Звон от Круга Ангелов шел невыносимый. Компао зажал бы уши, но знал, что не поможет. Башня взбесилась, даже пускать его сразу не захотела. Несколько минут он стоял рядом с телом Винсента Эгри, которым был всего несколько минут назад, пока обезумевший от страха Леон Ронт не разрядил в того все свое пси. Над телом на коленях рыдал Александр, с этим его идиотским «шанни-ми». Все-таки есть свои плюсы в смерти, порой существенные. Стиснув зубы, он добрался до своих Врат и прижался лбом к прохладному металлу. Провел вернувшейся к нему рукой по косяку, нащупывая замки. В прошлый раз было в двое меньше — шкура Эгри сплошь состояла из пороков. Компао нащупал верхний и потянул на себя, обдавая память жгучим стыдом.
— И за что он? — прозвучал за спиной мягкий голос Стража, для него здесь явно царила тишина и покой, вон какой благодушный.
— Собирался дать Лабросу изнасиловать и убить подружку принца, а потом убить Элдера, словно бы опоздал, — ему не хотелось называть «подружку» настоящим именем, и так приходилось не сладко.
Компао потянул сильнее, думая о том, что если бы здесь можно было истечь кровью, давно бы умер еще раз. Звон как будто усилился, и в нем различимыми нотами стали слышатся голоса бедняг, что Винсент прикончил на Орсиме. Замок выскользнул из порядком вспотевших рук и глухо стукнулся о косяк.
— Помочь? — участливо спросил Ишну.
— Катись к кошкам, — ангел сплюнул и плюхнулся на колени, прочертив лбом жирную полосу на двери, — Парси ты дверь открывал?
— Нет, сам. Я пришел на его дикий рев с верхних этажей, но застал лишь сломанную дверь да валяющиеся на полу ржавые замки в каплях крови. Вон, сам посмотри.
Он нехотя повернул голову в сторону Врат Музыкальности, глотая боль. Больно — значит ты еще жив? Какая ирония, он бы посмеялся, только сил нет. Неужели этот больной ублюдок сумел, а он не сможет? Лаброс не был невиннее Винсента, неужели собственные вопли заглушили вопли жертв? Вспомнилось безразличное лицо тайе-ан, когда она выбрасывала сердце поднявшего на нее руку идиота. У него был такое обиженное лицо в момент смерти. Нет, не те воспоминания, что помогут ему подняться. Может быть Парси в предыдущей жизни спас кого-нибудь, чья жизнь перекрыла хор ненавидящих его? Но кого? На Самухи, где его тогдашняя реинкарнация встретила смерть, никто не остался в живых. Компао со всей силы ударился головой о дверь, пытаясь привести мысли в порядок. Причем тут Парси и его чистая дверь? Это ты проштрафился по полной перед своим тайе-ан, а не он.
«Почему Сострадания?» — с самого начала Тарша не давал четкого ответа на столь невинный вопрос воспитанника. В отличии от других Создателей Рыжий не называл их своими детьми, хотя заботился не в пример лучше. «Это моя загадка и мой урок тебе, маленький драчун.» Драчуном он перестал быть в день смерти Крито. Нужно было обладать наивностью Руна, чтобы не понять ради чего Созидатель совершил самоубийство. Или упертостью Декали, чтобы отрицать сделанное ради него. В тот день Компао понял, что сколько бы силы тебе не дали, она ничто по сравнению с силой дающих. В тот день он замкнулся в себе, так он думал.
— На себе, — пробормотал ангел, поднимаясь с колен, — Я замкнулся на себе, — рука нащупала первый из замков и потянула его в сторону Врат Крито.
Металл срезонировал и рассыпался ржавчиной. Потом еще один, и еще, и еще. «У тебя есть право ненавидеть меня, — сказал Мартин, стоя в дверях после несостоявшихся переговоров, — Но твоя слепая вера в реинкарнацию Олейи и спасением оной «агонирующую Вселенную» в будущем может привести к плачевным результатам. Ведь твое имя, как одного из выживших ангелов, само по себе сила.» И снова счет в твою пользу, Крито.
— Спихиваешь на него свои проблемы? — Ишну не собирался мешать, вопрос был скорее для протокола, но Компао ответил.
— Нет, пользуюсь ситуацией. Мы всегда так делали, прячась за его спиной, зная, что небо не рухнет. И тут бы самое время сказать о моей помощи ему в следующей жизни, но отчаянно надеюсь о ее ненадобности.
Он замолчал, срывая последний замок, потом повернулся спиной к двери, сполз по ней на пол. Звон никуда не делся, но теперь он мало беспокоил Компао. Превратившийся в многоликий крик-стон, он ударялся в ангела и отлетал не солоно хлебавши. Пощады, милосердия, спасения — жертвам Винсента Эгри нужны не были, те давно находились в круге на полпути к новой жизни. А со своей совестью он договариваться не собирался, чудо что она вообще обнаружилась. И только Александра было жалко.
— Он всего лишь хотел, чтобы его кто-нибудь спас, — зачем-то поделился с Ишну, — А они принялись его пинать, потому что видели в нем собственные ошибки. Допинались.
— Этот человек поднял руку на Руна, вряд ли Тарша его не накажет.
— Дурак ты, Страж, — усмехнулся Компао, закрывая глаза, — Честный и правильный дурак, — дверь под спиной ангела распахнулась, и теплый очищающий ветер подхватил уставшую душу, затягивая в поток текущих к новым жизням и новым ошибкам.