Вороны Вероники

ЧАТЬ ВТОРАЯ. Чего ждать от ворона

Настроение было окончательно испорчено этой встречей. Джованна давно уже удалилась вместе с толпой своих поклонников, а Дженевра все еще сжимала кулаки, пытаясь успокоиться. И ведь не было сказано ничего, о чем бы не думала она сама. Расстроили не слова, а то, какую ненависть, оказывается, испытывает сестра, у которой есть все: красота, привлекательный муж, множество друзей. Чего еще желать ей? Зачем причинять боль Дженевре, у которой нет ничего?

Ее невеселым мыслям вторило воронье карканье.

Свернув за угол, на берегу канала Дженевра увидела мальчишек. Это была особая сидонская порода оборванцев: они торговали рыбой, наловив ее там, куда разумный человек не сунется с удочкой; они воровали по мелочи; они мели улицы перед благородными дамами и чистили каналы. Вреда и пользы от них было примерно поровну. Сейчас они мучили ворона, попавшего в силки. Эта старая игра под названием «Раздень бродягу» сидонцам никогда не надоедала. Суть ее была в том, чтобы поймав и стреножив птицу, ощипать ее живьем, выдергивая по одному перу. Как и все в Сидонье, Дженевра не любила воронов, но забаву эту находила отвратительной. Грубое карканье ворона самым абсурдным образом напоминало ей плач ребенка.

Дженевра прикрикнула на мальчишек, потом пригрозила избить их палкой, но и это не подействовало. Ее, худенькую и бледную, никто не воспринимал всерьез. Тогда она достала горсть монет из кошелька.

- Я куплю у вас птицу. А если… - голос дрогнул предательски. - Если попытаетесь обмануть или обокрасть меня, мой муж… мой муж прикажет слугам избить вас!

Мальчишки рассмеялись. Слова Дженевры не произвели на них ни малейшего впечатления, они и в самом деле звучали жалко. Глаза бесенят горели; монеты, которые Дженевра зря совершенно вытащила из кошеля, сияли на солнце и манили, манили их. Мальчишек было семеро, Дженевра одна-одинешенька, при ней не было слуги и уж конечно мужа.

В этот момент ворон, птица не только коварная, но и, несомненно, умная, вырвался из силков и принялся лупить своими большими, сильными крыльями. Казалось, поток воздуха может сдуть мальчишек с места. Потом в ход пошли клюв и когти. Ворон разил метко, и вскоре стая воришек бросилась врассыпную; напоследок только один из них, самый старший, вымахавший на голову выше остальных, вырвал у Дженевры из рук кошель. Ворон налетел на него, целя точно в руку. Мальчишка с воплем выронил кошель, размахивая руками, как мельница. Ворон погнал его вдоль канала, все норовя если не клюнуть побольнее, так ударить крылом.

Страх схлынул. Еще мгновение назад Дженевра не могла пошевелиться, а теперь облегченно выдохнула, нагнулась и принялась собирать рассыпанные по влажной мостовой монеты.

Ворон вернулся. Он, громко хлопая крыльями, приземлился на край бордюра, склонил голову и смотрел пристально своими внимательными и умными черными глазами. Странное дело, но сейчас Дженевра, привыкшая считать воронов злом, совсем не боялась. Ей даже нравилась эта птица, ее умный взгляд.

- Вы правы, правы, синьор Ворон, - сказала Дженевра с преувеличенной серьезностью. - Мне не следовало обещать им деньги и доставать кошелек на глазах у оборванцев. Впредь, синьор Ворон, я буду умнее.

Ворон каркнул, точно соглашаясь с нею, и вдруг протянул лапу. В когтях его что-то блестело. Снова каркнул, раздраженно, нетерпеливо. Его будто бы злила непонятливость и медлительность девушки.

- Хочешь, чтобы я взяла это?

Ворон каркнул вновь. Дженевра протянула руку, и в ладонь ей легло небольшое серебряное кольцо с маленьким темно-красным камешком. Не рубин, всего лишь кусочек граната. Подобных колец в избытке было в городских лавках на Белом острове, оттуда, должно быть, ворон свою блестящую добычу и унес.

- Ах ты, глупая птица, - пожурила Дженевра. - Зачем украл?

Ворон каркнул в третий раз, теперь уже обиженно, и взлетел, громко хлопая крыльями. Сделав круг, он исчез за высокими изломанными крышами ремесленного квартала. Дженевра проводила его взглядом и посмотрела на кольцо. Что это? Благодарность за спасение? Подарок? Никогда прежде Дженевра не получала подарки, и вот он, первый. И от кого?! От птицы! От ворона, создания нечистого и злого! Нужно было выбросить кольцо в канал. Но Дженевра не смогла. В конце концов, она надела его на палец.

* * *

Река Вис, впадая в Расколотый залив, ниспадала порогами, а в одном месте даже образовался водопад. Люди, бывавшие в Тисе или горных районах Вандомэ, конечно, потешались над этим, но для сидонцев водопад выглядел именно так и никак иначе. Он не грохотал, а лишь журчал весьма мелодично, и на берегу над обрывом часто устраивались пикники. Альдо любил это место, несмотря на постоянную опасность наткнуться здесь на целую толпу. С пригорка открывался потрясающий вид на город. Россыпь островов в обрамлении двух берегов казалась причудливой многоцветной эмалью в оправе из патинированной меди. А дальше, до самого горизонта, было море и только море всех оттенков голубого и зеленого. Альдо часто поднимался сюда с кистями и красками, но сегодня просто сидел на траве, разглядывая полускрытый туманом горизонт.

- Ау, брат мой! Тебя-то я и ищу! - Джанлу, главный сидонский острослов, взобрался на вершину холма, слегка страдая от одышки, сдернул с головы шляпу с невообразимой коллекцией перьев и утер испарину со лба. - Что же это ты не рассказал нам, что женился? Да еще на сестре прославленной Джованны!

Альдо фыркнул.

- Эта девчонка два дня как выскочила замуж, когда она успела прославиться?

Джанлу плюхнулся на траву, вытягивая ноги. Один чулок был травянисто-зеленый, второй небесно-голубой. Рифмоплет и памфлетист, он слыл в Сидонье также и законодателем мод, большинство из которых следовало бы запретить из соображения хорошего вкуса. Нельзя было сказать, чтобы он нравился Альдо. Джанлу ди Фореска был типичное дитя Сидоньи: невоздержан, неразборчив в связях, одинаково увлечен и пышнотелыми куртизанками, и смазливыми юношами; зарабатывал себе на жизнь скабрезными стишками и «Битвами красавиц» и то ужинал за герцогским столом, то сидел в тюрьме после очередного памфлета. С этим человеком не слишком приятно было дружить, но значительно хуже было иметь его среди врагов.

- Синьора Джованна прекрасна, как Любовь со стены Собора. И уже обзавелась немалой свитой поклонников, в глазах достойных сидонцев это делает ее прославленной.

- А разве не шлюхой?

- Ты оплатил ее свадьбу, друг мой, - напомнил Джанлу.

- Верно…

Оплатил, и теперь сожалел об этом. Слухи разлетелись с пугающей быстротой, и имя Бьенвенуто Альдо Ланти ставилось после имени новоиспеченной синьоры ди Талонэ. Это вызывало чувство брезгливости, и хотелось оттереть все эти упоминания, словно они отпечатались на коже.

- Так почему, женившись на столь сладком и сочном персике, ты, подлый змей, не позвал нас на праздник? - и Джанлу подмигнул.

Альдо с трудом подавил раздражение и напомнил себе, что брак этот — явление временное, и что скоро, очень скоро все закончится. Девушка не сможет долго сдерживать свою природную чувственность, потому что магия, даже спящая, не способна сопротивляться стрега сприто. Но все эти разумные доводы рассеивались, стоило только представить Джанлу рядом с Дженеврой Карни. Есть ли для женщины менее подходящая компания?

Потом пришло осознание, что его не должно тревожить, с кем появляется Дженевра, и это разозлило еще больше. Нужно добиться своего и со всем покончить.

- Я не думал, что моя женитьба имеет к вам какое-то отношение, - сухо сказал Альдо, желая завершить разговор.

Джанлу отшутился и сменил тему. Теперь он пересказывал сплетни, которые были Альдо не интересны, и злословил о людях, которых Альдо не знал и знать не желал. И все ходил вокруг, словно боялся задать вопрос.

- Да, - не выдержал Альдо. - Граф Понти заказал у меня картину. Портрет.

Понти имел недобрую славу. В Тисе и на землях Темече для этого, зачастую, достаточно соблазнить чужую жену, но в Сидонье дурная репутация зарабатывалась нелегко. Здесь изменяли, склоняли силой к сожительству, шантажировали, затевали дуэли с юнцами и неумехами только ради того, чтобы убить их, лгали и клеветали. Альдо заслужил репутацию «скотины» главным образом потому, что избегал этого славного общества. Репутация Понти зижделась на другом. Его боялись.

- Ты и в самом деле поможешь ему заполучить ту девицу? - полюбопытствовал Джанлу. Понти был лакомой целью для его острот, а опасность — граф мог бы легко подослать к любимцу Сидоньи убийц — делала жизнь ярче.

- Граф в любом случае получит ее, - покачал головой Альдо. - Ему не отказывают, и все в окружении означенной дамы это знают. Но по крайней мере он не возьмет ее силой.

Джанлу усмехнулся.

- Возьмет, если решит, что ему этого хочется. Граф, я слышал, из тех, кто любит связывать и стегать плетью. Ты ведь не собираешься провернуть какой-нибудь фокус, друг мой?

До этой минуты Альдо, скорее, подумывал отказаться от работы. Заказы, доставленные с ночной почтой, были часто опасны и почти всегда неприятны. Альдо понимал прекрасно, что граф Понти добьется своего и, не сумев купить прелестную Бианку Понти-Вале, вдову своего племянника, возьмет ее силой. Что бы неи предпринимала Бианка и ее друзья, в конце концов женщина окажется в графской постели. Но Альдо также полагал, что это не его дело. А сейчас, разговаривая с Джанлу, который был немногим лучше графа Понти, обнаружил вдруг, что у него есть идея. Да, идея, и прежде всего понадобится купить белладонну.

* * *

Сидонья славилась своими лавками и торговыми домами, а все, что нельзя было по какой-то причине найти там, покупалось на сельской ярмарке. Раз в несколько недель она устраивалась то на острове Нищих, то на Старом мысе, то на Насыпи — россыпи искусственных островов, связанных между собой широкими мостами. Мама и Джованна любили посещать ярмарки, и Дженевра, хотя ей это не доставляло удовольствия, быстро научилась ориентироваться в, на первый взгляд, стихийном торжище и достаточно бойко торговаться. Конечно, до Джованны ей было далеко, но Дженевра и не собиралась за сестрой гнаться.

Она прошла через ряды, торгующие тонкой шерстью, мимо горшечников, через базар со всякой снедью, от одного запаха которой слюнки текли и живот подводило даже у сытого человека. Дженевра давно уже уяснила, что на вкус здесь все значительно хуже, чем обещают ароматы. Шулера и наперсточники ее также не интересовали.

И мама, и Джованна могли запросто заблудиться на ярмарке, увлеченные ее соблазнами. Дженевра твердо знала, чего хочет. Путь ее лежал в самую дальнюю часть торжища.

Когда-то здесь располагался невольничий рынок, и от тех далеких и варварских времен остался каменный постамент шагов в десять длиной и пять шириной, и высотой примерно по колено взрослому мужчине. Подняться на него можно было по узкой щербатой лестнице. На постамент поднимались желающие устроиться на службу, их придирчиво осматривали, точно рабов или скот, назначали цену, торговались. Это было весьма неприятное зрелище, Дженевре оно претило, но в Сидонье не было иного способа найти себе служанку. Во всяком случае, такую, что работала бы, а не сплетничала или воровала. Дженевра шла мимо выстроившихся в шеренгу девушек, пытаясь угадать их недостатки. Все они были молодые, сильные и… спелые. Простая крестьянская одежда не отличалась скромностью, и потому казалось, все до единой девчонки надеются наняться на службу к какому-нибудь синьору, что оценит их пышные груди и здоровый румянец. Эта мысль уязвила Дженевру. Вспомнились две куртизанки, с которыми Ланти делил постель минувшей ночью, их бесстыдные голые тела и те звуки, что они издавали. Стоило теперь взглянуть на служанку, и перед глазами всплывала яркая картинка: девица в объятьях Ланти, мнущего ее груди, задирающего пышные юбки. Картинка была одновременно возбуждающая и удручающая. Нет, нет, нужно нанять такую девушку, на которую Ланти не посмотрит. Хватит с него и шлюх.

Дженевра дошла до конца подиума и увидела как раз такую девушку: бледную, с огромными глазами, в которых застыло страдальческое выражение. Худыми бледными руками она прижимала к груди узелок с вещами. И все же, несмотря на худобу, она выглядела жилистой и достаточно сильной.

Дженевра уже потянулась к ней, желая узнать цену, но горячая сильная рука схватила ее за талию и притянула к горячему и сильному телу.

- Нет, - дыхание всколыхнуло волосы возле уха и опалило кожу. - Только не ее. Она больна.

Альдо Ланти должен был пугать ее и злить своим грубым и пренебрежительным отношением. Так отчего она испытывает трепет и смутное томление от его прикосновений? Что это за чары?

Собрав все силы, Дженевра оттолкнула мужа и принялась оправлять платье, которое в том вовсе не нуждалось.

- Больна, синьор?

- Да. И лучше бы ей уйти из города.

Голос Ланти прозвучал очень серьезно, даже мрачно. Дженевра удивленно на него посмотрела и обнаружила, что мужчина глядит на бледную служанку напряженно и немного испугано. Потом он перевел этот напряженный взгляд на Дженевру и жутковато улыбнулся.

- Ты очень юна, синьора, и не помнишь этого. Лет пятнадцать назад у нас в Сидонье появились люди с печатью стреги на шее. Тогда заболело и умерло за один день полсотни человек.

- Печать стре… ги? - Дженевра привстала на мысочки, пытаясь разглядеть хоть что-то на лице и шее бледной женщины. Были все основания полагать, что Ланти лжет, желая напугать ее.

Мужчина прижал ее крепче.

- Стрега прикладывает свой палец здесь, - Ланти коснулся ее шеи чуть ниже уха и надавил. - И вытягивают кровь. А дальше уже мор делает свое дело. Идем. Скоро будет дождь.

И Ланти крепко сжал ее локоть, не давая вырваться.

- Но… - Дженевра оглянулась через плечо. - Служанка…

- Оставь. Пусть ее наймом займется Бригелла.

Дженевра не смогла сдержать приступ раздражения.

- Утром он мне передал ваше пожелание, чтобы я сама это сделала.

Ланти хмыкнул.

- Я передумал.

Дженевра замерла, как вкопанная, упирая руки в бока. Родители всегда говорили, что застенчивость, горделивость и вспыльчивость ужасно в ней сочетаются между собой. Это все они списывали на отголоски утраченного магического дара и сокрушенно качали головами.

- Не могли бы вы в таком случае передумать и насчет нашего брака? Я со всей очевидностью не нужна вам.

На память вновь пришла картина, виденная накануне; Ланти в объятиях двух бесстыдных куртизанок, но Дженевра не смогла заговорить об этом. Просто не смогла признаться, что подглядывала. Она застыла, глядя в землю и боясь поднять глаза. Ланти пугал ее, а его репутация… Говорят, однажды он заколол человека за одно критическое замечание о картине. Дженевра перевела взгляд на шпагу у мужчины на поясе. То была даже не шпага — тяжелая и смертоносная эспада, близкая родственница рыцарского меча.

- Нет, - сказал вдруг Ланти. - Тут я не передумаю.

И подхватил Дженевру легко, словно она ничего не весила. Губы у него были безжалостные, жадные. Ничего общего со вчерашним поцелуем на бракосочетании. О, Незримый Мир! Дженевра, кажется, потеряла рассудок. Ее пьянил вкус поцелуев, будоражили руки, лежащие на талии, хоть она и чувствовала, что угодила в капкан. В глазах потемнело. Может, из-за того, что поцелуй был великолепен, а может, просто ее еще ни разу не целовали.

Когда это вдруг закончилось, Дженевра замерла, тяжело дыша. Перед глазами все плыло и качалось.

- Идем, - приказал Ланти голосом, в котором не было и тени страсти, и снова сжал ее локоть.

* * *

Дольче Мартини, взявший на себя нелегкий труд служить биографам всем лучшим людям Сидоньи: и живым, и уже усопшим, - так отозвался о Ланти: «Подлая, легкомысленная скотина, неспособная держаться чего-то одного». Причиной пафмлета послужил резкий отказ: Альдо не собирался писать портрет Мартини, он этого человека на дух не переносил. В отместку почтенный биограф разразился целым ворохом сплетен, и последние полгода становился то заморским шпионом, то любовником Джанлу. Это странным образом создало ему отличную рекламу. И все же, приходилось признать, что кое в чем Мартини прав. Альдо действительно стремительно менял уже принятое решение, правда, только если оно мешало интересной работе. Дела обычно захватывали Альдо стремительно, с головой, и он едва ли мог этому сопротивляться.

Еще вчера он был твердо намерен довести дело до конца. Ночь за ночью подводить свою юную жену к самому краю, пока не получит желаемое. Но теперь это решение было позабыто, и его мыслями завладела картина для Понти. Замысел полностью сложился в голове, заиграл самыми яркими красками. Как всегда бывало в подобном случае, Альдо не мог ни пить, ни есть, ни спать, его не возбуждали в эту минуту женщины. Свинцовый карандаш порхал над голубоватой бумагой, оставляя тонкие, легкие, едва уловимые глазом штрихи. Покатое бедро, примятая подушка, рассыпанные по тонкому льну волосы. Они будут пшенично-золотыми, когда Альдо возьмется за краску.

Не та поза.

Нужно нечто совершенное, полное чистой страсти. Или же наоборот, полное грубого, животного. Что скорее приведет прекрасную Бианку в постель Понти: любовное объятие или животное соитие, грубое и жестокое? Альдо нарисовал пару в объятьях, сплетенную на простынях; женщину, оседлавшую мужчину; женщину на четвереньках, точно сучка в течке. Распластанную под мужчиной и повелевающую им.

Не то. И это не то.

Бианка Понти-Вале никогда не полюбит герцога, там нечего любить. У него нет достоинств, а пороки его неспособны возбудить и отъявленного распутника. Понти мерзок. Значит, Бианку Понти-Вале покорит грубая сила. Она перетерпит это. Зато очень быстро станет одной из самых богатых и влиятельных женщин побережья.

Альдо прикрыл глаза. Ему такое было не по вкусу. Он и сам был когда-то пленником, и потому не выносил, когда ограничивалась чья-либо свобода. Это была единственная причина, по которой Альдо подписал письмо в поддержку Джанлу после его последнего опасного памфлета. Птицы не должны сидеть в клетках. Но Бианке Понти-Вале придется это испытать.

Обычно он предпочитал писать с натуры, но от одной мысли, что придется связать женщину, его мутило. И все же, требовалось зарисовать это: скрюченная, окутанная веревками, с бедрами, разведенными и прижатыми к животу, подвешенная так, чтобы мужчина с огромным фаллосом…

За спиной послышалось аханье. Карандашный грифель сломался, и достоинство Понти, о котором ходили неправдоподобные легенды, было обезображено. Альдо хмыкнул и обернулся.

Невинная, свежая его юная жена смотрела, прижимая руку ко рту и пожирая рисунок глазами. Непонятно было, ужас у нее вызывает изображенная сцена или волнение. На девушке была тонкая, соблазнительная сорочка и парчовый халат, и Альдо похвалил себя. Глаз не подвел его, вещи сидят идеально.

- Что вам нужно, синьора? - Альдо потянулся за ножом и принялся очинять карандаш.

- Я… - Дженевра сглотнула. Взгляд ее метнулся опять к рисунку. - Вы… вы собираетесь… исполнять супружеский долг?

Альдо хмыкнул. Как легко с ней все выходит. Еще пара дней, и юная, невинная, но такая чувственная Дженевра будет вожделеть его, утратив рассудок. А за ненавистью дело не станет. Он, конечно, не граф Понти, но и его любить особо не за что.

- Нет, синьора, - Альдо тронул пальцем кончик карандаша, проверяя остроту. - Не собираюсь.

- Не собираетесь? - переспросила Дженевра, и непонятно, чего больше было в ее голосе: разочарования или облегчения.

- Увы, синьора, у меня работа, - и он кивнул на рисунки.

Дженевра скривилась от отвращения.

- Это мерзко.

- Некоторым синьорам нравится вешать подобное в своей спальне. А некоторым — связывать женщин.

- То есть, - Дженевра нагнулась и подняла разбросанные эскизы, - это вопрос вкуса?

- Именно.

Альдо вернулся к работе, внутренне досадуя. Когда речь шла о по-настоящему важных заказах, зрители его раздражали. Но пусть Дженевра посмотрит некоторое время на рисунки, а потом Альдо передаст ей книгу Джанлу о знаменитых любовниках прошлого. Базиле Мондо выполнил для нее две дюжины весьма пикантных, волнительных и реалистичных иллюстраций.

- Все эти картины ваши, синьор?

- Я работаю, - буркнул Альдо.

- Извините меня.

Шелест ткани за спиной отвлекал и раздражал, и все никак не удавалось поймать нужное выражение лица. Будет ли это паника? Страх и боль? Или путы и беспомощность принесут наслаждение?

- Зачем вы женились на мне?

Альдо бросил взгляд через плечо. Еще слово, он встанет, перебросит девчонку через плечо и вышвырнет из мастерской. Или, подумалось, повалит на постель и овладеет ей.

Нет. Рано.

- Я дорого обошлась вам, - продолжила Дженевра. - Но вы меня не хотите. Вы…

Она осеклась. Должно быть, побоялась выдавать, что подглядывала минувшей ночью. И славно. Значит, она придет еще раз, и Альдо будет, что показать ей. Он поднялся, отложил карандаш, взял Дженевру за теплую руку и подвел к двери.

- Идите спать, синьора. У меня важная работа.

И, заперев за молодой женой дверь, Альдо вернулся к рисунку.

* * *

Утром Дженевру пришел будить не Бригелла, а хорошенькая девушка. Ее румяное, веснушчатое лицо было лишено пудры и иных красок, а золотистые волосы заплетены в простую косу. Только видный в весьма скромном вырезе платья рисунок, украшающий груди девицы, указывал на то, что это не деревенская простушка. Дженевра вспыхнула от гнева. Вчера Альдо Ланти выгнал ее, а сегодня подсунул шлюху! Хорошенькое дело! Днем она будет прислуживать хозяйке, а ночами, значит, обслуживать хозяина?!

- Смеральдина, синьора, - девица присела в реверансе. - Я приготовила воду для умывания. И, синьора, вы желаете с утра кофе или горячий шоколад?

- Вон!

- Синьора? - на лице девицы появилось удивление.

- Вон! - Дженевра запустила в нее одной из подушек, и девица скрылась за дверью.

Плакать хотелось от досады. Дженевра никогда не стремилась замуж, но полагала, если уж такое случится, брак ее будет обыкновенным. Она будет покорна мужу, возможно, найдет в ночах с ним удовольствие — Джованне ведь соитие явно нравилось; она родит детей. Накануне свадьбы она смирилась, что придется отдаться Альдо Ланти. Она не ожидала только одного — пренебрежения. Альдо Ланти предпочел ей работу? Ладно. Для большинства мужчин дело стоит на первом месте, а художники и вовсе — сумасшедшие. Но в первую же ночь — их брачную ночь! - он предпочел общество куртизанок! И это было оскорбительно.

А может… это только что пришло Дженевре в голову. Может быть, Ланти женился на ней из-за проигранного спора? В Сидонье, случается, называют совершенно безумные фанты. Тогда понятно, отчего Ланти не хочет ее. Но в таком случае, пусть брак их будет лишь формальностью, и Дженевра, зная это, будет спать спокойно.

Дженевра оделась, не прибегая к помощи «служанки», заплела простую косу и поспешила наверх, в мастерскую. Непременно нужно прояснить все сейчас и перестать бояться и тревожиться. Уже поднявшись наверх, Дженевра подумала, что дверь может быть заперта, но она оказалась открыта. Должно быть, Бригелла принес поднос с завтраком, и он стоял теперь на столе. Или, кольнуло, это была служанка. Дженевра на мгновение представила, как Ланти тискает эту девицу, а может, овладевает ею по-быстрому, и тряхнула головой. Прочь! Прочь эти мысли! Это все те мерзкие рисунки накануне.

Дженевра перешагнула порог.

Потолок был стеклянный, и комнату заливал яркий солнечный свет, преображая предметы. Виноградины на тарелке казались драгоценными камнями, а шелк сиял чистым золотом. Только Альдо Ланти был прежний. Он стоял перед мольбертом — две кисти зажаты в руке, третья в зубах — и разглядывал работу. Потом выплюнул кисть на ладонь и проворчал:

- Ужасно. Бригелла!

Он обернулся, и Дженевра смутилась, почувствовав себя нарушительницей.

- А, синьора, это вы. Подайте мне орпименто. Там, рядом с вами.

Дженевра замерла, озадаченная, оглядываясь.

- Желтая краска, - пояснил Ланти.

Только теперь Дженевра обратила внимание на второй стол. Он пребывал в изрядном беспорядке, там грудились хаотично плошки с цветным содержимым и баночки с порошками. После залитого солнцем винограда, после хрустального графина с вином, бросающего во все стороны рубиновые блики, они казались такими заурядными, такими невзрачными.

Орпименто. Желтая краска. Дженевра протянула руку к искомой плошке, и вдруг пальцы стиснули крепко, почти до боли ее запястье. Дыхание обожгло щеку и ухо.

- Осторожно. Она очень ядовита.

Дженевра ахнула.

- Ядовита?

- Как многие желтые краски, - улыбнулся Ланти, осторожно беря плошку. - Джаллорино, рисальджалло… Увы, красота опасна.

И он окинул Дженевру таким долгим взглядом, что она покраснела. Конечно, речь шла не о ней, не о ней. Ланти уже отвернулся, занялся краской, а Дженевра все еще ощущала на себе его пристальный взгляд.

Дженевра сменила тему.

- Разве не ваш ученик должен готовить краски?

Ланти отложил стеклянную палочку, которой размешивал краску, посмотрел на Дженевру и улыбнулся.

- Мой последний ученик сбежал где-то с месяц назад. С моей любовницей, моим заказом на лик Силы в Южной церкви и лучшей моей лютней.

Несколько стремительных ударов — по-иному и не скажешь — кистью, и он прищурился, чем-то недовольный. Потом снова посмотрел на Дженевру. Что-то внутри нее сжалось под этим взглядом; сжалось болезненно, предвкушающе.

- Распустите волосы.

- Что?

- Волосы, синьора, - Ланти вновь отложил кисти и подошел к ней. - Цвет не тот, но у ваших волос потрясающая фактура. Косу долой!

Дженевра сглотнула. Под пристальным, напряженным взглядом Ланти она подняла руки и дернула ленту. Коса, раскручиваясь, упала ей на спину. Ланти вдруг одним движением оказался позади нее. Пока он расплетал косу, Дженевра не дышала.

- Роскошные, длинные… тяжелые… - Ланти пропустил ее волосы сквозь пальцы. - Настоящее сокровище.

Дженевра вновь сглотнула.

- Ложитесь на тот стол и свесьте голову, - приказал Ланти.

Глаза Дженевры с ужасом метнулись к широкому дубовому столу. Ланти не стал ждать, пока она послушается или, вероятнее, убежит в панике. Легко подхватив ее на руки, опустил на стол, так что голова оказалась за его краем. Волосы, должно быть, легли на пол. Дженевра зажмурилась, осознав унизительную беспомощность своего положения и близость мужчины. Палец провел по ее шее, рождая томление.

- Это презанятная поза для утех, моя дорогая, - мурлыкнул Ланти. - Она позволяет мужчине достигнуть наслаждения желанным ему способом.

Палец провел по губам Дженевры, и в голове мелькнули смутные образы. Мелькнули — и пропали.

- Тебе не понравится, - тон сменился вдруг, став деловым. Пальцы перебирали пряди волос, путая их, переплетая, укладывая так, как ему угодно.

- Почему? - спросила Дженевра, хотя следовало бы промолчать.

Ланти негромко рассмеялся.

- Я знаю всего нескольких женщин, кому такие игры по вкусу. В действительности же мало кому нравится, когда их используют, точно вещь. Вам, синьора, скорее понравится повелевать.

Это отчего-то смутило Дженевру сильнее, чем положение, в котором она оказалась; чем пальцы, перебирающие и перебирающие ее волосы.

- А вы? - спросила Дженевра, не успев прикусить язык. - Что вам нравится?

- Мне, синьора, нравятся ваши волосы, - хмыкнул Ланти, последний раз коснулся спутанных локонов и отошел. - Замрите.

И Дженевра повиновалась.

* * *

Волосы Дженевры имели цвет карамели, перемешанной с крупицами кофе и нитями золота. Они волнами ниспадали до самого пола, и не было зрелища эротичнее. Альдо еще ощущал их упругость и вес в своих пальцах. Золотые локоны Бианки Понти-Вале, которые предстояло изобразить, вызывали отвращение. Альдо сжал губы в линию, напоминая себе: не он должен вожделеть эту девушку. Она. Вожделеть — и ненавидеть.

Он взялся за кисть.

- Синьор… - голос Дженевры прозвучал неуверенно из-за неудобного положения, а может, и еще по какой причине. - Синьор… вы собираетесь… ко-консумировать брак?

- Сейчас?

На щеках девушки вспыхнул румянец. Странная она была, неиспорченная. На его прикосновения и похабные намеки реагировала прелестным смущением. Она была прекрасна, и Альдо пришло в голову, что он знает немало поз, которые на этом столе доставили бы удовольствия им обоим. Пальцы крепче сжали кисть.

- Вы понимаете, синьор, о чем я, - насупилась Дженевра.

- Чего вам не хватает, синьора? Вы в этом доме хозяйка. Я нашел вам служанку.

- Шлюху, - мрачно сказала Дженевра. - Вы взяли ее, чтобы развлекаться?

- Спасибо за совет, - хмыкнул Альдо. - Непременно воспользуюсь. У вас есть все, синьора, вы можете тратить мои деньги, и ничего мне не должны. Вам завидуют многие сидонские матроны.

- Вы проспорили?

Это прозвучало печально, тоном, полным при этом обреченной убежденности. Альдо опустил кисть и замер, разглядывая ее.

- Вы проспорили и потому женились на мне? - спросила Дженевра. Взгляд ее снизу вверх, из уязвимого, неудобного положения был напряжен. - Из-за этого вы, маг, вынуждены были взять меня, лишенную силы? Я понимаю, синьор, почему вы не хотите меня…

Кисть выпала и откатилась под табурет. Альдо сделал два шага, склонился, взяв Дженевру за подбородок, и накрыл ее губы. Он целовал девушку медленно, долго, наслаждаясь ее вкусом, а еще больше мыслью, насколько она неискушенна и невинна. Это — а еще та боль, что прозвучала в голосе, — наполнило Альдо нежностью. Никто, кроме него, не целовал эти губы, не подозревал об их податливости, мягкости, о сладости. Никому еще не кружил голову чистый запах вербены и лимонника. Она была чиста и невинна, и это было несправедливо. Просто непостижимо, что ее, такую юную, свежую, нежную и чувственную никто не хочет.

Она — женщина, которую никто не хочет.

Альдо отодвинулся. Дженевра лежала, растерянная, раскрасневшаяся, с губами, припухшими от поцелуев. С горящими глазами. В них были одновременно страх и надежда, и этому трудно было сопротивляться. Альдо сделал усилие, отошел и нагнулся, чтобы подобрать кисть.

- Идите, синьора, и развлеките себя. Мне нужно работать.

- Но… - зашелестела ткань. Должно быть, Дженевра села. - Но, синьор…

- Я не хочу вас! - резко сказал Альдо, и ложь далась ему неожиданно нелегко. - Уйдите. Не досаждайте мне!

Послышался сдавленный всхлип. Потом Дженевра спрыгнула со стола и убежала, с трудом сдерживая рыдания. Альдо замер, глядя на беспорядочно наложенные мазки, орпименто и охра вперемешку. В реальность его вернул треск: кисть сломалась пополам.

Альдо отшвырнул обломки и стремительно подошел к двери.

- Смеральдина! Смеральдина!

- Здесь, синьор, - служанка взбежала по лестнице, глядя исподлобья.

- Пошли во Дворец Наслаждений. Мне нужна Надья.

- Вы… уверены, синьор? - Смеральдина выглядела озадаченной. Она хорошо знала его вкусы.

- Вполне. Надья. И пригляди за синьорой. Она расстроена. Ты отнесла в ее комнату книгу?

Смеральдина потупилась. Под ресницами, впрочем, полыхал огонь неодобрения.

- Да, синьор. Но вы уверены, что хотите… Синьора Ланти…

- Ты хочешь вернуться туда, откуда пришла? - сухо спросил Альдо. Смеральдина испуганно замотала головой. - Тогда иди и проследи, чтобы синьора увидела книгу. И чтобы ночью она пришла сюда.

С этим Альдо захлопнул дверь, закрыл на засов и вернулся к работе.

* * *

Поцелуй был чудесен. Дженевра и не чаяла, что найдется человек, который захочет целовать ее. От нее бежали, точно от зачумленной, боясь, что утрата магических сил - это заразная болезнь. Дженевра давно уже смирилась с тем, что, даже находя ее хорошенькой, мужчины не будут желать ее, не будут ласкать.

«Я не хочу вас».

Дженевра сжала кулаки. Это все похоть. Ей не способны сопротивляться только животные, чей инстинкт — продолжение рода — продиктован природой. Ну и отдельные сидонские патроны. Дженевра вполне может без этого обойтись. Похоть в конце концов омерзительна.

Дженевра медленно разжала кулаки. Нужно забыть об этом. Нужно заняться чем-то. Ланти сказал, она в доме хозяйка. Что ж, для начала Дженевра осмотрит его и изучит все секреты.

Она заплела косу, гоня воспоминания о том, как Ланти касался ее волос, и отправилась осматривать дом. Он был огромен. Множество залов и комнат, и каждый расписан по-новому, по-иному. Дженевра стала уже узнавать манеру Ланти. Пусть комнаты и были разными, их объединяло нечто неуловимое, что нельзя было облечь в слова.

А еще нигде, кроме коридора, не было изображений людей. Зато в избытке было животных: статных горделивых лошадей, охотничьих собак. В одной из комнат по стенам «играли» кошки, сотни изящных, гибких, почти совершенных животных. В другой было множество экзотических птиц, названий большей части которых Дженевра не знала, и подозревала, что все они, кроме павлинов и попугаев, плод воображения художника. Она сделала шаг в комнату, привлеченная пестротой и яркостью красок. И вдруг одна из птиц отделилась от стены и порхнула вниз. Взвизгнув, Дженевра выскочила в коридор и захлопнула дверь. О, Боги! Живая!

Теперь Дженевра осматривала дом осторожнее. Как знать, что еще тут можно встретить? Комната за комнатой, она прошла, пытаясь запомнить расположение помещений, но все было слишком ярким и путалось в голове. Наконец, устав, Дженевра решила зайти в последнюю на сегодня комнату. Это оказалась библиотека.

Дженевре приходилось посещать публичную библиотеку при соборе Новой Святости, но та, кажется, была в разы меньше. В дальнем конце комнаты было прорезано огромное окно, забранное желтыми и зелеными стеклами, а все остальные стены скрывались за шкафами. Здесь были сотни книг, возможно — тысячи. Настоящее богатство! Хотя уже больше десяти лет назад синьор Браво изобрел печатный станок, устройство, позволяющее производить любое количество книг, не прибегая к услугам переписчиков или магов, они были все еще дороги. Синьор Браво ревностно охранял свой секрет; говорят, дом его походил на крепость. Некоторые книги стоили дороже скаковой лошади, а здесь… здесь… Дженевра провела пальцами по корешкам.

Незадолго до наступления шестнадцатилетия, еще до того, как Дженевра утратила дар, отец подарил ей небольшой томик сказок, переплетенный в шелк и снабженный чудесными иллюстрациями, раскрашенными вручную. Примерно год спустя ту книгу продали. Проклятым не нужны сказки.

Дженевра вытащила книгу наугад. «Третья, в коей трактуется о дорогах, мостах, базиликах и ксистах». Еще одна — о пигментах красок. Рядом справочник трав, томик стихов, собрание памфлетов. Сотни, тысячи книг на сидонском диалекте, на вандомэсском, на роанатском. Руки скользили по корешкам, порой совсем новым, иногда — истертым и надорванным, точно книгу много раз открывали. А потом, должно быть, Дженевра тронула какой-то потайной рычаг — в резьбе на шкафу, или задев одну из книг — и в стене открылся проход, низкий и узкий, так что ей пришлось нагибать голову, чтобы в него протиснуться.

Комната была невелика, и со всех сторон на Дженевру смотрели вороны.