Воровская зона

Глава 2

Уютно устроившись в кресле, Баронин задумчиво смотрел в иллюминатор. Вверху, внизу — повсюду стояла плотная стена белоснежных облаков, и только ровное гудение моторов в какой-то степени нарушало эту иллюзию неподвижности. Впрочем, мысли Баронина были далеко и от этих облаков, и от повисшего в них самолета. Он снова вернулся в прошлое…

Возглавивший группу по расследованию убийства Туманова старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры Владимир Иванович Симаков встретил его прохладно, даже неприязненно. Не забывал важняк старой обиды еще с девяносто первого, когда честь и совесть эпохи уже дышала на ладан, Баронин чуть было не поставил крест на его гладко катившейся в гору карьере. Они вели тогда дело племянника секретаря обкома партии, застрелившего на охоте приятеля. Не почуял тогда прожженный интриган новых веяний и буром попер на Баронина, не желавшего списывать труп на случайно произведенный выстрел. Но Горбачев уже подписал указ о запрещении компартии, и карты легли совсем в другом раскладе…

Новая волна чуть было не накрыла Симакова с головой. Но, будучи отличным пловцом, он все-таки выплыл. И Баронин, с которого очень быстро сошла вся послефоросская эйфория, не очень-то удивился, снова увидев на одном из кабинетов прокуратуры так хорошо ему знакомую фамилию. Конечно, теперь Симаков работал несколько иначе. И если и тянул воз в сторону начальства, то делал это ненавязчиво.

— Как успехи, Александр Константинович? — холодно поблескивая стеклами очков, сразу же приступил к делу Симаков, едва Баронин уселся напротив. — Есть что-нибудь новое по найденному на квартире у Бродникова трупу?

— Нет… — покачал головой Баронин. — Кроме того, что по нашим делам он не проходил…

— Плохо, Александр Константинович, — недовольно поморщился Симаков, — время идет, а мы топчемся на месте!

Баронин ничего не ответил. Хотя и мог бы! Ибо со времени убийства Туманова прошло всего-навсего двое суток.

Симаков медленно, словно подчеркивая значимость совершаемого им поступка, вытащил сигарету из лежавшей перед ним пачки и неторопливо щелкнул зажигалкой.

— Вы знаете, — выпуская дым, проговорил он, слегка прищурив глаза, отчего они показались Баронину еще злее и подозрительнее, — что вчера руководству звонил сам господин Затонин и просил сделать все возможное для быстрейшего расследования преступления?

— Нет, не знаю, — равнодушно покачал головой Баронин. — Я хорошо знаю другое!

— Что же? — снисходительно посмотрел на него Симаков, чувствуя, что инициатива пока у него.

И Баронин решил на холодность отвечать иронией. Оружием еще более страшным и разящим куда сильнее. Если у Симакова сейчас и было преимущество в положении, то в профессионализме он мог дать ему приличную фору.

— То, — улыбнулся он, — что это только убийства совершаются по заказу, а их расследование зависит от несколько иных причин… И это, — после небольшой паузы закончил он, — известно любому специалисту…

Получив оплеуху, Симаков закусил губу. Но вступать в дебаты с лучшим профессионалом области не стал. Решил достать его с другой стороны. Сделав вид, что не заметил иронии Баронина, он все тем же выдерживающим дистанцию тоном спросил:

— Надеюсь, вам известно, что Бродников являлся особой, весьма приближенной к Каткову?

Боронин пожал плечами. Еще бы не известно! Как-никак близкий друг и руководитель третьей по своей силе группировки в Николо-Архангельске.

— Да, конечно…

— Так в чем же дело, Александр Константинович? — слегка повысил голос Симаков, собирая морщины на высоком лбу. — Почему никаких мер не принято?

Снова перехватив инициативу, Симаков пошел в атаку, и со стороны теперь могло показаться, что опытный учитель отчитывает нерадивого ученика, забывшего вдруг таблицу умножения.

Но на мякине Баронина провести было невозможно. И он, прекрасно понимая, что имеет в виду Симаков, прикинулся удивленным.

— А какие я должен принимать меры?

— Как это какие? — с таким изумлением уставился на него Симаков, словно увидел его впервые в жизни. — Надо провести с Катковым соответствующую работу и как следует нажать на него! Неужели не понятно?

— Нет, — покачал головой Баронин, — не понятно! Да и как я могу давить на Каткова, не имея на то никаких оснований? Его отпечатков, насколько мне известно, мы не нашли нигде!

— Да ты что, Баронин, — удивленно улыбнулся Симаков, переходя наконец на «ты» и даже забывая о выбранной им дистанции, — маленький, что ли? Или первый год замужем? Как я могу давить на него! — насмешливо и в то же время зло передразнил он Баронина. — Это уж твое дело как! А мне нужны результаты! Ты понял меня? Ре-зуль-та-ты! — по слогам произнес он.

Но Баронина своими насмешками ему было уже не пробить. Хорошо зная, с кем он имеет дело, он и не подумал поддаваться ни на какие уговоры. И, глядя Симакову в глаза, он холодно произнес:

— Иными словами, вы, ответственный работник прокуратуры, приказываете мне нарушить закон? Да, Катков вор в законе, но для меня это еще не основание ставить вне закона его самого!

— Да ты что несешь, Баронин? — задыхаясь от злости, прошипел Симаков. — Я тебе приказываю нарушать закон? Я тебе советую заняться преступным авторитетом Ларсом, только и всего!

С трудом сдержавшись, Симаков вытащил из пачки новую сигарету и сердито щелкнул зажигалкой. И весь его оскорбленный вид говорил сам за себя.

Черт бы взял этого слюнтяя! Дело, можно сказать, в шляпе, а он в мораль играет! А ведь поработал, кажется, в милиции!

Баронин молчал. Отвечать ему было нечего. И он прекрасно понимал, что по-своему Симаков прав. Любой опер начал бы плести паутину вокруг Каткова, и вряд ли бы с ним в таких обстоятельствах стали бы миндальничать! Вор должен сидеть в тюрьме! Так вещал Высоцкий-Жеглов.

А Симаков, видя невозмутимость своего давнишнего врага, разозлился уже по-настоящему.

— Скажу вам откровенно, Баронин, — закашлявшись от дыма, уже в полный голос проговорил он, — мне не нравится ваше настроение! Вместо того чтобы говорить о деле, мы ведем какие-то детские разговоры о нравственности!

Он помолчал и, сделав еще несколько глубоких нервных затяжек, уже с плохо скрываемой неприязнью закончил:

— Если так пойдет дальше, мне вряд ли понадобится ваша помощь!

Баронин неожиданно усмехнулся. И глядя на позеленевшего от злости и ненависти Симакова, спросил:

— Слушай, а может, ты больше боишься того, что я раскручу это дело? А? Ведь Туманова заказали не марсиане, а люди из его ближайшего окружения! Хоть это-то тебе, надеюсь, известно! И вот что я тебе еще скажу, — продолжал он, брезгливо глядя на важняка, — я найду убийц Туманова в любом случае! И тогда мы с тобою поговорим! Как тогда, в девяносто первом… Не забыл еще?

Да, это был уже удар ниже пояса, но Баронин сознательно нанес его. Он знал, с кем имеет дело, и понимал, что обжегшийся однажды на молоке Симаков будет теперь дуть и на воду… И тот, несмотря на всю свою ненависть к сидевшему напротив него человеку, понял, что зашел далеко. К тому же он очень боялся выдать себя, ибо определенные инструкции в отношении Баронина все же получил.

— Ладно, Александр Константинович, — к великому удивлению Баронина, ожидавшему от него новой истерики, примирительно проговорил он, — погорячились и будет! Нам надо думать, как быстрее раскрутить это дело, а не ругаться! И я очень надеюсь услышать от вас что-нибудь интересное уже в самое ближайшее время!

Но Симаков и здесь остался Симаковым. И чтобы хоть как-то унизить Баронина, он, не прощаясь с ним и даже не обращая на него уже внимания, принялся подчеркнуто внимательно изучать лежавшие перед ним на столе документы.

И направлявшийся к выходу Баронин был, надо заметить, весьма озадачен внезапной капитуляцией Симакова. Да еще в такой ситуации, которая давала ему известные преимущества. Кто знает? Может, он и действительно добивался отстранения Баронина от следствия?

Задумавшись, Баронин и не заметил, как доехал до управления. А дальше случилось непредвиденное… И кто знает, как развернулись бы дальнейшие события, не обрати Баронин внимания на стоявшую у входа в управление симпатичную девушку лет двадцати трех в красивой черной кожаной куртке и таких же брюках, вытиравшую слезы.

— Что случилось, девушка? — мягко спросил он, подходя к ней.

Та, испуганно вздрогнув, подняла голову.

— Боитесь зайти? — улыбнулся Баронин.

— Куда? — не поняла та.

— Как куда? — продолжал улыбаться Баронин. — Сюда! — И он указал рукой на вход.

— Я уже там была, — с безнадежностью в голосе ответила та.

— И что же, не помогли?

— Нет, — покачала та головой.

— А что у вас случилось? — скорее уже по инерции поинтересовался Баронин, полагая, что девушка обратилась в управление по какому-то пустяку.

— Пропал человек… — едва слышно проговорила девушка, и на ее глазах снова появились слезы.

— Как так пропал? — удивленно переспросил Баронин.

Впрочем, удивлялся он не столько тому, что пропал человек, а тому, как легко от нее отделались в дежурной части.

— Назначил мне встречу и не пришел… — всхлипнула девушка.

Баронин едва сдержал улыбку. Похоже, здесь все объяснялось гораздо проще. Обыкновенное динамо…

— Ну, — весело проговорил Баронин, — это еще не причина, чтобы сразу идти в милицию!

— Он не мог не прийти, — размазала слезы ладонью девушка, — ведь он специально вызвал меня из Дальнегорска!

— Так он не из нашего города? — уже понимая причину отказа, спросил Баронин.

— Нет, — покачала головой девушка, — он тоже оттуда! А они, — кивнула она в сторону управления, — даже фотографию смотреть не стали! Ищите, говорят, — голос ее задрожал, — своего Володю у какой-нибудь местной красотки…

— А можно я взгляну на вашего Володю? — попросил Баронин. — Вдруг да видел где-нибудь случайно!

Девушка поспешно открыла черную сумку из красиво выделанной матовой кожи и вытащила из нее фотографию.

— Вот, — протянула она Баронину снимок, — смотрите! Володя слева!

Улыбаясь, Баронин взял снимок, и в следующее мгновение улыбка сбежала с его лица. На сделанной явно на каком-то загородном пикнике фотографии рядом с этим Володей стоял тот самый парень, чей труп был обнаружен на квартире Бродникова. Ничем не выдав своей заинтересованности, Баронин положил на хрупкое плечо девушки свою тяжелую руку.

— Как вас зовут?

— Рая…

Он привел девушку к себе в кабинет и сварил кофе. Сделав несколько сандвичей с сыром, взглянул на нее.

— Прошу вас!

— Ой, спасибо! — благодарно посмотрела на него Рая. — А то я с утра сегодня ничего не ела!

— Ладно, угощайтесь!

Пока девушка ела, Баронин молча смотрел на нее. Боже, насколько все зависит от случая! Задержи его Симаков еще хотя бы на минуту, и он вполне мог бы никогда не встретить эту Раису с бесценной для него фотографией!

Он уже составил об этой девушке определенное представление. Проста, не очень образованна, легковерна…

Тем временем Раиса, разобравшись наконец с последним бутербродом, вопросительно посмотрела на Баронина, как бы призывая его задавать вопросы.

— Начните, Рая, с вашего знакомства с Володей! — улыбнулся он, хотя ему совсем не было так весело, как он старался показать девушке. Вполне могло статься так, что ее Володи тоже не было уже в живых.

Он включил магнитофон. Заметив тревогу в глазах девушки, успокоил:

— Так надо!

Девушка понимающе покачала головой. Что ж, раз надо, так надо! И, волнуясь, начала свой несколько несвязный поначалу рассказ. Впервые в жизни она исповедовалась чужому человеку, да еще работнику милиции, о которых судила по кормившимся в их столовой обэхаэсовцам, грубым, наглым и бестактным.

За пять минут Баронин услышал всю нехитрую историю Раиной любви. С Володей она познакомилась полгода назад, когда он, воевавший на стороне федеральных сил в одной из элитных спецназовских частей, вернулся из Чечни. В одном из боев он попал в чеченский плен и каким-то чудом сумел бежать. Но свои встретили Володю еще хуже чужих. Его обвинили в дезертирстве, и потянулись бесконечные допросы и очные ставки. Правда, доказать так ничего и не смогли. Расстались с ним отцы-командиры совершенно по-русски, не только не поблагодарив за службу, но и забыв выплатить все, что ему причиталось по контракту. И прошедший все муки ада, Володя озлобился на всех и топил свою боль в том самом разливанном море, в котором чаще всего и ищут забвения в подобных случаях. Заливал он свое горе в том самом кафе, где работала поварихой Раиса. Они стали встречаться. Забота и любовь Раи сделали свое дело. Володя все реже и реже заглядывал в бутылку, а потом и вовсе перестал пить, устроился на какую-то солидную фирму охранником. И сразу же начал усиленно тренироваться, обретая день ото дня былую спортивную форму. Вскоре он даже вызвал к себе двух своих друзей по спецназу. И одним из них и был изображенный на привезенной Раисой в Николо-Архангельск фотографии Юра, начавший работать вместе с Володей. А тот продолжал радовать Раю. В доме появился достаток, красивые дорогие вещи, хорошая еда. Потом они переехали в купленную Володей прекрасную трехкомнатную квартиру в престижном районе города, приобрели иномарку и зажили счастливой семейной жизнью. Правда, сам Володя стал часто ездить в командировки, продолжавшиеся от одной до двух недель.

Дней десять назад он также уехал в командировку. А три дня назад вызвал ее из Николо-Архангельска, откуда они намеревались вылететь во Владивосток и совершить круиз по Юго-Восточной Азии. Но в назначенный час Володя почему-то не только не встретил ее, как обещал, в аэропорту, но даже не появился и на следующий день!

— Когда он звонил вам? — спросил Баронин. — Постарайтесь вспомнить точно!

— Сейчас скажу, — уже забыв про обиду, наморщила лоб девушка. — Он мне звонил… позавчера в… половине десятого вечера… И сказал, чтобы я прилетала в Николо-Архангельск…

Баронин покачал головой. В этот день на квартире Бродникова был убит Юра, а на следующее утро совершено покушение на Туманова.

— А как вы намеревались попасть в Юго-Восточную Азию? У вас были путевки?

— Нет, мы собирались купить их во Владивостоке… Ведь сейчас это очень легко сделать…

— И он не пришел?

— Нет! — Голос Раисы снова задрожал. — Сначала я думала, опаздывает, но утром испугалась! Не мог он не прийти, если обещал!

Баронин понимающе покачал головой. Хотя имел на этот счет свое, весьма отличное от Раисиного мнение. Он-то хорошо знал, как отчаянно умеют гулять не только свободные, но и связанные брачными узами мужчины. Но разочаровывать Раису не стал, поскольку ее ждало, по всей видимости, куда более страшное разочарование.

Заметив в его глазах недоверие, Раиса с самым настоящим отчаянием вдруг прокричала:

— Да поймите вы, Александр Константинович! Зачем ему еще кто-то? Ведь он любит меня!

Баронин с трудом сдержал улыбку. Что и говорить, довод был неотразимый!

— Скажите, Рая, — отходя от этой скользкой темы, спросил Баронин, — Володя ездил в командировки один?

— Я не знаю…

— А вам никогда не приходило в голову, — прищурился Баронин, — откуда у него появилось все это благополучие?

— Нет… — пожала плечами Раиса, — но он очень хорошо зарабатывал в фирме…

— А сколько стоит ваша трехкомнатная квартира?

— Около сорока тысяч долларов, кажется… — неуверенно ответила девушка.

— Кажется! — усмехнулся Баронин. — С зарплатой охранника надо работать на такую квартиру сорок месяцев, но при этом не есть и не пить…

— Да, — вскинула на Баронина глаза девушка, — я спрашивала его об этом!

— Ну и что же?

— Он мне сказал, что фирма помогает своим сотрудникам и он будет понемногу выплачивать долг!

— Хорошая у вашего Володи фирма! А дорогие подарки после командировок? Откуда они? И на что куплены?

— Володя говорил, что это подарки тех людей, к которым он ездил… — уже совсем растерянно проговорила Раиса, до которой начинало доходить, что деньги с небес на охранников не сыплются. — И он… не будет меня обманывать!

— Не будет, — вздохнул Баронин, которому предстояло перейти к самому печальному.

Он достал из стола несколько снимков и протянул их Раисе, с испугом смотревшей на него.

— Вы кого-нибудь узнаете из этих людей? — спросил Баронин, с жалостью глядя на девушку.

Зрелище было не для слабонервных. Увидев труп Бродникова, Раиса вздрогнула и недоуменно взглянула на Баронина.

— Смотрите, Раиса, смотрите! — грустно покачал головой тот.

С трудом преодолевая страх, Раиса просмотрела еще несколько фотографий и вдруг в ужасе воскликнула:

— Боже мой, ведь это Юра!

Потрясенная увиденным девушка в ужасе взглянула на Баронина, и тот поспешил успокоить ее.

— Нет, Рая, — мягко проговорил он, — Володи на наших снимках нет!

Девушка слабо махнула рукой и снова зашлась в плаче. На этот раз пришлось давать ей воды. А когда она все-таки пришла в себя, Баронин продолжил теперь уже по сути дела допрос.

— В какой фирме работали Володя с Юрой?

— Я не знаю… Он никогда не говорил…

— Как зовут третьего их товарища?

— Не помню… Володя как-то сказал, что они не сработались и потом никогда не упоминал его…

— Вы можете назвать еще какие-нибудь имена, известные вам из разговоров вашего жениха?

— Нет… Он никогда никого не называл по имени, даже когда говорил по телефону!

— А где жил этот Юра?

— Я не знаю… Кажется, снимал квартиру. Насколько я поняла, задерживаться в нашем городе он не собирался…

— У него был кто-нибудь?

— Где? — недоуменно взглянула на Баронина Раиса.

— Я имею в виду любовницу!

— Нет, не знаю…

— А вы кому-нибудь говорили о Володе здесь, в Николо-Архангельске?

— Нет, — покачала головой та. — Да и кому мне говорить? Ведь я никого здесь не знаю!

— Я думаю, — внимательно посмотрел на девушку Баронин, — вам все же лучше сейчас уехать из города… Нам вы уже помогли, а для вас… будет лучше…

— Нет! — твердо ответила Раиса. — Никуда я отсюда не уеду!

Баронин в душе порадовался за нее. Все правильно, жены познаются только в беде, а не тогда, когда получают в подарок трехкомнатные квартиры.

— Что ж, — пожал он плечами, — дело ваше… Но о Булатове и его приятеле никому ни слова! И хочу вас предупредить, что следствие может затянуться надолго…

— Ну и пусть! — все с той же решимостью упрямо тряхнула головой девушка.

— А где думаете жить?

— Сниму комнату…

— Деньги у вас есть?

— Да, — быстро ответила девушка.

— В таком случае давайте возьмем номер в гостинице… Хотите?

— Да…

Баронин быстро набрал номер «Дальнего Востока» и, услышав знакомый женский голос, сказал:

— Добрый день, Олечка! Баронин… Что? Да, спасибо, ничего! У вас найдется номер для одной моей знакомой? Есть? Спасибо! Сейчас она приедет!

Проводив девушку, Баронин направился к шефу. Внимательно выслушав подчиненного, Турнов поморщился.

— Только нам еще Дальнегорска не хватало! Ладно, что-нибудь придумаем! Поначалу надо найти хоть какие-то концы здесь… А ты твердо уверен, что эта особа больше ничего не знает?

— Да, — кивнул Баронин. — Да и какой ей смысл что-то скрывать? Ведь она любит этого парня…

— Ну-ну! — прикуривая, не очень-то доверчиво кивнул головой Турнов. — Пусть любит! А ты мне лучше сейчас расскажи, что у тебя с Симаковым?

— Ничего, — пожал плечами Баронин.

— Как это ничего! — вспылил вдруг Турнов. — А чего же он мне жалуется на тебя?

— У нас разные с ним методы работы, — поморщился Баронин.

Турнов внимательно посмотрел на подчиненного. Ситуация была щекотливой.

— Послушай, Саня, — повысив голос, прогремел Турнов, — ты меня удивляешь! Чего тебе не понятно? Брод человек Ларса и вряд ли работал с Тумановым на свой страх и риск! И сдается мне, что это самая обыкновенная разборка! Что-то не поделили, и вот результат…

— Ну да, — насмешливо проговорил, воспользовавшись паузой, Баронин, — не поделили! И наняли киллеров!

На Турнова выпад Баронина не произвел ни малейшего впечатления.

— А откуда ты знаешь, что они наняли их? Ведь ты мне еще не доказал, что этот самый Булатов убил сначала Брода, а потом пристрелил и Туманова! Или я ошибаюсь?

— Пока не ошибаетесь, — пожал плечами Баронин.

— Вот что, — продолжал Турнов, которому не очень-то понравилось так к месту вставленное Барониным слово «пока», — никто тебе на запрещает раскручивать этих парней! Но прежде чем лезть в Дальнегорск, надо и своих потрогать! И потом, Саня, — несколько сбавил тон начальник, — ты должен понять и меня, как-никак убит мэр и на меня давят со всех сторон! Аж из Москвы звонят!

Баронин молчал. Да и что он мог возразить? По-своему Турнов прав. Не им выдуманы законы той игры, в которую они играли.

— Так как, Саня? — испытующе взглянул на него Турнов. — Я могу на тебя надеяться?

— Нет, — покачал головой Баронин, — я на это не пойду… Ведь в случае чего Симаков в первую очередь отыграется на мне! А он, — почти весело добавил Александр, — давно ждет такого случая! Да я и так раскручу это дело, Павел Афанасьевич!

— Ну и черт с тобой, — неожиданно спокойно подытожил Турнов. — Раскручивай, как знаешь! Если успеешь! Симаков уже намекал мне о твоем несоответствии…

Баронин откровенно рассмеялся.

— Смейся, смейся! — не очень-то весело улыбнулся хорошо понимавший подчиненного Турнов. — Интересно только, кто из вас будет смеяться последним…

Он закурил очередную сигарету и уже совсем по-свойски улыбнулся:

— Совесть вещь, Саня, хорошая, но не всегда по ней получается… Тот же Туманов! И «деловой», и передовой, а пятьдесят штук в сейфе! Вот тебе и совесть! Кстати, мэрия определила большую премию за раскрытие убийства своего шефа, каким бы сенсационным оно ни оказалось! Так что смотри!

Вернувшись к себе, Баронин вызвал Варягова.

— Вот что, Игорь, — сказал он, когда тот незамедлительно явился на его зов, — бери этот снимок, — он достал из сейфа взятый у Раисы снимок, — и за работу!

Взглянув на фото, Варягов высоко поднял сразу обе брови:

— Убитый у Бродникова?

— Да, — кивнул Баронин, — Юрий Звонарев… А справа от него Владимир Булатов! Неделю назад они прибыли в Николо-Архангельск. Звонарев был убит, а этот самый Булатов почему-то не явился на встречу со своей невестой, им же вызванной в наш город!

— А зачем?

— После трудов не совсем праведных, — усмехнулся Баронин, — собирался этот Володя покататься по Юго-Восточной Азии…

— Хорошо, Александр Константинович!

— Тогда вперед!

Проводив Варягова, Баронин подошел к окну и долго смотрел на раскинувшийся за зданием ГУВД огромный парк. Было пасмурно, и с неба с самого утра сыпалась мелкая водяная пыль. Не очень-то весело было и на душе у самого Баронина. Да, начало клубочка у него в руках, вот только дадут ли ему покатить этот клубочек дальше и добраться до заветного яйца, в котором таилась Кощеева смерть?

Самолет наконец-то вырвался из облачности, и в иллюминатор сразу же ударило яркое солнце. Но Баронин уже не видел его. Он крепко спал…

Проходя мимо такой памятной для него «четверки», Катков не удержался и попросил одного из сопровождавших его вертухаев открыть ее. Удивленно взглянув на напарника (в «четверке» было собрано сплошное бакланье), он, громыхнув связкой ключей, открыл тяжелую дверь камеры. В коридор сразу же ударила тяжелая волна человеческих испарений, исходивших от двадцати давно не мытых тел. Увидев входящего в «хату» Каткова, камера недовольно загудела.

— Что вы, с ума там посходили, что ли? — прохрипел лежавший на размещенной аж на третьем ярусе шконке долговязый парень с длинным шрамом на лице. — И так дышать нечем, а вы все подсовываете да подсовываете! Да еще такого громилу!

— Заткнись! — рявкнул на него открывший дверь вертухай, нерешительно поглядывая на Ларса, и тот попросил закрыть за ним дверь.

И когда, к огромному удивлению камеры, его просьба, весьма смахивавшая на приказание, была исполнена, в ней установилась напряженная тишина. А что, если этот, судя по всему, крутой авторитет пришел на разборку по просьбе кого-нибудь из обиженных? Ведь обижали в этой камере многих и чаще всего незаслуженно…

Но погруженный в воспоминания Ларс не замечал ни устремленных на него напряженных взглядов обитателей «четверки», ни закладывавшей уши страшной смеси, заменявшей в ней воздух, ни даже отчаянного храпа, долетавшего со шконок.

В тот вечер здесь все было иначе… Горели на столе свечи, и в их неверном свете на стенах дрожали тени. А их было всего четверо… Он сам, Виталик Куманьков и известные воры в законе Валька Ростовский и Юра Урал. Первым слово держал Куманьков. Не впадая в патетику, он тем не менее довольно ярко обрисовал образ кандидата и зачитал присланную великим Антикваром маляву, в которой тот давал Ларсу самые лестные для него характеристики и выражал надежду, что высокое собрание по достоинству оценит недюжинные дарования его «племянника».

И оно оценило. Возражений против «возведения в сан» не последовало, и после того, как они все вчетвером символически скрестили руки, Катков дал клятву на верность воровской идее. Во время коронования ему дали и новую кличку — Веня Восточный, под которой он и вошел в элиту воровского мира России…

Катков вздохнул: да, много воды утекло с того знаменательного дня… и крови… И сейчас из той великолепной четверки в живых оставались только двое: он сам и томящийся в американских застенках Куманьков…

Громкая ругань в коридоре вернула Каткова в вонючую камеру. А когда он, так и не проронив ни слова, вышел из нее, один из вертухаев не выдержал. Приоткрыв дверь, он вполголоса сказал:

— Это Ларс!

И сразу же в камере поднялся восторженный гам, бакланье было весьма довольно, что и им удалось, пусть и таким странным способом, лицезреть знаменитого авторитета. А лежавший на третьем ярусе парень со шрамом незаметно для других быстро перекрестился. Какая-то неведомая ему самому сила удержала его от обычного «выступления» при виде новичка. И теперь ему даже думать не хотелось о том, что бы с ним было, задень он Ларса…

Тем временем сам Ларс уже был доставлен в специально оборудованную стараниями общака «хату» для паханов. Несмотря на стоявшие в ней три шконки, он пока был в ней один. Катков подошел к холодильнику и открыл его. Поужинать было чем! Колбаса, сыр, какие-то маринованные овощи и банки с водой и пивом. Он взял одну из них и уселся на шконку. Открыв банку, он сделал несколько небольших глотков, и пиво сразу же ударило ему в нос. Он утерся и вытащил сигареты. Память снова унесла его в прошлое…

Да, звание вора в законе не только давало ему большие льготы, но и требовало отдачи. Ведь ему предстояло сломать на той зоне, куда он шел, правившего там Хазара, изворотливого как угорь и никогда не останавливавшегося ни перед чем авторитета.

Продвигая его, Куманьков, не только сочетал приятное с полезным, помогая понравившемуся ему парню, просидевшему с ним в камере почти три месяца, но и строил в отношении нового законника далеко идущие планы. Тогда ему позарез были нужны на зонах верные люди, где во весь голос уже заговорили «пиковые» и «апельсины», как называли тех, кто покупал себе звание вора в законе. Хазар был одним из них, и поставленная Ларсу задача была предельно проста: свалить «пикового» и занять его место…

Хазар встретил новоиспеченного законника радушно, и стол согласно законам восточного гостеприимства ломился от угощений. Правда, дружеские речи отнюдь не убаюкали Ларса, и слышал он в них не столько дифирамбы, сколько хорошо спрятанную за славословием настороженность и неприязнь. Хазар имел тонкое чутье и прекрасно понимал, что «братья-славяне» сделают все возможное и даже невозможное, чтобы только уйти его. Но пока за ним стояла сила. Да и цели у него были наполеоновские. Он уже начал создавать огромный рынок наркотиков на Урале и в Сибири и прибирать к рукам связанные с добычей золота и алмазов структуры и банки. И уже на следующий же после застолья день Хазар, с присущими ему осторожностью и хитростью, принялся плести вокруг Каткова тонкую паутину. И уже очень скоро под предлогом увеличения общака за счет торговли наркотой на Дальнем Востоке он дал ему несколько явок в Ташкенте и других среднеазиатских городах. Но когда нарочные прибыли по известным адресам, всех их, не отходя от кассы, тут же повязало местное КГБ! Хазар никогда не мелочился в крупных делах и до ментов опускаться не стал… Он же с помощью подручных «кума», которого он уже не то чтобы подкармливал, а просто содержал, и пустил слух о том, что именно Ларс стучит в уголовку. Слух по понятиям зоны страшный. Особенно если учесть, что отношение к начавшему наводить на ней «новый порядок» Ларсу было весьма прохладным. Еще бы! Он молотил каждого мужика, пившего с утра водку и не выходившего на работу, требовал исполнения воровского закона от распущенных донельзя воров, сурово наказывал за беспредел. Одним словом, колесо закрутилось, и уже очень скоро почувствовавший, как почва уходит у него из-под ног, Хазар решился на убийство Ларса. Но напрасно раз за разом бросались его шестерки на Ларса. Вооруженный самой обыкновенной палкой от швабры, он продемонстрировал изумленным зекам, что значит работа мастера с шестом! Он устроил самую настоящую бойню, и поддерживающим его авторитетам даже не пришлось вступаться за своего лидера. Покончив с шестерками, Ларс тут совершил набег и на «крест», где в теплой палате с цветным телевизором валялся «больной» Хазар, окруженный заботами своей предательницы-жены. Увидев залитого кровью Ларса и его корешей, Хазар, понимая, что этот дьявол в человеческом облике явился по его душу, до того испугался, что его чуть ли не волоком пришлось тащить к шумевшей на улице братве.

«У тебя, — с презрением глядя на Хазара, сказал тогда Катков, — есть только два выхода! Или ты признаешься в том, что все в Ташкенте подстроено тобою, или будешь сейчас драться со мною вот на этих вот штуках!»

И он швырнул к его ногам остро заточенный стальной прут, на который человека можно было насадить, словно на шампур. Хазар молчал. В его черных глазах не было уже ни хитрости, ни присущей ему наглости. В них застыло выражение животного страха. По сути дела ему сейчас приходилось выбирать из двух предложенных ему видов казни. Как только он признается в содеянном, его разорвет и без того озверевшая при виде крови толпа. Но и драться с Ларсом на стальных заточках у него не было никакого желания. Он уже имел счастье убедиться, как тот владеет ими.

«Ну!» — повысил голос Ларс, поигрывая страшным прутом.

Хазар продолжал молчать.

Ларс сделал к нему несколько шагов. И тот, понимая, что тянуть дальше нельзя, едва слышно выдавил из себя признание: «Ларс… не виноват…»

Первыми к бывшему лидеру с громкой руганью кинулись его же недавние сторонники. Ни Ларсу, ни его гвардии даже так и не пришлось приложить к поверженному королю руку. Через минуту от бывшего «смотрящего» осталась только лужа крови и несколько обрывков одежды.

Со следующего дня положение на зоне резко изменилось. Она стала «правильной», и царивший на ней беспредел исчез. А имя расправившегося с Хазаром Ларса прогремело по всем российским зонам, и отныне он повсюду слыл за «правильного вора». А в девяносто третьем к нему на зону приехал Михаил Петрович Калюжный, один из самых видных предпринимателей Дальнего Востока. Тема была все той же: беспредел и как с ним бороться… Вышедший в отсутствие Ларса на первые роли в Николо-Архангельске Григорий Каротин плевать хотел на все писаные и неписаные законы! Он чуть ли не каждый месяц поднимал проценты поборов и сразу же взял под свой полный контроль недавно открытое Калюжным казино. И оно, обещавшее такие хорошие прибыли, трещало по швам! Помочь ему мог только Ларс, который так или иначе после выхода на волю был обречен на войну с Каротиным.

«Скажу вам, Вениамин Борисович, откровенно, — говорил тогда Калюжный Каткову, — мне не по душе криминализация нашего бизнеса, но, — развел он руками, — ничего другого пока и быть не может! Но я хочу работать, Вениамин Борисович, и у меня грандиозные планы… И в вас я хотел бы видеть даже не столько «крышу», сколько своего компаньона! И поверьте мне на слово, если вести дело нормально, там хватит на всех! И не надо никакого героина или рэкета, мы просто возьмем с вами под контроль торговлю лесом, а этого, уверяю вас, будет достаточно! И если я хоть как-то заинтересовал вас, то я уже сейчас могу поддерживать вашу зону материально… У вас это, кажется, — улыбнулся он, — называется гревом?»

Катков тогда со вниманием выслушал бизнесмена, хотя по сути дела ничего нового тот ему не сказал. От братвы он хорошо знал, что творит сейчас в Николо-Архангельске этот новоявленный князек. И давно уже летели от него в родной город малявы к тому же Клесту с требованием остановить молодца. Но пущенный в ход воровской маховик сразу же забуксовал. Не было в Николо-Архангельске лидера, способного на равных бороться с Каротиным. Клест один не справлялся. А способные объединить воров в один кулак Красавин и Бродников, как и сам Ларс, дотягивали свои сроки. И опьяненный победами и безнаказанностью Каротин во всеуслышание заявил после очередного разгрома Клеста: «Подождите, урки поганые, я всех вас загоню за запретку или на кладбище! Там ваше место!»

Ларс не только выслушал Калюжного, но и пообещал помочь. И тот уехал домой весьма приободренным, а общак колонии пополнился ста тысячами долларов…

А когда Катков вернулся в Николо-Архангельск, мэром был уже Туманов, а Калюжный пребывал при нем в весьма интересной должности советника по экономике…

Неожиданно заскрипели засовы отпираемой двери. Катков поднял голову. На пороге появился молодой парень лет двадцати в шерстяном тренировочном костюме и черных кроссовках. Парень улыбнулся.

— Здравствуйте, дядя Веня!

И по этому домашнему «дядя Веня» до Каткова дошло, кто перед ним! Он поднялся с кровати.

— Ты сын Юры?

— Да! — ободренный тем, что его узнали, закивал тот.

Растроганный Катков подошел к парню, слегка прижал его к себе. В том, что именно сейчас и именно в этой тюрьме он встретил сына «крестившего» его человека, он увидел своего рода знамение…

Баронин проснулся, когда до столицы оставалось еще два часа лета, и сразу же почувствовал голод. Подозвав к себе длинноногую стюардессу, он попросил принести ему яичницу, стакан сметаны и кофе.

Через минуту перед Барониным стоял пластмассовый поднос с дымящейся яичницей. В упор расстреляв Баронина своими мартовско-кошачьими глазами, стюардесса пожелала ему приятного аппетита и медленно удалилась, взволновав при этом значительную часть мужчин.

С удовольствием позавтракав, Баронин посмотрел в иллюминатор. Облачности уже не было, и их «ИЛ» уверенно рассекал окружавшую их ледяную синеву. Там, за бортом, было почти минус пятьдесят.

Но вот все чаще и чаще стали встречаться огромные сине-белые облака. И вместе с этими блестящими в лучах солнца облаками на Баронина снова нахлынули воспоминания…

В тот трагический день телефонный звонок разбудил его в половине седьмого. Бросив взгляд на часы, он поморщился. Если его тревожили в такую рань, то отнюдь не для того, чтобы пожелать ему доброго утра, а скорее это утро испортить!

Испортили ему его и на этот раз. Убит Мишка Лукин, его помощник и друг! Как сообщил дежурный по управлению, его тело нашли на одной из улиц пятнадцать минут назад.

— Жене мы не сообщали! — на всякий случай предупредил дежурный.

— И правильно сделали, — ответил Баронин. — Я сам ей скажу…

Вздохнув, Баронин положил трубку и принялся одеваться. Еще через пять минут он уже летел на своей «девятке» по пока еще пустынным улицам города, не обращая ни малейшего внимания на светофоры.

Он уже несколько отошел от страшного известия, и теперь его мысли крутились вокруг преступления, привычно складываясь в версии. Неужели его убийство связано с этим Поповым? Но ведь, насколько было известно Баронину, Мишка так ничего особенного и не успел узнать. А может, успел? И как раз за вчерашний день? Потому и убрали?

А дело было странным, даже очень странным. Началось оно совсем недавно, в тот самый день, когда они уже было собирались отобедать у Лукина дома, где их ожидали знаменитые Зоины пельмени с грибами. Но до пельменей они тогда так и не добрались. Дежурный по управлению, как всегда, позвонил вовремя!

— На улице Космонавтов обнаружен труп некоего Юрия Николаевича Попова!

Баронин положил трубку и, грустно усмехнувшись, взглянул на приятеля.

— Ну вот и пообедали!

Через пятнадцать минут они вместе с группой экспертов были уже на улице Космонавтов. И перепуганный сосед Попова, заикаясь на каждом слове, рассказал им, как в дверной глазок увидел двух незнакомых ему молодых людей, выходивших из квартиры Попова и показавшихся ему подозрительными. По той причине, что у Попова просто-напросто не могло быть таких молодых знакомых. Но еще подозрительнее ему показалось то, что сам Попов не открыл ему на его отчаянные звонки в дверь и не отвечал по телефону.

Когда оперативники вошли в квартиру, их глазам представилась знакомая до боли в глазах картина: перевернутые вверх дном вещи и висевший на люстре хозяин. Убийцы явно что-то искали. Но, как выяснилось в ходе обыска, так и не нашли. Помимо обнаруженного на кухне тайника, на полу большой комнаты, в которой был убит Попов, был найден ключ, длинная, сантиметров в двенадцать полоска белой стали с замысловатыми зазубринами по краям. Такие ключи сейчас делали к стальным дверям, но к квартире самого Попова он не подходил. И Баронин, вручив ключ Варягову, послал его по мастерским, изготовлявшим стальные двери и решетки на окна и балконы.

Еще через три часа Баронин вместе с Лукиным входил в кабинет полковника Турнова. Усевшись в кресла и подождав, пока шеф исполнит традиционный обряд закуривания, Баронин начал доклад.

Из его рассказа явствовало, что приблизительно в половине двенадцатого дня на своей квартире был убит двумя неизвестными Юрий Николаевич Попов. На первый взгляд, это была самая обыкновенная квартирная кража, правда, с мокрухой. Но самое удивительное заключалось в том, что в тайнике под паркетом у этого Попова было найдено золото и двести пятьдесят тысяч долларов. И эти самые доллары были той же серии, что и найденные у Туманова и Бродникова. В связи с чем напрашивался более чем справедливый вопрос: откуда у уволенного с одного из военных заводов и по сей день официально нигде не работавшего инженера драгметалл и такие большие деньги! Ведь по наведенным уже справкам этот Попов не был ни крупным предпринимателем, ни воровским авторитетом, ни даже преуспевающим «челноком», сновавшим в Китай, Японию и Юго-Восточную Азию! Хотя заграничный паспорт с визой в Южную Корею у него нашли в том же тайнике. Вместе с билетом в Сеул, куда Попов должен был улететь уже через два дня. Как показали соседи, убитый был крайне замкнутым человеком и никто из них не помнил, чтобы у него бывали гости. То же самое показала и жена покойного, с которым она состояла в разводе уже несколько лет.

— Из-за чего они разошлись? — воспользовавшись паузой, спросил Турнов.

— Как это ни странно, Павел Афанасьевич, — усмехнулся Лукин, — но разошлись они из-за пресловутой инженерной бедности!

— Это при двух-то с половиной сотнях тысяч зеленых? — поднял правую бровь Турнов.

— Все дело в том, — пояснил Лукин, — что жена Попова сама была изумлена, услышав о его несметных сокровищах! У Попова, по ее словам, не то что на золото, иной раз на хлеб не было! Да, она много раз пыталась наставить мужа на путь истинный и даже предлагала устроить его в одну из коммерческих структур, но тот был увлечен каким-то очередным фантастическим проектом и работать никуда не пошел!

— Что она подразумевала под его «фантастическим проектом»? — поинтересовался Турнов.

— Он вечно что-то изобретал, Павел Афанасьевич! — пожал плечами Баронин. — Этакий доморощенный Эдисон! Но видели бы вы лицо его бывшей половины, когда она услышала о золоте и валюте! Словно лимон съела!

— Да, — в очередной раз щелкнул зажигалкой Турнов, — интересный инженерик! Прямо-таки Корейко в николо-архангельском варианте! Вот только найдется ли на него Остап Бендер? — насмешливо взглянул он на подчиненных.

— Мы постараемся, Павел Васильевич, — скромно ответил Лукин. — Тем более с минуты на минуту должен подойти Варягов! Чем черт не шутит, может, и приведет нас этот «золотой ключик» к какой-нибудь потайной двери!

— Что ж, — все так же насмешливо кивнул тот, — идите старайтесь!

Стараться им пришлось очень скоро. Едва они успели пропустить по чашечке кофе, как позвонил Варягов и сообщил, что найденный на квартире Попова ключ был специально сработан в мастерской по изготовлению стальных дверей «Крепость» для некоего Валентина Гуляева, проживающего на Портовой улице в доме номер двадцать два. И, заручившись ордером на арест и благословением начальства, оперативники быстро отправились по указанному адресу. Но напрасно они названивали в его бронированную дверь. Никто им ее так и не открыл. И тогда в ход пошел найденный у Попова ключ.

Достав оружие, оперативники осторожно проникли в квартиру. Но все их предосторожности были напрасны. Сопротивляться и уж тем более стрелять в них было некому. Хозяин квартиры, как, впрочем, и его гость, рослый парень лет двадцати пяти с царапиной на лице, спали последним в своей жизни сном за роскошно накрытым столом.

— Я так и думал! — поморщился Лукин.

Баронин кивнул в знак согласия, ибо и он почему-то не сомневался, что они найдут жмуриков. Там, где на кону стояли сотни тысяч зеленых, жизни людей уже не стоили ничего, и концы обрубались сразу…

Когда они вышли на улицу и уселись в машину, Баронин взглянул на Лукина.

— Ты не хочешь прокатиться со мной еще в одно место? — спросил он.

— К Лузе? — усмехнулся Лукин.

— К нему…

Луза, или как его величали в миру, Юрий Сергеевич Хлус, в недалеком прошлом был одним из самых крутых авторитетов Николо-Архангельска. Но года два как отошел от дел по состоянию здоровья. Взял себе небольшое кафе, в котором и хозяйствовал с женой, симпатичной и очень добродушной женщиной, привезенной им с поселения. Год назад какие-то залетные, плохо понимая, что к чему, порешили взорвать кафе вместе с его хозяевами, и если бы не Баронин, вовремя получивший оперативную разработку, сейчас на месте «Дубравы», по всей видимости, красовалась бы воронка…

В «Дубраву» они зашли с черного хода и сразу же наткнулись на хозяина, ковырявшегося в цветочных горшках. На старости лет Хлус вдруг несказанно возлюбил цветы.

— Здравствуй, Юрий Сергеевич! — улыбнулся Баронин.

— О, — поднимая голову от горшков и поворачиваясь, внимательно посмотрел на вошедших тот, — какие гости! Прошу!

И он сделал жест рукой в сторону зала, небольшой, но очень уютной и чистой комнаты, где его супруга кормила посетителей вкусными домашними обедами.

— Да нет, — продолжал улыбаться Баронин, — мы ненадолго…

— Но хоть кофе-то выпьете?

— Конечно! — кивнул Баронин, понимая, что нельзя отказывать пожилому человеку в этом простом знаке уважения.

Удовлетворенно кивнув, Хлус громко произнес:

— Верочка! Принеси, пожалуйста, кофе!

Через минуту в комнате появилась и сама Верочка, дородная пятидесятивосьмилетняя женщина со следами былой красоты на лице и заставленным угощением подносом в руках. И трудно было даже предположить, что эта улыбающаяся радушная женщина в свое время служила приманкой для ресторанных лохов. Схема была проста как мир. Ее снимали, и она везла лоха «на хату», где того уже ждали…

Увидев Баронина, она просияла, ибо хорошо знала, кому была обязана и «Дубравой», и жизнью.

— Добрый день, Александр Константинович! Рада вас видеть!

— Здравствуйте, Вероника Анатольевна! — Баронин обеими руками, к великой радости хозяина, пожал пухлую руку его супруги. — Прекрасно выглядите!

От этой простой похвалы Вероника Анатольевна вся как-то сразу расцвела и, одарив Баронина чисто женской улыбкой, вышла. Хлус налил в маленькие рюмочки коньяк.

— Ну будем здоровы!

Выпив, они минут пять еще покурили, перебрасываясь ничего не значащими фразами, пока наконец Хлус сам не перешел к делу.

— Ладно, Александр Константинович, — усмехнулся он, — давай, что там у тебя!

Надев красивые очки в тонкой позолоченной оправе, Хлус внимательно посмотрел на сделанные на квартире Гуляева снимки. Несмотря на все свое расположение к Баронину, он даже не подумал бы сдавать кого бы то ни было из своих. Если бы не знал, что залетных на него навел Клест. И ему, тонко чувствовавшему людей, никогда не нравился этот Иуда с ножом за пазухой, о чем он много раз говорил и самому Ларсу. Поэтому и сказал, возвращая снимки Баронину:

— Быки Гориллы, — негромко проговорил он и тут же пояснил: — Володьки Обутова, бригадира Клеста…

— Ну что же, — убирая снимки в карман, поднялся из-за стола Баронин, — спасибо, Юрий Сергеевич!

Хлус молча покачал головой.

Уже подходя к двери, Баронин вдруг обернулся и, встретившись с глазами задумчиво смотревшего ему в спину старого вора, спросил:

— А не жалеешь, — он широким жестом руки обвел пространство, — что раньше так не жил?

— Нет, Саша, — поморщился тот, — не жалею! Не той я крови…

— Можно, я сяду за руль? — с каким-то таинственным видом спросил вдруг Лукин, когда они подошли к машине.

— Давай! — с некоторым удивлением взглянул на него Баронин.

Миша включил зажигание и повернул в сторону прямо противоположную его дому.

— Ты куда? — недоуменно спросил Баронин.

— Так, прокатиться, — неопределенно ответил тот.

К великому изумлению Баронина, Лукин привез его на городское кладбище. Оставив машину у входа, он уверенным шагом направился по одной из многочисленных улиц города мертвых. Баронин молча шел за ним.

Шли они долго, минут пятнадцать.

Наконец Лукин остановился около не очень богатой, но аккуратной могилы и кивнул Баронину на надгробье. И тот, посмотрев в указанном ему направлении, встретился с тяжелым взглядом человека с лицом мыслителя, прошедшего все круги ада. Сделанные под портретом надписи гласили:

— В семейном альбоме Попова, — пояснил Михаил, — я видел фотографию, на которой этот самый Крачковский чуть ли не в обнимку снят с хозяином дома за столом. И мне его лицо сразу же показалось знакомым, но вспомнил я его только у Лузы… Ведь здесь, рядом, — махнул рукой Лукин куда-то влево, — похоронена мать Зои. — А когда идешь по кладбищу, то поневоле обращаешь внимание на памятники и снимки. И этого Крачковского я видел, наверно, раз пять. На него только из-за одной эпитафии обратишь внимание! Для всех не признан, для меня велик! Что это? Обычное возвеличивание мертвого или за этим на самом деле что-то стоит?

— Что я могу тебе сказать, — усмехнулся Баронин. — Ты его вычислил, ты и выясняй! Для начала поговори с тем, кто сделал эту таинственную надпись…

— А что с Гориллой? — взглянул на приятеля Лукин. — Будем пасти?

— А смысл? — пожал плечами Баронин. — То, что его направил к Гуляеву Клест, и так ясно как Божий день! Но доказать мы этого с тобой не сможем, если даже и расколем Гориллу…

— Я думаю… — начал было Лукин, но Баронин, рассмеявшись, перебил его:

— И правильно думаешь, Миша! Не сомневаюсь, что и Клест в этом деле только посредник! Вряд ли Попов был наркобароном! Да и за спиной у него нет ни тюрем, ни лагерей. Значит, он каким-то образом делал деньги с хозяевами Клеста! Ну возьмем мы с тобой сейчас Гориллу, и он нам заявит — это в лучшем случае, Миша, — что послал своих ребят на самую обыкновенную кражу! Только и всего! Поэтому поговори сначала по душам с родственниками этого самого, — он кивнул на портрет, — Крачковского! А Горилла от нас никуда не уйдет…

Правда, поработать с тем, или уже, вернее, с той, кто сделала таинственную надпись на могильной плите, Михаилу уже не удалось. Этой же ночью вдова Крачковского была убита у себя на квартире…

— Та-ак, — протянул Баронин, мрачно выслушав вернувшегося из раскручивавшего убийство местного отделения милиции Лукина. — Похоже, нас опередили!

— Ты хочешь сказать… — начал было Лукин, но Баронин перебил его:

— Вот именно, Миша, хочу! Крачковский умер год назад, а его вдову убили в тот самый момент, как только мы с тобой вышли на нее! И о ней никто, кроме нас с тобой, не знал! Значит, нас пасли уже вчера, а возможно, с той самой минуты, как мы начали раскручивать Попова!

— Но это еще не все, Саня… — тихо проговорил Лукин, а когда Баронин взглянул на него, добавил: — Сегодня взорвали Хлуса… вместе с женой…

Баронин потемнел лицом. Понимая состояние начальника, Лукин пожал плечами.

— Если мы и виноваты, то только косвенно…

Баронин поморщился. Косвенно не косвенно! Какая теперь разница, если человека уже не было в живых?

— Что ж, — задумчиво проговорил Лукин, — видно, мы ткнули палкой в змеиный клубок!

— Ладно, Миша, — подвел итог Баронин, — принимайся за работу, но умоляю тебя: будь осторожнее! Сам видишь!

— Вижу! — невесело покачал головой тот.

Все-таки сумел потянуть Лукин за какую-то чересчур тонкую ниточку, ведущую к середине клубка. И ее тут же оборвали вместе с его жизнью…

Не снижая скорости, Баронин буквально за считанные минуты долетел до места происшествия.

Мишка лежал, уткнувшись лицом в траву и широко раскинув руки, словно хотел в последний раз обнять эту, уже ставшую для него чужой землю. С правой стороны застыла огромная лужа крови. По словам эксперта, в него стреляли с метра.

Через полчаса после Баронина на место происшествия прибыло многочисленное начальство. Как-никак, а гибель офицера ГУВД всегда ЧП, какие бы времена ни стояли за окном. И кого только тут не было! Ну и, конечно, журналисты! Эти слетелись как воронье. Все интересно! Когда, за что, почему? Отмахнувшись от одного из них, как от назойливой мухи, Баронин пошел к Турнову.

— Дело Лукина будет вести Гордон, — пожал ему руку шеф. — Он же займется и делом Попова…

Баронин ничего не сказал, но так выразительно посмотрел на начальника, что тот не выдержал:

— Так решили наверху! — с некоторым раздражением произнес он, видя недовольство подчиненного.

Баронин презрительно усмехнулся. Все правильно, если следствие хотели завести в тупик, то его поручали вести именно Гордону! Что он уже неоднократно блестяще и доказывал.

— Не нравится? — повысил голос Турнов.

Баронин не ответил. Да и что говорить? Подобные вопросы решались уже без Турнова, да и ему самому осложнения совершенно ни к чему. И он тоже прекрасно понимал, что кривая от Попова с его четвертью миллиона зеленых выведет не на слесаря, которым при случае так охотно пополняли статистику. Что же касается истины, то… кого она сейчас волновала? Да и стоила она несравненно дешевле…

— Ладно, Саня, — вдруг миролюбиво проговорил Турнов, понимая состояние Баронина, потерявшего не только помощника, но и друга, — не надо сейчас… Потом поговорим! Зайди ко мне, когда… вернешься…

Не успел Баронин отойти от Турнова, как к нему сразу подскочил рвущийся в бой Гордон, низкорослый плотный мужчина лет сорока от роду.

— Здравствуй, Саня! — протянул он ему свою твердую, словно кусок дерева, руку.

Баронин молча пожал ее. Он всегда смотрел на этого честного, но дубоватого парня с некоторой жалостью. Ему бы учителем физкультуры в школе работать, как-никак мастер спорта по акробатике, а не следаком…

— Мне поручено заниматься, — Гордон кивнул на Лукина, — им…

— Я знаю…

— Ты не выбрал бы сегодня времени поговорить со мной?

— Да, конечно, Гена…

— Тогда давай в часик! — бросил взгляд на часы Гордон. — Я как раз приеду вскрывать Мишин сейф!

Баронин безучастно кивнул.

— Давай…

Тем временем эксперты закончили работу, и санитары с носилками в руках направились к Мише. Баронин не был сентиментальным человеком, но и у него на мгновение сжалось сердце, когда они бережно, словно боясь разбудить Мишку, упаковали его в черный целлофановый пакет и уложили на носилки. Дружно взявшись за ручки носилок, они неожиданно легко подняли их и ровным, хорошо поставленным шагом направились к карете «Скорой помощи». На их лицах было написано выражение глубокой скорби, какой они, по всей видимости, уже давно участвуя в подобных ритуалах, не испытывали.

В своей жизни Баронин видел много трупов, но когда увезли Лукина, он все же почувствовал некоторое облегчение, словно тот смущал его. А может, и на самом деле смущал? Ведь мертвые своим присутствием всегда смущают живых…

Шеф, к которому Баронин явился, как ему это и было сказано, сразу же после приезда последнего в управление, молча кивнул ему на стоявшее у его огромного стола кресло. Потом достал из ящика початую бутылку коньяку и две весьма вместительные рюмки из какого-то зеленовато-дымчатого стекла.

— Давай, Саня, — разлив коньяк и поднимаясь со своего места, проговорил он, — помянем Мишку… Он был настоящим мужиком…

Баронин не помнил ни единого случая, когда бы шеф хоть кого-нибудь похвалил, видимо полагая, что хорошая работа его сотрудников есть нечто разумеющееся само собой. Да и сейчас, по сути дела, произнес всего-навсего несколько слов. Но сказал этими словами все.

Он был настоящим мужиком… Добавить было нечего…

Поставив пустую рюмку на стол, Турнов грузно опустился в кресло и достал из лежавшей перед ним пачки сигарету.

— Будешь? — вопросительно взглянул он на подчиненного.

Баронин взял сигарету.

Турнов щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, он выпустил такое огромное облако душистого синего дыма, что на какое-то мгновение Баронин даже потерял его из виду.

— Жене сказали? — спросил Турнов.

— Нет, — покачал головой Баронин, — я поеду к ней сам…

— Да, Саня, — налил еще коньяка Турнов, — не завидую я тебе!

Баронин мрачно усмехнулся. Он и сам себе не завидовал! И сейчас, не моргнув глазом, согласился бы ехать на задержание самого опасного и вооруженного до зубов преступника, лишь бы только не идти с таким известием к Зое.

— Гордон, конечно, не подарок, — как бы между прочим проговорил Турнов, — и ни хера не раскрутит… Но что мы с тобой можем? Ведь у нас ничего нет! Или, — вопросительно взглянул он вдруг на Баронина, — есть? Ведь просто так не убивают!

— Нет, — покачал головой тот, — ничего… У Лукина, наверно, было, но этого, — он вздохнул, — мы уже никогда не узнаем…

Он ничего не стал рассказывать ни о могиле Крачковского, ни о странной эпитафии на ней, ни о еще более странной смерти в ту же ночь вдовы Крачковского. Зачем? От дела его все равно отстранили…

«А может, и хорошо, что отстранили, — мелькнула быстрая мысль. — Потянул бы за ниточку дальше, наверняка улегся бы рядом с другом!» Но ответить себе на этот проклятый вопрос Баронин не успел, поскольку Турнов предложил ему еще коньяка.

— Еще хочешь?

— Нет, спасибо, — покачал головой тот.

— Ладно, иди к себе! — затушил окурок о красивую бронзовую пепельницу в виде свернувшейся змеи Турнов.

Подойдя к двери, Баронин неожиданно для самого себя повернулся. И к своему удивлению, увидел в глазах Турнова совершенно непонятные для него настороженность и отчуждение. Правда, они тотчас же исчезли, и Турнов грустно и в то же время понимающе улыбнулся.

Вернувшись в отдел, Баронин, заметив вопросительный взгляд Берестова, сказал:

— Помянули Мишку…

— Пухом будет ему земля! — вздохнул Берестов.

В этот момент раздался телефонный звонок. Баронин снял трубку и чуть было не вздрогнул от неожиданности. Звонила Мишкина жена.

— Привет, Саня! — услышал он ее звонкий голос.

— Здравствуй, Зоя…

— Вы что там, товарищ начальник, — все так же весело продолжала она, — перешли на казарменное положение? Позови-ка Мишу! Хочу любимого мужа услышать!

— Он… еще не пришел, Зоя… — соврал Баронин.

— А что случилось, Саня? — В голосе Зои послышалась тревога.

— Да есть тут у нас кое-какие проблемы, — не вдаваясь в подробности, туманно ответил Баронин.

— Надеюсь, он тебя пригласил?

— Да…

— Тогда до встречи, Саня! А когда появится мой благоверный, пусть позвонит!

— Хорошо, Зоя… — положил трубку Баронин.

Поговорили…

Едва Баронин успел положить трубку, как в кабинет вошел Гордон вместе с начальником спецканцелярии майором Певцовым. Проверив печать на сейфе, Гордон взглянул на Певцова.

— Вскрывайте!

В течение часа Гордон вместе с Барониным просматривали бумаги Лукина, но ничего хотя бы косвенно имеющего отношение к его гибели, конечно, не нашли. Ничего не дала и его беседа с Барониным.

— Ладно, Саня, — подвел итог беседы Гордон, — будем работать! И у меня к тебе просьба…

— Давай, Гена…

— Я не хочу беспокоить Зою в такой день, но знать, что они делали вчера вечером, мне надо…

— Я сделаю, Гена… Как ты понимаешь, — после небольшой паузы, — грустно усмехнулся он, — мне это самому интересно…

— Спасибо…

Засим они расстались. Вернувшись к себе, Баронин помянул со своими ребятами Лукина и с тяжелым сердцем начал собираться. Пора было ехать к Зое, и спустя пять минут он уже катил к дому Лукиных.

Оставив машину на расположенной недалеко стоянке, он прошелся до дома Лукиных по бульвару. Погода стояла прекрасная. Мягкое осеннее солнце слегка золотило медленно плывущие по прозрачному, как хрусталь, синему небу белоснежные облака.

Гуляющих в этот час на бульваре было предостаточно, в основном старики и дети… Дети копошились в песочницах, строя замысловатые песочные замки и тут же разрушая их, а старики сидели на скамейках с газетами и журналами в руках. И многие из них задумчиво смотрели куда-то мимо раскрытых страниц.

Баронину вдруг с такой отчетливостью представилась безжалостность жизни, что он даже замедлил шаг. И в самом деле? Уходить из жизни тогда, когда только начинаешь понимать ее? Это было страшно. Но еще страшнее, наверно, было бы жить в семнадцать лет с пониманием шестидесятилетнего…

Дверь открыла Зоя, но улыбка сразу же сбежала с ее красивого лица, как только она увидела одного Баронина.

— А где Миша, Саня? — уже чувствуя недоброе, как-то неуверенно, словно уже зная правду, спросила она.

Баронин хотел было что-то промямлить вроде того, что он сейчас будет, но так и не смог. И, глядя Зое в глаза, негромко и трудно выговорил:

— Миша погиб, Зоя…

Странно изменившись в лице, Зоя сделала в его сторону какой-то неверный жест рукой, словно хотела оттолкнуть от себя страшное известие. Но так и не оттолкнув его, стала оседать на пол. Баронин вовремя успел подхватить ее и внес в комнату.

К его удивлению, за столом сидела… Марина, числившаяся в ближайших подругах Зои. Увидев столь неожиданное зрелище и не зная, как себя вести, она попыталась было обратить все в шутку.

— Правильно, Саня, укради ее от мужа! — с не очень-то веселой улыбкой сказала она.

Баронин положил Зою на кушетку и, повернувшись к Марине, попросил с поразившим ее мрачным выражением на лице:

— Принеси, пожалуйста, нашатырь, он в холодильнике! Быстрее, Марина! — добавил он, чувствуя, что та хочет его о чем-то спросить.

Уже встревоженная Марина кивнула и быстро вышла из комнаты. Через несколько секунд она вернулась с длинной ампулой раствора аммиака в одной руке и клочком ваты в другой.

— Ей плохо, Саня? — испуганно спросила она, глядя на все еще безжизненное лицо Зои.

— Да, — хмуро кивнул Баронин, ломая ампулу и вытрясая нашатырь на вату, — ей очень плохо… Погиб Миша…

— Что? — в ужасе воскликнула Марина, побледнев как полотно, и Баронин испугался, как бы и она не упала в обморок.

— Погиб Миша, — нехотя повторил он, осторожно поднося вату к носу Зои, — сегодня ночью…

— А ты, — в глазах Марины все еще продолжал плескаться ужас, — ты был с ним?

— Нет, — покачал головой Баронин, — к сожалению, не был…

Придя в себя, Зоя уселась на тахте и, взглянув на Баронина все еще отсутствующим взглядом своих уже потускневших глаз, попросила:

— Саня, принеси мне сигареты, они на кухне…

Когда Баронин вернулся с кухни, сигареты уже не понадобились. Зоя, зарывшись лицом в подушку, рыдала, а сидевшая рядом с подругой Марина нежно гладила ее по спине.

Баронин вернулся на кухню и закурил. Бедная Зойка! Потерять такого мужа! А Лукины, как он теперь понимал, и на самом деле были счастливы, хотя никогда об этом и не говорили. Они представляли собой почти идеальную супружескую пару, прекрасно понимая и дополняя друг друга. И даже отсутствие детей не могло нарушить царившего между ними согласия. Более того, это несчастье еще сильнее сблизило их. Они и в браке продолжали оставаться одновременно друзьями и любовниками…

— Идем, Саня, — прервала тяжелые раздумья Баронина появившаяся в кухне Марина. — Зоя зовет!

— Ну что же, ребята, — слабо проговорила Зоя, когда они вошли в комнату, — давайте поедим и… — голос ее дрогнул, — помянем Мишу… Ведь вы, наверно, проголодались?

— И еще как! — в первый раз за все это время улыбнулся Баронин, хотя есть ему в этот момент хотелось меньше всего на свете.

Когда они уселись за стол, Баронин разлил водку и поднялся со своего места.

— Зоя, — мягко проговорил он, — я прекрасно понимаю, что слова утешения сейчас мало что для тебя значат, да я и не собираюсь тебя утешать… Но… что поделаешь, Зоя? — тяжело вздохнул он. — Что случилось, то случилось… Давай помянем его и выпьем за все то хорошее, что он в нас оставил!

— Спасибо, Саня, — даже не делая попытки утереть текшие по ее лицу слезы, проговорила Зоя и залпом выпила свою рюмку.

После третьей рюмки наступило расслабление. Что бы там ни говорили, но алкоголь свое дело делал. Почти целый вечер они вспоминали различные истории, случавшиеся с Мишкой за годы его дружбы с Барониным и жизни с Зоей. А со стены, с огромной фотографии, на них смотрел улыбающийся Мишка…

— Послушай, Саня, — воспользовавшись тем, что Зоя вышла за тортом, когда они приступили к чаю, сказала Марина, — у меня есть хороший транквилизатор… Может быть, дать ей? Ведь сама она не уснет…

— Да, конечно дай! — кивнул Баронин.

На шоколадной поверхности сделанного на заказ торта, который Зоя принесла из холодильника, красовалась искусно выполненная белым кремом цифра десять. Именно столько лет она прожила с Мишей… Задумчиво посмотрев на торт, Зоя вдруг взяла ложку и убрала ноль. Баронин поморщился. Да, жизнь продолжала откалывать свои штучки, и день юбилея свадьбы становился первым днем вдовства…

С трудом сдержав слезы, Зоя принялась разливать чай.

Баронин быстро взглянул на Марину и, незаметно для Зои, кивнул. И улучив удобный момент, та быстро опустила в Зоину чашку крупную белую таблетку снотворного.

— Ребята, — попросила Зоя, когда чаепитие уже подходило к концу, — не оставляйте меня сегодня одну, если, конечно, можно… А?

— Да о чем ты говоришь, Зоя? — пожала плечами Марина. — Только мне надо позвонить домой…

И бросив быстрый взгляд на Баронина, она направилась в кабинет.

— Эх, Саня, Саня, — грустно покачала головой Зоя, провожая глазами выходившую на кухню подругу, — такая баба, а ты… Или ты так и собираешься перебиваться бирюком?

— Не собираюсь, — усмехнулся задетый за живое Баронин, которому уже начинала надоедать его холостяцкая жизнь.

— Неужели ты не видишь, что она до сих пор любит тебя? — не выдержав дипломатии, перешла на открытый текст Зоя. — Любит и мучается, как мучилась все эти годы!

— Ты полагаешь? — Баронин внимательно посмотрел ей в глаза.

— Что мне полагать? — уже раздраженно проговорила Зоя. — Имеющий глаза да увидит!

— Ладно, — вздохнул Баронин, — посмотрим…

— Ну смотри, смотри! — с каким-то, как ему показалось, разочарованием посмотрела на него Зоя.

Баронин ничего не ответил и закурил. После той случайной встречи на улице они виделись считанное количество раз. В основном на всевозможных юбилеях у Лукиных. Они никогда не говорили о прошлом, но он не раз и не два ловил на себе красноречивые взгляды Марины. Кто знает, может быть, она и действительно продолжала любить его все эти годы? А он? Сейчас он и сам не мог однозначно ответить даже самому себе. Да и не в его возрасте говорить о любви. «Ты мне нужна…» — другое дело… И ему, насколько он понимал, предстояло выяснять отношения с Мариной целую ночь. А вот с Зоей надо было поговорить уже сейчас.

— Ты меня извини, Зоя… — нерешительно начал он, но та сама закивала головой.

— Не извиняйся, Саня, я понимаю, что это тебе нужно! Я вернулась домой около десяти, Миши не было…

— Он звонил?

— Нет, он оставил записку…

Зоя взяла большую записную книжку, лежавшую на журнальном столике, где стоял телефон, и, вытащив из нее листок бумаги, протянула его Баронину.

«Зоя, — ударил Баронину в глаза Мишкин бисерный почерк, — я ушел по делам. Не волнуйся! Целую, Миша!»

Баронин задумался. Ушел по делам… А стреляли в Мишку с метра. Значит, убил его хорошо знакомый ему человек. На такое расстояние да еще ночью Мишка не подпустил бы к себе никого…

Он хотел было еще о чем-то спросить Зою, но осекся на полуслове. С невыразимым страданием смотрела она на последнее послание мужа, и он, никогда не склонный к патетике даже под влиянием минуты, положил руку ей на плечо и неожиданно для самого себя произнес:

— Я найду этих людей, Зоя! И они дорого заплатят мне…

Зоя слабо кивнула и уткнулась лицом ему в плечо. Баронин поморщился. Дорого заплатят… Слабое утешение!..

Несмотря на выпитую таблетку, натянутые нервы не отпускали, и Зоя просидела еще долго. И только в начале третьего ее наконец сморило.

— Извините, ребята, — устало сказала она, — но меня что-то ведет… Посидите пока одни, а я скоро к вам приду…

Минут через десять Марина осторожно заглянула в спальню. Зоя спала. Чувствуя, что еще немного и она разрыдается, Марина подошла к Зое и, наклонившись, нежно поцеловала ее в висок, там, где едва заметно бился пульс.

— Слава Богу, — взглянула она, вернувшись в комнату, на сидевшего за столом в гордом одиночестве Баронина.

Тот понимающе покачал головой. Ему очень хотелось, чтобы Зоя хотя бы на какое-то время забылась. Ведь самое страшное — похороны — было еще впереди. Марина села за стол и разлила коньяк.

— Ну что, Саня, — взглянула она на Баронина своими потемневшими от так долго скрываемого чувства глазами, — давай за встречу? Давно мы с тобой вдвоем не сидели!

— Давно! — снова покачал головой Баронин.

Выпив, Марина закусила куском торта и взглянула на Баронина.

— А тебе не надо никуда звонить?

— Нет… — покачал головой Баронин. — Не надо… Марина ничего не сказала, но по ее лицу было видно, что она довольна. Баронин усмехнулся.

— Что поделаешь, Саня, в любви мы все эгоисты… Это ведь только ради красного словца так говорится, что счастья на чужом несчастье не построишь! Построишь, Саня, еще как построишь! И чаще всего оно именно так и строится! Да, Саня, — с какой-то светлой грустью проговорила она, — забыть я тебя не смогла, как ни старалась! И все эти годы я только напрасно боролась с собою… Ничего не поделаешь, Саня, я проиграла…

Она замолчала, и на ее глазах выступили слезы, горькие слезы женщины, прожившей всю свою жизнь в пустоте. Баронин, пересев к ней, ласково обнял ее за плечи.

— Глупышка, — посмотрел он ей в глаза, — проиграли мы оба…

И в следующее мгновение их губы слились в долгом, каком-то исповедальном поцелуе, в котором он просил прощение, а она даровала его… Хотя, наверно, в той сумасшедшей стране, что называется любовью, никогда не бывает ни виноватых, ни тем более правых. Любовь свободна, и этим сказано все. И Баронин в который уже раз с грустью подумал о непредсказуемости жизни. Рядом, в соседней комнате, лежала убитая горем женщина, а они были сегодня по-настоящему счастливы, и даже огромное горе Зои не могло затенить радость их долгожданной встречи…

— Наш самолет идет на посадку! — голос длинноногой стюардессы оторвал Баронина от воспоминаний. — Просьба не курить и застегнуть посадочные ремни!

Еще через сорок пять минут Баронин вышел на привокзальную площадь. Столица встретила его неприветливо. Лил проливной дождь. Впрочем, дождь по народным приметам как раз считался хорошим знамением при начинании любого дела. И Баронин, высоко прыгая через лужи, направился к стоявшим в стороне «левакам»…