Восхождение язычника 4

Глава 17

Глава 17

С прадедом я столкнулся возле его ворот, он шел не спеша, опираясь на посох, за то время, что я его не видел, он начал горбиться, и старческая худоба у него появилась.

«Время никого не щадит»,— мелькнула у меня мысль.

— Прадедушка, — расплылся я в улыбке и отвесил ему поясной поклон. — Здрав будь.

— О, кто это к нам пожаловал, — с ехидцей ответил мне старик. — И ты здрав, будь, Яромирушка, — проговорил прадед и открыл калитку. — Проходи давай, чего встал, — и он ткнул в меня своим посохом, и я шмыгнул в ворота.

Закрыв калитку и медленно побредя в сторону навеса, Рознег заговорил:

— Что-то поздновато ты объявился, — укорил меня родич, на что я просто развел руками.

Когда мы уселись на пеньки под навесом, Рознег повернул голову в сторону дома и закричал:

— Мирослава, Мирослава!

— Чего тебе? — раздался голос из-за дома.

— Питья неси, — потребовал прадед.

— Обожди, руки заняты, — раздался ответ.

— Ишь распустилась, — ворчливо пробормотал прадед, на что я лишь усмехнулся в бороду.

— Так новую заведи холопку, — подначил я прадеда.

— Да ну, а вдруг растяпа какая будет, все горшки переколотит, уж лучше Мирослава, привык я к ней, — с какой-то нежностью ответил прадед. — Ты лучше скажи, чего так долго добирался до наших краев? — и Рознег вперил в меня взгляд.

Я и рассказал о прошедших событиях, как переехал под Псков, забрав почти всех людей, начал строить свое городище, и о том, что уже познакомился с местными и мне даже удалось в некой степени заключить с ними союз, да и о многом другом поведал.

Во время разговора появилась Мирослава и поставила на стол кувшин с прохладным молоком и две кружки.

Она мне весело улыбнулась, и было видно, что хотела обнять, как и раньше, в далеком детстве, но удержалась. Неуместно уже, ведь я давно стал мужчиной и воином, так что пришлось самому обнимать женщину, прадед, видя это, лишь хмыкнул и проворчал, дескать, я вырос, а все как ласковый теленок. Мирослава на прадеда лишь недовольно взглянула, но, ничего не ответив, покинула нас.

— Растешь, Яромир, уже свое городище имеешь. Того и гляди, скоро князем себя назовешь, — с грустью произнес Рознег.

— Может, и назову, может, и стану. Все идет, все меняется, — весьма философски заметил я.

— Может, и так, было бы неплохо, если наш род вновь княжеским станет, — с затаенной болью произнес прадед. — Только, боюсь, не доживу я до этого.

— Не торопись, деда, на ту сторону, не торопись. У тебя еще дел на этом свете много, — попытался я подбодрить старика, но у меня ничего не вышло, так что я постарался перевести тему.— Я смотрю, Устка растет, народу больше стало, — произнес я.

— А, — и прадед махнул рукой, — если бы сам город рос, а так, по осени соседушки поселки наши начали разорять и грабить, людей в полон уводить. Много поселков они разорили, вот люди и побежали, частью здесь обосновались, частью дальше пошли, помогаем как можем бедолагам. Пруссы даже Гдыню[1] осадили, но взять не смогли, — пояснил прадед, — это город поболее Устки нашей, в заливе, возле земель пруссов.

— О как, — только и протянул я. У самого же возникла мысль, не мог ли я спровоцировать пруссов, но после недолгих раздумий понял, что нет. Такой набег быстро и просто не организовать, и мои действия никак не могли на это повлиять, ведь действовал я далеко от границы.

Хлебнув молока, я поинтересовался у прадеда:

— А князь наш чего, неужто спустит?

— Князь далеко, у него своих забот хватает. Может, оттого и осмелели так соседушки, прознав о смерти старого князя, а новому пока не до этого.

Я лишь покивал, принимая мысль прадеда. Интересно, что же это за заботы такие у князя, что ему не до этого?

— Посадник Гдыни по весне клич кинул людям охочим, чтобы уже мы в гости к соседушкам сходили. Велерад и Беляй на клич откликнулись, да и другие тоже.

— Значит, отца сейчас дома нет? — уточнил я.

— Нету, дней двадцать назад ушли к Гдыне, сейчас уже наверняка в походе. Что, тоже хотел бы сходить?

— Не отказался бы, — кратко ответил я.

— Это правильно, нельзя такое спускать, — веско произнес прадед.

— Раз люди в поход ушли, я, видимо, не найду здесь себе бойцов, — задумчиво протянул я.

— Почему же не найдешь? Не все же ушли, да и сам заметил, у нас новые люди появились, что ищут себе занятие, так что найдешь, не беспокойся о том.

— Тогда и я отправлюсь в поход, по прибрежным поселкам пруссов пройдусь огнем и мечом.

На что прадед кивнул.

— А Керон где, что-то я его не вижу? — спросил я.

— Так ушел он, — пожал Рознег плечами.

— Как это ушел? Куда? — вырвался из меня вопрос.

— Откель мне знать-то? Сказал, чувствует зов то ли предков, то ли духов, и ему надо идти. Я помог ему собраться в дорогу, не держать же мне его, в самом деле.

— Давно ушел?

— Деньков пять назад, — пожал плечами Рознег.

— Жаль, — протянул я.

— У него свой путь, может, и свидитесь когда-нибудь. Ты просил меня жреца Триглава подобрать, это для твоего городка? — спросил прадед.

— Да, — кивнул я. Все думая о Кероне, куда и зачем он мог уйти, да еще этот зов непонятный.

— О, это правильно. Я выбрал одного из моих помощников. Умный да всему обученный, и тебе он станет верным помощником в делах твоих. Ты храм-то Триглаву начал уже строить?

— Нет еще. Сейчас тын там возвели да жилье строят, — попытался оправдаться я.

— Тын — это хорошо. Но и о богах не надо забывать, обязательно храм построй. Надо бы тебя с Купавом познакомить, вдруг все же характерами не сойдетесь? — задумчиво протянул прадед, глядя на меня.

— Познакомь, — я просто пожал плечами.

— Пошли тогда, — и родич, поднявшись, потянул меня на выход из подворья, а после и из города в сторону храма.

Подойдя к храму, я заметил на пригорке двоих мужчин в белых одеждах, стоящих возле небольшого костерка и периодически с напевом бросающих в него травы.

На мой косой взгляд прадед пояснил:

— Сегодня требы Триглаву клал и подношения, вот они продолжают, до самого захода солнца сие надо делать. — А после, снизив голос, добавил: — Все же наши в бой пошли, удача и помощь Триглава может понадобиться.

На слова Рознега я просто кивнул.

— Купав, поди сюда, — немного прикрикнул дед и поманил рукой к себе одного из мужчин.

Через пару минут к нам подошел мужчина с окладистой светлой бородой, он был явно старше меня на пару лет. В плечах широк, да и заметно было, что он не всегда носил жреческое одеяние и знает, с какой стороны за боевой топор браться. Приглядевшись, я понял, что он мне знаком, видел его в городе, и не раз, но близко мы не общались.

— Звал, Рознег?— спокойно произнес парень, с интересом рассматривая меня.

— Звал, Купава, звал. Вот это Яромир, знакомьтесь, — произнес прадед, и мы с Купавой молча пожали друг другу руки, пожатие оказалось у него крепким.— Говорили мы с тобой уже не раз, что я тебе все свои знания передал и тебе пора уже свой храм и свою службу нести.

— Не уж то гонишь меня, Рознег?— произнес Купава.

— Ты дослушай сначала, а потом речь веди, — и Рознег погрозил Купаве посохом, на что тот сразу замолчал.— Яромир свое городище выстроил, пока небольшое и далеко от нас, но без подобающего храма Триглаву, что не дело. Оттого, я думаю, тебе стоит с ним отправиться, дабы там люди не остались без помощи и защиты Триглава.

— Гонишь все-таки, — выдал Купава.

— Ох ты, дурья башка, возможность даю встать рядом с Яромиром, моим правнуком, и быть ему добрым советником и помощником, новые дела вершить, а не здесь штаны протирать или в Щецине пенькам трухлявым в рот смотреть, — сурово произнес прадед.

— Так это, получается, тот самый Яромир, твой правнук, о котором столько сказывают, — задумчиво произнес Купава.

Я же покосился на прадеда, так и хотелось спросить:«А он точно умный, или ты мне его просто решил сплавить?»

— У-у-у, — загудел прадед, как рой пчел, мне даже показалось, что он хотел его посохом по голове приложить, но сдержался.

— Прости, Рознег, не уразумел сразу, — произнес Купава и поклонился прадеду.

Мне показалось в этот момент, что на губах Купавы появилась улыбка, и он все это время тонко издевался над Рознегом.

— Вот и сговорились, Яромир, ты, когда возвращаться к себе будешь, забирай этого олуха с моих глаз, видеть его не могу.

— Как скажешь, как скажешь, — протянул я.

Немного еще поговорив и обсудив разные мелочи, мы с прадедом направились обратно.

Вернувшись на подворье к прадеду, я немного посидел, а после, попрощавшись с ним, отправился в отчий дом. Где ждал меня сюрприз, а точнее, два. Мама и Смиляна были не праздны, не ожидал, если честно, от отца.

Мама меня обнимала и тискала, а я, улучив момент, воспользовался силой жизни и обработал ее и Смиляну.

Глядя на сияющие глаза матери, я почувствовал себя не в своей тарелке, надо было бы хоть какие гостинцы им привезти.

Меня посадили за накрытый стол и начали расспрашивать прожитье-бытье, в том числе и как у Варны дела. Я провел чудесные три дня в отчем доме, даже кислая рожа Нежданы не портила мне настроения, и я с удовольствием поигрался со своим братишкой.

Лана тоже навестил, который все так же продолжал работать с отцом в кузнице. Было приятно поговорить со старым товарищем и вспомнить прошедшее время.

По возвращении в Устку заприметил, что все мои бойцы уже вернулись на корабли, а рядом с ними отирается большая толпа желающих пойти ко мне на службу, несмотря на потери, которые уже были среди моих людей.

Отобрав из желающих тридцать человек — таким образом общее количество моих бойцов увеличилось, и их стало ровно сто сорок человек, — я разбил их на две команды, на «Ястребе» так и оставил заглавного своего брата Могуту. Отчалив от Устки, мы направились в Волин, надо же вооружить своих новых бойцов.

Во время пути Гавр поделился со мной новостью, оказывается, златолюбцы, которых я прогнал, начали распускать обо мне поганые слухи. Один краше другого, что я якобы перестал чтить наших богов, а холопки мне дороже собственных соплеменников, на что я только рассмеялся, но зарубку себе в памяти сделал.

Добравшись до Волина причалили, к кораблям сразу потянулась стража.

Которым под нос я сунул серебряный медальон, подаренный мне посадником Волина и дающий право на беспошлинную торговлю, стража враз поскучнела.

Могуте поручил позаботиться о ночлеге для людей и подыскать подходящую таверну, а также распределить тех, кто будет нести стражу на кораблях, в помощники назначил ему Путяту.

Сам же, захватив Далена и Гостивита, двинулся на торг, где, походив между рядов и приценившись, закупил копий и боевых топоров, а также брони и щиты для своих новых бойцов. Дорого свою дружину содержать, если бы не деньги из Византии, чую, тяжко бы мне пришлось.

Стаскав покупки на корабли, я направился к дядьке Зорену. Родич оказался дома, сидящий за столом, как нахохлившийся воробей, и пьющий хмельную медовуху.

— О, Яромир, здравствуй, — и он полез ко мне обниматься.

— Здрав будь, дядька, — обнял я его.

— Враска, а ну, кликни Деспу, пусть стол накрывает, — отдал дядька приказ одному из холопов, а мы уселись за стол.

— Ты, дядька, чего грустный? Да хмельное среди белого дня пьешь, — поинтересовался я.

— Да обманули меня, товар я негодный купил, который только и выкинуть можно, деньги потерял, видать, старым становлюсь, раз меня можно обмануть, — грустно промолвил дядька.

— Что ж за товар-то такой? — с интересом спросил я.

— А, да торговец-франк объявился с шелком, не так дорого отдавал, я товар и тюки проверил, хороший товар был на первый и второй взгляд, да и выкупил. Перенес к себе, начал более внимательно проверять да тюки разворачивать, а там больше половины негодной ткани, она в руках расползается, — и Зорен с грустью махнул рукой и приложился к кружке.

Через пару минут Деспа появилась, начав накрывать на стол, а там и Могута подошел, который справился с порученным делом.

Посидели и поболтали о разном, когда Деспа с детьми покинула стол, я решил у дядьки поинтересоваться за князя:

— Зорен, а чем наш князь вообще сейчас занят? Пруссы земли разоряют, а он и не шевелится.

— Хах, Богуславу власть сохранить бы первым делом, а там и разберется.

— Власть? — переспросил Могута.

— Ага, многие начали поговаривать, что боги отвернулись от семьи князя и лишили их удачи, оттого отец его и был в бою убит, а он сам в полон попал. Многое, в общем, болтают. Он, быть может, и рад бы пруссов утихомирить да полянам за смерть отца отомстить. Вот только большая же часть дружины и полегла в том бою, где отец его погиб, вот он и набирает потихоньку новых дружинников да со слухами борется. К тому же, как я знаю, он порывается на полян пойти, но на то согласие жрецов надобно, ведь позиции у него слабы. Был бы он в силе, мог бы и наплевать на жрецов, а так не может, а те как воды в рот набрали — ни да, ни нет. Вот и сидит в Щецине, но думаю, это ненадолго, решится скоро все. А по поводу пруссов я слышал, что посадник в Гдыне клич бросил да собрался их покарать.

— Теперь понятно, отчего князь так себя ведет, — покивал я, застолье вернулось к прежнему руслу, и мы просидели до самого заката.

С утра, погрузившись на корабли, мы покинули Волин и вернулись в Устку. Где я устроил новым бойцам тренировки и поединки между ними как в рукопашной, так и с оружием, новички быстро вписались в коллектив, хоть в этот раз никаких проблем не возникло.

Закончив с тренировками и погрузившись на корабли, я повел их в сторону наших соседей. Мы рыскали вдоль берега в поисках подходящей цели, и она была найдена. Поселок, обнесенный крепостными стенами, он был нечета тому, который я уже брал на меч, но и не сильно большой, о который можно было обломать зубы.

Причалив к берегу, я приказал всем вздеть броню, а в это время селяне, заметив нас, спешили укрыться за стенами. Как только мы были готовы, я повел людей к поселку.

Бойцы были воодушевлены перед боем, многие мои соплеменники прознали о делах пруссов и хотели поквитаться, а еще их ждала добыча.

— Клином встаем, я впереди, Гостивит и Дален по бокам, остальные за нами, — отдал я приказ.

Наша тройка идет первой, оттого что мы лучше всех защищены, ведь на нас тяжелые доспехи византийских катафрактариев, к тому же я предводитель, и мне нужно показывать пример смелости и доблести. Дурная практика, и мне она не особо нравится, но вот в таких небольших стычках по-другому никак.

Защитники селения высыпали на стены, и в нас изредка прилетали стрелы, от которых мы легко укрывались за щитами. Я слышу, как в нашу сторону летят смешки, и селяне с хохотом тыкают в нас пальцами.

Весело им, конечно, у нас ведь ни лестниц, ни тарана, оттого и веселятся, думая, что мы никак не сможем ворваться в селение.

Вот только, чтобы снести ворота, мне это все не нужно.

— Вперед, — отдаю я команду.

И мы начинаем идти вперед, количество стрел, летящих в нас, увеличилось, да и дротики полетели.

Как только мы приблизились к воротам на десять метров, в голове я выстраиваю цепочку рун, всплеск силы, и с моей руки срывается воздушный таран, на который мне сейчас требуется намного меньше силы из источника.

— Бум, — хлестануло меня по ушам. Ворота скрипнули и покосились, даже пара бревен отлетела в сторону, но они устояли.

Вновь построение рун, только в этот раз я использую больше силы, и воздушный таран срывает ворота, створки улетают внутрь селения.

— За Триглава, — ору я и рвусь в проем ворот, за мной в движение приходит и остальная масса людей.

Когда врываемся в селение, первым меня встречает молодой парень с копьем в руках.

Летящее в меня копье принимаю на щит, отбрасываю в сторону и следом бью топором, метя в ничем не прикрытую шею. Топор легко впивается в нее, снося голову, а из обрубка шеи летят брызги крови, успеваю заметить на лице уже мертвого парня непонимание, смешанное с болью.

Бой уже идет со всех сторон, по ушам бьют крики боли и отчаянья, пруссам уже не до смеха и веселья.

Селяне нам ничего не могут противопоставить, и спустя минуту все уже решено, а на земле лежат их мертвые тела.

— Обыскать все, людей тащить в центр, — реву я.

Бойцы, услышав приказ, после столь быстрого боя оскаливаются и словно потоки воды, разбегаются по трем небольшим улицам.

Возле меня остались Гостивит с Даленом, Могута и Путята, Хрерик и Накам. Я, медленно оглядываясь по сторонам, не спеша начинаю движение вперед по центральной улице.

Замечаю, как один из бойцов, схватив мальца лет десяти, вытаскивает его из дома на улицу, а следом за ним из двери выскакивает женщина и с ножом бросается на моего человека. Вероятно, мать пытается защитить своего сына.

Короткий удар топором, и она с воем падает на землю, а малец пытается вырваться из хватки воина. Еще один удар, и вой женщины затихает, подобные сцены происходят почти возле каждого дома.

Я смотрю, пытаюсь не думать и отстраниться от всего этого, держа эмоции в узде, но они все равно прорываются.

Людей всех тащат в центр, как я и приказал.

— Яромир, иди сюда, глянь, что я нашел, — раздается громкий крик Вулича из-за одного из домов, а следом оттуда появляется Первун и призывающе машет мне рукой.

Пара десятков шагов, и я заворачиваю за угол дома, из-за которого раздавался крик Вулича.

Мне открывается вид на хозяйственные постройки, возле одного из сараев стоит Первун и с омерзением смотрит внутрь. Спустя пару секунд из этого сарая на веревке Вулич вытаскивает какое-то непонятное существо.

— Твою душу, — вырывается из меня удивленный вопль, когда я понимаю, что это человек, весь обросший и грязный, с отрезанным носом, а также отрубленными руками по локоть и ногами до колен, и он передвигается на костях.

— Какого хрена здесь творится? — пораженно спрашиваю я.

[1] Гдыня — он же Гданьск, впервые в летописях упоминается в 977 году, в связи с миссионерской миссией святого Адальберта (Войцеха). Считается, что город был основан польским правителем Мешко первым, на территории данного города найдены предметы, которые датируются пятым веком, что позволяет предположить, что и до десятого века там находилось поселение или городище. Кашубы именуют этот город Гдыней, там проживает определенный их процент. Кашубы считаются прямыми потомками древнеславянского племени поморян, но есть другая этническая группа, прозываемая словинцами, которые тоже относятся к потомкам поморян, они были окончательно изгнаны поляками после Второй мировой войны.