Восхождение к власти: «италийский рассвет»

Глава девятая. Первый среди равных

Спустя неделю. Госпиталь «Сакро-Фиоре». Рим.

Над прекрасным «Вечным городом» зиждется знамя нового дня. Жаркое солнце выглядывает за долгие серые дни и сияет на небосводе. Руины, развалины и следы боя – всё это устраняется с максимальной скоростью. Команды строителей собираются для ремонта и возведения новых построек. Группы имперских исторических архитекторов готовятся к восстановлению памятников, разрушенных за долгие годы великого кризиса. Уборочные отряды отчищают улицы от тел павших и сгоревшей бронетехники, «прибирая» лик города, сметая с него следы тяжёлой войны.

Тем временем новая власть Рима принимается за реновацию города. Подписаны священные договоры с огромными заводами о поставке стройматериалов для возрождения имперского величия потерянных в вихре кризисов и революции народов. Святые протоколы реформированного суда – Трибунала Рейха теперь связывают Рим новым законом, которому заставили подчиняться. Отныне считается, что град пал не только от прорыва на юге и востоке, а когда благочестивые старейшины из чреды восставших предложили Канцлеру стать их правителем, и сделать Рим – столицей. Всё восстанавливается и тем более госпитали, в которых хлынул поток раненых. Канцлер лично распорядился для начала отправить ресурсы для ремонта социальных заведений и прежде всего больниц.

Пробуждение даётся с жуткой болью и противостоянием организма, который точно взывает к тому, чтобы продолжать лежать на чистой белоснежной пастели, же перебинтованное практически исцелённое тело требует продолжить спать на кровати. Но дух взывает встать. Глаза слипаются от усталости и жажды сна, руки и ноги пока слабо повинуются командам мозга, но всё же исполняют их.

- Проснулся наконец-то, - в палату вошёл мужчина в белом халате и присел рядом с больным. – Так, повторите, пожалуйста, ваше имя и фамилию, – требование врача разнеслось по маленькому кабинету слабым эхом. – Медсёстры коряво написали.

Парень, прежде чем ответить осмотрелся по сторонам, но не найдя ничего примечательного в банальных стенах, покрашенных в белый цвет, даёт чёткий ответ:

- Я Данте Валерон, господин врач. А что не так?

- Всё так, уважаемый юноша… всё так, – доктор демонстративно потряс бумажкой в руках. – С бюрократией проблемы. Вас мои подчинённые не так записали при поступлении. Сейчас исправим.

Парень осмотрел тело, с жуткой дрожью вспоминая, сколько ему пришлось пережить болезненных операций, благо медицинские технологии Рейха способны вылечить большинство травм и болезней. Теперь о повреждениях органов и переломах рёбер напоминают только бинты на теле. Множественные ссадины, царапины и порезы по всему телу практически исчезли, являя чистую кожу.

- Ну, так что, доктор? – с волнением вопрошает юноша. – Что со мной.

- Пождите, голубчик, – морщинистое лицо врача, украшенное солидной бородой, вновь обращено к каким-то бумагам. – Ах вот, нашёл.

В руках работника больницы мелькнула какая-то непонятная бумажонка, похожая на рецепт. В ней парень разглядел какие-то латинские буквы и цифры, составляющие непостижимую комбинацию.

- Держите, это ваш выпуск отсюда. Предъявите на пункте выхода.

- Доктор?! – с изумлёнными очами и голос требования прикрикнул Данте. – Так что со мной, вы сказать можете?

- Всё в порядке, - врач протянул стул, на котором аккуратно сложена одежда. – Ваш брат передал, вы можете одеваться. Он оставил номерок, и я позвонил ему, чтобы он вас забрал к этому времени. Можете одеваться.

- Господин, так что? – вставая спросил сиракузец.

- Ох, - врач откидывается на спинку кресла, поправляет колпак и только после этого решил ответить, - с вами всё в порядке. Когда вы к нам поступили, я думал вы месяца три точно пролежите, но технологии, аппараты и лекарства, которые предоставили наши коллеги с юга, меня поражают, – сквозь бороду Валерон разглядел лёгкую улыбку врача, который продолжил говорить с энтузиазмом, а в старческих голубых глазах вспыхнула искренняя радость. – Мы и подумать не могли, что вы сможете вернуться в строй, когда ваш командир сделал запрос неделю назад. Но теперь вам ещё пару-тройку дней передохнуть и можно вновь на передовую.

- Спасибо, доктор.

Парень подтянул к себе листок и положил в карман чёрной куртки и прежде чем покинуть кабинет, торжествующе вымолвил врачу:

- До свидания!

Покинув кабинет, парень направился в поисках выхода. Ноги, одетые в обычные чёрные штаны, сшитые из джинсовой ткани, твёрдо шагали по паркетному полу госпиталя. Стены вокруг занавешены плакатами о болезнях и здоровом образе жизни, да с таким количеством, что стены практически не видно.

- Здравствуйте, - италиец решил обратиться к первой медсестре, которую встретит, - как пройти мне к выходу?

- Прямо и поверните за вторым углом направо. Там сразу и увидите. – Выдаёт ответ миловидная субтильная девушка с каштановым цветом волос.

- Благодарю, – бодро говорит Данте и продолжает путь.

Пройдя, как и посоветовала дама, миновав всех больных, раненых и тех, кто явился на приём, юноша нашёл дверь. Пластиковые белые рамы, с бронестеклом, сквозь которое простираются виды на возрождающийся город.

Исцарапанная рука ложиться на ручку и дёргает её, отворяя дверь. Лицо парня тут же получает лёгкую приятную пощёчину от ласкающего ветра. Свежесть природы наполнила дух Данте, который ещё чуть-чуть и замрёт в бесконечном блаженстве.

- Кхм-кхм! – со стороны улицы доносится до ушей парня имитируемый кашель. – Ты скоро?

Валерон вернулся к действительности. Под утренней тенью двух блоков, закрывших возвышающихся на десять этажей, образующих внутренний двор, стоит высокий юноша и смотрит на Данте. Как только он осмотрелся, по его душе тёплой волной полилась искренняя радость, накрывшая все «закоулки» потрёпанного духа. Сухие, как песок южных пустынь, исцарапанные губы Данте искривились в болезненной улыбке, а ноги сами рванули, стуча каблуками туфлей по брусчатке возле госпиталя.

- Проклятье, Яго, как же я рад тебя видеть, – крепко обнимая брата, сжимая его кожаный жакет, твердит парень.

- Как же ты меня испугал, – упрёка в словах нет, только задор и братская любовь. – Не делай так больше, хорошо. – Вояка недоделанный.

- Я всего лишь исполнял долг, – держа брата за плечи, с улыбкой и очами, полными слёз, изрёк фразу. – Я тебя искал, брат.

- Эх, угробишь себя так.

Секунда, две секунды молчания сменяются репликой Данте, в которой не частицы обвинения, лишь радость и детская шутливость:

- Почему вы не заходили? Я вас так ждал.

- Врач запрещал. Мы хотели всем Флогоном прийти, но нас дальше вахты не пропустили. Сказали, ещё раз заявимся – вышвырнут и напишут рапорт Хоругвиону.

- Флогоном?

- А, ты ж не знаешь, – махнув рукой, подал интригу Яго и схватил брата за плечо, зазывая с собой. – Пошли, там нас ждёт машина. Лично Джузеппе отправил, хочет доставить тебя в наш штаб.

- Штаб? – с недоумением, не снимая улыбки с лица, вопрошает Данте. – «Наш». То есть?

- Идём, в машине обговорим.

Парень, посмотрев в уходящую спину брата, побежал за ним. В роли автомобиля выступает военный закрытый джип, имеющий тонированные чёрного цвета стёкла. Огромные колёса и усиленный корпус придают этой машине вид отменного тяжеловеса, матёрого и избитого сотнями боёв, о чём свидетельствуют вмятины и замазанные следы от пуль.

Парень открыл дверь и поспешил залезть на последнее место, куда уселся и брат. Мягкие кресла оказались на удивление целы. Данте забрался на одно из кресел и захлопнул за собой дверь. После глухого шлепка, Яго отдаёт указания водителю приказным тоном:

- Вези нас в штаб.

В салоне, несмотря на уличную прохладу, стоит жуткая духота, а в машине сломался кондиционер и Данте решается открыть окно, но как только его палец прислоняется к рычажку, Яго его моментально одёрнул со словами:

- Ты что! Не смей. В городе ещё действуют террористические группировки киберариев. У тебя же нет желания словить сгусток плазмы в голову?

- Ладно, а теперь расскажи мне всё, что произошло за последние дни, – под шум заводящегося двигателя, убирая кисть с рычажка, просит Данте, рыская изумрудными глазами по салону. – Ну, так как?

- Новостей тебе подавай, – саркастично, с еле видной улыбкой принялся говорить Яго. – Я прям как новостной канал, но ладно. Из последнего могу сказать, что Рим теперь столица Рейха, новой европейской Империи.

- Что?! – оторвавшись от созерцания в окно, едва не вскрикнул Данте. – Какой Империи?

- После падения Рима и передачу его в наши руки, великий Канцлер объявил о создании Империи Рейх и перенёс столицу из Неаполя в Рим. Теперь мы в столичном городе, брат.

- А что старая власть?

- Ох, то ещё было, когда тебя отнесли в лазарет. Практически на закате, Канцлер лично штурмовал Ватикан и сделал он это через канализационные системы.

- Как? И почему?

- Римские Лорды очень сильно забаррикадировались. Ни Преторианцы, ни «Утренние тени» не смогли прорваться вовнутрь. С севера зрело контрнаступление, которое могло выбить нас из города. Тогда пришлось искать хитрости. Один парень, уличный подросток, сказал, что можно пройти по тоннелям канализации и выйти к Ватикану, прямиком ко дворцу. Выбора тогда не было, и Канцлер согласился на эту авантюру… и вышел победителем. Все тридцать три лорда были пленены, а затем повелитель их лично казнил. А бывшего Папу Римского отправил гулять в пустоши, изгнав навсегда. Тот паренёк сейчас градоначальник. Ну и народ, не захотевший мириться с новой властью, просто спустился в канализацию, мы про них так благополучно и забудем.

- Не весело.

- Ты подожди, потом он и попросил у народа Рима права на правление. И они ответили согласием. Понимаешь, Данте, сам Рим выбрал нового императора.

- Ох, чувствую, то ли ещё будет. Но почему нас братские армии «Крестоносцев» не поддержали нас в Риме? Только части Легиона.

- Был прорыв к Венеции. Все остальные «Первоначальные крестоносцы» разрывали и подчиняли восток того, что раньше было Италией.

- Ладно, расскажи лучше, как ты затесался к «Утренним знамёнам». Я так понимаю ты теперь с нами?

- Да, – самодовольно отвечает Яго, выдавив на губах горделивую улыбку. – Теперь я служу вместе с тобой. Сразу после боя, как только тебя утащили на носилках, ко мне явился наш «Крестоносец». Он спросил, кто я тебе прихожусь, и кто командовал обороной площади Венеции. Я рассказал, что мы с тобой братья и мне пришлось взять на себя командование взводом, ибо лейтенант и все остальные офицеры взвода погибли. Из сержантов тоже практически никого не осталось. И тогда Джузеппе сделал мне приглашение в «Утренние тени», в отделение, оу, то есть флогон, в котором ты служишь.

- Как же он тебя взял, – усмехается в шутку парень, посматривая на дорогу.

- Джузеппе Проксим сказал, что за такую оборону и убийство главы киберариев он делает мне приглашение в «Утренние тени». Я не мог отказаться, да и к тому же практически никто из нашего взвода не выжил.

- Как!? – удивился юноша, с ошарашенным видом, продолжая поливать вопросы. – И даже «малой»? А как же Сиро? Кто-нибудь выжил вообще?

- Только Хакон и я. Это всё, что осталось от нашего с тобой ввода, – лик Яго мгновенно стал мрачным, а взгляд наполнился печалью. – Мы тогда с четырьмя ротами попали в огневой мешок. Прямо у той площади. За первые секунды боя погибло не менее трёх десятков, а связь накрылась. Нам пришлось прорываться на площадь и тогда нас взяли во второе окружение и стали уничтожать. Это не было сражение. Бойня, резня, стрельба как в тире – всё, что угодно, но не сражение.

- Как вы тогда выжили? – смущённо вопрошает Данте. – Пока мы не подошли, мы же могли и не успеть.

- Погибло слишком много, чтобы мы жили, брат. То, что я выжил – сущее чудо. Остатки рот отступили к каким-то руинам, в которых мы и готовились принять последний бой. Час, может два мы держали позиции, пока не подоспели вы. Нас к тому моменту и осталось человек двадцать. Можешь себе представить? А? Из пятисот человек в порядке двадцать. И как ты думаешь, что стало в этой резне с нашим взводом?

- Господи, сколько тогда вообще от «Серых» осталось? Какие жертвы у нас? Сколько в Риме наших теперь навечно лежат?

- Не знаю, Данте. Честно, но теперь нас стало значительно меньше, может тысяч две из всей бригады. Да тебе самому вообще повезло.

- В каком смысле? – отнимая взгляд от дороги, удивлённо вопрошает Данте.

- У вас был парень, у него было прозвище – «Копьё». Вот он сейчас до сих пор лежит в больнице. И выпишут его не скоро. У него проблемы с желудком и кишечник задело. Переломы рёбер. Не скоро теперь он встанет. Жаль его.

- А ты откуда про него знаешь?

- Парни рассказали. «Яд» и «Меч».

Машина начала тормозить и Данте позволил себе приоткрыть окно, чтобы получше разглядеть окрестности, в которые они прибыли, но из-за тотального разрушения и разграбления Рима нельзя понять, куда они приехали. Всюду глаз режут исполинские поля разрух и уничтоженных временем, да непомерной жадностью, вкупе с дикой жестокостью. Некогда прекрасные памятники истории теперь пыль и неизвестно, сколько ещё продлиться восстановление. Великая столичная стройка только началась, ибо Рим город огромный и возрождать его более чем долго.

- Выходим, брат.

Данте поспешил прочь из автомобиля. Его туфли коснулись разворошенной земли. Каменная плитка, мусор и брусчатка – всё смешалось, когда по этому месту била артиллерия. Теперь под подошвами странное месиво из кусков асфальта, камня и мусора; деревяшки и пластмассовые большие пластины разбросаны повсюду.

- Пошли, тебя уже заждались.

Юноша пошёл за братом, обойдя машину. Перед ним открылись целые кварталы, до боли напомнив родной Сиракузы-Сан-Флорен, в эпоху тотального разгрома. Такие же разбитые улочки, такие же остова домов, что подобно призракам из ушедших времён. Сквозь выбитые окна виднеется бедный и скудный быт людей – как они живут средь гор мусора, питаются помоями и одеваются во рваньё. Таковых до операции было процентов тридцать населения, ибо большинство ещё старалось поддерживать порядок, какой только возможно. Теперь до парня дошло, почему римляне, ещё неделю назад, шли с необычайным фанатизмом на верную смерть. Рим стал могилой для многих жителей, но теперь он должен возродиться в новом имперском величии, как и планирует Канцлер. Стать первым городом новой Империи.

Данте оторвался от созерцания видов на руины и поворачивает голову в сторону, направо и видит, как его брат скрывается за углом, не дожидаясь юношу. Валерон приложил сил и нагнал родственника, завернув за угол, он натыкается на внутренний двор. Он отличается от остального города. Во внутреннем дворе, довольно узком, цела брусчатка. У стен раскинуты клумбы с алыми цветами, от которых исходит лёгкое благовоние, рассеивающее жуткий смрад. Там, где нет клумб, есть лавочки, на которых восседают знакомые парни.

Впереди зиждется потрясающее здание, явно один из памятников ушедшей эпохи. Три этажа устремлённости к небесам, исполненным из мрамора и гранита. Карнизы и оконные рамы его украшены растительным орнаментом, вьющимся, лианами, плющами и лилиями. Само оформление и стилистика постройки выдаёт в ней некий храм или даже собор и особенно куполообразное возвышение, которое не пощадило время и кризисы, чуть разрушив его.

- А вот и больной, – усмешка, смешанная с ехидной ухмылкой, выдаёт знакомого язвительного шутника. – А мы уже отпевание решили заказывать.

- Ох, ты ж, «Яд», - на губах Данте повила непринуждённая улыбка, - всё не учишься шутить!

Два юноши пожали друг другу руки, братским рукопожатием и приобнялись. Данте бросил взгляд на высокого, вместе с этим и худощавого, смугловатого, черноволосого юношу с пронзительным взглядом и хитрым прищуром.

- Иди уже, «Пиковый», - ехидно улыбаясь, твердит «Яд», - тебя наш «Крестоносец» заждался. Не медли, - последовал хлопок по плечу.

- Идём уже.

Сиракузец, слыша грузный и недовольный голос брата, спешит вовнутрь. Пройдя за порог, минуя дубовые резные двери, украшенные множеством чудных рисунков, подошва туфли касается чистого пола. Как только каблук пришёлся на мрамор, по зданию, пребывавшему в густой тишине, разноситься эхо стука.

Обширные пространства окружили юношу. Голые стены, украшенные лишь каменными табличками с древним текстом, да небольшие участки красочной росписи. Ни перегородок, не коридоров, ни ловок – ничего, есть только четыре стены и дверь впереди, перед которой две ступени, образующих второй ярус здания. Внутренний образ постройки, её черты, напоминают церковь, только опустошённую и лишённую былого видимого великолепия.

Сразу же Данте, осмотревшись по сторонам, подмечает особенность – по углам, возле вещей сидят строители и ремонтники. Они ещё не приступили к работе, но их инструменты, необходимые для возрождения сей места – молотки, шпатели, краски и т.п. уже выложены и ждут момента, когда их возьмут в руки и вернут роскошь священному месту.

- А где Джузеппе?

- Ещё недолго, брат, – скоротечно отвечает Яго, продолжая быстрый путь к двери.

Минуя ещё несколько метров за сущие секунды, Яго движением кисти поворачивает ручку и со скрипучим рёвом отворяет светлую деревянную дверь, придерживая её, чтобы брат прошёл вовнутрь.

Данте как можно быстрее скрылся во второй части здания, тут же уйдя во мрак. Две части строения кардинально различаются, словно это небо и земля. Если сзади ещё сохраняется хоть какой-то намёк на прежнее величие и изумительность здания, то здесь истинный бардак. Всюду темень, ибо световые лучи проникают только сквозь единственное маленькое окошко и многих дырок в стенах и потолке.

- Поднимись, – слышится суровый властный голос откуда-то сверху.

Яго рядом нет, он так и стоит за дверью. Данте, не закончив осмотр, мотает головой в поисках ступенек и спустя пару секунд его взгляд натыкается на хрупкую стальную винтовую лестницу. Юноша тут же начал к ней путь, но запнулся об валявшийся на полу мусор и едва не рухнул. Всё же справившись с грудами хлама под ногами, Валерон добирается до неё и цепляется. По ладони моментально побежал лёгкий холодок от соприкосновения со стылой сталью.

Около минуты понадобилось парню, чтобы взобраться наверх, и посмотреть, кто и что его зовёт.

- Вот ты здесь, слава Господу, – высокий и широкий человек, облачённый в чёрный балахон, подпоясанный обычной верёвкой, с удовлетворением произнёс и простирает руку в сторону города. – Посмотри на новую столицу.

Туда, куда забрался Данте, нет ничего, кроме разрушенных стен, а крыша отсутствует вовсе, оттого тут и открывается такой завораживающий вид. Площадка позволяет уместиться ещё пятью людям и доски под ногами их выдержат.

Юноша обращает взгляд зелёных, как луга бывшей Швейцарии, глаз в город, жадно поглощая его пейзажи и сам образ возрождающегося Рима и будущей культурной, экономической и государственной столицы Империи. Он всё ещё в ужасном состоянии и представляет собой жалкое зрелище – разрушенные дома, сотни тысяч палаток, обращённые в прах монументы культуры и истории, улицы и дороги, от которых остались только ямы и перемешанные с землёй куски асфальта и камня. А люди? Нищие, калеки, лишённые жилья – практически все граждане в критическом бедственном положении, только-только в город зашли обеспеченцы с нормальной одеждой и пищей. Привычная картина для города, пережившего Европейскую ночь. Но всё же он возрождается. Миллионы строителей и тысячи единиц техники. Сотни тысяч тонн продуктов и вагоны с ресурсами необходимыми для возрождения Рима уже в пути с юга.

- Юноша, что там видишь?

- Город, господин, – отвечает Данте, убирая волосы с лица, терзаемые ветром. – Возрождающийся город.

- Тогда зачем ты едва не погиб за «просто город»? – строго изрекает «Первоначальный крестоносец». – Зачем ты тогда вообще с нами пошёл на священную войну, раз видишь тут город и ничего больше? А как же Сиракузы-Сан-Флорен? Он тоже для тебя просто город?

- Там моя родина, – с гордостью в очах ответил Валерон, переместив взгляд далеко в районы разрушенных домов. – Я там вырос. Там жил… - на губах образовалась лёгкая улыбка, - точнее выживал и дружил. Да, там я приобрёл друзей, господин.

- Скажи, парень, так зачем ты ринулся за нами, за святым воинством Его и Канцлера? Почему не помог старым, сгнившим и потерянным в безморалье властям? Там же твой дом и родина?

- В вас я увидел будущее и шанс на возрождение мира, господин, – увидев настойчивый взгляд тёмно-голубых глаз Джузеппе, смекнул. – Вы хотите сказать, что Рим есть шанс на возрождение? Что город это наше будущее?

- Может и так.

- Но почему именно Рим? – удивлённо задаёт вопрос Данте, разводя руками. – Чем этот город так важен?

- Этот город не что иное, как символ и сосредоточение былого величия, – в ответе, да и самом голосе так и прорывается фанатизм и рвение. – Всего прошлого мира. После утверждения своей власти мы можем говорить о возрождении Империи. Нам нужен исторический, культурный и духовный центр всего имперского и теперь он у нас есть и тут мы начнём ковать новый мир, – истово заключил Джузеппе.

- И какое всё это имеет значение?

- Порой стране, народу нужные старые символы, - лирически обозначил «Крестоносец», взглянув в горизонт. – Чтобы дать смысл, с чтобы дать наполнение бытия и веру, можно брать старые символы и вдыхать в них новую жизнь. Главное с этим не заиграться.

- То есть вы хотите сказать, что я бился за символ?

- Символ, знак это лицо идеи. Оно лишено смысла, если у него нет бьющегося сердца в виде веры. И ты бился не только за символ, - рука Джузеппе указала на собор святого Петра, - но и за сердце будущей Империи.

- Хорошо, а какое это дело имеет ко мне? Не думаю, что вы меня позвали говорить о Риме, – обернувшись и облокотившись на подобие стены, сказал Данте.

- Да, Данте. Это был личный вопрос, ничего иного. Я позвал поговорить тебя о «Тенях». Как тебе первые дни?

- Прекрасно. В первые дни я смог поучаствовать в деле становления новой Империи. А к чему всё это, господин?

- Ты знаешь нашу историю? Историю «Утренних теней»? – в вопросе незаметно для слуха Данте промелькнула наводящая тональность интонации.

- Нет, господин. У вас в библиотеки нет даже книг, посвящённых истории нашего подразделения.

- Хм, потому что её и нет, юноша. «Утренние тени» это мой личный гвардейский отряд, который я создал пару лет тому назад. Но вот скажи, что ты знаешь о «Стражах Завета»?

- Немного, господин. Они существовали на юге, и это был рыцарский орден, который вскоре вроде погиб, но как рассказывают государственно-церковные предания, этот орден окружал Канцлера при его начинаниях.

- Не просто рыцари, а свет во тьме. Раньше это было гордое воинство, ставшее наследником древности, берущим начало от одного из орденов докризисной эпохи. А тот упирается корнями в ещё глубокую давность, которую именуют средневековье, – взгляд «Крестоносца» моментально становится ностальгическим, а в голосе слышится некая печаль. – Это были воины чести и верности старым идеалам, во главе с магистром Азарием. Мы несли свет науки и свободы в отдалённые уголки бывшей Италии, но они тушились снова и снова. Мы говорили людям о том, чтобы они скинули оковы гнилой власти и восстали против тиранов, но нас игнорировали. Мы спешили помочь нуждающимся, но от нас отворачивались, считая раскольниками «стабильного», разве что только в своём кризисе, мира.

- Вы, господин? – с круглыми глазами юноши прозвучал вопрос. – Вы были рыцарем?

- Да, я тоже был одним из немногих братьев Ордена. Всё до тех пор, пока Южно-Апенниннский Ковенант не отправил против нас армию. К ним ещё и олигархи присоединились. Еретическое воинство захотело нас всех истребить.

- А за что вас покарать хотели, господин?

- За вольнодумие, юноша. Мы были как заноза для тех властей, ибо делали людей свободными. После наших проповедей никто не хотел подчиняться антинародной людоедской власти. Нас назвали отступниками и раскольниками, отправив четыре полка и корпус наёмников. Три дня мы держали нашу цитадель, пока в живых остался я и несколько братьев, но и жизней нечестивцев мы тогда забрали знатно. Тоскую о том, что не погиб рядом с братьями.

- И что тогда, господин?

- Десять лет я скитался в изгнании, пока не возглавил наёмничью банду. Вместе с ней я позже и примкнул к Канцлеру, отомстив за всё в войне «Нефритового беса». Один из последних магистров «Стражей Завета», к которому я пришёл вместе с другими предводителями наёмничьих банд и дружин, посвятил их в братьев Завета».

- То есть вы и другие «Первоначальные крестоносцы» несёте свет древнего ордена?

- Да, именно так. Мы – последние его братья.

- Что вы хотите этим сказать? – настороженно спрашивает Данте, напрягая слух и мысль.

- Понимаешь, Рейху нужен новый защитник. Я разумею, что «Первоначальные крестоносцы» — это ненадолго… понимаю. Когда мы станем невыгодны Канцлеру, он от нас избавится, станем мы историей. Я хочу возродить орден, только в новом обличье, дабы он навсегда стал щитом и мечом будущей великой Империи. – Джузеппе внезапно схватился за монетку, став вертеть её в руках. – Мои братья создают только личные отряды телохранителей, будь то «Гвардия палатинского холма», «Преторианцы» Эмилия или «Кровавые Ястребы» Конвунгара, но я вижу в своём орден, продолжение моего братства, создав его по новым стандартам.

- А как же догматы иерархичности или равенства, данные Канцлером? Разве они уже ничего не значат?

- В нашем братстве все равны, Данте, ибо такова заповедь Его. Но всё же я вижу в тебе шанс на иное возрождение Рейха, когда тот встанет на путь саморазрушения.

- Почему я? Почему не ещё кто-то из тридцати «Теней»?

- Ты показал себя хорошим командиром и ради того, кого любишь, готов пойти на смерть, чего не скажешь об остальных. Даже капитан Преторианцев с удивлением высказался о тебе. Мало кто даже среди «Утренних теней» готов вступить в бой с заведомо превосходящим противником, а ты пошёл на это беззаветно, отбросив и страх.

- Разве я похож на командира?

- Нет, но ты можешь им стать. Поверь моему опыту. Я вижу тебя, как первого среди равных, Сиракузец, как того, кто возглавит равновеликих братьев и сестёр, направив их против врага подобно клинку. Сейчас ещё рано говорить о создании ордена, так как нет момента или благой воли Канцлера на это. Но всё же в будущем ты можешь стать тем, кто будет сам творить судьбу для себя и остальных.

Валерон вновь погрузился в раздумья. Хоть ему и не говорят о власти, но опосредованно говорят о будущем величии, о решении людских судеб. Готов взять на себя ответственность за сотни душ? Это манит, а мечты о вящей славе пьянят Данте. На один лишь миг в голове вспыхнули картинки правления.

«Нет… это всего лишь призрак, проклятый морок», - силой мысли отверг сладость мечтаний парень, ибо понимает – грёзы превращаясь в хищные амбиции – убивают не хуже яда. Могучий голос Джузеппе прерывает раздумья, возвращая к действительности:

- Ну, а пока иди и отдыхай, готовься к вылазке и молись Ему, ибо только так сможешь спастись в грядущем кровавом вихре. У нас боевое задание через пару недель и не думаю, что из него мало кто выберется.

- Куда отправляемся, господин?

- На юг. Сицилия в лице своего князя и его совета объявила войну Империи и намерилась возродить итальянское королевство. Мы должны будем захватить князя в его дворце «Чёрная луна». Или привести его к миру.

- Да, господин. – Твердит Данте, уходя с башни, всё осаждаемый мыслями о будущем величии, но в тоже время отмахиваясь от них.

«Всё это блажь», - подавил он раздумья.

- А теперь, - Джузеппе развернулся, - пошли отсюда. Пора нам заглянуть в штаб. Там на тебя выпишут новую экипировку… экспериментальную.

- Хорошо, господин.