Вор весны

Глава 10. Танец Луны

Я слишком долго стою у зеркала в своей комнате после колкости Аида. Я не непривлекательна. Я всегда считала себя довольно симпатичной. Не красавица, но и не из тех людей, которых люди называют ‘некрасивыми’.

Я полагаю, он мог считать, что я была кем-то другим, кроме красивой. Милая. Или привлекательная.

Я не знаю.

И это не должно иметь значения.

И все же это так.

Может быть, мне должно быть лестно, что он флиртует со мной, даже несмотря на то, что я некрасивая. Может быть, есть что-то еще, что ему нравится во мне.

Или, может быть, все это просто отвлекает его, и я должна перестать беспокоиться о том, чтобы произвести впечатление на моего похитителя.

Вот только он не мой похититель, не так ли? Он мой нетрадиционный спаситель.

Думаю, это я ненавижу это больше.

Я вздыхаю и пытаюсь отвлечься, делая шарф в тон вчерашней неуклюжей шляпе. Все идет настолько хорошо, насколько можно было ожидать, как и любой другой проект, на который я обращаю свое внимание. Как ему удается не умереть здесь от скуки?

Неудивительно, что он так много времени проводит в патрулировании.

Я не вижу его в течение следующих нескольких дней. Я не знаю, избегает ли он меня или просто работает. Часть меня беспокоится, но каждый раз, когда я думаю, что должна проверить его, я слышу, как его стук вокруг, и знаю, что он, по крайней мере, жив.

Затем, однажды вечером, когда я на кухне поздно устроила перекус, я слышу, как он, спотыкаясь, входит. Он щелкнул дверью, ухмыляясь, как маньяк.

— Сефи! — хихикает он, падая на сиденье. В руке у него бутылка вина, но бокала нет.

— Ты что, пьян?

— Да, на самом деле, довольно сильно. Не волнуйся, я ничего не буду предпринимать.

— Многие парни говорят это прямо перед тем, как что-то предпринять.

— Да, я уверен, что так и есть, но я не могу лгать, помнишь? — Он делает глоток вина, соскальзывает с сиденья и опускается передо мной на колени. — Наверное, мне, следует держаться подальше от громких заявлений типа «Я никогда не прикоснусь к тебе без твоего разрешения» на случай, если мне снова понадобится тебя спасать или что-то в этом роде, но я обещаю, что не буду прикасаться к тебе так сегодня вечером. — Что-то мелькает в его глазах. — Только если ты не будешь умолять меня об этом.

Я стону.

— Почему ты пьян?

— Потому что это довольно весело, и мне определенно легче разговаривать с тобой, когда я пьян.

— Ты напился, чтобы поговорить со мной?

— Ты знаешь, честно говоря, я понятия не имею. Разве это не смешно?

— У тебя нет чувства юмора.

— Как грубо. У меня действительно есть чувство юмора. Я просто где-то его потерял. Поможешь мне его найти?

Он падает со стула, смеясь, когда падает на пол, уставившись на нижнюю часть сиденья.

— Ну, здесь этого нет! — Он хихикает.

Я вздыхаю, соскальзывая со стула, и поднимаю его на ноги.

— О-хо-хо! Что ты собираешься делать? Бросить меня на кровать и изнасиловать? У вас есть мое полное разрешение.

Я толкаю его обратно на сиденье.

— Я не собираюсь насиловать тебя. Почему ты хочешь, чтобы я это сделал? Ты даже не считаешь меня красивой.

Он хмуро смотрит на меня.

— Потому что ты некрасивая, — говорит он и сажает меня к себе на колени. — Ты прекрасна.

Я замираю, как кролик, попавший в свет фар. Никто, кроме папы, никогда раньше не называл меня красивой. Искренность его слов и серьезность выражения его лица шокируют меня, и на мгновение я остолбенела.

Я заставляю себя ухмыльнуться.

— О боже, большой и страшный Повелитель Ночи считает меня красивой, я должна быть польщена или напугана?

— Пожалуйста, будь польщена, — говорит он с неприкрытой дрожью в голосе. Это звучит почти как мольба.

Мои щеки горят.

— Хорошо, — говорю я беззаботно. — Я бы вернула комплимент, но я думаю, что уже совершенно очевидно, что ты несколько нечеловечески привлекателен.

Аид сглатывает.

— Возможно, — говорит он так же нервно, — но я бы не возражал, если бы знал, что ты находишь меня привлекательным.

Я бью его по носу и уворачиваюсь от него.

— Ты очень красивый, Аид.

— Фу. Даже когда ты говоришь правду, кажется, что ты лжешь.

Я смеюсь.

— Нужна какая-нибудь помощь, чтобы ты добрался до кровати?

— Только если ты планируешь снова меня раздеть.

— Ты можешь сменить свой наряд одним щелчком пальцев!

— Да, но он исчезает, когда я сплю. Это не одно и то же. — Он скатывается со стула. — Ах, ну, я уверен, что справлюсь. Спасибо тебе за милость твоей компании сегодня вечером.

— В любое время», - говорю я, в основном имея в виду это. — И Аид?

— Да?

— Тебе действительно не обязательно быть пьяным, чтобы проводить со мной время. Ты можешь проводить со мной время, когда захочешь.

Он улыбается.

— Опасное предложение. Что, если я всегда хочу проводить время с тобой?

— Я раскрою твой блеф.

— Но я не могу лгать.

— Ты превосходно умеешь увиливать от правды.

— Так и есть, — говорит он. Он неуверенными шагами возвращается в комнату и подносит мои руки к своим губам. — Я постараюсь быть трезвым, когда буду говорить с тобой завтра.

— Я постараюсь быть бодрой для этого.

Он смеется, по-настоящему смеется, и это странно красивый, опьяняющий звук, шепот фейерверка вдалеке, треск пламени о поленья. Я слышала, как он смеялся на празднике- жесткий, холодный, грубый смех, но это было что-то другое, теплое, настоящее и бурлящее. Смех, который проникает прямо в меня.

Он целует меня в лоб.

— Еще раз благодарю тебя. Спокойной ночи, Сефона.

— Спокойной ночи, Аид.

Я смотрю, как он исчезает, мои глаза прикованы к его фигуре, подсознательно связанные силой, которую я не могу объяснить или не хочу.

Он считает меняя красивой.

Я понятия не имею, что с этим делать.

Я возвращаюсь в свою комнату, ложусь в постель и пытаюсь придумать другой смысл в его словах, выход из его признания. Я не могу поверить, что была так раздражена, когда думала, что он не считает меня красивой, а теперь я здесь, одержимая тем фактом, что он считает меня красивой. Напуган тем фактом, что он это делает.

Я не знаю, почему мне страшно, но я знаю, что хочу, чтобы завтра наступило быстрее, просто чтобы я могла снова увидеть его.

Мне не нравится, к чему все это идет.

На следующее утро он оставляет мне завтрак с извинениями, а также небольшой букетик гипсофилы и гвоздик и, не сказав ни слова, ускользает, прихватив с собой собак. Мы с Пандорой проводим остаток дня вместе, полностью используя зеркало и вяжем шарфы чуть получше. Она гоняет мою шерсть по комнате, легко удовлетворяясь.

Я стараюсь не думать ни о цветах, ни о его словах, но и то, и другое мне не удается.

Поздно вечером он приходит ко мне в комнату.

— Хочешь прогуляться? — говорит он.

Я моргаю.

— Я уже одета для сна.

— Я могу очаровать тебя, если ты действительно беспокоишься, но поверь мне, когда я говорю, что эта ночная рубашка на самом деле идеальна.

Я хмурюсь, заинтригованная.

— Я возьму какую-нибудь обувь.

Я бегу в гардероб и достаю пару сандалий, застегиваю их и хватаю халат. Аид предлагает мне руку, но ведет меня не в сторону садов, а наружу.

Я напрягаюсь.

— Не волнуйся, — говорит он, — я позабочусь о твоей безопасности.

— О, правда? — Я выгибаю бровь. — Потому что я помню кровавый инцидент, произошедший несколько ночей назад…

— Это была царапина. — Он делает паузу. — Мы можем не идти, если ты не хочешь…

— О нет, я хочу, я просто хочу сначала подразнить тебя по этому поводу.

Несколько недель назад Либби умоляла меня пойти с ней куда-нибудь, в место, где наиболее вероятной опасностью были неуклюжие пьяницы и сломанные пальцы на ногах. И теперь я здесь, позволяя утащить себя в какой-то неизвестный уголок Подземного мира, где, я знаю, опасности намного, намного хуже.

Возможно, это потому, что нет отца, чтобы беспокоиться, нет башни из слоновой кости, в которую можно было бы вернуться. Возможно, это потому, что я чувствую, что худшее уже случилось.

Возможно, это потому, что, каким бы глупым это ни было, я начинаю ему доверять. И я не думаю, что он предложил бы мне поехать с ним, если бы не считал это безопасным.

Мы выходим из дворца. Внизу, у реки, Перевозчик ждет со своей лодкой, с наведенными чарами. Судно украшено гирляндами огней и цветов, настолько элегантных, что я почти не замечаю духов, струящихся под ним. Играет тихая, спокойная музыка, скрывающая низкие вопли под медовой мелодией.

Аид протягивает мне руку, чтобы помочь подняться на борт. Я снова ощущаю его гладкую кожу под своими грубыми ладонями и думаю о других вещах, о прыщах, веснушках и волосах, о тех частях тела, которых я никогда раньше не стеснялась.

Особенно мои веснушки. Веснушки — это мило. Глупо, что у большинства фейри их нет.

Я устраиваюсь на одном из сидений. Перевозчик отталкивает нас от берега. Аид сидит передо мной, не улыбаясь, не совсем.

— Это что, свидание? — спрашиваю я.

— Почему все должно быть свиданием? Может быть, мне просто нравятся причудливые лодки.

— С цветами и Музыкой?

— Я люблю цветы и музыку. — Шепот усмешки.

— Конечно, — говорю я. — Если бы это было свидание, я бы определенно была недостаточно одета. Но ты был бы очень хорош.

Аид смотрит на воду, и на секунду, я клянусь, его щеки розовеют.

Мы плывем вниз по реке, и я пытаюсь игнорировать души под нами, вместо этого концентрируясь на музыке и огнях, мерцающих наверху. Мы плывем по тунелю и оказываемся в другом месте.

— Мы только что прошли через портал? — Спрашиваю я, снова вглядываясь в темноту.

Аид кивает.

— У Харона есть способ передвигаться немного быстрее, чем у большинства.

Перевозчик кивает, и на его лице мелькает полуулыбка.

Мы плывем вперед, через туннели и пещеры, и у меня слабое ощущение, что мы движемся вверх. У меня легкость в груди, слабый звон в ушах; несомненно, вещи, которые не беспокоят ни одного из моих спутников.

Лодка медленно скользит к берегу. Аид спрыгивает, легко, как кошка, и протягивает мне руку, чтобы я последовала за ним.

— Сейчас немного стемнеет, — говорит он, — держись за меня.

Мы входим в туннель, лишенный всякого света, и я крепко сжимаю его пальцы, когда темнота сгущается. Мы идем несколько минут.

— Где мы находимся…

— Ш-ш-ш, — шепчет он. — Мы почти на месте. Не пугай их.

— Их?

Слабый свет проникает в туннель, словно серебристый туман. Впереди находится пещера, которая больше похожа на поляну, стены которой увиты виноградными лозами, собирающимися вокруг идеального круглого отверстия в потолке. Лунный свет и звезды каскадом падают вниз.

— Это …

Аид улыбается.

— Это единственная точка в Подземном Мире, где действительно можно увидеть небо. Это место защищено барьером и обычно тщательно патрулируется моей охраной, но я не возражаю, если несколько нимф время от времени пробираются сюда.

— Нимфы?

Он указывает вперед. Группа женщин собирается в центре. Некоторые — тонко шепчут; кожа как молоко, волосы мягко блестят на солнце сквозь туман, ветер, превращенный в человека. Другие — круглые, как статуи эпохи Возрождения, щедро вылепленные, с коричневой атласной кожей и кудрями, дикими, как свет костра. Радуга цветов: мерцающий голубой, темно-розовый, лесной зеленый. Некоторые выглядят так, словно они высечены из мрамора, или льда, или воды, или вызваны из сущности дерева.

У них есть только две общие черты:

Во-первых, они невероятно красивы.

Во-вторых, все они совершенно голые.

— О, — говорю я, — я действительно слишком нарядно одета.

Аид прижимает руку к моей пояснице, его дыхание близко к моему уху.

— Смотри, — шепчет он.

Следовать этому указанию нетрудно, потому что я нахожу невозможным отвести взгляд.

Нимфы поднимают руки в воздух, и лунный свет заливает пространство. Музыка сияет в воздухе, прикасаясь ко мне в тех местах, о существовании которых я и не подозревал. Их тела изгибаются вместе, безупречные в своей синхронности, в своей несовершенной красоте. Они находятся в идеальном времени, даже несмотря на то, что некоторые движутся как невесомые, а другие — как будто горы дрожат от их шагов. Мое сердце колотится в груди, превратившись в какое-то взбалмошное создание, отчаянно пытающееся вырваться на свободу.

Танец бесконечен, музыка плавно переходит от одного движения к другому, такая же безупречная, как и покачивание их тел.

Над ними звездный свет, кажется, кружится и дрожит, барьер между мирами пузырится, отбрасывая радужные тени на каменистый пол. Я освобождаюсь от любых земных уз под напором музыки и ритмом их крещендо. Если я когда-либо и была узником, то теперь я избавилась от этих оков. Чувство одновременно прекрасного и ужасного вспыхивает во мне, и я задаюсь вопросом, смогу ли я когда-нибудь вернуться к своей обычной смертной жизни после того, как увидела нечто подобное.

Нимфы замедляются, почти останавливаясь, и я нахожу в себе силы повернуться к Аиду.

— Зачем ты мне это показал? — Спрашиваю я его, все еще наполовину глядя на танцующих. — Ты пытаешься понравиться мне, э-э, ухаживать за мной или что-то в этом роде?

Он делает паузу.

— Если ты спрашиваешь, привел ли я тебя сюда, чтобы соблазнить, то ответ — нет

Его формулировки странные, и я знаю, что есть что-то еще, чего он не говорит.

— Но? — подсказываю я.

— Я не совсем против предложения соблазнения в принципе.

Я стискиваю зубы, чтобы скрыть ухмылку.

— Я буду иметь это в виду.

Аид смотрит на меня, что-то мелькает в его глазах. Я не могу этого различить.

— Означает ли это…

Низкий, безумный вой прерывает его вопрос. На поляну выбегают три гоблина, за ними следует что-то сине-зеленое и бесформенное. Нимфы кричат, разбегаясь по туннелям, прыгая в лунные врата или исчезая в листве. Один из гоблинов падает, и прежде чем кто-либо из нас успевает пошевелиться, бесформенный туман накрывает его.

Не совсем бесформенный, уже нет. У него слабые очертания длинных когтистых пальцев и безглазое лицо с лишь грубыми очертаниями носа. Клыкастая щель рта возвышается над гоблином, его челюсть смещается, как у змеи.

Он высасывает гоблина досуха, осушая его лицо серебристым дыханием.

Призрак.

— Держись позади меня, — настаивает Аид.

Он мчится к нему. Призрак регистрирует его присутствие, отступая назад, когда он проводит удар. Он движется как жидкость, даже быстрее, чем Аид. Один из гоблинов тянет труп, доставая из сумки на боку флаконы, наполненные спиртным.

— Остановись! — кричу я, прежде чем успеваю подумать, насколько это глупо, прежде чем становится ясно, что они вооружены, и мы в меньшинстве, и у меня нет никакого способа защититься.

Но меня замечают не гоблины. Это призрак.

Он устремляется ко мне, и прежде чем я успеваю закричать, меня сбивают с ног, накрывая этой неосязаемой, кружащейся массой. Вместе с ней мы мчимся к лунным вратам, и я чувствую, как каждая клеточка моего тела наполняется энергией, как будто наэлектризована. Я вываливаюсь в другое место, не наружу, а в другую пещеру, с воздухом, похожим на лед, и круглым бассейном с серебристой водой.

Призрак кружится, встряхиваясь, как будто сбитый с толку. Я не думаю, что он хотел привести нас сюда. Я сомневаюсь, что смогу убежать от него, сомневаюсь, что у меня вообще есть много времени, пока он не соберется с силами и снова не придет за мной.

Я принимаю поспешное решение и бросаюсь в бассейн.

На этот раз я заставляю себя держать глаза открытыми, ожидая, что сделает призрак, ожидая, что более милосердные духи придут и начнут терзать мою плоть, надеясь, что их присутствие скроет мое. Но они не приходят. Этот бассейн пуст, пуст, если не считать странных круглых пузырьков, дрейфующих в малейшем течении.

У меня плохое зрение, но, клянусь, в них что-то есть. Они мерцают, как рулоны пленки.

Свет призрака исчезает, и я выныриваю на поверхность, стараясь дышать тихо и неглубоко, пока не буду уверена, что он исчез.

Но есть только чернота и серебристый свет воды.

Я вытаскиваю себя наружу, дрожа от холода, удивляясь, что мое дыхание не испаряется в воздухе. Вероятно, мне следует продолжать двигаться, но я не знаю, куда идти, или если призрак вернется и найдет меня.

Я снова обращаю свое внимание на воду. Пузырь вырывается на поверхность, и я протягиваю руку, чтобы дотронуться до него. Он расплывается над бассейном, показывая сцену бело-золотого дворца, тронного зала, во всех отношениях отличающегося от Аида. У него нет потолка, над ним только ярко-голубое небо.

Вечеринка в самом разгаре. Какое-то маленькое эльфийское существо, пикси, стоит в центре группы людей. Я узнаю Ареса и, может быть, еще нескольких человек из Самайна.

— Нет десятины для вашей королевы? — напевает Арес. — Тогда ты должен заплатить цену!

Он пинает ее, и пикси вскрикивает. Другие издеваются, и маленький черноволосый мальчик выбегает из-под столов. Я думаю, он хочет вмешаться, но останавливается в ту же секунду, как Арес бросает на него свирепый взгляд. Тихая дрожь, за которой следует абсолютная тишина.

Я вижу, как мальчик мечется за этими блестящими глазами цвета топаза, испытывая страх, вину, унижение. В конце концов, он делает то, что сделало бы большинство мальчиков его возраста.

То, чего от него хотят все остальные.

Он идет вперед и плюет существу в лицо.

Королева, восседающая на своем золотом троне, улыбается.

— Продолжай… — говорит она.

Я разбиваю изображение кулаком. Я больше ничего не хочу видеть, уверенная, что он сделал именно то, о чем она просила. Он сворачивается, как страница на фоне пламени, и опускается ниже. Вверху всплывает еще одно изображение, на этот раз с тронным залом, который я узнаю.

Женщина-фейри съеживается под тенью Аида. Он стоит перед ней, глаза красные, пальцы заканчиваются когтями. Его трясет от едва сдерживаемой ярости.

— Пожалуйста, — говорит женщина, — пожалуйста… прошу, не надо. У меня не было выбора…

— Выбор есть всегда, — отвечает Аид, но его голос звучит не так, как сейчас, он звучит как какое-то животное, запихнутое в человеческий костюм. Он искажен. Рычание. Рев.

Он бросается вперед.

Я не успеваю закрыть его достаточно быстро, чтобы избежать криков. Изображение исчезает, но звук погружающихся в плоть когтей остается, булькающие легкие, скрученные мышцы. Он эхом разносится по залу.

Меня чуть не тошнит.

— Персефона! — кричит голос из темноты.

Я наполовину не хочу отвечать, слишком потрясенная тем, что я увидела, что я услышала. Но куда еще я могу пойти?

— Я здесь— слабо зову я.

Появляется Аид, бледный и запыхавшийся. Он на мгновение останавливается передо мной, оценивая глазами мою мокрую фигуру, проверяя, нет ли травм, я думаю. Я ожидаю, что так и будет, и совершенно не готова, когда он бросается вперед и вцепляется в меня, его пальцы обвиваются вокруг влажного шелка моей ночной рубашки. Он дрожит, то ли от бега, то ли от страха, я не уверена. У меня нет ни сил, ни желания сдерживать его, но я также не могу сдержать его. Не после того, что я только что видел.

Он хватает меня за лицо.

— С тобой все в порядке? Призрак…

— Я спряталась в бассейне, — ошеломленно шепчу я, протягивая к нему руку. — Это было… холодно.

Он снимает куртку и набрасывает ее мне на плечи.

— Но ты не ранена?

— Я не ранена

Он дышит, долго и медленно.

— Ты поймал призрака? — спрашиваю я.

— Да, я убил его.

— А воры?

Он качает головой.

— Я не стал беспокоиться о них, когда понял, что ты пропала.

Все эти потерянные души…

Я поворачиваюсь обратно к бассейну.

— Что это? — спрашиваю я.

На его челюсти дергается мышца.

— Хранилище забвения, — объясняет он, — где можно хранить воспоминания, которые предпочли бы забыть.

Я сглатываю, глядя на воду, которая теперь стала чернильно-черной под его тенью.

— А ты..? — Спрашиваю я. — Забыть, то есть?

— Нет, не полностью.

— Тогда почему..

— Просто действие по их размещению здесь, кажется, помогает.

— Верно.

Он ждет мгновение.

— Ты что-нибудь видела?

— Нет, — говорю я, но не знаю, лгу ли я, чтобы защитить его или себя. Я только знаю, что не хотел бы, чтобы кто-нибудь видел эту часть меня. И он тоже этого не хочет. Каким бы чудовищем он ни выглядел в этой сцене, он стыдится этого. Я не думаю, что злодеям должно быть стыдно. Но я не уверена, что могу рассчитывать и на это.

Я дрожу.

— Пойдем — говорит он. — Давай вернем тебя обратно.