Вот такие макароны. Студентки в Италии

Амурные баррикады

Солнечный мартовский день, погода почти май-месяц ‒ инстаграм наполнился фотографиями цветочков и подфотошопленных улыбок с подписями в духе «почти летнее настроение». У нас в квартире снова собралась кулинарная тусовка, на этот раз основанная не на национальной гордости, а скорее на благотворительности: у нас с Ры истощались запасы финансов, стипендия, которую мы ожидали от Эразмуса, всё никак не приходила, на последние наличные были куплены конфеты, а в холодильнике оставалось немного мяса и пива. Наши товарищи узнали о нашем финансовом положении и, закупившись, предложили накормить нас хорошим обедом. Во главе спасательной операции по избавлению нас от голодной смерти был наш валлийский товарищ Тао, который сразу приказал мне эвакуироваться с кухни и заходить туда только по праздникам и мусор выкинуть. Вместе с Тао пришёл его друг с Сицилии по имени Лука. Лука готовить не умел, а вот поесть стряпню Тао любил, так что пока Ры что-то колдовала над кофейником по соседству с Тао, мы с Лукой уселись курить на балконе.

Сицилиец видел меня второй раз в жизни, первая наша встреча состоялась пару недель назад перед каким-то баром, когда в гомоне чужих разговоров мы обсуждали, что на улице пока прохладно. В этот раз, после краткого обмена вежливостями, Лука затянулся, смерил меня внимательным взглядом и спросил:

‒ Ну что, к тебе уже подкатывали ребята из Эразмуса или итальянцы?

От такой прямолинейности я чуть не откусила сигарету и, собрав всё своё достоинство, повернулась к Луке, вопросительно изгибая бровь.

‒ Прошу прощения?

‒ Не, ты не подумай, ‒ Лука предусмотрительно сдал назад, освобождая моё личное пространство. ‒ У меня есть девушка, все дела. Просто ты по местным меркам очень красивая: светлые волосы, цветные глаза, ну, то есть не карие, итальянцы таких очень любят.

‒ Так, и? ‒ кивнула я.

‒ Но серьёзных отношений и ответственности от них не жди, от Эразмуса тем более ‒ студенты там как будто с катушек слетают, уж я их знаю. Я здесь уже второй семестр и…

Не то, чтобы я не заметила, что сообщество Эразмус довольно быстро превратилось в площадку для любовных утех, но слова Луки меня успокоили ‒ по крайней мере я убедилась, что мне не кажется. А ещё на тот момент я уже месяц переживала вялотекущий бразильский сериал своей личной жизни, который мотал нервов больше, чем приносил удовольствия. Но об этом чуть позже.

Как человек с богатым опытом поездок в летние лагеря за город и за границу, я могу сказать с полной уверенностью, что одним из главным страхов человека является одиночество. Даже если Вы прожжённый интроверт и одиночка до мозга костей, на новом месте Вы всё равно начнёте искать себе кого-нибудь, хотя бы собеседника. Выброшенные из своей комфортной среды люди начинают цепляться друг за друга, чтоб хоть как-то противостоять хаосу нового места, новых традиций и новых знакомств; они ищут понимания и эмоционального комфорта, человека, которому можно честно сказать «Как же меня всё достало», после целого дня, проведённого в чужой стране, на чужом языке. Поэтому, только приехав, многие люди тут же пытаются найти себе кого-нибудь, кого-то, как причину снова и снова выходить из новоприобретённого дома.

Как правило, ребята предпочитают выбирать кого-то из «своих»: немцы сбиваются в пары с немцами, испанцы с испанцами, бразильцы с бразильцами, русские с русскими. Даже итальянцы, приехавшие из разных регионов, сбиваются по территориальному принципу. Но так только на первое время, а затем броуновское движение тел возобновляется с новой силой.

У многих людей, приехавших по обмену, на вторую неделю пребывания включился своего рода счётчик на количество иностранцев, с которыми были закручены амуры. Объяснять это можно по-разному: от природной привлекательности ребят из разных стран до любопытства и азарта. Но я заметила следующее: даже в такой обители разврата, как Эразмус, есть свои определённые правила. И первое из них ‒ «Не палиться». Многие ему следуют, но всегда есть особо темпераментные исключения. В нашем случае это были: итальянцы, испанцы, бразильцы и, что неожиданно, русские. Как это было?

Наверное, начать стоит с испанцев. Испанцы меньше всех остальных стремились общаться с ребятами из разных стран. Они сбились в табун из двадцати с лишним человек и решали всё совместными усилиями. Они не искали чужой компании, и со временем мы тоже перестали ими особенно интересоваться. До тех пор, пока несколько наших знакомых чехов и немцев не выехали в Милан на вечеринку в аквапарке: в автобусе было восемьдесят процентов испанцев, когда они ехали туда, а на обратном пути ‒ все сто, потому что наши ребята выехали из Милана в Парму первым ночным поездом, в мокрых купальниках, куртках и с дёргающимися глазами. Вечером на следующий день они пришли в бар, где собирались студенты по обмену и, закинувшись достаточным количеством коктейлей, принялись рассказывать. Вернее, кричать, перекрывая музыку и все остальные разговоры: «Эти сволочи устроили грёбаную оргию! Ты не понимаешь, они не просто целовались, они трахались в этом бассейне!» Такая же история случилась, когда студенты поехали в горы кататься на лыжах. После этого к испанцам мы старались не подходить, а то мало ли…

Но беспорядочный секс в подобных условиях почти что норма. Люди, знающие, что им предстоит провести бок о бок несколько месяцев, изначально опускают планку и не ищут никаких серьёзных отношений, стараясь уберечь себя от необходимости расставаться потом. И если такое чудо происходит, и кто-то влюбляется, то начинается настоящая трагикомедия. Почему-то главными участницами этих сюжетов стали русские девушки. На них спрос у иностранцев очень высок: в отличие от многих европейских женщин среднестатистическая русская следит за собой, редко выходит из дома без макияжа, имеет привычку наряжаться, а кроме всего прочего ещё и много чего умеет и знает.

Когда настало время впускать в свой круг общения иностранцев, всех русских повально оккупировали бразильцы, очень непохожие по своему темпераменту: вечные дети, у которых каждый день праздник ‒ который либо объявлен по телевизору либо устроен ими самостоятельно. Русские девушки понравились им сдержанностью и умением с помощью одного взгляда передавать информацию, для озвучивания которой понадобилось бы три предложения. Хотя люди с иногда диаметрально противоположным менталитетом не могли избежать недопонимания и в какой-то степени неприятия некоторых сторон друг друга.

Как-то вечером возле бара Ры встретила Винишеса ‒ бразильского паренька-инженера, к которому с первого дня приклеилась кличка Винишко ‒ в его руке был стакан вина, а на лице и в глазах ‒ вся скорбь бразильского народа. Было видно, что парень отчаянно пытался напиться, но что-то шло не по плану, и хороший обмен веществ не давал горячей крови насытиться алкоголем достаточно, чтоб поймать хотя бы один, даже самый маленький вертолёт.

‒ Винище, что с тобой? ‒ спросила Ры, на всякий случай проверяя прихваченную с собой аптечку, в которой хранилось всё от пластыря до успокоительного.

‒ Это какой-то кошмар, ‒ ответил бразилец. ‒ Помнишь девочку Лизу? Я с ней болтал во вторник, а сегодня она не пришла! Она болеет!

‒ Ну, и в чём проблема?

‒ А в том-то и дело, что ни в чём! Это её проблема, что она болеет и не может прийти, но почему у меня ощущение, как будто это моя проблема? Мне грустно, что её нет, и я хочу напиться.

Он болтал что-то ещё, но Рыксе заложило уши от умиления.

Несмотря на все бесчинства и непотребства, которые творятся на нашем проходном Мадридском дворе, самым большим страхом для студентов является именно влюблённость. От неё бегут, как от огня, тушат вином и чем покрепче, и стараются не подпускать к себе на пушечный выстрел. И всё же, если присмотреться, можно увидеть, как в тёмном уголке или под неработающим фонарём подворотни светится экран телефона ‒ двое сравнивают цены на билеты до другого края света.