Вот оно - село!

"Главполитпросвет"

В городе учреждение, что "Главполитпросветом" называется, огромные апартаменты занимает, с кабинетами, залами, с канцеляриями, с музкомами, теакомами и другими прочими "комами".

А на селе все это гораздо проще. Портативнее, так сказать.

Видите: вон через дорогу, под кумы Ульяны воротами, несколько колод лежит…

Это и есть наш "Главполитпросвет"…

"Работа" начинается так же, как и в городе: в 9-10 часов. Только там — утра, а тут — вечера.

Коллегии нет. Каждый сам себе "коллегия".

Тезисов не пишут…

Вместо тезисов гармошка…

А с этим тезисом все идет, как по писаному.

За председателя — Андрей.

Кто такой Андрей, хотите знать?

— Ну и сукин же сын! — так характеризует его Ульяна. — Земля под ним, анафемой, ходуном ходит! Как молвит, как примолвит, как топнет да как ухватит мою Химку на "польку", так ну что твой вихрь! Шельма-хлопец!

…Работает "Главполитпросвет" регулярно каждый вечер.

Как только начнет это темнеть, вы слышите из лесочка за Ульяниным огородом:

— А-чххи! Чернявая!

Это председатель "Главполитпросвета" на "занятия" пожаловал!

А там, глядишь, кто по улице, кто через тын, являются и постоянные посетители нашего культурно-просветительного учреждения.

И начинается…

Начинается работа всегда с "польки".

Продолжается "полькой".

Конец — все та же "полька".

"Метелицы" или там еще чего, что мы в свое время отплясывали, нету…

"Полька"!

Каких только коленец "музком" не выкомаривает!

И так… и сяк… и этак…

А Андрей!! Андрей!!

Он и боком, он и задом, и согнется, и разогнется, и присядет, и подскочит…

Э-e-e-e-e-x!

— Поверите, — рассказывает Ульяна, — под пятьдесят уже мне, а, ей же богу, иной раз сижу у окна, и разбирает меня! Ну, что шилом кто, поверите, подкалывает! Старик, случается, даже прикрикнет:

— Ты б, — говорит, — старая корчага, лучше святую евангелию почитала!

— А мне не удержаться! Ну, толкает меня, кидает меня, не в хате будь сказано!

…Да где там устоять!

И вы бы, ей-богу, не устояли!

Уж я, кажется, всякого повидал, а сидишь это на крылечке да за перила так и держишься!

Ноги как-то сами собой: дрыг, дрыг, дрыг! И хватаешься то за левую, то за правую.

А тут еще если молодой месяц, оседлав Большую Медведицу, на Млечный Путь выкатит, да еще если черт под самое крыльцо соловушку принесет — ну, нет тебе спасения, и все!

Иногда гармошка затихает…

Тишина, тишина…

Но вот прорезало эту тишину звонкое "ляп".

Верещит не то Химка, не то Марина…

И в голосе том и боль, и счастье, и протест, и поощрение!

Одним словом:

И хочу! И не хочу! Не разберешь!

Это Андрей в "эмансипацию" сунулся [1].

Минута… и хохот!

Звонкий, раскатистый хохот неистово обрушился через перелесок в яр. Колесом докатился до дубовой рощи, что во-он на той стороне, за пшеницей, и несется назад по пшенице перепелом…

…Музыкальное отделение кончилось…

Следующее — вокальное!

Запевает Тимоха:

Как была я молода,

Так была я резва…. . . . . . . . .

Тут уж мои соседи решительно уходят в хату и затворяют дверь…

Высоким фальцетом кончает Тимоха последний куплет…

И снова хохот…

И снова "ляп"…

И так до часа, до двух, а то и позднее…

Напоследок еще буйный взрыв "польки" и вихрь из юбок и сапог.

Заключительный аккорд. И "Главполитпросвет" идет спать… Уходят парами…

1923

Перевод А. и З. Островских.

[1] К читателям. Я фиксирую, разумеется, то, что сам вижу на селе. Мне было бы очень неприятно, если бы кто-нибудь подумал, что я в данном случае разрешаю себе порнографию. Приводя разные выражения (чаще оригинальные, а иногда комбинированные), я хочу показать, какое значение (по большей части шутливое, а иногда и серьезное) приобрели на селе новые слова. — О.В.