Вор весны

15. Маски

Следующим утром Аид нервничает, как кошка в час колдовства. Он не может усидеть на месте. Выходит сразу после завтрака, проверяя, правильно ли освещен путь, а когда возвращается, распахивает двери и выстраивает в коридоре скелетов-стражников, одевая их в броню. Затем он вышагивает, бледнее, чем когда-либо.

Ирма вздыхает, оставляя его наедине с этим, и наносит на тронный зал последние штрихи.

Колонны увиты виноградными лозами, гобеленами с изображениями созвездий и шелковыми портьерами, закрывающими обсидиан. В бра на стенах отражается голубой огонь. Весь дворец залит светом, мерцающие пятна рассеивают мрак, как светлячки над чернильно-черным прудом. Столы ломятся от яств: сверкающей рыбы, фаршированных птиц, свежих соусов, золотистых ломтиков фруктов, мраморных сыров, сочного спелого винограда, цвета которого я не могу описать. Фонтаны полнятся пурпурным вином. Это целый собор чувств.

Аид все так же расхаживает из стороны в стороны.

— Иди оденься, — настаивает Ирма. — Ещё немного и прибудут первые гости, но, знаешь, не торопись.

Он безропотно направляется в свою комнату, и я тоже — в свою. Я пытаюсь расслабиться с помощью ванны, но она не помогает. Мои нервы натянуты, словно проволока, взвинчены страхом и неуверенностью.

Я натягиваю шелковую нижнюю юбку, закутываюсь в халат и выхожу на улицу, спрашивая Ирму, что мне надеть.

Она уже одета в развевающееся платье малинового и желтого цветов, ее маленькие ножки — в расшитых блестками туфлях. Она больше, чем когда-либо, похожа на живое пламя.

Она пожимает плечами.

— Лучше его об этом спросить. Я плохо разбираюсь в том, что должны носить очарованные смертные шлюхи. Пусть даже притворные.

Я старалась не обращать внимания на этот комментарий.

— Он все еще в своей комнате?

Она кивает.

Я направляюсь к нему, легонько стуча в дверь.

— Это я, — говорю я.

— Э-э, входи.

Я вхожу в тускло освещенную комнату. Псы подбегают меня поприветствовать, и я успеваю быстро погладить Харрикена и Керби, прежде чем Флаффи срывается с места.

— Оставь ее в покое, парень, — шипит Аид.

Он сидит на кровати, полностью одетый в темно-синий костюм, отделанный серебром и звездочками. Он возится со своими манжетами.

— Мои руки слишком сильно дрожат, чтобы застегивать пуговицы, — признается он.

Я пересекаю комнату и опускаюсь перед ним на колени, мои пальцы ловко спускаются по его рукам. Они прослеживают линии его ладоней, вплоть до кончиков пальцев.

— Все готово, — произношу я. — Жаль, что ты не можешь зачаровать свой наряд этим вечером.

Он слабо улыбается.

— Немного можно, — он проводит рукой по лицу, на глазах появляется черно-серебряная маска, скулы становятся припудренными, а губы — накрашенными золотой краской.

— Показуха, — говорю я. — Поможешь мне с моим?

Его улыбка исчезает.

— Чего ты хочешь?

— Это твоя вечеринка, и я играю свою роль. Доверюсь твоему выбору.

— Опасно, — говорит он. — Но все в порядке.

Он проводит пальцами по моему лицу, и я чувствую, как шевелятся и меняются мои волосы. Он проводит руками по плечам, вниз по талии, почти не касаясь. Мой халат тает, превращаясь во что-то мягкое, легкое и лавандовое.

— Я думала, сегодня одежда не должна быть зачарованной?

Аид посмотрел вниз.

— Никто не ждет, что я что-то для тебя сделаю.

— Верно. Я просто украшение.

— Для них, — говорит он. — Но не для меня. Никогда.

Я встаю и направляюсь к зеркалу. Я ожидала чего-то откровенного — и это так, — но я все равно выгляжу симпатично. Прозрачное платье скрывает те части тела, которые мне хотелось бы прикрыть, даже если оно показывает все остальное: спину, ноги, грудь. Волосы убраны с лица в плетеную корону, украшенную цветами, а остальные спадают по спине. Руки расписаны золотой листвой. А лицо необычайно простое для моды фэйри; ни маски из теней для век, ни неестественных губ. Я выгляжу как немного более выразительная версия самой себя. На минуту я задаюсь вопросом, намерено ли это, чтобы я выглядела смертной, или, может быть…

Несмотря на все его слова о том, что я красивая, возможно, он думал, что никак не сможет сделать меня похожей на одну из них.

А я действительно хочу выглядеть как одна из них. Хочу чувствовать себя такой же красивой, какими выглядят они, в том смысле, который выходит за рамки физического. Знаю, он сказал мне, что все это нереально, но это такая осязаемая иллюзия. Я почти чувствую ее вкус.

Я хочу быть сильной, очаровательной и блестящей. Хочу знать, что у меня будет достаточно времени, чтобы сделать все, что захочется. Но я не хочу ценника, коррупции прошлых лет, тьмы, которая, казалось, была во многих из них.

В Аиде одновременно и есть тьма, и ее нет. В нем что-то есть, но не так, как у них. Хрупкое и болезненное, но не сплетенное до конца. Еще нет.

В конце концов, он еще так молод.

Невозможно поверить, что когда-нибудь он может стать таким, как Арес. Но никто таким не рождается.

Я все еще не могла представить его таким, не тем мальчишкой, который спас меня, который глупо поцарапался, неся мою кошку, чье уверенное поведение пошатнулось, когда он польстил мне. Только не он. Никогда.

— С тобой все в порядке? — говорит он мне через плечо. — Наверное, я могу сделать немного больше, если ты хочешь…

— Нет, — настаиваю я, — все в порядке.

Он поворачивается к комоду, чтобы надеть на пальцы кольца: золотые, с темными драгоценными камнями. Его ногти черные и расписаны кружащимися звездами.

— Можешь сделать и мне? — спрашиваю я.

— Что?

— Можешь накрасить мои ногти?

Он улыбается, проводя руками по моим вытянутым пальцам. Одна рука — рассвет, другая — сумерки.

— Есть какие-нибудь пожелания в украшениях? — интересуется он.

— Хм, — на мгновение я задумываюсь. — Пара сережек, похожих на крылья насекомых.

Они почти сразу же появляются в мочках моих ушей. Я любуюсь ими в зеркале: блестящие, переливающиеся всеми цветами радуги.

Он держит пару изящных, ажурных металлических серег для своих ушей.

— Что думаешь? — спрашивает он.

По мне пробегает теплая мысль.

— Могу я… — останавливаюсь. Это слишком глупо. Слишком интимно.

— Что?

— Неважно…

— Сефона, — тихо говорит он, — пожалуйста.

Я сглатываю.

— Можно мне… коснуться твоих ушей?

Он моргает.

— Ты хочешь коснуться моих ушей?

— Я знала, что это глупо. Просто они так непохожи на наши. Мои. Я имею в виду…

— Нет, — говорит он, протягивая руку к моим, — я понял.

Он изучает их округлый изгиб, его прикосновение легкое как перышко, и моя рука ползет вверх к его заостренному кончику. Его лицо трогает легкая улыбка, когда я обвожу его контуры, а затем он наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.

Мгновение мне кажется, что это ласка, но после остается холодный след. Я снова поворачиваюсь к зеркалу; на моей коже отпечатан небольшой серебристый символ в форме черепа и пера. Знак Аида.

— Это сделает тебя невосприимчивой к чарам кого бы то ни было, кроме меня, — объясняет он. — Но они все еще могут прибегнуть к другим методам.

— Знаю, — шепчу я.

— Не отходи слишком далеко от меня, — говорит он. — Или Ирмы.

Я знаю, что он не может не спускать с меня глаз всю ночь, что мне придется держаться подальше от неприятностей, — задача, которую мне удавалось выполнить в прошлом только когда я абсолютно никуда не ходила. Несмотря на все тренировки и советы, я вдруг чувствую себя неготовой. Я не знаю, чего ожидать.

Челюсть Аида сжимается, и я думаю, что он, возможно, чувствует то же.

— Хотел бы я сделать больше, чтобы защитить тебя.

Я сглатываю.

— Это я тоже знаю.

— Если в какой-то момент ты поменяешь свое мнение о том, чтобы стать очарованной…

— Я приду к тебе. Осторожно. Тихо. Я знаю.

Он делает глубокий, прерывистый вдох.

— Ты всегда так нервничаешь? — спрашиваю я его.

— Нет.

Я наклоняюсь и целую его в щеку.

— Для чего это было?

— Ты беспокоишься обо мне. Это мило. И мне жаль, что я упрямлюсь и не позволяю тебе очаровать меня.

— Не сожалей об этом, — говорит он. — Даже будь ты зачарована, я все равно бы о тебе беспокоился. По крайней мере, не зачарованной у тебя есть шанс защититься.

— Какое это имеет значение, если я ничего из этого не запомню?

— Я запомню, — шепчет Аид. — Я запомню все, что с тобой произойдет, — он заводит выбившийся локон мне за ухо и на секунду приближается на несколько дюймов, прежде чем метнуться прочь, словно ошпаренный кот. Он врезается в комод, посылая шквал бумажных творений на пол. — Ах, нет…

Он наклоняется, чтобы поднять их, и я спешу ему на помощь. Это цветы, розы, тюльпаны и нарциссы, похожие на те, что я сделала, впервые приехав сюда.

— Что это?

— Я, э-э, пытался сделать тебе букет, — он чешет затылок. — Это глупо. Знаю. Я в любое время могу призвать для тебя свежие…

Он мог бы, и они были бы идеальны, и я бы полюбила их, но эти я люблю больше. Я вижу линии там, где они были порваны и сложены, недостатки в погоне за совершенством, выброшенные в мусорное ведро неудачи. Тот самый парень, каждый день этой недели возвращавшийся изможденным, нашел время сделать их для меня.

Я кладу свою руку поверх его, пока он суетится, собирая их.

— Они идеальны, — выдыхаю я. — Спасибо.

Он сглатывает.

— Можешь не благодарить меня после сегодняшнего вечера. Возможно, после этого вечера я тебе даже нравиться не буду.

— Ты мне нравишься? — я хватаюсь за грудь. — Уверен?

Он нервно заикается, и хотя мне, вероятно, следовало бы заверить его, что он мне действительно нравится, по крайней мере, немного, я этого не делаю. Я помогаю ему собирать бумажные цветы.

— Я не стану ненавидеть тебя за то, что говорят или делают другие, — говорю я ему вместо этого. — Обещаю.

Он берет мою руку в свои.

— Я искренне надеюсь, что никогда не заставлю тебя возненавидеть меня.

Мы возвращаемся в тронный зал. Аид устраивается на троне, продолжая беспокойно постукивать по подлокотнику пальцами в перстнях. Псы устраиваются рядом с ним, растянувшись на ступеньках.

— Ты, ах, ты должна быть по другую от меня сторону, — говорит Аид. — Присаживайся. Тебе не нужно… тебе больше ничего не нужно делать. Нет, если только…

— Ты хочешь сказать, что мне не нужно цепляться как преданному животному за твою ногу?

Он сглатывает.

— Безусловно.

Я опускаюсь на землю и переплетаю свои пальцы с его, крепко сжимая их.

— Только пока здесь никого нет, — уверяю я его. — Я отпущу, как только они начнут прибывать.

Он сжимает мою руку.

— А что, если я не хочу, чтобы ты меня вообще отпускала?

— Это будет ужасно неудобно для нас обоих.

— Я справлюсь.

В коридоре раздается грохот, и я отдергиваю руку.