Шесть часов утра. К югу от Сиракузы-Сан-Флорен.
О вчерашнем снегопаде напоминают лишь кучи быстро тающего снега. В округе температура поднимается слишком стремительно, чтобы белая масса в полной мере сумела пролежать хоть до конца дня. Почти каждую ночь, тучи, навеянные испарениями, выхлопами тысячами заводских труб, остуженные стремительным похолоданием, вновь вывалят горы снега с небес на землю. Но не в этот момент, ибо утро, по всем признакам, несёт за собой лишь тепло и жар грядущего дня.
Солнце медленно поднималось из-за горизонта, заливая всю округу ярким золотистым светом, проявляя чёрные силуэты Апеннинских скалистых возвышений, когда от города вышли два человека, уходя стремительно на юг.
Рассветная заря прекрасно освещает окрестности города, отравленные небеса очищены от облачков. Сиракузы-Сан-Флорен, в своём отвратительном великолепии, показался новому дню в привычном образе – ничтожный и загнивающий городишко, в трупе которого давно копошатся могильные черви, разрывая последние лакомые куски и паразитируя на всё ещё работающих системах. Именно таким его видят обычные жители, но он есть райское место для губителей, пляшущих на чужом горе и высасывающих последние соки.
Виды и образа возле города ненамного лучше самого поселения. Постоянные войны, эпидемии, радиационные заражения, химические выбросы – всё это превратило саму землю в пропитанную ядом почву, поменявшей свою первооснову, отступившую от основной цели – теперь она не даёт жизнь, а беспощадно убивает. Выращивание пищи стало опасным предприятием, ибо практически всегда она вбирает в себя весь яд и несёт его внутрь, медленно накапливаясь и убивая опрометчивого едока. Лишь плантаторы юга, изысканные в науках, смогли научиться обрабатывать землю так, чтобы она давала нормальную еду.
С животными дела обстоят не лучше. Питающиеся от осквернённой человеком земли, они обернулись в ужасных и жутких тварей, с извращённой формой, болезненным и жалким существованием. Но никто и не собирается в городах и деревнях Среднеитилийского Союза, отказываться от мяса язвенной коровы. Рим, Сиракузы-Сан-Флорен, Анкона, Перуджа и прочие города, входивших в «Союз», без смущения разделывают тушки трёхногих телят, двуглавых свиней, пятипалых коз, почему-то лишившихся копыт. И обычный народ спокойно питается таким «деликатесом», ибо выбор прост – либо сидеть в сытости с набитым отравленным мясом желудком, или загибаться от того, что живот липнет к спине.
Хуже всего стали хищники, которые сильно преобразились. Теперь это страшные машины для убийств, лишающие жизни без жалости. Мутировавшие до монстров, оголодавшие и озлобленные они встречаются с представителями своего рода лишь для одного – продолжить род. В основном, твари нового мира есть одиночки, убивающие без разбору. Не каждый способен выйти против такого существа, и далеко не всем уготована участь выжить в противостоянии с тварью. Они разоряли целые деревни, если в них не находилось достойного защитника. Порой, десятки людей могли сгинуть в пасти чудовища, ибо острые зубы прокусывают пласты стали, а мощности челюстей хватает, чтобы пережевать металлический трос. Но всё же, если хорошо вооружиться, взять с собой отменное оружие и побольше припасов, то можно и побороть страшного зверя, как это сделали двое человек, беззаботно расхаживающих по диким местностям.
Первый, облачённый в длинное чёрное кожаное пальто, легко развивающиеся на ветру, кожаные сапоги, доходящие практически до колен, имеющие остроносую форму. Под пальто виднеется обычная чёрная кофта с высоким горлом, заляпанная и нестиранная, покрывшаяся пятнами. Штаны сделаны из тёмной крепкой ткани, также усеянные пятнами. Пояс, держащий брюки, примечателен тем, что на нём застёгнуты самодельные кобуры, в которых покоятся два револьвера, заряженные специальным плазменным патроном.
- Проклятье, а ведь когда-то, лет двести тому назад это место ещё не так сильно вгоняло в тоску, - прохрипел мужик, приподняв край шляпы.
На свет предстало лицо. Едва смуглый, со шрамом на виске, лик человека внушает грозность. Тёмные карие очи бегло осматривают пространство, тонкие сухие губы без шевелений, прямой нос вдыхает свежий воздух. Разросшиеся тёмные волосы слабо колышутся на тихом ветру. Да, единственное слово, которое можно подобрать к человеку – гордость и свобода.
- Не думаю, что вы жили в это время, - раздался голос подле.
Парнишка рядом ряжен в пальто. На нём чёрная кожаная куртка, во многих местах выцветшая и исцарапанная, с множеством платок, тёмные штаны, шитые и перешитые, уходящие под шнурованные высокие сапоги, которые вот-вот разлетятся на куски. Он оглядел взглядом усталых, чуть покрасневших глаз, пространство вокруг себя. Чуть-чуть покачнулся от лёгкого головокружения и развернулся, обратив свой взор далеко на запад. Там, вдалеке, он разглядел образы старого моря, от которого исходит противная вонь, чьё водное пространство бороздят десятки кораблей под флагами, чей только один вид невыносим.
- Рассказывал один знакомый, - низкий голос чуть приободрился. – Он… прошёл процесс техновозвышения на севере и тот подарил ему многие-многие года. И он своими диодными глазами застал те времена.
- И что же это за товарищ? Кто он?
- Неважно, но паренька пометало знатно. В общем, весь тот ужас, который мы терпим, это следствие «Схизмы» и «Пожара юга». Тёмные времена. Рассказывал он, что тот ужас ему помогла пережить память о старых друзьях, в том числе о неких Аэлет и Шьяни Лоук’Ц.
- А это кто?
- Говорил о них, как о «последних людях с человеческими душами» и достойных носить, - кисть вильнула на аристократичный манер, как он выразился – «высокое звание человека».
- Так кто же он? И что с ним стряслось?
- Он… неважно, что с ним стало. Во всяком случае, быть может ты его ещё встретишь.
Данте продолжил созерцание. Танкеры с горючим, грузовые корабли, несущие тонны желанного для населения товара, военные посудины – баржи и плавучий металлолом с пушками, составляющие целые эскорты для богатых суден. Но что кроется за всем этим, за кораблями, набитыми тысячи различных вещей, за ушлыми торговцами, заламывающими цену в десять раз?
- Печальная проза настоящего, - тихо прошептал Валерон.
Нищие люди будут вести жалкое существование, поедая гнилые продукты и испорченную рыбу, большинство удовлетворятся простейшей пищей и вторпереработкой, а новые феодалы закупят настоящие мясо и экзотические товары. Казалось бы, старый конфликт интересов и групп общества, который должен отойти на второй план, встал ещё острее в разорённом мире, ибо бедствие, поставившее цивилизацию на грань существования, проявило истинное отношение человека к человеку.
Сухие как песок губы мужчины разверзлись, и шёпотом мёртвой листвы прозвучала реплика:
- «Homo hominilupus est».
- Что вы там говорите? – тут же прозвучал вопрос.
Высокий мужчина обратил взор на север. Там он увидел образ своего напарника, который внимательно всматривается в город.
- Так что вы всё-таки там сказали, господин Андрон? – Обратив своё лицо в сторону товарища, вопрошает юноша.
Наёмник решил отвечать не сразу. Он продолжает смотреть на парня, оценивая его. На мужчину смотрят два глаза, имеющие насыщенный зелёный оттенок. Они, их цвет и палитра, похожи на луга старой-доброй Швейцарии, так же веют свежестью и спокойствием. Взгляд, он живой, пышущий осознанием и чувственностью. Чуть розоватые, налитые жизнью и кровью губы, сомкнуты. Лик юноши не назвать прекрасным, но он точно выделяется своей утончённостью. А чёрные, как ночь, достаточно разросшиеся волосы, доходившие чуть до плеч, слегка покачиваются на эфемерном, но пронзительно ледяном ветре.
Андрон, прежде чем вымолвить, поднял руку, сжав ладонь, обтянутую кожаной перчаткой, и указал на юношу пальцем.
- А ведь, Данте, мне было примерно лет как тебе, когда я в первый раз оказался в сущей бойне.
Парень, сложил руки на груди, вновь обратив взор на север, всматриваясь в отдалённые образы и силуэты города Сиракузы-Сан-Флорен, над которым реют по-адски чёрные, от сжигания топлива, столбы дыма.
- Значит, вы мне не скажите, что говорили секундами раньше? – практически обернувшись, изрёк вопрос Данте.
- Ну почему? – наёмник зашагал к юноше. – Это древнее выражение, на мёртвом языке. Оно значит, кем приходятся люди друг другу. – Пройдясь по гнилой и заражённой земле, напоминающей то ли кисель с жижей то ли более плотную поверхность, подойдя к парню, наёмник говорит. – Это язык очень древней страны, некогда захватившей практически все страны известного на то время мира.
- Лотень… нет… латань… ларынь…. Честно признаться, я не помню, как назывался тот язык.
- Латынь. Так правильно, – увидев отчётливые городские постройки, Андрон сам перешёл на вопрос. – А почему ты смотришь на Сиракузы-Сан-Флорен, словно не видел его лет десять?
Внезапно послышался звук откуда-то издали и оба парня тут же обернулись, взявшись на рукояти оружия, судорожно бегая глазами в поисках угроз. Но по возвышениям, образованным от огромных упавших фюзеляжей самолётов, засыпанных песком и поросшими мхом, бегает лишь дикая кошка. Облысевшая местами, с гипертрофированными мышцами, больше похожими на опухоли, покрытая гнойными язвами и смотрящая глазами, похожими на адские угольки. Таково животное, обречённое на страдания в этом мире. Тварь ещё пару секунд посидела на возвышении и шмыгнула куда-то в сторону, оставив людей одних, поняв, что они не та добыча.
- Бедное создание, – вырывается из уст Данте.
- Только не говори, что ты раньше не видел тварей, поражённых тысячей и одной болезнью.
Данте слегка повернул голову в сторону собеседника, прежде чем говорить.
- Вот поэтому я и смотрю в город. Я никогда не видел его настолько издали. Всё свою жизнь я провёл в одном городе и не отъезжал от него настолько.
- Понятно, Данте из Сиракузы-Сан-Флорен. – Заметив едва осуждающий взгляд на себе, Андрон договорил. – Только так тебя можно назвать. Ты никогда не покидал родного дома.
- Не было возможности, да и цели как таковой, – секунды молчания сменились голосом, полным недовольства и осуждения; юноша поднял руку и вытянул её в сторону силуэтов города. – Посмотри на него, разве он жив? – Не дожидаясь ответа, юноша сам выпаливает. – Нет, город уже и не жив. Он давно порван на куски гнидами, уродами, и мразями, думающих только о том, как набить собственную утробу.
- Тише, – рука Андрона коснулась плеча юноши. – Таково наше время. Мы ничего не можем с этим поделать. Просто смирись, – голос мужчины тут же наполняется нотками поучения. – Не позволяй гневу брать над тобой верх.
Данте молчит. Секунду. Две. Пять. Он просто смотрит вдаль, рассматривая собственный дом, и вот раскрывает рот, неся печаль и уныние:
- Тогда кто мы, раз не можем повлиять на жизнь собственного дома?
- Мы дети эпохи новых тёмных веков… эпохи, наполненной безнадёгой и жестокостью. Наше время – тьма, в которой мы пытаемся выжить, – момент молчания сменился на красивую фразу, которой наёмник намеревается закончить беседу. – В темноте равны все – спасаются только те, кто это принял[1].
- Красивые слова, откуда они?
- Не помню, – Андрон резко развернулся, да так, что грязь с его сапог слетела и, повернувшись спина к спине, мужчина, в приказном уклоне молвит. – А теперь давай, пошли, нам ещё нужно выследить эту тварь.
Юноша решил последовать за напарником. Он с тяжестью отвернул взгляд изумрудных очей и направил его на юг. Разорённые поля и возвышения, представленные где-то камнями, где-то заросшимися кусками самолётов и техники. На земле, лишённой своей насыщенной и темноватой игры зелёных красок, имеющей теперь бурый оттенок безжизненности, отдающий смертью, лежит серый снег. И такая картина стелется вплоть до самого юга, где живёт славная столица Южно-Апеннинского Ковенанта – Неаполь. Там, если верить слухам, идущим подобно шёпоту, куётся новое государство, новая власть и новый мир.
Рисунок 6 «Выжженные земли за пределами городов - опасное место. Населённые мутантами и технодикарями они стали опасным местом, которое способно забрать жизнь. Отравив, поразив пулей или растерзав когтями».
«Вряд ли такое возможно» - пронеслось эхом меланхолии в уме парня.
Куда-то вперёд двигается Андрон, и юноша направился в его сторону, оставив разглядывание мёртвой земли и мысли о политике. Он с малюсенького возвышения ступил прямиком в снег. Массы серого и липкого вещества тут же оковали сапог парня, прилипая к нему вместе с вонючей землёй. Юнец стряхнул это безобразие и более стремительным шагом направился к Андрону.
- Куда мы сейчас направляемся?
- Как ты и хотел вчера – отправимся на охоту.
- Это уже не совсем охота. Ты взял контракт в городе на какого-то монстра.
- Охота же! – ухмыльнулся наёмник. – Так, Данте, в трёх километрах отсюда есть деревня. «Проклятье бессилия», вроде как называется.
- Мда, «весёленькое» название.
- Говорят, там…
- Я не вынесу, прошу, - раздражённым голосом перебивает Данте мужчину, - ещё одной мрачной истории мне пока не нужно. Давайте лучше сразу перейдём к делу.
- Как знаешь. В последний раз именно там видели «Терзателя». Если и стоит начинать, то только оттуда.
- А есть ещё какая-нибудь информация по деревне? К примеру, численность населения, количество домов там? Или всё потеряно?
- В последний раз я там был пару лет назад и всё, что я знаю о селении, может уже быть чистой ложью, не соответствующей действительности информацией. Смекаешь, Данте?
- Абсолютно.
- Я запомнил, что там было больше двухсот человек, несколько десятков домов. Пара магазинчиков и практически каждый дом держал своё хозяйство.
- А что «местная власть»? Если шайки проходимцев, поставленные на верха криминалом, можно так называть?
- Есть староста, полномочный представитель городской республики, деревенский совет, но это не власть. Ветхая пародия на неё, не более того.
Губы юноши разошлись в усмешке.
- Ну, тогда кто там реальная власть?
- Представитель торговой компании «Мания» Рафаэль Ионесси и маститый преступник, стоит за интересы своей шайки «Пять ключей», Зариф. Вместе они держат все денежные и товарные потоки, не чураясь обкрадывать население.
- Оброк?
- Точно! – хлопнув в ладоши, воскликнул мужчина. – Они дерут с жителей оброк в виде товаров или денег. А если оплаты нет, они сами берут, что им понравится.
- Ну, значит, наведаемся к ним.
- Надеюсь, ты не будешь вершить своё «правосудие»? – руки наёмника припустились к поясу, обхватив его.
- Нет, - машет рукой юноша, - просто погорим о том, кто завёлся в их округе и цене избавления от твари. Недаром же я встал сегодня в пять часов.
Два парня направились прочь от места, перейдя на размеренный шаг, уходя за большие возвышения.
Всё вокруг так и давит атмосферой уныния, печали и бедности. Разорённые земли, практически ничего не дающие, лишь часть беды. Животные, терзающие поселения, одна из граней проблемы. Человек стал человеку волк – эта ипостась бед уже намного хуже. В самом лучшем – не знаешь, когда живущий с тобой по соседству, отринет все моральные цепы и не ворвётся ли в твой дом, в поисках пищи или ценностей. Никто не знает этого, поэтому все живут в страхе, перед такими же людьми. И те, кто сейчас отважились отправиться в отдалённую деревню, знают это, прекрасно осознают тот факт, что любой сельский житель может дать залп им в спины, вдоволь накормив дробью из старенького ружья.
Данте и Андрон приблизились к странному механическому устройству, больше походящему на переделанный внедорожник. Большой металлический корпус, с, просвечивающейся сквозь отколотые части серой краски, оранжевой ржавчиной. Корпус имеет квадратные очертания, едва приплюснутые. Да, он сильно напоминает те машины, что в старых временах носили нарекание «Прадо». Движущая сила этого монстра – две гусеницы, измазанные в грязи, по ним течёт коричневый растаявший снег.
- Ну, залезай.
Данте потянулся за ручку от двери. Как только он стал оттягивать дверь, тут же пространство заполнилось звуком неимоверного и громкого скрипа, как будто сама ржавчина пустилась в стон.
- Когда же вы смажете двери? – забираясь в кабину, вымолвил юноша. – Садиться невозможно.
- Не знаю, – Андрон оперативно взгромоздился за кресло, и со всей силой хлопнул истошно скрипящей дверью. – Может быть, завтра.
Данте приложил руку к носу, явно жмурясь. В автомобиле прёт бензином. Иного слова подобрать нельзя, ибо вонь настолько плотна, что ею можно выводить людей из обморока.
- Как же ты ещё не привык к таким запахам? – рассматривая старенькую бумажную карту вопрошает мужчина и жестикулируя одной рукой, словно вдохновлённый романтик, стал добавлять. – Это никак иначе «духи машины». Некоторые же девушки пользуются парфюмом? Так ведь? – и получив ответ в виде краткого кивка от Данте, продолжил. – Вот у этого ржавого ведра тоже есть свой… «парфюм», аромат.
- Слишком скверный аромат, – недовольно и съёживаясь от нестерпимой вони, кинул Данте.
- Ладно, - Андрон откидывает карту и бренчит металлическими предметами, юноша углядел в них ключи и сам ключ зажигания, который мужчина стал вставлять, - поехали!
Как только ключ повернулся, мотор неистово взревел. Весь корпус затрясло с адской силой, а тарахтение автомобиля, работа механического подкапотного оркестра, отдалённо напоминает барабанную дробь из преисподней.
- Держись, паренёк! Сейчас полетим! – переключая моментально передачи, кричит, с льющимся в голосе азартом, Андрон. – Это машина марки «ВАЗ» с востока. Всё будет отлично!
- Мы полетим!? – Данте, с взбудораженным взглядом рыщет угол, за который можно было бы ухватиться. – Скорее она разлететься на металлолом!
- Не боись!!!
Автомобиль сорвался с места. Не поехал, не тронулся, а именно сорвался. Гусеницы вцепились в землю, не давая скользить по мокрой грязи, придавая только своеобразней «бонус» к скорости. Данте от скорости откинуло из скрюченного положения прямиком в кресло. Андрон вцепился в руль и выжимает из наполовину ржавого драндулета всё, что только можно выжить. Газ на полную, быстрый переход к последней передаче, и гнать на всю мощь по «барханам» их куч грязи, снега и дерьма – вот принципы вождения по бездорожью.
Скорость, завороты и перепрыгивания над «дюнами», вобравшими в себя мусор и отравленную почву, слишком стремительны. Не смотря на убогий вид машины, ввергающий при одном взгляде на неё в ужас, её двигатель есть пространное адское устройство, несущее металлический корпус на всех скоростях сквозь такие пути, которые способны встать на месте и утонуть в нечистотах любой автомобиль на обычных колёсах.
Данте, держась в изодранном кресле, «наслаждается» видами из окна, в силу возможности и момента. Его взгляд уловил несколько засохших и умерших серых деревьев. Пара обезволосившихся лис пробежали возле авто. Их размер – они ростом со взрослого волка, с разросшейся мускулатурой и длиннющими жёлтыми зубами. В глазах, заплывших густой бурой субстанцией, и бубонами, играет огонёк животного сумасшествия. Голод полностью убил в них чувство самосохранения, как и во многих животных, и они преспокойно рыщут пищу там, где могут быстро лишиться жизни. Людские селения, окрестности городов, оставшиеся дороги, отдалённые порты – ничего не пугает обезумевших тварей, ибо лучше умереть от пули, нежели подыхать в предсмертных муках от голода.
По мере езды открываются и иные виды – бескрайние водные глади, сильно изгаженные, до которых десятки километров. Сквозь окна машины, зримы большущие чёрные пятна на синей поверхности. Огромные, порой несколько сот метров в ширину червоточины несут отраву, а их количество навеивает образ породистого далматинца. Но никого это не интересует, ибо кто-то озабочен либо выживанием, ну, а другие – жаждой собрать груды «злата», плюнув при этом на все нормы, которые только можно. Чёрные маслянистые создания, образованные от разливов нефти из ржавых цистерн, не выдержавших напора товара, либо отливами отходов и выбросами мусора, никого не волнуют, ибо уже стали неотъемлемой частью жизни населения. Больше возмущения было, если бы местные могильщики здоровья морской экологии внезапно пропадут. То-то шуму будет.
Рисунок 7 «Странник. Обычно путешествие через наиболее пострадавшие земли сопряжено со многими опасностями - от обычного заражения до нападения невиданных тварей. Нужно быть готовым ко всему».
«Проклятье», - стал мыслить Данте. – «Они нас всех убьют когда-нибудь».
Исполинские рыболовные баржи виднеются даже с такого расстояния и юноша, несмотря на жуткую тряску и стремительность гусениц, может спокойно увидеть и подсчитать большинство суден. Все они трудятся лишь с одной целью – выудить как можно больше рыбы, без конца разоряя морские глубины. Станции по воспроизводству рыбной популяции слишком экономят – откормили рыбину, чуть подержали её и отпустили в море, уже начиная выращивать следующую партию. А баржи без конца и края пожинают жатву в десятках и сотнях тонн морского мяса. Иронично, что рыбой можно прокормить всё население Сиракузы-Сан-Флорен, но владельцы барж, заводов договорились на городской рынок пускать лишь плохую, дурнеющую рыбку, а всё свеженькое и хорошее жирным и богатым потоком уходит в другие города на продажу, сбывая по баснословной цене.
Данте смотрел в море, но проматывая все мысли, накрепко приплетённые к бедности населения, голода его народа, отвернул взгляд от разорителей глубин морских и губителей простого люда. Пролетая с бешеной, для внедорожника, скоростью, машина стала постепенно замедлять ход и спустя какое-то время совершенно остановилась.
Два парня поспешили выйти из механического футуристического «монстра». Юноша спрыгнул и тут же попал прямиком сапогами в грязь. Подошвы его обуви моментально утонули в жиже, полученной от талой воды и куч гнилой земли.
Картина вокруг не радует. Глаза то и дело натыкаются на унылые пейзажи эпохальной гибели, уныния и пущего разорения. Та же мёртвая, опустошённая земля, без единой травинки, те же скрюченные, серые и высушенные деревья, стоящие без единого, даже пожухшего листка.
Андрон мельком увидел печальный взгляд напарника и в голос решил лирически подметить:
- Добили природу. Вот уроды-то. Говорили же давным-давно – берегите землю, а ан нет. Войнами, мусаками, расхищением они плевать на нас хотели.
- Кто? – смутился Данте.
- Наши предки-идиоты.
Данте отошёл в сторону, всматриваясь в серо-бурые пейзажи. На миг он подметил, что настолько далеко не заходил и Яго был бы рад тут оказаться. Тут же до ушей юноши донеслись нотки звучания металлических элементов и прищёлкивания. Италиец быстротечно обернулся и разглядел, как у педали зажигания наёмник расставляет капкан, накинув на него лёгкую бесцветную тряпку.
- Что это вы делаете? – голос юноши не преисполнен недоумением, но всё же вопрос вырвался рефлекторно.
- Ох, как будто ты не знаешь? – вопросительная интонация тут же по мановению сменилась на лёгкое раздражение. – Как такого можно не знать? Я противоугонную ставлю.
В ответ Данте лишь слегка кивнул, понимая и свою ошибку, и предназначение капкана. Сиракузец в смекнул, что лучше не расспрашивать во весь голос у села, где от безнадёги развелась масса воров, про одну из самых ненадёжных противоугонных систем.
Парень, закрывая дверь, поспешил к напарнику. Как только он настиг его у переда машины, разнёсся дверной шлепок.
- Закрыл?
- Да, – кратко даёт ответ Данте. – А почему только у ноги?
Андрон слегка поморщил лицо и дал ответ сухим голосом:
- Это отвлечение. Так никто не заметит основной ловушки.
Юноша вновь кивает и поправляет воротник кожаной куртки. Как только с одеждой стало всё в порядке, двое отправились прочь от места быстрым шагом, взяв курс прямо на деревню.
Впереди новые очертания и новые силуэты, постепенно переходящие в отчётливые образы. Масса одноэтажных построек, хаотично разбросанных по местности и лишь одно двухэтажное здание, собранное из серого кирпича. А всё селение окружено сухими и мёртвыми деревьями, как будто скрюченными от «боли».
- Не весёлая картина, - выдохнул Данте.
Воздух по мере приближения к «Проклятию бессилия» стал наполняться странными ароматами. Настойчивый смрад гнилых овощей одним махом перемешался с отвратительной вонью нужника. Впрочем, Данте и носа не повёл, поскольку примерно также пахнет на улочках его родного города, хотя уточнил из интереса:
- Чем же тут… несёт? Я всё правильно понимаю?
- В этом селении нет стоков, разве что выгребные ямы, которые некуда убирать. А порой всё оказывается на улице, особенно в дождь. – Сухо ответил мужчина.
Два парня за несколько минут приблизились к деревне, сразу выйдя к основной улице. На этом настоял Андрон, сославшись, что сначала следует зайти к «боссам» деревеньки.
Данте держится наготове, его рука в любой момент готова метнуться к пистолету, но всё же парень успевал осматривать местные достопримечательности, идя по дороге, усыпанной щебнем. Всю улицу, что по ширине раскинулась на пять метров, со всех сторон сжимают одноэтажные постройки. Улица длинной несколько сот метров кажется единственным «узлом» и центром жизни всей деревни.
Проходя к главному зданию, Данте хоть и не ужасался, благодаря внутренней закалённости, но готов был впасть в печаль, при виде одних лишь домов. Постройки, с пробитыми крышами, собранными из почерневшего и позеленевшего шифера, ушедшие под землю, обтянутые наполовину сгнившими тряпками, как средство утепления, внушают лишь чувство безнадёги. Стёкол практически нет, ибо в этой деревне они элемент роскоши, да и для домов, чьи окна стремительно приближается к уровню земли, стёкла и не нужны и вместо этого есть доски, вбиваемые в оконные рамы и дорогущий для жителей полиэтилен, которым можно закрыть бреши. На крышах есть то, что единственное хорошо растёт в выжженном мире постапокалипсиса – мох. Причём это не просто зелёные ковры, приятно пахнущие землёй. В своё время наглотавшиеся радиации и опасных химикатов теперь мхи стали ростом по щиколотку. Провалившиеся, разрушенные, сгнившие и убогие дома есть отражение собственных жителей.
- Мда, картина прям…, - покачал головой Данте. – Ещё хуже, чем в городе.
- Ну вот, будет чем поделиться с братом. И вот насмотревшись на этот ужас, тебе и собственная яма не кажется уже такой плохой. Продуманно-то.
Проходя по деревне, юноша то и дело кидает взгляд на местных сельчан. Один их вид заставляет парня держать руку поближе к оружию. Практически на каждом драная и рваная одежда, полностью потерявшая бывшую цветастость. Куртки и кофты десяти-пятнадцатилетней давности, полные заплаток из чего только угодно – и ткань, и наслоения пакетов, и куски резины и пластик – всё идёт в дело. Женщины стоят в мешковатых и практически полностью грязных одеяниях, больше напоминающих куски сшитой материи, которой предали мало-мальски надлежащий образ.
- Ты посмотри на них, - на этот раз Данте реально испугался. – Лучше бы пулю пустили в голову, чем такое существование.
- А что сделают эти люди? Они – тени, которые ради завтрашнего дня, ради самого существования, ради краюхи хлеба, которую им дают господа, какое бы убогое оно не было, готовы жить в этой яме.
- Ты про эти куски? – юнец указал на куски чёрствого окаменелого хлеба у немногих здешних детей, обсасывающих это. – А что тут ещё есть?
- Да. Немногие овощи, но они по складам разсованы.
Безнадёга, уныние и печаль, смешенные с нуждой и озлобленностью сверкают ярким огоньком безумия в глазах сельчан. Пламень нищеты горит в самих душах людей, ввергающий в меланхолию народ и подрывающий к неповиновению. Десятки голодных глаз уставились на гостей, высматривая в них жертв или спасителей. Грязные лица, изуродованные местной средой, сальные короткие волосы, иссушенные жаждой и голодом тела – всё это лишь малая толика ужаса, который они переживают.
- Что вам нужно!? – фыркнула из чреды собравшихся женщина. – Чужаки! За вами тянутся беды!
- Молчи женщина, - огрязся Андрон, - мы здесь по делу монстра.
- Не нужона нам помощь ваша. «Терзатель» — это наказание богов природы! Мы должны покаяться.
Атмосфера повисла напряжённая. Данте чувствует, как сам воздух начинает раскаляться от остроты положения. С одной стороны, на гостей давно бы накинулись, если бы не сверкающая рукоять револьвера на поясе Андрона, то дело выныривающая при каждом шаге сквозь кожу пальто там, где сияет последняя пуговица. Их бы сейчас порвали в клочья, сорвали бы одежду и разнесли бы на суповой набор. Многие подобные сёла промышляют каннибализмом, и парни это знают.
Внезапно Данте обратил шёпот к Андрону, чтобы селяне ничего не смогли услышать:
- Хм, я теперь, кажется, понял, почему эту деревню называют «Проклятие бессилия».
- Не поэтому… точнее, не совсем. – Так же в полголоса дал ответ кондотьер, продолжая настороженно смотреть по сторонам в сгущающуюся кучу людей. – Ты, наверное, подумал, от того, что местные бессильны перед своим состоянием?
- Да.
- Это так, но в то же время из-за одного случая. Это случилось несколько лет тому назад. Служба налогов не смогла собрать деньги с населения, ибо у них не оказалось ни одной ржавой монетки. – Андрон скоротечно метнул взгляд по сторонам. – Бессилие вылилось до жестокости. Казнили пять человек, но денег так никто не получил. Налоговики так и обозначили это место – «Проклятье бессилия».
- Мда, налоговики – креативные ребята.
Двое практически дошли, но на их пути, за метров двадцать до бетонного крыльца, встала некая фигура. Это высокий, чуть больше двух метров, мужчина. На старый пиджак опускается сальная борода, штаны ещё как-то могут порадовать частотой.
- Это… я глава здешнего сельсовета, – взгляд заплывших жёлтой субстанции глаз направился точно на гостей. – Чего вам нужно? – Голос мужчины очень посажен и сипел.
Андрон кладёт руку ближе к оружию, прямиком на пояс, а Данте приготовился выхватить свой пистолет. А народ тем временем осмелел и стал окружать «гостей», беря в кольцо их. Перезвон металлических инструментов и перестукивание палок с каждой секундой становятся всё отчётливее.
- Мы пришли поговорить с вашими господами, – спокойно отвечает наёмник. – Нам нужны Рафаэль Ионесси и Зариф. И как можно скорее.
- Слыш, - утирая нос твердит глава совета, - тут это… никто не смеет беспокоить наших хозяев. – Приложив руку к бороде, поглаживая её, отвечает человек.
Данте усмехнулся в полголоса, после чего расстегнул куртку, положил руки на пояс, ближе к кобуре и заговорил:
- Мы вроде не в рабовладельческом стойле, чтобы у нас были хозяева. – В глазах и голосе юноши чувствуются ирония, переплетённая с гневом, льющиеся всё сильнее с каждым словом. – Мы, вроде, народ свободный и не один… сорняк не может вам указывать.
- Ты это… выбирай выражения, курва! – вскликнул кто-то из толпы голосом, полным недовольства. – Слухай, куча навоза, говоришь о святых людях, дающих нам жизнь!
Данте обернулся в поисках говорившего, но в ответ он видит лишь десятки иссушенных обезображенных лиц, где очи есть тлеющие угли, сияющие голодом, безумием и страхом.
- Да оглянитесь же вы! – повышенный голос Данте оказался пронзительным. – Из вас выжимают все соки, вас дают как последних коров, вы для них не более чем мясо, от которого они питаются!
- Перегибаешь, - пихнул его напарник. –Несчастные едва ли годятся, как рабочая сила.
Данте знал, что слишком глупо говорить это людям, жившим под пятой угнетателей едва ли не целое десятилетие, но это вырвалось инстинктивно. Жажда справедливости, не потушенная за годы существования в адском мире, так и рвётся наружу.
- А зачем тогда? – шепотом спросил италиец. – Не просто так их же закабалили.
- Ты был бы прав в большинстве других деревней в округе, откуда можно сосать ресурсы. Тут же… всё куда ироничнее.
Но прежде чем Данте спросил ответ пришёл из толпы:
- Наши хозяева заботятся о нам, а мы служим им домами. А они нам хлеба и воды дают.
«Мстящий» понял, что это не просто селение, а место хранилища чего-то ценного. Чего-то, что нельзя прятать там, где могут достать. Остатки сомнений развеял Андрон:
- Кто будет искать тонны наркотиков у охилевших людей? Ты думаешь, почему они продолжают жить в говне? Им промыли мозги, или запугали. Не отпускают, чтобы не раскрыть всё. Соседние банды давно бы разворовали хранилище, если бы оно выглядело как хранилище.
Глава сельского совета чуть-чуть пригнулся, чтобы поговорить с гостями. Шёпот его донёсся только до нужных ушей:
- Осторожнее, тут недовольные часто пропадают.
Глава сельсовета направил тонкие длинные пальцы к ржавому клинку на поясе и его расколотые грязные ногти со сколами уже касаются обтянутой гнилой синей изолентой рукоятки. Андрон тем временем с видом, полным самодовольствия и бравады, откинул часть пальто и всем показал ручку своего револьвера и тут же толпа осадила. Никто не хочет становиться жертвой шального свинца. Секундой позже раздался голос, переполненный самолюбием, гневом и спесивостью до такой степени, что самому Данте стало тошно:
- Так! Что столпились тут?! – народ быстренько стал разбегаться в сторону с взглядом стыда и дикого страха. – Я же вам запрещал больше двух кучковаться! А ну быстро пошли вон, ушлёпки безмозглые!
Глава сельсовета покорно склонил голову, отступая в сторону предоставляя лицезреть говорившего. Это среднего роста, смуглый, коротко стриженный черноволосый мужчина с карими глазами. На парне длинный чёрный тканевый пиджак, больше похожий на френч, брюки цвета беж, зауженные к щиколоткам и полностью уходящие под чёрный шнурованный сапог-мокасин.
- Ну, кто это у нас тут такие смелые, что не разбегаются при одном только моём появлении!?
Данте и Андрон переглянулись, и наёмник решил взять слово:
- Мы пришли для предложения своих услуг.
- Надеюсь не проституционных. – Давя улыбку, пытает шутить мужчина. – А то вас тут никто не поймёт.
- Мы пришли поговорить о «Терзателе». Говорят, что он наводит на ваши округи ужас. Так вот, мы способны с ним разобраться, - и помотав ладонью в воздухе, кондотьер недвусмысленно закончил, - только вот стоит договориться о цене.
Улыбка и сарказм моментально пропали. Андрон узнал в этом смуглом парне Зарифа, одного из влиятельных бандитов из группировки «Пять ключей». Опасные ребята, так как занимаются торговлей боевыми животными и оружием.
- Пройдёмте за мной, – махнув ладонью, развернулся и зашагал мужчина.
Толпы, окружившей ранее гостей, и след простыл, поэтому главная улица вновь стала пустынна и лишь взгляды детишек из окон домов всё ещё устремлены на парней, идущих прямо за арабом.
- «Пять ключей», - шёпотом обратился Данте, - они же не только наркотой промышляют.
- Арабская шайка. Скомкивались, чтобы торговать наркотиками, построили сеть борделей и отжали часть рынка. А пятью ключами их прозвали потому, что от сокровищницы, где они хранят своё самый ценный шмот, нужно пять электронных ключей.
Трое прошли к главному зданию. Холодное, безвкусное, монохромное, собранное из бесцветных кирпичей, так и бросающее в беспросветную тоску, оно единственное во всей округе внушает надёжность. Но вот к главному входу они не прошли, и вместо этого Зариф повёл их в подвал. Мужчина, спустившись по лестнице к самому фундаменту постройки, отворил металлическую дверь и скрылся прямиком за ней подобно тени.
Данте постепенно стала охватывать тревога. Он потянулся к пистолету, и прежде чем свершить шаг на первую ступеньку стал вытягивать оружие.
- Постой, – ладонь Андрона перехватила ладонь юноши. – Не сейчас, лучше подождём.
- Но…
- Я знаю. Просто не сейчас.
Через пару секунд они оказались в помещении, куда не проникает свет, кроме небольшой полоски из узкого окна. В нос тут же стал бить противный и омерзительный запах – вонь разложения и экскрементов смешались в единый смрадный «аромат». А до ушей доносится странный звук скрежетания по бетону и гнетущие шорохи во тьме.
- Тут прекрасно, не так ли? Мрак, смерть и голод в одном помещении, – голос доносится всюду, откуда из темноты. – Поверьте, вы станете свидетелями проявления самого настоящего чуда.
- Что за шутки, Зариф! – воскликнул Андрон, вынимая оба револьвера. – Покажись уже! – целясь во мрак, приказал кондотьер.
Свет неожиданно включился, заливая тусклым свечением весь подвал, проявляя неприятную картину. Лунный свет сильно ударил по глазам, Данте аж призажмурился, но всё же смятение пропадает буквально через пару секунд и взгляд ловит образы. Это обычный подвал, монохромно серый, загаженный под ногами и холодный, но вот только один момент заставляет впасть в дикий трепет.
Рука юноши моментально взметнулась к пистолету, и через мгновение дуло смотрело в самый конец подвала.
- Проклятье, это что за дерьмо?! – в вихре возмущения и гнева кричит Андрон.
Примерно четверть всего подвального помещения занимает клетка, скованная из толстенных прутов стали. Она стоит у дальней стены, но от этого не легче, ибо её заключённый есть воплощение кровавой ярости, звериного сумасшествия и убийственной эффективности.
Данте трясущейся рукой направил пистолет прямо на огромную тварь, которая полтора метра ростом, лишена волос и с неестественно развитой мускулатурой, словно перекаченной синтолом.
- Проклятье! – сплюнул юнец. – Как с такими бороться!?
- Нравится наш зверёк? – просмеялся Зариф.
Кожа, исполосованная ранами и «украшенная» затянувшимися рубцами на твари это безжизненный лоскут, больше напоминающий белый пергамент. Гипертрофированная морда уставилась на гостей. Глаза, похожие на два озера бездонной тьмы, пристально смотрят за вошедшими. Намордник на пасти не позволяет раскрыть рот и показать устрашающие клыки, что есть кинжалы, а не зубья. А вот когти прекрасно просматриваются на лапах, лишённых покрова. И можно сказать одно – такими когтями рассечь – плёвое дело. Это животное охотник, убивающее без жалости, сожаления и раздумий.
Юноша направил взгляд едва вниз и его взору открылся источник невыносимого смрада. Порванные куски мяса, вперемешку с лоскутами разорванной сгнившей одежды и груды костей. Похоже, многие недовольные положением местные жители сгинули именно здесь.
Голос Зарифа оторвал от созерцания твари Андрона и Данте:
- Вы хотели увидеть животинку, вы её и увидели.
Пары секунд хватило, чтобы вычислить местоположение араба, который затаился в тёмном углу.
- Что ты творишь?
Андрон попытался сделать шаг вперёд, но его тут же остановило предупреждение преступника:
- Ещё один шаг, и я открою клетку! – держась за странный пульт, лихорадочно твердит араб.
- Это и есть «Терзатель»?
- Да.
- Но почему вы его не убьёте?
Даже в тусклом свете, сквозь безобразный и бьющий по глазам световой занавес Данте смог заметить, как в очах Зарифа пробежали огоньки, в губы разошлись в лукавой ухмылке. И всё же дрожащий, полный нервозности, голос араба выдаёт сокрытое в душе сумасшествие:
- Почему? Вы спрашиваете почему? – с каждым словом дрожь понемногу усиливается. – Народ, терзаемый этим существом, идёт к нам. Не только эта деревня, а ещё десяток! Они верны нам, служат всей душой и правдой. Пока существует «Терзатель», есть и мы. Он ключ к нашему правлению. Страх, нужда в нас рождают верность… к нам.
- Как вы смогли поймать эту тварь?
Зариф стал медленно перебираться в другой уголок, скрываясь как можно глубже в объятиях тени, при этом говоря:
- Моя банда, мои братья из «Пяти ключей» помогли мне это сделать. Всё очень просто: сначала приманка, потом срабатывание ловушки, а затем его приручение. Ох, сколько же народа стало обедом для существа.
- Вы психи! – воскликнул Данте, направив оружие на Зарифа.
- Нет! – ответом кричит преступник. – Мы всего лишь дельцы, которые хотят занять своё место в этом мире. И мы заботимся о своём… могуществе.
- Больные ублюдки, - плюнул Андрон. – Только конченные полудурки способны на такое пойти.
- Я тебя умоляю. Тебе бы не знать, что во всём мире примерно так же. Весь мир стонет, весь мир терпит, но согласен так жить. Мы и будем так жить, - Зариф улыбнулся. – Сильные правят всласть, а слабые пресмыкаются, - пара секунд молчания венчались страшной фразой. – Вы слишком много видели.
- То есть!?
- А теперь умрите.
Двери щёлкнули по велению радиоволны, и замки упали на землю с металлическим лязгом, возвестив чудовище о начале охоты. Тварь аккуратно открыла клетку и начала мягко ступать на бетонный пол, ожидая команды хозяина, но её не понадобилось.
Палец юноши рефлекторно приложил силу к язычку металла. Страх и незнание ситуации вылились в спонтанное действие, и всё помещение заполнилось звучанием оружейной пальбы и ароматом пороха. Пули ложились в ключицу и морду, но вязли в твёрдой кости или вязкой мышечной груде, выбив фонтанчики крови. Пять патрон заставили «Терзателя» лишь слабо взвыть и зарычать насколько это возможно в наморднике.
- Пистолетом его не возьмёшь, бежим отсюда!
Данте последовал за Андроном, и существо не замедлило сорваться с места, начав преследование. В один прыжок тварь снесла часть ящиков и попытался прыгнуть на парней, но скользкий пол не дал этого сделать.
- Ложись! – Андрон резко опрокинул юнца в самый последний миг, и «Терзатель» пролетел над головами, улетев в угол.
- Бежим, - поднялся Валерон и побежал со всех ног. Он даже и не заметил, как оказался на лестнице и вбежал по ней.
Вылетев из подвала они никого не увидели, но рассматривать нет времени. Оба дали дёру к машине, не оглядываясь назад. Существо вылетело подобно разъярённому вихрю, яростно взревев на всю округу. Данте едва не упал, когда останавливался, его сапоги заскользили по грязи, но всё же удержался на своих двоих.
- Что будем делать? Пока он в наморднике, думаю, не так опасен.
- Зря! Его когти порвут тебя как тряпичную куклу.
Создание свершило прыжок, устремившись прямо к ним, и наёмник будто бы спиной ощутил это. Он обернулся и всё понял…
- Ты сегодня не умрёшь, - прошептал кондотьер.
Андрон приложил всю силу, чтобы оттолкнуть замешкавшегося Данте, но самому времени не осталось, а тварь в полёте оказалось очень быстрой – одного усилия хватило, чтобы настигнуть цель.
- Что б тебя, - вырвалось с уст наймита, когда его опрокинула массивная туша будь бы он лёгкой игрушкой.
Юнец приложился к булыжнику, глухой звук и тупая боль дезориентировали паренька.
- Зараза, - «проскрипел» Валерон и открыл глаза, но тут же ужаснулся увиденной картине.
- А-а-а-а-а! – нечеловечески вопил мужчина, когда существо буквально кромсало его, сабельные когти вонзались в плоть и резали её на части. Кожа на теле за доли секунд превращалась в лоскуты, а руки, которыми пытается закрыться кондотьер, разрезаются до костей.
- Сука! – в порыве гнева воскликнул юноша и перезарядил пистолет, спустив ещё обойму, но пульки лишь беспомощно вязли в твёрдой плоти. Но мутант всё же отвлёкся на него, подобно зверю, отвлекающемуся на зловредное насекомое – морда лениво повернулась, нерасторопной походкой оно пошло к нему.
- Ха! – сзади слышится гогот Зарифа. – Вот ему и конец, а теперь и тебя ждёт такая же судьба.
Данте в отчаянии, пятится назад и лихорадочно ищет новую обойму, но смысл? Он ничем не способен помочь Андрону, который валяется в грязи и крови, изодранный практически до смерти. Ещё пара секунд размеренной ходьбы, и «Терзатель» перережет юнцу горло.
- Никто о вас и не вспомнит, - фыркнул араб. – Вы попытались заработать, а нашли свою смерть.
- Ты устроил тут тюрьму с мутантом-надзирателем, - Данте всё же нашёл обойму и звякнув перезарядкой, вогнал её. – Ты думаешь, об этом никто не узнает?
- Здесь? Да это суть мира! – философски обозначил бандит. – Весь мир таков, как эта деревня.
«Обнищавшие рабы, жестокие господа и… сила на коротком поводке», - понял значение слов преступника Валерон держа на мушке морду мутанта.
- И кто же тебя спасёт? – гаркнул Зариф.
Громыхание и железный звон сначала были слишком далёкими, чтобы на их можно было обратить внимание. Потом, с каждой секундой они становились всё чётче и чётче, словно бы стук часов.
- Что за…, - не успел возмутиться член банды, его слова утонули в механическом рыке и воплях боли.
Как гром среди ясного неба, в битву ворвалась воплощённый гнев, который одним своим появлением ввергнул всех удивление, смежного со страхом. Он ворвался, в самый её центр, становясь воплощением убийственной эффективности и жестокости.
- Умри, чудовище! – решётка шлема выдала неистовый рёв; удар кулака заставил хрустеть морду мутанта, раздался жалобный визг.
Огромный двухметровый воин, закованный в посеребрённые технодоспехи и держа в руках широкий блистающий меч, врезается толстым наплечником в мутанта и откидывает его. За спиной бойца дымящийся белыми испарениями горб. Машинные звуки, симфония работы автоматических систем говорят о том, что это продвинутый экзоскелет.
«Терзатель» кусается, сорвав намордник. Туша бросилась на воина, заключив в крепких смертоносных объятиях. Его зубы остры, а челюсть мощна. Когти впиваются в металл и пытаются пронзить тёмные линзы шлема, напоминающий горшок. Зубья вгрызаются в сочленения брони. Тварь изо всех рвётся покончить с высокотехнологичным «рыцарем», но не может, поэтому в ярости кидается вновь.
- Тебе меня не одолеть! – голос сильно искажён, громкий бас страшит.
Воитель отбивается пинком тяжёлого сапога, и тварь, скуля, отступает, следующий удар стального кулака сокрушает череп волка и тут же вознесённый клинок опускается прямиком на шею монстра.
Данте вздрогнул, когда услышал смачный звук хруста позвоночника и хлюпанье крови с мясом. Подобных продвинутых воителей он видел только в старинных фантастических фильмах, а здесь «рыцарь» словно сошёл с кинохроник древности и несёт свет праведности, блистая в душе знаменем истины. Но всё же реальность быстро дала знать о себе.
Стоны Андрона заставили Данте отрываться от созерцания великолепия витязя. Юноша мгновенно подбежал к умирающему мужчине, судорожно метая взгляд. Признать человека в этом комке мяса, крови и грязи очень трудно. Одежда превратилась в тряпки, кожа обратилась в лоскуты, висящие на мясе, часть вен перебиты и кровь хлещет как из ведра. Несколько костей буквально перерезаны. Валерон, прошедший сквозь десятки уличных стычек и бойню, прекрасно осознаёт – помочь тут нечем, разве что только проговорить молитву за упокой.
- Кхе-кхе, - с кашлем выплёвывая и кровь, заговорил кондотьер, - сплоховал я, не т-так ли?
- Да, - холодно говорит сиракузец. – потерпи ещё с минуту и всё закончится. И судя по всему… ты дожил до момента перемен.
- Э хор-хорошо. Запомни, - он осторожно взял его за шиворот и дал последнее поучение, казавшееся ему важным. – Буд-дь ос-осторожен с гневом. Он т-тебя погубит.
Мышцы Андрона обмякли, его грудь больше не вздымается, а в очах потух свет жизни, и рука соскользнула с плеча. Наёмник, всю жизнь посвятивший войне, умер, как и подобает воину – в бою с врагом. Окровавленный, истерзанный, но погибший с честью.
Положив пистолет на грудь кондотьера, италиец посмотрел на невозможную картину. «Кто этот воин?», «Что он тут делает?», «Кого он представляет?» - роились вопросы в уме, но не находили ответов.
Тем временем к месту боя стал подходить народ. Фантастический «рыцарь» оглядел всех суровым взглядом безжизненных визоров на шлеме. После чего из звукопреобразователя вырвался жуткий грубый голос:
- Кто здесь власть!?
Все стали шарахаться назад с ужасом, трепетом и благоговением в глазах. Рядом с воителем остался стоять один Зариф. В его карих глазах промелькнули нотки страха. Его ноги стали свершать аккуратные шаги назад.
- Стоять! – прикрикнул воитель и, воткнув простой двуручный меч в землю, сложив руки, спросил. – Это ты здесь представитель власти?
- Да. – Дерзко отвечает араб, опустив руки в карман. – Скажи, сколько ты хочешь? Такой могучий воин будет усыпан роскошью городской республики.
- Я служу Господу, Канцлеру, и его великому делу изменения! – взревел ратоборец. – Я его стальной кулак, несущий кару и огонь нечестивцам, свет и спасение замученным! Я его латная перчатка, сокрушающая ересь и несущая весть о новом мире! Я пришёл сюда с требованием – вы должны присоединиться к Южно-Апеннинскому Ковенанту. В противном случае…
- Да что ты говоришь, ржавое ты ведро! – нагло перебивая, закричал в порыве спеси Зариф, самодовольно улыбаясь.
- Ой дурак, - усмехнулся Данте, - ты явно с ума сошёл от увиденного, от самого шанса потерять власть.
- Ты и твой канцлер – ничтожества, которые будут стёрты. Мои братья разберут тебя на болты, и продадут на рынке, дровосек ты железный!
Сиракузец краем глаза приметил слабый блеск металла в покрове крови и грязи. Юноша погрузил руку и вытянул второе оружие Андрона. Полностью заряжённый, только заляпанный, в боевом состоянии револьвер стал лишь поводом. Парень поднял огнестрел и направил ствол прямиком на Зарифа.
«В голову стрелять нельзя, людей заденет» - подумал италиец и рпустил его чуть ниже.
- А-а-а! – взвыл бандит, когда под громкие залпы его колени плюнули кровью.
Юноша не стал его оставлять на милость пришельца, он бегом преодолел метров десять и выпустил всю злобу и ненависть, вложив их в удар кулаком. Зариф плюхнулся в грязь и постанывая, стал ползти.
Рисунок 8 «Группа пехоты армии Канцлера пробирается через землю, ставшую практически киселём от загрязнения и отравления».
Но не Данте было суждено вершить справедливость. Пред глазами сверкнул широкий клинок, а затем острозаточенная сталь, пропев на ветра, вошла в спину разбойника. Хлюпанье и стенание обозначили конец жалкой жизни.
- Таков конец всех нечестивых, - грозно завершил латник и повернулся к юнцу.
Они стояли и смотрели друг на друга – живые глаза и безжизненное стекло. И всё же сиракузец боялся, каждое усилие было направлено на подавление тряски.
- Скажи, кто ты? – наконец-то низким грубым голосом заговорил воин.
- Я Данте Валерон, родом из Сиракузы-Сан-Флорен, – тяжело сказал парень, не зная, что ещё больше добавить.
- Что ж, - голос витязя стал глубоким, словно он запел праздничный гимн, - я один из девяти «Несущих штандарт». Мы посланы Канцлером нести его праведное слово, и благую весть – началась война против всей скверны, уничтожившей древний мир. Наш Канцлер несёт свет истины, он надежда этого мира на спасение, на объедение под одним началом. Я один из девяти «Первоначальных крестоносцев», которые выжгут скверну, неся рассвет новой эпохи. Я тяжёлая длань Канцлера и Господа, что первыми заложат фундамент новой «империи камня и веры».
«Слишком пафосно», - подумал юнец.
Размышления Данте были прерваны гулким звуком мотора, через пару мгновений на середину деревни въехал квадроцикл, а мужчина в серой приличной форме окрикнул своего владыку:
- Господин, позвольте узнать, почему вы от нас отделились? Заместители вас потеряли!
- Я услышал здесь звуки боя и решил проверить, - размеренным гласом ответил латник. – И не зря. Мы погубили нечестивого отступника.
- Господин Джузеппе, поспешите! Передовые разъезды, разведка и третья бригада выходят на передовые рубежи для штурма. Переговоры со забью Сан-Флорен идут скверно и в любом случае мы будем воевать!
«Штурм… война», - рассудок закружило, как хорошей выпивки.
- Что дальше? – аккуратно спросил юноша, явно не представляя, что его день завершится участием в настоящей войне.
- Я уполномочен призывать себе на помощь любого согласного. Скажи мне, Данте, ты готов помочь мне в деле справедливости? Сейчас, я несу слово в ваш город, твой дом. Ты готов мне помочь и власть подле меня, дабы нести свет новых моральных истин?
Юноша обернулся вокруг. Он увидел, как местность постепенно занимают солдаты в серых шинелях, и несущие с собой знамёна Ковенанта – готический двуглавый орёл на сером фоне. Их вид страшит, но и он же несёт надежду на грядущие благие изменения. Парень углядел, как бедные изнеможённые жители села осторожно выглядывают из домов, надеясь, что этот день станет переломным.
- Неужели всё это сегодня ради всего этого? – сам себе говорит Данте. – Неужто за десяток километров я вынужден встретить свою судьбу?
- Нет иной судьбы, кроме той, которую мы созидаем сами[2]. – Хладно и сурово, словно чеканить металл, говорит грозный воин.
Мысли Данте смешались, рассудок не может выдать ничего дельного. Нет веры в то, что сегодня всё делалось, чтобы встретить стальной кулак, грузный молот нового мира, ломающий старый порядок. Парень прошёл сквозь липкие и колкие лапы сегодня, чтобы попасть под взор тяжёлой длани наступающей эры камня и веры и стать достойной частью завтрашнего дня. Теперь он перед наипростейшим выбором – можно пойти по своим делам, сгинуть восвояси, уйти от грядущего сражения нисколько за мир, сколько за души людей; или выступить в союзе с пламенем, которое сожжёт ветхий мир и паразитов, высасывающих все соки с людей – стать частью чего-то значимого и великого. Мир, Господь, или банальная череда случайностей привели юношу к этому исходу.
Последняя мысль вселила уверенность и предопределила выбор:
- Да. Я готов пойти на службу Ковенанту и обратить гнев против нечестивой власти. Я клянусь в верности Канцлеру.
- Хорошо, Данте! – восторженно чеканит словом «рыцарь». – Теперь ты один из нас, готовься юноша, мы выступаем в Крестовый поход и надеюсь, что ваши лидеры примут наши условия. Иначе, придётся поднять клинок и очистить огнём твой дом, полный скверны.
[1] Цитата изначально принадлежит Кайваану Шрайку.
[2] «Нет иной судьбы, кроме той, которую мы созидаем сами» - цитата из к/ф Соломон Кейн.