего и быстро развивающегося арсенала нейрооружия, нацеленного на мозг с последствиями от индивидуального до социально-политического уровня.

Появление в США концепции КВ (Cognitive Warfare, CW) (в России используются многие другие близкие по смыслу определения феномена: «борьба за сознание» (А. Владимиров), борьба в информационно-психологической и культурно-мировоззренческой сферах (А. Бартош), ИВ (И. Панарин), «умовая война» (А. Керсновский), «ментальная война» (А. Ильницкий) привносит на современное поле боя третье важное операционное измерение — когнитивное, которое добавляется к физическим и информационным измерениям.

По словам помощника министра обороны РФ А. Ильницкого, «важно понимать, что введение в профессиональный дискурс новых определений войны — вопрос не только и не столько терминологии. Это позволяет выявить содержание войн будущего и, соответственно, предусмотреть меры и средства для всесторонней подготовки к ним и успешного ведения, или, напротив, для предотвращения агрессии и сдерживания потенциального противника».

Следует учитывать, что определения «гибридная» и «когнитивная войны» как виды конфликтов, получивших рождение на Западе и активно используемых США и НАТО, изначально ориентированы на негативные смыслы. В публичной дипломатии западных стран общественности преподносится, что операции КВ и ГВ носят безнравственный, противозаконный, вероломный характер, а осуществляют такие действия против государств Запада якобы только Россия, Китай, Иран и другие страны.

В рамках КВ создается новое пространство межгосударственного противоборства, выходящее за рамки сухопутной, морской, воздушной, кибернетической и космической областей, которые уже интегрированы в военные стратегии многих государств.

Военная мощь, конечно, сохраняет значимость одного из важнейших факторов обеспечения национальной безопасности. Но глобальная безопасность относится к широкому спектру угроз, рисков, политических мер реагирования, которые охватывают политические, экономические, социальные, медицинские (включая когнитивное здоровье) и экологические аспекты.

Кроме того, быстрые достижения в области науки о мозге, как часть широко определенной КВ, могут значительно расширить возможности традиционных конфликтов и привести к повышению показателя эффективность / стоимость операций ГВ.

Появление пространства КВ требует мобилизации гораздо более широких знаний чем традиционные сферы противоборства. Будущие конфликты, скорее всего, будут возникать среди людей сначала в цифровом виде, а затем физически в непосредственной близости от центров политической и экономической мощи.

Изучение когнитивной области, таким образом, сосредоточено на человеке и представляет собой новую серьезную задачу, которая необходима для любой стратегии, связанной с созданием боевой мощи в будущем.

Познание — это наша «мыслящая машина». Функция познания состоит в том, чтобы воспринимать, обращать внимание, запоминать, рассуждать, производить движения, выражать себя, принимать решения основываясь на полученных знаниях. Воздействовать на познание — значит воздействовать на человека, который нередко искренне верит, что принимает решения и действует, основываясь на собственном, а не внушенном со стороны, видением обстановки. Именно поэтому цель КВ состоит в том, чтобы сделать каждого человека оружием в чужих руках. Подобное целеполагание предъявляет совершенно особые требования к политикам и военным, которые для того, чтобы выиграть (будущую) войну, должны обладать достаточными культурными знаниями, чтобы достигать успеха, действуя в чуждой среде.

В военных конфликтах XXI в. стратегическое преимущество будет на стороне того, кто способен наладить каналы взаимодействия с людьми, понимает их мотивацию и способен стимулировать их в нужном для себя направлении. Важно получить доступ к политическим, экономическим, культурным и социальным сетям собственным и противника для достижения относительного преимущества, которое дополняет военную силу.

Каналы взаимодействия в КВ сводятся к физическим границам суши, воздуха, моря, киберпространства и космоса, которые, как правило, определяются географией и характеристиками местности. В КВ такие каналы представляют собой так называемую «сеть сетей», охватывающую властные структуры и интересы широких масс населения во взаимосвязанном мире. Государство, которое способно построить подобную сеть с учетом особенностей отношений в стране — жертве когнитивной агрессии, с большей вероятностью приведет к победе.

Критерий победы в КВ будет определяться в большей степени с точки зрения полноты захвата и использования психокультурного, а не географического положения. Внедрение в сознание правящих элит, всего гражданского населения и военных требуемого государством-агрессором понимания внушенных целей и сопереживания в их достижении является важной составляющей стратегии ГВ.

Правильность этого постулата подтверждается интегрированной тридцатилетней психокультурной и ползучей военной оккупацией Украины, Грузии и некоторых других государств со стороны США и НАТО.

КВ создает коварную проблему. Она постепенно и незаметно нарушает обычное понимание и реакцию на события, а со временем оказывает значительное вредное воздействие на сознание людей. КВ имеет универсальный охват, от отдельного человека до населения целых государств и многонациональных организаций. Она питается приемами дезинформации и пропаганды, направленными на психологическое истощение объектов информации и ' внушение им нужного образа мыслей.

Стратегия КВ даёт возможность противникам России обойти традиционное поле боя со значительными стратегическими результатами, которые могут быть использованы для радикального преобразования как российского общества, так и обществ соседних государств. В конечном итоге подобные преобразования должны привести к подчинению объектов агрессии воле государства-агрессора, т. е. к поражению в войне.

На заседании Совета НАТО на уровне министров обороны в октябре 2021 г. в Брюсселе высказывались утверждения, что когнитивная сфера станет одним из полей противоборства в будущем. В НАТО уже сегодня вкладывают. значительные средства в развитие нанотехнологий, биотехнологий, информационных технологий, когнитивных наук и понимание мозга (NBICs).

К работе привлекается сеть центров передового опыта (далее — ЦПО) НАТО. В сфере КВ ведущая роль принадлежит Рижскому ЦПО по стратегическим коммуникациям, который разрабатывает стратегии и тактики ведения ГВ и фактически представляет собой орган планирования и руководства операциями в киберпространстве, когнитивной и информационно-психологической войны', ' главными объектами которых являются Россия и Белоруссия. Деятельность ЦПО охватывает также Украину, Молдавию, Грузию, республики Средней Азиц и некоторые другие государства.

Рижский центр взаимодействует с канадским ЦПО в сфере инноваций для обороны и безопасности, который специализируется главным' образом на стратегиях и контстратегиях КВ. Центр пока не входит в список официальных аккредитованных ЦПО НАТО. По-видимому, в НАТО не захотели привлекать внимание к. его работе, поэтому он функционирует как автономная структура.

В работах ЦПО НАТО подчеркивается, что при успешном ведении КВ формирует и влияет на индивидуальные и групповые убеждения и поведение, способствуя достижению тактических или стратегических целей. Привлекательной для западных стратегов является способность КВ в своей крайней форме расколоть и раздробить все общество, так что у него больше не будет коллективной воли сопротивляться намерениям противника. Таким образом, противник получает возможность подчинить себе общество, не прибегая к прямой силе или принуждению.

В современных исследованиях по вопросам КВ ставятся следующие задачи:

• повысить осведомленность о КВ, включая. лучшее понимание рисков и возможностей новых когнитивных / интеллектуальных технологий;

• выработать четкое представление о КВ и ее истинном потенциале;

• предоставить руководящим органам аргументы стратегического уровня для принятия решения о дальнейших разработках КВ как шестой оперативной области деятельности альянса.

Гигантский сбор данных, организованный с помощью цифровых технологий, сегодня в основном используется для того, чтобы определять и предвидеть поведение человека. Поведенческие знания — это стратегический актив государства, настроенного на ведение КВ и противодействие «когнитивной агрессии» на территориях своей и союзников.

Публичная дипломатия представляет собой сферу внешнеполитической деятельности государства-субъекта по продвижению собственных национальных интересов.

По объему понятие «мягкой» силы гораздо шире, а публичная дипломатия может рассматриваться как одна из ее составляющих либо как отдельное проявление «мягкой» силы как феномена государственной политики по взаимодействию с обществами других стран.

Таким образом, тогда как «мягкая» сила представляет собой явление в международной политике, публичная дипломатия выступает в роли процесса реализации определенных сторон этого явления на практике, непосредственного диалога между социальными группами, индивидами, государственными и негосударственными акторами. Различие между традиционной ' и публичной дипломатией состоит в том, что публичная дипломатия вовлекает в сферу своей деятельности не только правительства, но и, прежде всего, НПО и отдельные личности. Публичная дипломатия является одной из форм непрямых действий и подразумевает стремление продвижения национальных интересов путем понимания, информирования и оказания влияния на граждан иностранного государства.

Способность публичной дипломатии служить инструментом влияния разума одного человека на разум другого ' есть важнейший фактор решения стратегических задач в конфликтах современности, а непрямые действия представляют основу этого фактора.

В своем стремлении оказывать влияние на сознание граждан иностранного государства публичная дипломатия далеко не всегда встречает позитивную реакцию со стороны правительства такого государства. Таким образом, процесс продвижения интересов чужого государства средствами публичной дипломатии вполне предсказуемо вызывает противодействие правительства страны-мишени.

Наступательный, как правило, агрессивный характер публичной дипломатии в современных условиях обусловливается остротой противоречий между отдельными государствами. Это обстоятельство превращает публичную дипломатию в важный инструмент КВ, позволяющий воздействовать на международные отношения, политику, диалог между сторонами с несовпадающими национальными интересами, а также на тех, чья задача состоит в установлении и ведении такого диалога — дипломатов, политиков, военных, СМИ.

6.3. ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ КОГНИТИВНОЙ ВОЙНЕ

В то время как цель КВ состоит в том, чтобы нанести вред всему обществу, а не только военным, этот тип войны вписывается в стратегию ГВ и требует организации межведомственного подхода. Главной задачей становится выработка чёткой стратегии, её последовательная (на протяжении десятилетий) реализация и обдуманная коррекция оперативных планов в условиях меняющейся обстановки. К феноменам гибридной и КВ как нельзя лучше применимы слова А.А. Свечина: «Для каждой войны надо вырабатывать особую линию стратегического поведения, каждая война представляет частный случай, требующий установления своей особой логики, а не приложения какого-либо шаблона».

Управление когнитивными способностями персонала в гражданских и военных организациях будет иметь ключевое значение. Чтобы формировать адекватное восприятие и контролировать развитие боевых ситуаций КВ, противоборство в когнитивной области должно вестись с использованием подхода, основанного на управлении государством на национальном уровне. Это потребует улучшения координации между применением силы и других средств воздействия на противника, находящихся в руках государства. С учетом требований СНБ РФ реализация такого подхода потребует изменений в обеспечении обороны, изменений в оснащенности и на организационном уровне для обеспечения способности участвовать в вариантах военных конфликтов ниже порога прямого вооруженного столкновения.

Потребуется также устойчивое сотрудничество между союзниками и партнерами в целях обеспечения общей согласованности, укрепления доверия и обеспечения согласованной обороны.

Для достижения успеха в противодействии КВ особенно важно внимание к системе образования, которая является одним из основных объектов операций КВ против нашей страны. Об этом говорит, например, известный ученый-социолог С.Н. Першуткин в своей работе «Почему опасна антиректорская атака в условиях “гибридной войны”». Нападки на руководство вузов представляют собой составную часть деятельности по дискредитации, делегитимизации, дезорганизации России и ее научно-образовательного комплекса в частности.

С учетом особенностей КВ необходимы системные трансформации в сфере науки и образования с целью в сжатые сроки обеспечить для политических и военных органов руководства предложения по стратегиям противоборства в ГВ и КВ, подготовку квалифицированных уникальных специалистов в области антропологии, этнографии, истории, психологии и нейробиологии, способных участвовать в подготовке и ведении качественно новых операций КВ. Другими словами, появление нового поля боя рельефно демонстрирует новую важность людских ресурсов, что требует переосмысления взаимодействия между естественными и социальными науками, чтобы противостоять сложным и многогранным боевым ситуациям в СОС.