Вор с палитрой Мондриана

Глава 18

Было уже около одиннадцати, когда я вышел из мастерской. Дениз уговаривала меня остаться, заявив, что диван в полном моем распоряжении, но я боялся воспользоваться ее гостеприимством. Меня разыскивала полиция, а это означало, что они вполне свободно могут заглянуть и сюда. Кэролайн была единственным человеком, знавшим, что я пошел к Дениз, и конечно, она меня не выдаст, разве что они будут загонять ей под ногти горящие спички. Но, допустим, они на это пойдут? Или же она проболтается какой-нибудь своей приятельнице, к примеру Элисон, а та, в свою очередь, окажется более разговорчивой?..

К тому же полиции, возможно, вообще не понадобится подсказка. Рей знал, что одно время мы с Дениз встречались, и, если они начнут проверять всех моих знакомых подряд, беды не миновать.

Но пока что беда еще только маячила на горизонте, а я находился на улице. Примерно через час на всех улицах появится также свежий выпуск «Дейли ньюс», а в нем, вполне вероятно, и мой портрет. Пока что я был неузнаваемым, но менее уязвимым себя при этом не чувствовал. Я пробирался по улицам Сохо, то и дело ныряя в тень и подозрительно шарахаясь от воображаемых пристальных взглядов прохожих. А возможно, вовсе не воображаемых, потому как человек, старающийся держаться в тени, всегда выглядит подозрительно.

На Вустер-стрит я отыскал будку телефона-автомата. Как это ни странно — совершенно целую и с плотно закрытой дверью, а не из тех новомодных, с пластиковой полусферой над головой, оставлявшей вас абсолютно не защищенным от посторонних глаз и ушей. Сохранилась она, наверное, только потому, что в наши дни подобные будки настоящая редкость, и люди принимают их за что-то другое, ну, может, за туалет. Я всегда предпочитал уединение комфорту и затворил за собой дверцу.

Не успел я это сделать, как над головой появился свет — в прямом смысле, а не в фигуральном. Я отвинтил пару винтиков в пластиковом плафоне над головой, осторожно снял его и двумя-тремя энергичными движениями вывинтил лампочку, затем вернул плафон на место и закрутил винты. Теперь свет на меня не падал, что было совершенно замечательно. Я позвонил в справочную, а затем набрал номер, который мне там дали.

Я звонил в участок, заходя в который Рей Кирчман оставлял на крючке свою шляпу, чего на практике почти никогда не происходило, поскольку он и в помещении предпочитал оставаться в шляпе. На месте его не оказалось. Тогда я снова позвонил в справочную, а затем — к нему домой, в Санни-сайд. Подошла жена и позвала его, даже не осведомившись, кто я такой. Он бросил в трубку:

— Алло?

И я сказал:

— Рей…

А он сказал:

— Господи! Герой дня! Пора бы и перестать убивать людей, Берни. Дурная привычка, к тому же как знать, куда она тебя заведет. Ну, ты меня понимаешь.

— Я не убивал Тернквиста.

— Ну конечно! И вообще первый раз о нем слышишь.

— Я этого не говорил.

— И правильно сделал. Потому как в кармане у него нашли клочок бумажки с твоим именем и адресом твоей лавки.

Возможно ли это? Как мог я, обшаривая карманы убитого, проглядеть такую важную улику? Я призадумался, а потом вдруг вспомнил кое-что и закрыл глаза.

— Берни, ты меня слушаешь?

Я не смотрел у него в карманах. Слишком торопился избавиться от тела.

— И потом, — продолжил он, — у него в комнате мы нашли твою визитку. Мало того, вскоре после того, как мы обнаружили тело, был анонимный звонок. Вообще-то у нас было два анонимных звонка по этому делу, и я не удивлюсь, узнав, что, исходили они от одного человека. Первый сообщил, где находится труп, второй сказал, что если не интересует, кто убил Тернквиста, надо спросить об этом парня по имени Роденбарр. Ну вот я, черт возьми, и спрашиваю. Кто его убил, Берн?

— Не я.

— Как же, как же… Вот отпускаешь таких ребят, как ты, под залог, а они начинают шастать по городу и совершать новые преступления. Ну, я еще могу понять, как получилось с Ондердонком. Подвернулся этот боров под горячую руку, вот и пришлось оглушить его, да оглушить так, что он после этого уже не очухался. Но чтоб воткнуть ножик для колки льда в такую креветку, как этот самый Тернквист, нет, это просто низко и подло!

— Я этого не делал.

— Так ты, наверно, и комнату его не обыскивал, а?

— Я даже не знаю, где она находится, Рей. И именно поэтому и звоню тебе, узнать его адрес.

— В кармане у него было удостоверение личности. Мог бы и сам посмотреть.

Дьявол, подумал я. Похоже, в карманах у Тернквиста побывало что угодно, кроме моих рук.

— А кстати, — сказал он, — зачем это тебе понадобился его адрес?

— Я подумал, а почему бы не…

— Не обыскать его комнату, да, Берн?

— Ну, в общем, да, — согласился я. — Чтобы найти настоящего убийцу.

— Некто уже успел перевернуть его комнату вверх дном, Берн. Если не ты, значит, кто-то другой.

— Определенно не я. Ты же сам сказал, что нашел там мою карточку, верно? Обыскивая квартиры убитых, я не имею привычки оставлять там свои визитки.

— Прежде ты вроде бы не имел привычки и убивать, Берн. Ну, разве что в состоянии шока или аффекта…

— Ведь ты сам не веришь в то, что говоришь, Рей.

— Нет, наверное, все же не верю. Но у них имеется твой словесный портрет, Берни, освобождение под залог аннулировано, а потому чем раньше ты явишься в участок, тем лучше. Иначе будешь по уши в дерьме. А кстати, где ты сейчас, а? Могу подъехать и забрать тебя и заодно удостовериться, что ты сдаешься без всяких там фокусов.

— Ты, видно, забыл о вознаграждении, Рей. Как я найду картину, если буду сидеть за решеткой?

— А ты считаешь, есть надежда?

— Думаю, да.

В трубке повисло томительное молчание — чувство долга боролось с жаждой наживы. На одной чаше весов был эффектный жест — сдача подозреваемого в убийстве, на другой — пока еще весьма проблематичные семнадцать с половиной тысяч долларов.

— Не нравятся мне эти телефоны, — заметил он наконец. — Думаю, нам лучше встретиться и обговорить дело с глазу на глаз.

Я пытался что-то объяснить ему, но тут на линии прорезался оператор и заявил, что мои три минуты истекли. Он все еще балаболил что-то, когда я повесил трубку.

На Сорок второй не шло ни одного приличного фильма. На участке между Шестой и Восьмой Авеню размещалось около десяти кинотеатров, и в тех, где не показывали порнофильмы, шли эпические произведения типа «Кровавая мясорубка в Техасе» или «Съеденный заживо леммингами». Что тут поделаешь… Стоит избавиться от секса и насилия на экранах — и как тогда люди узнают, что Таймс-сквер является центром Вселенной?

Я остановил свой выбор на небольшом кинотеатре невдалеке от Восьмой Авеню, где демонстрировалась пара картин о кун-фу. Прежде я никогда не видел ничего подобного и, надо сказать, не слишком стремился. Но в зале было темно, половина мест пустовала и более безопасного убежища, где можно было бы скоротать ближайшие несколько часов, было не найти. Если полиция действительно занялась моей персоной всерьез, тогда, должно быть, они распространили мои фото по всем гостиницам. С минуты на минуту на улицах появятся газеты с портретом. Можно, конечно, зайти в метро и подремать на скамейке, но транспортная полиция имеет привычку тормошить и прогонять бродяг — в таком случае безопаснее ночевать прямо на рельсах.

Я уселся в кресло рядом с проходом и какое-то время смотрел на экран. Диалогов почти не было, лишь звуковые эффекты. Сводились они преимущественно к ударам кулака в грудь и звону разбитых окон, сквозь которые через определенные промежутки времени вылетали люди, а в зрительном зале при этом стояла тишина, прерываемая одобрительным ропотом, когда какого-нибудь очередного злодея настигал печальный конец, что происходило с удручающей регулярностью.

Я сидел и смотрел на экран. Потом вдруг в какой-то момент задремал, потом проснулся. На экране шел тот же фильм, но то вполне мог быть и второй, и я позволил этому насилию на экране загипнотизировать себя, а сам тем временем мысленно перенесся в совсем иные сферы. Я размышлял о том, что произошло и как все это начиналось — с того самого дня, как благородной внешности пожилой джентльмен заглянул ко мне в лавку и пригласил оценить свою библиотеку. Какое интеллигентное и невинное начало, думал я, и как ужасно жестоко и грубо все это закончилось.

Погодите-ка минутку…

Я выпрямился в кресле и, моргая, пялился на экран, где некий мерзавец восточного типа с бешеными глазами заехал локтем в лицо женщине и разбил его в кровь. Но я смотрел и не видел. Потому как в воображении предстала совсем иная картина: вот Гордон Ондердонк здоровается со мной у входа в свою квартиру, снимает цепочку и распахивает дверь, впуская меня. А затем в памяти, сменяя друг друга, промелькнули образы и картины под сумбурный аккомпанемент отголосков и обрывков разных бесед и фраз.

На протяжении нескольких минут мысль работала с фантастической скоростью и отчетливостью, словно некто, приготовив чашку крепчайшего кофе-эспрессо, набрал затем жидкость в шприц и ввел мне прямо в вену. И все события последних нескольких дней вдруг сложились в стройную картину. А на экране тем временем шустрый молодой человек проделывал невероятные прыжки и поразительные пируэты, брыкался, лягался, размахивал руками и косил, словно колосья, ряды своих бесчисленных врагов.

Затем я снова задремал, а потом опять проснулся, выпрямился в кресле и протер глаза. И вспомнил все только что сделанные мной умозаключения. Как ни странно, но они не показались мне абсурдными, и я еще раз подивился тому, каким волшебным образом все наконец сошлось.

Уже в проходе, на пути к выходу, я вдруг подумал: а что, если только что найденное решение мне просто приснилось? Ну и что с того?.. Какая в конечном счете разница? Как ни крути, а все выстраивается. И потому мне предстоит чертова уйма дел.