Глава 18
— Так это в свинарнике я его нашел, — ответил мне Вулич. — Думал, зверь какой сначала, а пригляделся, человек!
— Понятно, — протянул я и подошел поближе. — Ты меня понимаешь? — обратился я к изуродованному, на что тот закивал.
— Понимает, — с удивлением заметил Первуш.
Наклонившись, я заглянул в глаза найденышу, в которых увидел разум и одновременно какое-то безумие.
— Так кто ты такой? — задал я вопрос.
— Э-э-э, — замычал он и после открыл рот, откуда весьма дурно пахнуло, но я успел увидеть корень обрезанного языка.
— Не мучайте его, — слева раздался звонкий девичий голосок.
Посмотрев в ту сторону, я увидел выглядывающую с крыши соседнего сарая девчонку лет пятнадцати, с грязным лицом, одетую в обноски.
— Так мы и не мучаем, спрошаем помаленьку,— ответил я. — Ты сама чьих будешь, коли разумеешь нас?
— Из поморян мы, — живо ответила пигалица.
— Слазь тогда да расскажи все нормально. Никто тебя и его, — ткнул я в найденыша пальцем, — не тронет.
— Ага, конечно, — с сарказмом произнесла пигалица. — Видела я, как вы никого не трогаете.
— Так и сидела бы тогда тихо, раз видела, — с усмешкой ответил я. — Слазь, никто не тронет, я сам из поморян, из-под Устки.
— Оттого и вылезла, что речь родную услышала, — с хитринкой ответила пигалица и начала слезать с крыши.
Когда она подошла, я пригляделся и понял, что, если бы не голос, сразу бы и не сообразил, кто передо мной, девка или парень.
— Рассказывай давай, как звать и кто такая, как здесь очутилась?
— Да что рассказывать-то, — вздохнула она. — Звать меня Ласка, а это Мирош, жили не тужили, потом эти явились, по осени, — скривилась она. — Вроде не рядом с ними жили, а добрались до нас. Село разорили и сожгли, а после и здесь очутились. Мамку и тятьку со старшим братом убили, а меня в полон, Мирош вот тоже попал. Я у соседей в холопстве была, они чутка добрее, чем эти, — и Ласка кивнула на дом. — Да и не пыталась сбежать отсюда. А Мирош пытался, три раза. На первый раз избили его крепко, чуть не помер. Я по ночам к нему приходила, помогала чем могла. Во второй раз, как поймали, нос с языком отрезали, а на третий и ног с руками лишили. Это чтобы другие не бегали и знали, что поймают. Так сыночек этих, — она кивнула на дом, — на Мироше полюбил кататься, запряжет его, как лошадь, на спину усядется да катается по округе.
От рассказа Ласки у меня сжались кулаки, а зубы начали скрипеть сами собой. Вот тебе и мирные селяне. Прям самые мирные и самые добрые, разнесчастные.
Ласка, видя реакции, мою и моих людей, зло усмехнулась.
— Вы еще священную рощу их не видали, а я глазком одним посмотрела, вот уж где страх, я потом и вовсе сна лишилась.
— Где же эта роща? —серьезно спросил я.
— А вон там, за селом, — показала рукой Ласка.
— Много здесь наших? — спросил я, сдерживая свои эмоции.
— Хватает, кто по осени в полон попал, а кто и давненько, — пожала плечами Ласка.
— Первуш, берешь Ласку — и в центр селения, будь рядом, чтобы ее никто не обидел. Да наших поморян, что в холопы попали, отделите и в обиду не дайте, свои все же, — отдал я приказ.
— А как же Мирош? — спросила Ласка, пристально глядя на меня.
— Не бросим, позаботимся, — проговорил я.— Вулич, несешь Мироша к кораблям, пусть там будет. Нечего ему здесь делать, — огляделся я по сторонам.
— Ага, — кивнул он.
Ласка, видя, что Мироша никто не собирается бросать, вместе с Первушем ушла.
— Ну пошли, что ли, — Вулич дернул за веревку, которая была накинута на парня, и тот тяжело и медленно пошел за ним.
— Вулич, — взревел я.
— Чего? — с легким страхом глянул он на меня.
— Я сказал, несешь, — надавил я голосом.
— Так он же грязный, — возмутился боец.
— Вот заодно и помоешь, а коли замараешься, тоже сполоснешься, и покорми его. Сомневаюсь, что он нормально снедал, — бросил я взгляд на свинарник.
Вулич скривился, но все же взял на руки Мироша и пошел к кораблям.
Я же с ближниками направился дальше по селу, останавливался возле некоторых домов и присматривался, к центру селища я шел не спеша.К моему приходу на небольшой площадке уже были собраны все, пруссы стояли отдельной огромной толпой человек в триста, чуть подальше отдельно кучка из пятидесяти человек, и мужчины, и женщины, среди которых суетилась Ласка.
Рядом находились мои бойцы, и внимательно следили, чтобы пруссы не разбежались и ничего не учудили. Остальные же мои люди начали обыскивать дома в поисках ценностей и стаскивать их в кучу: янтарь, меха и изделия из железа, тюки с тканями, — в нее валили все, в том числе монеты из серебра или злата, и драгоценности.
Удачно зашли к этим мирным селянам.
— Ласка, — окликнул я пигалицу, которая все так же суетилась среди плененных соплеменников.
— А? — подойдя ко мне, произнесла она, на что рядом стоящий Хрерик забурчал:
— Где это видано, чтобы с Ярлом холопка так разговаривала, — негромко произнес он, на что рядом стоящий Дален лишь улыбнулся и успокаивающе похлопал того по спине.
— Это и есть поморяне, что здесь в холопстве были?
— Да, — кивнула она.
— А среди тех есть хозяева Мироша,— кивнул я уже на толпу пруссов.
— Ага, вон Врэн и его жена с сыном, это они и есть, — указала на толпу Ласка.
— Хрерик, Дален, Гостивит, волоките их сюда.
Ближники сорвались мигом и, растолкав толпу, вытащили из нее упирающуюся семейку.
Глядя на эту семью, я не видел ничего особенного. Семья как семья: отец, жена и тринадцатилетней сын, но только при взгляде на них перед моими глазами вставал покалеченный Мирош.
— Яромир, дозволь мне их убить и поквитаться, — заговорил Гостивит, с ненавистью глядя на это семейство.
— Ох, — выдохнул я. — Дружище, не ты один хотел бы их лишить живота, — и я кивнул на остальных своих ближников, у всех взгляды пылали злостью, в том числе и у Накама. Он, вероятно, вспомнил своих соплеменников и как они обошлись с его семьей.
— Они недостойны жить, — резко произнес Гостивит.
— Согласен, но смерть для них будет слишком легким наказанием. Пусть они выпьют из той же чаши, что поднесли Мирошу.
На лице Гостивита появился злой оскал, он понял, что я имею в виду. Да, давно я не видел таким злым своего друга.
Рядом стоящий Могута метнулся по ближайшим дворам и притащил здоровую деревянную колодку.
Парни действовали самостоятельно, без лишних слов и суеты.
Первым на колоду бросили отца семейства, хотя тот сопротивлялся и вопил, а его жена и сын пытались вырваться из крепко держащих рук моих ближников.
Они, наверно, думали, что их будут убивать, но нет.
Гостивит обнажил топор, лезвие сверкнуло на солнце, и он обрушил его на руку прусса.
— А-а-а, — разнесся крик боли по округе, а отрубленная рука покатилась по земле.
Гостивит не медлил и нанес следующий удар, а на землю упала вторая рука. Прусс не затыкался ни на секунду, визжа как поросенок.
Пара минут, и вся семья лишилась конечностей. Женщина и ребенок от боли потеряли сознание. Мужик же держался и орал в нашу сторону проклятья.
Толпа пруссов начала дрожать, как листья на ветру, казалось, несмотря на угрозу жизни, они рванут в разные стороны.
Рунная цепочка мгновенно выстроилась в голове, взмах рукой — и стоящую неподалеку телегу разнесло на щепы от прилетевшего в нее воздушного тарана. Толпа мгновенно с криком сжалась, и мысли о попытке побега мгновенно выветрились из их голов.
Я же подошел к наказанной семье пруссов и, воспользовавшись силой жизни, остановил кровь и залечил их раны.
— Гостивит, перетащи их к ближайшему лесу и там оставь, только не убивай, пусть живут.
— Сделаю, — кивнул мой друг.
— Первуш, — окликнул я бойца, который по-прежнему отирался возле Ласки, исполняя мой приказ.
— Наших соплеменников ведите на корабли, пусть там отдохнут. Нечего им больше здесь делать, и так нагостились.
— Как скажешь, — ответил Первуш и повернулся к бывшим холопам.
Когда хотел отдать следующие приказы, мой взгляд упал на двоих моих бойцов, Кулему и Врона. Один из них баюкал руку с гримасой боли на лице, а у второго ладонь была завернута в окровавленную тряпицу.
Они стояли недалеко от толпы пруссов, когда я подошел к ним, толпа с ужасом отпрянула от меня в другую сторону.
— Что у вас? — поинтересовался я у парней.
— Оглоблей прилетело, — сразу отозвался Кулема, что баюкал руку.
— Ну, это палец, значит, отрубили, — произнес Врон и размотал тряпку, демонстрируя мне руку. Указательного пальца не было.
— Палец-то сам где?
— Так это… там лежать остался, — пожал плечами Врон. — А что?
— Иди ищи и неси мне, обратно к руке приделаем, — с усмешкой ответил я.
— А, да? Я сейчас, я как ветер, — и Врон унесся в сторону дома.
— Давай свою руку, посмотрим, что там у тебя, — протянул я ладонь к Кулеме.
Который с гримасой боли еле протянул мне больную руку.
Призвав силу жизни, я окутал ею свою ладонь и, прикоснувшись к поврежденной конечности, направил свою силу внутрь. Кость была сломана, я сразу смог это ощутить.
— Пойдем, — и, аккуратно взяв его за плечо, подвел его к деревянной колоде, на которой пару минут назад Гостивит рубил конечности пруссов.
— Ложи, будет больно, надо кость вправить, сломали тебе ее, — пояснил я.
— Х…хорошо, — немного заикаясь и с опаской косясь на лежащие рядом отрубленные руки и ноги, произнес Кулема. Встав на колени со всей аккуратностью, он возложил руку на колоду.
Я вновь призвал силу жизни, определив, как лучше совместить сломанную кость, и нажал.
— Гхм-м-м, — замычал Кулема, крепко сжав зубы.
Не обращая внимания на его мычание, я наполнил место перелома силой жизни, пара минут — и все готово.
— Все, сегодня побереги руку,— проговорил я, глядя на выступивший пот на лбу Кулемы. Он проворчал что-то благодарственное и на еле гнущихся ногах отошел от меня.
— Вот, принес, — рядом появился Врон, протягивая мне отрубленный окровавленный палец.
Приняв палец, я его осмотрел, на нем болталась кожа, все-таки не хирургический срез.
Достав из-за пояса нож, я срезал лишнее.
— Протяни руку ко мне, — скомандовал я Врону, тот повиновался. — Держи ровнее, не дергайся.
Приставив палец на былое место, я немного повозился и, выпустив силу жизни, направил ее. Сила жизни начала впитываться в отрубленную конечность, запуская процесс сращивания, одна десятая часть от резерва, и палец вполне уверенно держится на своем законном месте.
Врон поднес руку к лицу и медленно, словно не веря, согнул пару раз палец.
— Слышал, что люди сказывают, будто ты на чудеса способен, но как-то и не верил в это, — пораженно произнес он, посмотрев на меня будто на живого бога. Причем смотрел так не он один, но и многие мои бойцы, включая плененных пруссов.
К этому времени количество трофеев выросло в весьма значимую гору, и туда продолжали так же таскать разное барахло, которое, на мой взгляд, не представляло ценности.
— Могута, — окликнул я рядом стоящего брата. — Пусть на корабли трофеи стаскивают, только смотри, чтобы самое ценное, там и так места немного. Монеты подсчитай и убери, позже бойцам раздашь.
— Может, их стоит поберечь, — предложил брат.
— Раздай, нескупись, свое мы еще возьмем.
— Хорошо, — не очень уверенно протянул братишка и, подав знак нескольким бойцам, занялся нашими трофеями.
— Дален, Путята, да и остальные, — окликнул я ближников. — Отберите полста баб посимпатичней, свяжите как следует и к кораблям ведите. Остальных гоните за пределы поселка, а после сожгите здесь все, чтобы дым до самого неба стоял.
— Исполним, — кивнул Дален. — А ты чем займешься? — поинтересовался друг, заработав недовольный взгляд Хрерика.
Северянин отлично вписался в мой ближний круг, и даже мою честь блюдет, на свой манер, конечно.
— До священной рощи прогуляюсь, о которой Ласка речь вела, очень уж любопытно поглядеть.
— Так, может, нам с тобой сходить? — неуверенно произнес Дален.
— Сам дойду, чай, не девка, провожать не надо, вы лучше сделайте то, что я вам поручил.
Парни переглянулись, но ничего не ответили.
Развернувшись, я направился к воротам, обойдя село и пошел в сторону леса. В лес шло несколько тропинок, по краям одной из них были уложены обычные камни, которые были покрыты чем-то красным. По этой тропинке я и решил пойти, если не она, то последующей, пока не найду священную рощу. Там явно что-то занимательное, раз девчонка ее упомянула.
Пять минут неспешной прогулки по лесу, и вот я вышел на небольшую поляну, в центре которой находился огромный раскидистый дуб, настоящий исполин, по краям поляны также произрастали дубы.
Вот только ощущения от этой поляны шли не самые лучшие, меня начало мутить. Будто я нахожусь на христианском кладбище или в центре боя, где везде разлита энергия смерти.
Почему так и с чего такие ощущения у меня появились, я понял не сразу. Для этого мне пришлось сделать пару шагов и рассмотреть центральный дуб более внимательно.
Вокруг ствола дуба были уложены людские черепа, которые смотрели на меня своими пустыми глазницами. Ветки же дуба были измазаны в чем-то красном, и создавалось впечатление, что кора этого дуба красная.
— Однако, — протянул я и обошел этого исполина. С другой его стороны была вытоптанная площадка, на которой расположился огромный камень, который также был испачкан в красном.
Медленно и не спеша я подошел к алтарю, прикоснулся и понял, что красная субстанция — это высохшая кровь.
Камни, что были на тропинке, кора дуба — это все было в крови.
От омерзения меня всего передернуло, и я понял, почему у Ласки был такой тон, когда она говорила об этом месте.
Я медленно начал обходить поляну по кругу, и мне внос ударил неприятный запах. Пахло гнилым мясом или чем-то похожим. Дубы, что произрастали по краю поляны, тоже были вымазаны в высохшей крови, а главное, стало понятно, что это за запах и откуда столь сильное ощущение смертей.
В корнях этих дубов лежали отрубленные головы разной степени разложения.
Там были мужские головы, женские и детские. Некоторые из них были относительно свежие, можно рассмотреть даже лица.
По моему телу прошел озноб.
— С…суки, — прошипел я. — Мирные селяне херовы, — эмоции начали брать надо мной верх.
Ведь я был уверен почти на все сто, что это моих соплеменников принесли в жертву.
В голове мгновенно сложилась рунная цепочка, и я, не скупясь, наполнил ее силой. Взмах рукой, и в сторону центрального исполина полетела воздушная коса.
Вших — она врезается в дерево и проходит его насквозь, будто не замечая. Дуб с противным скрежетом начал съезжать вниз. Бум— и он рухнул на землю.
— Твари, — вновь вырвалось из меня, и я начал бушевать, создавая рунные цепочки, и швыряться направо и налево воздушными лезвиями.
Дубы валились один за другим, щепки и ветки с листвой летели в разные стороны. А я не мог остановиться и успокоиться, пока весь свой источник не опустошил.
Когда кровавая пелена сошла с глаз, это проклятое место нельзя было узнать, как и прилегающий лес. Деревья лежали вповалку, часть из них была перемолота в щепу и в труху.
— Ух-х, — выдохнул я сквозь зубы и побрел обратно.
Поселок уже вовсю полыхал, я же направился в сторону кораблей. Меня шатало из стороны в сторону, а думы были невеселые.
Возможно, надо было всех этих тварей под нож пустить, чтобы ни одна не выжила, куда уж теперь, разбежались по окрестным лесам, глянул я на пожар.
Пожалел, милосердие проявил, а они вон детей и женщин в жертву приносили.
— Твари, мирные селяне хреновы, — пробормотал я себе под нос.
Впереди показалось море и корабли, на которых рассаживают спасенных соплеменников из полона, а также вяжут и грузят взятых в полон прусских баб.
Глядя на них, я почувствовал, как на меня опять чуть не упала кровавая пелена ярости и гнева, но чудом смог удержать чувства в узде.
— Яромир, что с тобой? — спросил Гостивит, когда я приблизился к кораблям.
Я, не ответив, прошел мимо и, зайдя в воду по пояс, начал умываться, смывая с себя холодной водой то мерзкое состояние, в котором оказался.
Повернувшись, я увидел, что на мне сосредоточены взгляды всех моих бойцов, они смотрели с опасениями.
Выйдя из воды, я подошел к Гостивиту, похлопал его и произнес:
— Все хорошо, друже, все хорошо. Грузимся и отправляемся.
Взойдя на «Щуку», я сел на носу и уставился в море, думать не хотелось, а на полонянок я и вовсе не смотрел, боясь сорваться и устроить резню.
Во время плавания я часто обращал внимание на Ласку и Мироша, как она за ним ухаживает и помогает.
Это вызывало уважение, а ведь Ласка и там ему помогала, рискуя своим здоровьем.
Интересно, а я смогу ему помочь, воспользовавшись силой жизни, вырастить новые конечности? Возможно, и смог бы, но, к сожалению, в магии жизни Венетий не силен, а я самостоятельно не смог далеко продвинуться, так что вряд ли из этого что дельное выйдет. А если к этому вопросу подойти с другой стороны, Венетий же артефактор, да и ученик у него имеется, возможно, смогут изготовить артефактные протезы. Да, язык Мирошу это не вернет, но он сможет жить относительно полноценной жизнью, а может, и я чего удумаю.
Выгрузив спасенных в Устке, я переговорил с прадедом, он пообещал о них позаботиться. С самими спасенными я тоже поговорил и пообещал всем тем, кто не найдет себе приюта, забрать в свой поселок, где они получат кров и еду, а также защиту.
Дальше наш путь лежал в Волин, где я передал свои трофеи дядьке для реализации, не забыв обговорить и его долю в размере одной десятой от полученного.
Я еще два раза брал на меч поселки пруссов, спасая из полона своих соплеменников. Если рядом с селом обнаруживалась священная роща с жертвами, то в поселке я вырезал всех мужчин, на женщин и детей у меня не подымалась рука.
Переправляя очередные трофеи в Волин, я решил, что пора вернуться в свое городище, посмотреть, как там дела идут. Да и спасенных перевезти надо, их уже около сотни скопилось возле Устки в ожидании.
Вечером же с дядькой случился интересный разговор.
— Яромир, помнишь, про князя нашего спрашивал? — с легкой улыбкой поинтересовался родич.
— Конечно, помню, — кивнул я.
— Так вот, созрел он, клич кинул, на полян идти собрался, буквально сегодня на торге узнал, — значимо произнес дядька.
— Хм, интересно. Когда собрался в поход идти, неизвестно? — спросил я.
— Думаю, в следующем месяце, никак не раньше, пока люди прознают об этом, пока соберутся, — пояснил Зорен.
— Я бы пошел, вот только решил до своего городища сходить, — задумчиво отозвался я. Ведь пора уже заявлять о себе на местной политической арене. Все-таки два боевых корабля с полностью вооруженными и одоспешенными бойцами — это серьезная заявка в нынешних реалиях.
— Да, я думаю, успеешь вернуться. А коли нет, то и не беда, — пожал плечами Зорен.
С утра я отправился в Устку, где переговорил со спасенными еще раз и, когда они подтвердили свое согласие, разрешил им грузиться на корабли.
Среди людей я заметил плачущую Ласку, одну, без Мироша.
— Ласка, а где Мирош? Отчего я его не вижу? — взял я девушку за руки. Она же, взглянув на меня, зарыдала пуще прежнего.
Видимо, ответа от нее я не дождусь. Передав плачущую девчонку Гостивиту, я поспешил в Устку к прадеду. Он за ними присматривал, должен знать, да и сообщить ему надо, что отбываю в свой городишко.
Зайдя на подворье к прадеду, застал его за столом, медленно смакующего кашу.
— Здрав будь, прадедушка, — поздоровался я и отвесил поясной поклон.
— Хех, — улыбнулся он в бороду. — И ты здрав будь, внучок, садись рассказывай, хотя я и так наслышан о твоих делах, вон сколько народу вернул из полону.
— Это да, — кивнул я.
— Отец твой вернулся из похода, — меж тем начал рассказывать Рознег. — Живой.
— Это хорошо, только я навестить его не смогу, сегодня убываю уже, хотел, чтобы ты Купава позвал.
— Собственного отца некогда проведать? Али спешишь куда? — с ехидцей спросил прадед.
— Спешу, деда, спешу. Зорен сказывал, что князь наш Богуслав на полян идти собрался, мстить за смерть отца, людей созывает. Я хочу до своего городища сходить, людей отвезти да обратно поспеть к сроку.
— О как. Не слышал о том еще, хотя покуда до нас дойдет, — махнул рукой прадед. — То дело доброе, полянам хвост накрутить, а то много себе позволять стали, но о том я тебе сказывал уже.
На это я лишь кивнул.
— Мирослава, Мирослава, — заорал дед в сторону.
— Чего? — отозвалась та из ближайшего сарая и выглянула оттуда.
— Скажи Квазу, пусть бежит до Вострика, у него на подворье Купава живет, и передаст тому, чтобы собирался, не мешкая, и сюда шел, его Яромир ждет.
— Сейчас, — ответила Мирослава и отправилась в глубь подворья, выкрикивая Кваза, а через минуту молодой парнишка бегом убежал с поручением.
— Деда-а? — протянул я. — А где Мирош, что-то я его не увидел среди людей, и Ласка вся заплаканная была.
Прадед нахмурился и ответил не сразу, голос его был тяжел:
— К богам ушел, нету его более.
— Как?
— Вот так, жить не хотел, два раза топиться в воде пытался. Его Ласка и люди вытаскивали. Я с ним не раз говорил, не хотел он жить, не держала его земля больше. Это он там умирать не хотел, в полоне, на глазах тех, кто его обкорнал, на одном упрямстве тянул. На воле да на родной земле решил умереть. Я его и отпустил к богам лично, а после требы принес, чтобы у него было хорошее посмертие. Боги их приняли, — все тем же тяжелым голосом произнес прадед.
Пока не появился Купава, с дедом мы не обмолвились и словом, каждый из нас думал о своем. Купава был готов к отправлению, забрав пару мешков с вещами, не став рассиживаться, мы прошли к кораблям и отправились к моему городищу. Котороем ои люди без моего на то ведома, назвали Ярово городище.
Узнав об этом, я скривился, но, немного подумав, просто махнул рукой. Сам ведь название не смог придумать, а так в мою честь назвали город, приятно, черт возьми.
Добраться удалось без больших неприятностей, не считать же за них разыгравшуюся непогоду.
Когда корабли клюнули землю, меня окликнул Хрерик.
— Мой ярл, смотрите, — и он указал рукой вверх на холм, на котором расположился мой городок.
На защитной стене стоял воин, полностью одоспешенный, и махал руками, пытаясь привлечь наше внимание, он еще что-то кричал, но до нас долетали только обрывки слов, так что понять ничего было невозможно.
— Так, все остаются здесь, — серьезным голосом проговорил я и,спрыгнув на берег, начал подниматься по крутой тропинке вверх к городищу.
Спешить я не стал и, поднявшись по крутому берегу, выглянул вперед, заприметив каких-то непонятных людей, а также со стороны, где располагались ворота, звучали крики.
Пригибаясь, я прошел в сторону, прячась в кустах, когда открылся вид на другую сторону городища, где располагались ворота, там была вооруженная толпа.
— Десять, двадцать, пятьдесят…— начал я считать вслух. Их было не меньше трехсот, вооружены они были весьма разнообразно, кто с копьем, кто с топором, но больше всего людей было с обычными деревянными дубинами. Да и одеты они были так же разнообразно, кто-то даже шкуру медведя в качестве защиты на себя накинул, но хватало и нормальных доспехов, как кольчуг, так и кожанок.
— М-да, стоило отлучиться, так грабить пришли, что за мир, что за люди, — с усмешкой протянул я.