Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика

Малайзия

Прекрасна и необычна небольшая азиатская страна Малайзия. Она внешне даже похожа на Японию. Чистые красивые города, хорошие дороги, чудесные уголки гористой природы, интересный многонациональный народ (малайцы, китайцы, индусы и др.). Тропический, жаркий климат, нет четкого деления на сезоны. Сегодня может пройти сильнейший ливень со страшной грозой, дождь прекращается, выглядывает солнце, которое моментально высушивает влагу с листьев деревьев и дорог. И снова наступает жара.

Дороги покрыты асфальтом, смешанным с натуральным каучуком. От этого асфальт не плавится под палящим солнцем, сохраняя прекрасную сцепку с колесами автомашин. Страна богата, народ живет зажиточно, спокойно. Богатства Малайзии — натуральный каучук, олово, пальмовое масло. Гражданская война закончена, и этот фактор позволяет стране уверенно идти по пути национального капитализма, всемерно развивая торговлю.

Когда я впервые приехал в Малайзию, то обратил внимание, что это единственная страна в Азии, где есть памятник борцам с коммунизмом. Стоит этот памятник в центре Куала-Лумпура. Я ожидал почувствовать на себе антикоммунистический настрой населения и правительственного чиновничьего аппарата. Однако этого не было. Воспринимали здесь всех одинаково, безразлично, выделяя, правда, американцев и англичан. К ним отношение было более почтительное. Того восторженного обожания, какое ощущал я, советский представитель, на себе в Индии, здесь не было.

Состав посольства и нашей резидентуры был небольшим, страна придерживалась строгой квоты на количество советских представителей в своей столице.

Итак, я резидент КГБ в Малайзии. Определяю для себя проблемы, где необходимо глубоко разобраться самому, — политика США и Китая в Малайзии, советско-малайзийские отношения. В области внутренней политики — прочность позиции местного правительства. Это приоритетные направления нашей информационной работы. Разумеется, забота из забот, основная проблема — американцы. Наша служба была полностью сосредоточена на работе с американцами, и именно благодаря этой сосредоточенности удавалось добиваться неплохих результатов.

Первоочередных задач передо мною, новым резидентом, оказалось достаточно. Надо было в первую очередь наладить рабочее взаимопонимание с подчиненными, с «чистыми» дипломатами и послом. Затем предстояло освоить политическую и оперативную обстановку в стране, начать личную оперативную работу, продолжить контакт с некоторыми уже известными нам лицами, завести круг личных полезных связей и попытаться увеличить число источников информации резидентуры. Все необходимо было делать одновременно.

С каждым сотрудником резидентуры мне пришлось в реальной рабочей обстановке выяснять, на что он способен, можно ли положиться на его здравый смысл, находчивость, решительность в сложных ситуациях. Очень важно было сделать так, чтобы мои коллеги были уверены в компетентности и порядочности своего начальника. Они должны были видеть, что их руководитель способен не только дать толковые рекомендации, но и сам работает в «поле», что у него есть личные контакты и источники, что он может квалифицированно выявить наружное наблюдение и т. д.

Твоя деловая репутация, так считал я всегда, — это важнейший компонент в связке «начальник — подчиненный».

Определенный опыт работы руководителя я получил еще в Индии, организуя действия группы разведчиков, выделенных для работы по ГП. Но там я был прикрыт спиной резидента, а здесь сам был таковым. Приходилось решать все проблемы самостоятельно. Рабочий день был без ограничений, он начинался в 7 часов утра и заканчивался глубокой ночью.

С учетом имеющегося у меня опыта работы с агентурой, в Малайзии я решил взять на себя поддержание связи с наиболее ценными источниками информации. Их было двое, а позднее я увеличил это число до трех.

У меня появилось много хороших знакомых. Среди них и те, с кем приходилось встречаться изредка, как правило, под покровом ночи или за пределами города.

Наше соперничество с ЦРУ продолжалось. Должен признать, что мой интерес к американским коллегам сопровождал меня на протяжении всей разведывательной деятельности за границей.

Где-то в самом начале моего появления в Куала-Лумпуре со мной связался мой старый знакомый еще по Бирме Ральф Катрош. Он попросил о личной встрече, и, несмотря на занятость, я, с согласия Центра, встретился с ним. Американское посольство в Малайзии, как и везде в мире, было самым большим. Ральф Катрош занимал важное третье место по положению в своем коллективе. Он был резидентом ЦРУ. Собираясь на эту встречу, я строил всевозможные догадки, пытался определить, о чем хочет говорить со мной коллега. Сомнений в том, что Катрош знает о моем положении в советском посольстве, у меня не было. Встреча состоялась по предложению американца в ресторане в центре столицы, на нейтральной земле. Мы «тепло» встретились, я сразу же узнал Ральфа, хотя прошло около десяти лет с момента нашего расставания в Рангуне. Устроились за уютный столик у окна, и беседа началась, угощал американец. Катрош сообщил, что он недавно вернулся из Южного Вьетнама, пережил там самые трудные времена в своей жизни и поэтому с большим удовольствием принял предложение своего руководства возглавить резидентуру ЦРУ в маленькой, спокойной Малайзии. Он подчеркнул, что, насколько он успел разобраться в обстановке в стране, у Советского Союза и США нет острых противоречий в политике в отношении Малайзии, поэтому он рассчитывает, что мы будем здесь жить без особых хлопот. Главная тема его рассуждений на протяжении всей непродолжительной нашей беседы была одна — ребята, давайте жить дружно, без потрясений. Вел он себя действительно как кот Леопольд. Я, конечно, не был приучен, да и никогда не хотел, быть полностью откровенным перед противником. Словом, я не мог себе позволить такие вольности, какие допускали коллеги из ЦРУ. Естественно, не признал я и то, что являюсь здесь резидентом КГБ. Я не считал, что у нас нет проблем в наших взаимоотношениях с ЦРУ и с США. Такую откровенность работников ЦРУ, кстати, я встречал и позднее, в Японии. Я заметил Катрошу, что понимаю его состояние, пережитое им во Вьетнаме, видимо, останется оно в нем на всю жизнь. Их программа «Феникс» — самая жестокая в мире, ей не будет оправдания. Наши позиции в Малайзии очень отличны друг от друга, американцы здесь хозяева, а мы гости. Обострений и противоречий, по всей вероятности, в отношениях США и СССР на этой почве быть не должно, но мы будем стремиться к упрочению своего положения в Малайзии.

Я еще не знал, что меня ждет впереди. Я не ведал, что так же, как и Катрош в своем Вьетнаме, я окажусь в будущем в своем Афганистане. Правда, там не будет, да и не могло быть, чего-либо подобного программе ЦРУ, «Феникс». Но будет кровь, будут несчастья как с той, так и с другой стороны. Вьетнамцы воевали с американцами советским оружием, афганцы — душманы воевали против нас и своего правительства американским оружием. Уверен, что американцы умышленно устроили нам Вьетнам в Афганистане.

Катрош, видимо, рассчитывал на большую откровенность и философский настрой с моей стороны, но не получилось. Мы сухо расстались, и я больше никогда не видел его и не слышал о нем после этой встречи. Я отчитался перед Центром о встрече с американцем, получил рекомендации воздержаться от развития этого контакта и полностью их выполнил.

Как-то много позднее, когда я работал в нелегальной разведке в Центре, из Индонезии пришел запрос на мое имя, естественно, через руководство разведки, не сочту ли я возможным возобновить свой контакт с Бернардом Дэ-амброзио, другим работником ЦРУ, известным мне еще по Бирме. Взвесив все доводы «за» и «против» и с учетом того, что я активно работал на очень важном и ответственном участке новой работы, я отказался от развития своего прежнего хобби. Видимо, в какой-то степени сказалось и то, что я уже к тому времени «постарел», и мне не хотелось втягиваться в новые хлопотные дела.

А работа в Малайзии продолжалась и набирала темпы. Мы с женой установили теплые, дружеские отношения с военным атташе нашего посольства Николаем Михайловичем Белоусовым и его женой. Это была очень приятная и добрая семья. Наши отношения с послом также постепенно развивались. Владимир Николаевич Кузнецов был увлечен игрой в гольф, самым популярным среди дипломатов видом спорта. Он в нем добился хороших результатов и, вернувшись в Москву, был назначен заведующим Управления по дипкорпусу, стал активным инициатором создания первого в Союзе гольф-клуба. Увлекался Владимир Николаевич в Малайзии и черепашьими яйцами. Этот деликатес был доступен только сильным мира сего, но местные султаны делились им и с советским послом. Как-то по великому блату жена посла предложила Лиде несколько штук этих шариков, похожих на мячики для игры в пинг-понг. Жена торжественно вручила их мне, и я съел одно такое яйцо. Впечатление этот деликатес на меня не произвел, и, к полному восторгу жены посла, Лида вернула ей шарики обратно.

Кузнецов был полковником Советской Армии в отставке. Он имел и умел поддерживать нужные деловые связи, касалось ли это иностранцев и малайзийских высоких правительственных чиновников или наших высоких особ. Как-то в Сингапур прибыл наш министр внешней торговли Патоличев. Кузнецов уговорил меня, вернее, силком заставил поехать с ним, где я и познакомился с Патоличевым.

Местная контрразведка активно работала против нас в Малайзии. Мы это ощущали, обнаруживая за собой слежку, чувствуя появление ее агентуры в своем окружении. Естественно, следовало ожидать, что есть и техника подслушивания в наших домах, возможно, и в посольстве. С учетом работы спецслужб против наших разведчиков, я перевел двух своих агентов, добывающих документальные материалы, на более безопасные условия связи — на работу через тайники. Это потребовало дополнительных хлопот. Нужно было подбирать надежные тайники, затем убедить наших помощников в надежности и безопасности такого способа получения от них материалов. И когда все было позади и способ этот утвердился в умах агентов, работа пошла спокойнее и продуктивнее. Поток информации увеличился.

Для проверки наших посольских помещений на наличие техники подслушивания мы вызывали специалистов из Москвы. Обычно такие проверки в Малайзии, и во время моего пребывания в Куала-Лумпуре, не приносили результатов, мы не находили ничего подозрительного. Однако, несмотря на это, мы все равно принимали дополнительные меры предосторожности, в частности, старались не вести секретных разговоров в не защищенных специальной техникой помещениях, не читать полученных информационных сообщений вслух. Естественно, строго соблюдался главный принцип конспирации разведки — никогда не называть имен своих связей и тем более агентов.

Но через несколько лет после возвращения из Малайзии я узнал, что в Куала-Лумпуре, в помещении посольства, была обнаружена техника подслушивания. Удалось-таки американцам и англичанам, а в этом я не сомневаюсь, что это дело их рук, внедрить нам технику. И ведь не нашлось американского, английского или малайзийского Бакатина, чтобы порадовать нас схемой расположения «жучков» в помещениях посольства. Пришлось все находить самим, тратить на это средства и усилия специалистов — и затем посыпать свою голову пеплом и плакать, что сделали это поздно. Что-то враг успел услышать из наших помещений.

По указанию Центра я дважды выезжал в Сингапур, чтобы на месте помочь нашему резиденту в организации и налаживании продуктивной работы. Мы вместе беседовали с разведчиками, обсуждали конкретные дела и разработки, нацеливали молодых сотрудников на успешную работу. Вроде бы толк от этих поездок был.

Находясь в Малайзии, я выкраивал время и для отдыха, для ознакомления со страной, с ее обычаями и достопримечательностями. Я побывал на севере страны, на острове Пенанг. Там захоронены наши военные моряки, погибшие в этих местах еще в годы первой мировой войны. Вместе с военным атташе Белоусовым мы возложили цветы в день годовщины нашей славной армии к этому памятнику. Трудно и одиноко спится нашим предкам-героям на чужой земле. Но такова уж участь военных моряков, не знаешь, где сложишь буйную голову, в волнах ли теплых или студеных морей или на чужом берегу. Не ведаешь, доберешься ли до родного берега. А сколько наших дорогих земляков — военных моряков — сложили свои головы, выполняя морскую службу, на просторах Тихого, Индийского, Атлантического океанов в наши мирные дни. Сколько погибло подводных лодок Отечества при мирных вроде бы условиях, выполняя, правда, военную задачу — обозначить свое присутствие в далеких чужих водах. Помнят сейчас только родные и близкие тех матросов и офицеров, которые смело ушли в море, героически боролись за живучесть своих кораблей и ушли в вечность. А Отечество, новая сейчас Россия, забыло своих ушедших сыновей. Никому в ней сейчас не до памяти, не до близких тех славных моряков, каждый тянет одеяло или что-то еще только к себе, на себя. А жаль, что черствыми, сухими мы стали! Так ведь и нас всех забудут. А может быть, в этом есть злой умысел тех, кто хотел бы видеть Великую Россию растоптанной.

А какие есть прекрасные уголки природы на малайзийской земле, особенно в горах. Какие чудные коллекции экзотических бабочек, жуков, скорпионов можно там приобрести. Какие удивительные, чистые ручьи бегут с гор в море. Однажды, уже сейчас, я увидел на экране телевизора «веселого» Жириновского, что-то жующего в компании местной обезьяны. Обезьяна убежала в лес, а

Жириновский, улыбаясь, остался в кадре. Да, это был лес Малайзии, и наш лидер ЛДПР забрался туда отдохнуть. И хорошо отдыхал.

А как приятно окунуться в теплые воды моря у берега Малайзии. И ехать к морю совсем близко. Однажды мы с женой и друзьями оказались на прекрасном пляже. Там было много народу, кто-то катался на водных лыжах. Малайзийский друг поинтересовался у меня, катался ли я когда-нибудь по морю на лыжах. Я ответил, что по снегу на лыжах в России катался, а по воде не пробовал. И он предложил мне испытать это удовольствие. Будучи еще молодым и из-за задора я согласился — и очень пожалел об этом позже.

Я взялся за ручку троса, прикрепленного к быстроходному катеру, надел лыжи и… поехал. Человек, сидящий в катере, увидев, что я бодро держусь на лыжах, даже делаю какие-то пируэты, решил, что я спортсмен-воднолыжник, и, включив большую скорость, полетел по волнам. И я полетел вперед. Сначала мне даже очень нравилось, льстило самолюбию то, что я не упал сразу, держался молодцом. Действительно, делал какие-то зигзаги. Но держался я на лыжах благодаря большому напряжению всех мышц, а нужно было расслабиться. Держался, так как стыдно было отступить, не хотелось упасть, как говорится, лицом в грязь, а в буквальном смысле в воду. И выдержал-таки это испытание. Когда катер через четверть часа подошел к берегу, я отцепился от него и с большим трудом выбрался на сушу. Все болело, ломило все суставы. Знакомые подходили и поздравляли меня с успешным катанием на лыжах, отмечая, что у меня это здорово получилось. Я же знал, чего мне стоил этот успех, но улыбался и не рассказывал о своим состоянии.

Кузнецов, будучи послом, влиял, как мог, на состав своего посольства. Придерживаясь своей теории о важности всяких связей, он принял у себя родственника одного правительственного чиновника. В прошлом комсомольский работник, он был, возможно, и неплохим парнем, но вызывал определенную неприязнь у «чистых» дипломатов, так как занимал довольно высокий дипломатический ранг. В странах со сложной внутриполитической обстановкой, с жарким и тяжелым климатом я не встречал детей «выдающихся» родителей или их родственников. Зато их много в Европе, в США, да и в Японии.

В Малайзии внезапно заболела моя жена, что-то случилось с почкой, вероятно, сказывалось, что мы были довольно долго в странах с жарким климатом и очень плохой питьевой водой. Лида переживала также и о том, что сын наш был один в Москве, учился в интернате. Моя мама, помогавшая наблюдать за ним, писала, что учеба у Николая идет кое-как. Местные врачи, обстоятельно обследовав мою жену, пришли к заключению, что необходима срочная операция. И мы полетели в Москву. Дома диагноз малайзийских врачей подтвердился. Жене сделали операцию, удалив одну почку. А мне пришлось на короткое время возвратиться в Куала-Лумпур, чтобы сдать свои дела, собрать вещи и таким образом закончить свою очередную командировку.

В Москве меня принял заместитель начальника разведки Василий Иосифович Старцев. Обсудили результаты работы в Бирме, Индии и Малайзии. Старцев отметил, что я оправдал его доверие, не подвел его ожиданий, теперь должен отдохнуть, поправить жену после операции. Он предложил мне пойти на учебу на курсы усовершенствования — УСО. Я согласился. В конце беседы Старцев как бы шутя заметил, что он не даст мне засидеться дома, вскоре вновь отправит за границу, так как мое место в «поле», а не в кабинете. Я промолчал, но про себя подумал, что Дядя Вася шутит, просто подбадривает меня. Но как оказалось позднее, Старцев вовсе не шутил. Но это было потом.

Учеба на курсах УСО не была обременительной, хотя мы и были под Москвой на казарменном положении. Только на субботу и воскресенье приезжали домой. Слушатели по два человека жили в отдельной комнате, по вечерам собирались вместе в большом холле. Коллектив сложился дружный, было интересно общаться, обсуждать эпизоды из прожитой жизни в разных странах. Видимо, потому, что я был единственным морским офицером, меня назначили старшиной курса. А это все же ответственность за каждого слушателя, за его возможные проступки. Но, слава Богу, обошлось без таковых. К нам часто на вечерние посиделки приезжал начальник института — Иван Иванович Зайцев. Он бывал и заводилой разговоров и активным спорщиком в них. Встречи с ним всегда были приятны для нашего коллектива, ведь он тогда уже был известным и опытным разведчиком.

В целом, честно говоря, мы отдыхали, много читали и готовились к дальнейшим трудам. УСО — это важная ступенька служебной лестницы. В 1974 году я закончил курсы и вернулся в свой родной отдел. За время моей работы в разведке уже сменились ее несколько руководителей. Ушел на пенсию Александр Михайлович Сахаровский, начальником разведки был назначен его заместитель Федор Константинович Мортин, пришедший в комитет со Старой площади. Мортина заменил Владимир Александрович Крючков.

Мне казалось, что я могу надеяться на два-три года спокойной работы в Центре с учетом слишком коротких временных разрывов между предыдущими тремя командировками за рубеж. Но моим надеждам не суждено было сбыться.