Глава 6

Мия

Я ворочалась в постели, сон никак ко мне не шел. Тому имелось несколько причин. Душевное исполнение Лекси прекрасной песни и пробудившиеся воспоминания, плюс легкое беспокойство, которое я испытывала по поводу ее группы, полной красавчиков. Не то чтобы я ей не доверяла. Напротив. Но я была мамой. Я волновалась. Того требовал мой статус. К тому же, ей я могла доверять, но трем мальчикам-подросткам? Ни единого шанса в аду. Меня радовала возможность бдительно следить за ними, пока они не завоюют мое доверие. Самой большой проблемой встретить Песочного человека (прим.: Песочный человек — фольклорный персонаж, традиционный для современной Западной Европы. Согласно поверьям, сыплет заигравшимся допоздна детям в глаза волшебный песок, заставляя их засыпать), был грохот труб «Харлея», который я все время слышала. Не снаружи, а в своей голове. Они прозвучали как раз тогда, когда я закрывала дом на ночь и, выглянув в окно, я увидела, как Зейн выруливает на свою подъездную дорожку. Я быстро нырнула в укрытие, чтобы он не застал меня за подглядыванием. Но спать я легла с тошнотворным чувством, зная, что он сейчас через дорогу от меня.

Как только я выключила свет, тошнота лишь усилилась, все запертые до этого момента мысли, громовыми раскатами пронеслись в голове.

Стыд от его жестокого обращения, когда он выставил меня вон. Холодный блеск его глаз. Его пламенные прикосновения. Лучший секс в моей жизни. Тот взгляд, сразу после того, как он отгородился от меня. Другой взгляд, который можно было бы назвать нежным, если бы не его каменное лицо. Это было нечто большее, чем просто нежность; это была вымученная нежность. Что-то появилось в его глазах, затронув струны моей души, потому что меня одолевали собственные демоны, прячущиеся в темных уголках сознания. Вот почему мне было еще больнее, когда он выгнал меня, заставил стыдиться.

Этот стыд быстро сменился гневом. Нет, яростью. Как он мог целыми днями вести себя так, будто я реинкарнация жены Гитлера, а потом ни с того ни с сего трахнуть у стены своего дома? Трахнуть с такой страстью, от которой меня бросало в дрожь от одной лишь мысли об этом. А потом выгнать, как какую-то… шлюху.

В этот момент я увидела красный. Откинув одеяло, я сунула руки в старую фланелевую рубашку. Гнев настолько превосходил здравый смысл, что я даже не подумала об обуви.

Моя ярость не рассеялась, когда я открыла дверь и затопала через улицу. Она не потускнела, даже когда мои босые ступни касались мощеных камней его дорожки. Она осталась со мной, когда я атаковала громким стуком его входную дверь. Я продолжала стучать, пока не зажегся свет.

Дверь открылась, и Зейн, увидев меня, казалось, дернулся от удивления. К счастью, на этот раз он был полностью одет. Как получилось, что он открыл дверь полностью одетым посреди ночи и полуголым средь бела дня, я понятия не имела. Я едва заметила пистолет, что он держал сбоку, что при обычных обстоятельствах стало бы большой проблемой.

— Ты — мудак, — выплюнула я.

Прочь манеры. Очевидно, разум тоже давно меня покинул, учитывая, что я оскорбляла вооруженного мужчину.

— Ты не можешь обращаться со мной…

Я на секунду остановилась.

— Нет, скажу иначе… ты не можешь обращаться ни с одной женщиной так, как обращался со мной, — прошипела я. — По какой-то неведомой мне причине ты меня не выносишь. Отлично. Твоя потеря. Но я хочу, чтобы ты знал, что большинство людей такие, как я. Я располагаю к себе. Я хорошая. Но ты так не считаешь? Плевать… твое право.

Я снова ткнула в него пальцем.

— Если я тебе не нравлюсь, посылай мне столько убийственных взглядов, сколько хочешь. Я научусь к ним привыкать.

Абсолютная ложь, но я была в ударе.

— Рычи на меня… а лучше, вообще, со мной не разговаривай. Меня это полностью устраивает.

Очередная ложь.

— Но после всего этого не затаскивай в свой дом, не занимайся со мной сексом, — я остановилась, тяжело дыша, прежде чем продолжить, — и не обращайся со мной как со шлюхой, — снова прошипела я. — Кем ты себя возомнил? Думаешь, раз у тебя такой устрашающий вид, ты носишь жилет и у тебя классные черты лица, то это дает тебе повод…

У меня не было возможности закончить свою тираду из-за руки, схватившей меня за шею и прижавшей к твердому телу. Прежде чем я успела осознать это, рот Зейна прилип к моему. И, поскольку он поймал меня на полуслове, его язык имел прямой доступ к моему языку. Зейну удалось затащить меня внутрь и захлопнуть за мной дверь, не оторвавшись от моего рта. Однако с хлопком двери пришел всплеск понимания.

Я яростно оттолкнула его, и, хотя моя сила не могла сравниться с его, он отпустил меня. Подняв руку, я отвесила ему пощечину, отчего ладонь обожгло болью.

Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша.

Я взглянула на свою ладонь, будто на некий чужеродный орган. Я в жизни никого не била. Даже человека, который подверг меня такому же насилию, которое я только что проявила. Я снова взглянула на Зейна, чьи глаза не отрывались от меня. Казалось, в них что-то мерцало, но все его тело оставалось неподвижным.

А потом, по какой-то безумной причине, я набросилась на него. Снова впилась в его губы, как наркоманка в поисках дозы. Мои ноги обвились вокруг его бедер, а грубые ладони сжали мою задницу, чтобы поднять вверх. Я застонала, когда моя ночнушка задралась, оставив трусики единственным препятствием между мной и его членом, скрытым за ширинкой джинсов.

Одна рука легла мне на попу, другая погрузилась в мои волосы, прижимая к его рту. Я изо всех сил старалась сбросить с себя рубашку, пока он шел через дом. Мне было все равно, куда мы идем, лишь бы оказаться в горизонтальном положении.

Внезапно мы остановились. Зейн потянул меня за волосы и отвел мою голову назад. Сильно, но не больно.

Он вглядывался в мое лицо, его глаза сверкали.

— Ты не шлюха. Никогда больше не называй себя так, иначе я взгрею твою задницу, — прорычал он.

Ответить времени не было, потому что меня швырнули на кровать. Да, швырнули. В прямом смысле. Конечно, приземлилась я на что-то мягкое, а открывшееся моим глазам зрелище было чертовски бомбическим. Зейн снял футболку и расстегивал джинсы. Прежде чем я успела осознать, он стоял передо мной, восхитительно обнаженный, цветная татуировка вилась по его мускулистому телу. К сожалению, у меня едва хватило времени запечатлеть этот образ в сознании, не то, что бежать заказывать картину маслом.

Он задрал мою шелковую ночнушку до талии и зарылся лицом между моих ног. Я почувствовала нежные поцелуи поверх трусиков, что резко контрастировало с тем яростным напором, с которым он целовал меня ранее. Его руки пришли в движение и сдернули с меня трусики, и вдруг он оказался там. Я вся напряглась от волн наслаждения, накатывающих на меня от того, что вытворял его рот.

— Даже слаще, чем я себе представлял, — хрипло сказал он, прежде чем снова накрыть меня ртом.

Я вцепились в простыни, пока он с голодом пожирал меня. Это было безжалостно, жестко, и кульминация настигла меня с такой же силой. Я закричала, и рот Зейна поглотил мой крик, моего вкуса на его губах было достаточно, чтобы продлить экстаз.

Спазмы все еще сотрясали мое тело, когда я ощутила его у своего входа. Его твердое тело прижималось ко мне, хотя я знала, что он не опустился на меня всем весом. Наши глаза встретились.

— Ты на чем-то? — натянуто спросил он.

— На чем-то? — мечтательно повторила я.

— На таблетках, детка. Ты на них? — Он застонал, словно сдерживая себя.

— Да.

Едва я успела произнести это слово, как он ворвался в меня. Я снова вскрикнула, когда он нанес удар по моей чувствительной плоти. Обвив его ногами, я прижала его ближе к себе.

— Сильнее, — хрипло прошептала я.

Крякнув от усилия, он поднял меня и опустился на колени, мои ноги по-прежнему обвивались вокруг него. Подушечки его пальцев настолько сильно впились мне в задницу, что это граничило с болью. В ответ я царапала его спину ногтями.

— Моя дикая кошечка, — пробормотал он, не прекращая толчки.

Я застонала, вновь почувствовав нарастающий оргазм, в этой позе он наполнял меня до краев.

Зейн схватил меня за шею сзади и прижался лбом к моему лбу. Мы смотрели в глаза друг друга, он даже не моргал, пока врезался в меня.

— Кончи снова, дикая кошечка, — приказал он.

Будто его слова обладали волшебной силой, доставляющей оргазм, мой мир разрушился во второй раз, и я увидела звезды. Я смутно заметила, как его тело напряглось, когда он кончил в меня.

Через какое-то время он опустил нас на кровать, накрыв меня своим телом. Он не налегал на меня всем весом. Я поняла это по тому, как он держался. Одна его рука переместилась к моему лицу, чтобы нежно откинуть непослушный локон. Он нахмурился, глядя на прядь, будто она чем-то его обидела.

Я ждала. Ждала, когда на его глаза опустятся железные ставни. Когда сбивающая с толку нежность исчезнет и сменится холодным равнодушием, а то и откровенной неприязнью. Ничего из этого не произошло; он просто взял мое лицо в ладони и смотрел на меня, не говоря ни слова.

— Это все, — произнес он, наконец.

— О чем ты? — тихо спросила я, все еще готовясь к словесному удару.

Его ладонь переместилась на мое бедро. Поразительно, насколько большой она смотрелась на моем теле. Я не была из тех, кого можно было бы назвать миниатюрной в этой части, благодаря тому, что родила ребенка. Но на фоне этих ладоней я выглядела совсем крошечной.

— Об этом. — Он снова сжал мое бедро, и я встретилась с ним взглядом. — Это все, что я могу тебе дать. Ничего больше.

На меня нахлынуло осознание. Секс. Он говорил о сексе. Это все, что могло быть между нами. Я внутренне содрогнулась. Не знаю, что я чувствовала по поводу взбешенного гиганта. Он был сложным, сводящим с ума и пугающим. Я даже не была уверена, что он мне нравится. Но любой парень, говорящий, что хочет тебя только ради секса, должен был причинить боль.

— Имеешь в виду, как друзья с привилегиями? — медленно спросила я.

Он посмотрел на меня, его лицо ничего не выражало.

— Мы не друзья, — просто заявил он.

Ой. Еще один словесный удар.

— Я никак не могу быть твоим другом. Мне ни в жизнь не выдержать долго в твоем присутствии, не сорвав с тебя всю одежду и не зарывшись в твою сладкую пи*ду. Я не смог бы быть с тобой рядом и не иметь возможности прикоснуться к тебе. — Его рука заскользила к моей груди. — Попробовать тебя, — продолжил он, наклоняя голову, чтобы пососать мой сосок.

Я вздрогнула, когда он, все еще будучи внутри меня, запульсировал.

Зейн поднял голову.

— Итак, это все, что будет. Когда мы вместе, мы трахаемся. И только. Это все, чем мы можем быть. Если хочешь, — добавил он.

То, как он это сказал, то, как смотрел на меня, заставляло думать, что он хочет, чтобы я отказала. Послала его ко всем чертям. Если бы я только могла. Не ради себя, а ради женщин во всем мире. Но думаю, что женщины простят меня, как только увидят его тело. И его член.

— Хорошо, — прошептала я в ответ, встретившись с ним взглядом.

Если говорить начистоту, я не знала, смогу ли справиться с чем-то большим, чем просто секс. Смогла бы я дать что-то еще. Я боялась сломаться. Я разбилась на осколки, будучи молодой, полной надежд и открытой для любви. И мне казалось, что эти осколки всегда останутся разрозненными внутри меня, скрываясь за сарказмом и неуместным юмором. Я думала, что единственный человек, которому я действительно могу открыть свое сердце, — это моя дочь. Ни одному мужчине туда не попасть. Не снова.

Так что, возможно, я могла бы согласиться на секс по договоренности.

Зейн пристально наблюдал за мной в этот момент. Его большой палец легко, как перышко, проследовал вниз от моего виска к челюсти. Словно в этот миг он увидел меня, увидел мои осколки. И мне казалось, это потому, что он сам был разбит.

Затем его рука обвела мою шею, глаза потемнели.

— На этот раз я трахну тебя еще сильнее, дикая кошечка, — хрипло заявил он, впиваясь в меня поцелуем.

Момент ушел, сменившись нашей взаимной страстью, отчаянием цепляться за то, что позволяли нам иметь наши сломленные души.

— Мама? — в замешательстве спросил сонный голос.

Я оглянулась на все еще полусонную Лекси, выходящую из коридора. Ей всегда приходилось выдергивать себя из постели, прежде чем как следует проснуться, и начало утра она проводила в образе очаровательного, помятого зомби. Когда она была маленькой, мне это нравилось. Она подходила и прижималась ко мне, пока сонливость окончательно ее не покидала. А еще она бормотала всякие странности, вроде, «В тостере арахис», что доставляло мне бесконечные часы удовольствия. Потом она повзрослела, и я познакомила ее с волшебной силой кофеина. Так я лишилась своих обнимашек с Лекси. Сейчас она смотрела на меня как на сумасшедшую.

— Доброе утро, милая, — весело прощебетала я, передавая ей чашку кофе.

Она сделала глоток и настороженно посмотрела на меня.

— Произошла какая-то ужасная национальная катастрофа? — спросила она.

Я оторвала взгляд от сковороды, на которой жарила яичницу, нахмурившись от странного утреннего приветствия.

— Если и так, то я об этом ничего не знаю, — ответила я.

Она подошла к кухонному островку.

— Умер кто-то из друзей или родственников?

Я уставилась на нее.

— Нет, конечно!

Может, фаза ее странных полусонных фраз вернулась.

Она сделала глоток кофе, выглядя намного более настороженной.

— Ад замерз? — продолжила она.

Я уперла руку в бедро.

— Надеюсь, что нет. Если Никки делает все правильно, проблем быть не должно. Но что за двадцать вопросов, Шерлок? (прим.: Никки — персонаж кинокомедии «Никки, дьявол-младший» в исполнении Адама Сэндлера)

— Ты готовишь, — указала она.

— Я умею готовить, — стала защищаться я.

— Да, если держать тебя под дулом пистолета, — согласилась Лекси.

Она остановилась, оглядывая меня с ног до головы.

— Ты одета, — также указала она.

Я посмотрела на юбку-карандаш и шпильки.

— Люди странно смотрят на меня, если я выхожу в одном нижнем белье, — заметила я, выкладывая яичницу на тарелку с тостами.

— Сейчас 7 утра.

— У меня есть часы. — Я передала ей тарелку.

— В них…

— Нет ли в них глютена? Нет, чудачка. Я бы не посмела отравить свою любимую дочь пшеницей, — прервала я ее, доливая себе кофе.

— Единственную дочь, — уточнила она, откусывая тост.

— Продолжай так думать, — парировала я.

— И все же, как я уже сказала… — она осуждающе посмотрела на меня. — Сейчас 7 утра. Ни разу в моей жизни, за исключением того единственного случая, когда ты решила, что мы должны встать и посмотреть Олимпиаду, ты не одевалась и не пила кофе раньше этого времени, — объясняла она между укусами. — И я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз ты готовила мне завтрак.

— Эй! Не создавай мне образ ужасной матери. Я готовила тебе завтрак с самого рождения, — защищалась я. — Начиная с этих деток.

Я указал на груди, которые она рисковала испортить навсегда, пока я не перевела ее на детскую смесь.

Лекси бросила на меня неодобрительный взгляд, прежде чем проигнорировать упоминание о кормлении грудью.

— Поджарить «поп-тартс» и налить молоко в хлопья — не считается, — предупредила она.

Я прислонилась к стойке.

— Со всем уважением, но я не согласна.

— Я не обсуждаю с тобой семантику наших отличающихся определений кулинарии, — раздраженно сказала Лекси. — Я спрашиваю, почему в 7 утра ты на ногах, одетая и готовишь?

Я слегка напряглась.

— Я рано проснулась. Почувствовала прилив энергии, — солгала я.

Я никогда не лгала дочери, кроме той истории, что наплела ей об ее отце. Хотя это было ради ее же безопасности, и от той лжи меня до сих пор тошнило. Но и сейчас я не чувствовала себя лучше. Вряд ли я могла бы ей сказать, что была через дорогу у Зейна и всю ночь занималась сумасшедшим животным сексом, вернулась домой всего пару часов назад и решила, что все равно не смогу уснуть, поэтому выпила тонну кофе и стала готовить завтрак.

— Ты почувствовала прилив энергии? — подозрительно повторила она.

— Мгхм, — промычала я в кофейную кружку.

Лекси кинула на меня недоверчивый взгляд, и на мгновение я подумала, что допрос продолжится. Но, к счастью, она сосредоточилась на завтраке и больше ничего на эту тему не сказала.

Мы с Зейном пока не определились с условиями нашего секс-соглашения. Все потому, что большую часть прошлой ночи провели, исследуя тела друг друга, а он доставлял мне безумные оргазмы. Я испытывала восхитительную боль между ног, и на многих местах моего тела появились небольшие синяки от его хватки. Секс был жестким. Зейн действовал грубо во всем. Я видела, что он сдерживался (так и должно быть для мужчины подобных габаритов). Но не сильно. Его грубость мне нравилась. До Зейна я не считала себя любительницей экспериментов в спальне. И точно не сказала бы, что являюсь поклонницей жесткого секса. Мы с отцом Лекси были подростками, когда начали заниматься сексом, и наша возня в постели вначале не очень приносила удовольствие. Потом мы набрались опыта, и стало лучше. А потом он превратился в монстра, и его прикосновения вызывали у меня отвращение.

Пара мужчин, которые у меня были после, ничего особенного из себя не представляли. Они делали свое дело, но не воспламеняли все мое тело так, как это делал Зейн. Итак, вчерашняя ночь прошла почти без разговоров. И в ранние утренние часы, наконец, закончив, мы долго лежали молча, ни один из нас не мог уснуть.

— Я должна идти, — прошептала я, разрушая чары.

Он крепче сжал мою талию.

— Ага. — Его дыхание пощекотало мне ухо.

Он удерживал меня еще мгновение, затем отпустил.

Я молча одевалась в тусклом утреннем свете, пока он смотрел на меня.

— Ну, — неловко сказала я, — увидимся.

Он молчал. Я уже повернулась, чтобы уйти, но он сделал выпад прежде, чем я успела пошевелиться.

— Нужен твой вкус напоследок, — пробормотал он, хватая меня за бедра и вставая.

Обхватив мою голову, он притянул меня для жестокого поцелуя. Казалось, в этот поцелуй влилась вся страсть нашей ночи.

Когда он отпустил меня, я моргнула, на мгновение ошеломленная.

— Пока, — тихо попрощалась я, восстанавливая двигательные функции.

Он выдал свой обычный жест: провел большим пальцем от моего виска к челюсти.

— Увидимся, — тихо пообещал он.

Я брела домой в тусклом утреннем свете, к счастью, незамеченная соседями. Из-за вихря мыслей, проносившегося в голове, как только я оказалась в безопасности своего дома, уснуть я не могла. Так что я приняла душ. Загрузила стиральную машинку. И приготовила дочери завтрак. Что, судя по ее реакции, явно показалось для нее странным. Но мне нужно было чем-то заняться. Иначе я бы стала думать о том, что только что сделала. Снова переспала с угрюмым, опасным, пугающим мужчиной, который неделями обращался со мной как с прокаженной, потом как со шлюхой, а потом со сбивающей с толку нежностью. А еще я бы стала раздумывать о том, как направилась к нему домой и прыгнула к нему в постель после того, как едва отругала за то, как он со мной обращался. А еще был небольшой нюанс его принадлежности к мотоклубу. Сейчас я не относила себя к любителям судить. Я была матерью-одиночкой девочки-подростка. Мне в жизни уже досталась своя справедливая доля осуждения, поэтому я знала, как паршиво это ощущалось. Так что, я считала себя довольно открытых взглядов. Из того, что я видела, его «клуб» был полон наводящих страх, очень горячих красавцев. Но я должна была думать не только о себе.

Я смотрела на девушку, которая превращалась в женщину, жующую тосты без глютена и органические яйца. Девушку, которая была всем моим миром. Я буду защищать ее до последнего вздоха. Сделаю все, чтобы обеспечить ее безопасность и счастье. И я не уверена, что связавшись с «Сынами тамплиеров», помогу себе в этом.

Булл

Булл подъехал к зданию клуба, и на этот раз это не принесло ему облегчения. Чувства цели. Вид здания клуба, гаража и развевающегося на ветру клубного флага, не сдерживали демонов. Потому что их сдерживало уже кое-что другое. Не кое-что. А кое-кто.

Мия.

Он до сих пор чувствовал на языке сладкий вкус ее киски. Ощущение ее ногтей, вонзающихся ему в спину, пускающих кровь, заставляющих его член пульсировать. Боже, он все еще чувствовал запах ванили, словно женщина сидела на его гребаном байке. Он был в заднице. Не только потому, что, в первую очередь, трахнул ее. Вся ситуация представляла собой один сплошной колоссальный пи*дец. Теперь он походил на наркомана, познавшего кайф от первой дозы. Он думал, что после первого раза сможет устоять перед ней. Но тут услышал, как засранец Лаки флиртует, пытаясь предъявить на нее права. Она была его. Мысль о ней с его братом заставила его стиснуть руль байка, когда он остановился перед клубом.

Потом она объявилась на пороге его дома посреди ночи. Босая, мать ее. В клочке кружева, едва прикрытая фланелевой рубашкой. Горячая штучка с растрепанными волосами и розовыми щечками казалась чертовой влажной мечтой. А потом она фурией налетела на него. Стала кричать. В руке Булл держал долбаный пистолет, но это, черт возьми, не остановило ее, нет, только не его дикую кошечку. Она набросилась на него.

В тот момент, когда он открыл ей дверь, его член затвердел. Но затем, глядя на ее раскрасневшееся лицо, наблюдая, как она ему дерзит, он едва не выпрыгнул из штанов. Ему не оставалось ничего, кроме как заявить права на ее рот. И когда она оказала сопротивление, дала Буллу пощечину, потребовалась каждая капля контроля, чтобы подождать, пока она обдумает ситуацию. И он охренеть как обрадовался, когда ее миниатюрное тело врезалось в него. Он содрогнулся при мысли о том, чтобы было, поступи она иначе.

Затем он попробовал каждый дюйм ее тела. Трахал, не сдерживаясь. С яростью, которую никогда не отпускал из-под контроля. Она приняла это. И ей чертовски понравилось.

И тут он увидел это. В ее глазах. Увидел угрозу своего существования. Булл не мог этого описать, но это что-то укоренилось глубоко внутри него. Из-за этого он сейчас и сидел на байке перед клубом, где всегда чувствовал себя ближе всего к удовлетворению. И это пробудило ярость. У него не могло быть этого. Он не мог иметь ее. Но и не иметь ее он тоже не мог.

Булл слез с байка и сердито зыркнул на слонявшегося без дела проспекта.

— Чего балду пинаешь, засранец? — гаркнул он. — Хочешь получить нашивку, нехрен ковырять пальцем в заднице. Сделай, мать твою, что-нибудь полезное! — проревел он, и проспект побледнел.

Булл не стал дожидаться, чтобы узнать, будет ли выполнен его приказ; его ждали в «церкви».

Как только он добрался до комнаты, Булл увидел, что пришел последним. Выражение лиц братьев говорило о том, что это редкость. Он проигнорировал это. Обведя всех сердитым взглядом, он кивнул Кейду.

Кейд кивнул в ответ.

— Брат, — поздоровался он.

Булл занял свое место слева от него. Брок сидел справа от Кейда, Стег рядом с Броком. Стег ушел с поста президента после того, как его подстрелили; учитывая тот факт, что он чуть не умер, он не мог сесть на байк несколько месяцев. А неспособность ездить на байке означала лишение власти. Кейд сменил его на посту. С тех пор прошло почти два года, но Кейд остался президентом даже после выздоровления Стега. Булл наполовину ожидал, что запахнет жареным, учитывая назревавшую между ними неприязнь. Но по какой-то причине все обошлось. Стег казался довольным, и дела в клубе под руководством Кейда шли хорошо. Законно.

— Теперь, когда все на месте, переходим прямо к делу, — обратился Кейд к присутствующим. — Мы все знаем, что еще один клуб в Хоупе проверял наши границы, пытаясь расширить свою территорию.

Он сделал паузу, наклонившись вперед и сцепив руки.

— До сих пор они вызывали всего лишь смутное беспокойство, которое мы с легкостью игнорировали.

Он снова замолчал, оглядывая стол.

— К сожалению, теперь они превратились в занозу в моей заднице. Мало того, что они вербуют новичков исключительно для увеличения численности, что само по себе вызывает тревогу, так еще кажется, эти ублюдки пытались толкать наркоту в пределах нашего города, — жестко заявил он.

Кулаки Булла сжались. Несмотря на то, что «Сыны» вели законную деятельность, — или настолько законную, насколько это было возможно, — это не означало, что другим клубам могло сойти с рук подобное дерьмо. Все мотоклубы прекрасно знали, что «Сыны» ни хрена не терпели продажи наркотиков в Амбере. Эта политика строго соблюдалась на протяжении многих лет. Поступить иначе, особенно другому мотоклубу, было равносильно объявлению войны.

— Да ты нахрен прикалываешься, — выпалил Ашер из-за стола.

Лаки покачал головой.

— Получил весточку пару часов назад. Их нашивка была замечена при сделке на лесопилке. — Кейд сжал кулак. — Я… потолковал с бригадиром. Кажется, его работники покупают дурь уже гребаные недели.

Вокруг стола послышалось возмущенное шипение. Это было проявлением крайнего неуважения. Пусть клуб больше не занимается торговлей оружием, но такого обращения не потерпит.

— Они плюют на нас, мы этого так просто не оставим, — ровным голосом изрек Брок.

— Охрененно верно, — резко добавил Стег. — Тот злое*учий клуб еще пожалеет о том дне, когда надел свои жилеты. С нами шутки плохи.

Все за столом закивали.

— Стег прав, — согласился Кейд с каменным лицом. — Само собой, мы должны действовать по-умному. Хоть отдел по борьбе с наркотиками больше и не лезет нам в задницу, но мы все еще в их списке рождественских открыток. Не говоря уже о том, что ублюдок Кроуфорд был бы счастлив засадить нас за неоплаченные штрафы за парковку, если бы мог.

Кейд еще раз оглядел всех, его глаза остановились на Булле.

— Действуем с умом, — повторил он. — Но мы позаботимся о том, чтобы эти ублюдки получили сообщение.

С этим заявлением они обсудили стратегии и планы. Как только все было сделано, Кейд распустил братьев. Булл тоже поднялся, собираясь уйти; он бы никогда не озвучил этого вслух, но он почти обрадовался, что заварилась такая дерьмовая каша. Он нуждался в этом. Нуждался в том, чтобы выплеснуть свою злость на этих х*есосов. Ему нужно сосредоточиться на чем-то другом, кроме блондинки со сладкой пи*дой.

— Булл, — позвал Кейд, прежде чем тот успел уйти. — На одно слово.

Булл кивнул и вернулся на свое место, пока парни покидали комнату.

Как только все ушли, Кейд устремил на него пристальный взгляд. Булл молчал. Кейд привык к этому. Он не говорил, когда в этом не было необходимости. В основном потому, что был сосредоточен на дерьме, которым была набита его голова. На демонах. Ублюдки в данный момент молчали, но они все еще были там, выжидали.

— Брат, ты в порядке? — спросил Кейд, наблюдая за ним.

Булл кивнул.

— Станет лучше, когда я преподам этим мразям урок, — сказал он, имея в виду их дело.

Кейд рассеянно кивнул.

— Да, их надо проучить. — Он сделал паузу. — Но я говорю о том, что вчера ты чуть не исправил лицо Лаки.

Булл напрягся, но ничего не сказал.

— Не хочешь рассказать мне, что случилось? — ровно спросил Кейд.

— Ничего, — выпалил Булл.

Кейд продолжал смотреть на него.

— Значит, дело было не в Мии?

Кулаки Булла сжались. Ему не нужно, чтобы здесь произносили ее имя. Не в этой комнате.

— При всем уважении, през, ты понятия не имеешь, о чем, черт возьми, говоришь, и я был бы признателен, чтобы ты больше не называл ее имя, — выдавил он.

Глаза Кейда слегка вспыхнули, но в остальном он никак не отреагировал.

— Мое лицо тоже меня устраивает, брат, я просто присматриваю за тобой, — осторожно сказал он. — Она милая. Ее ребенок тоже. Знаешь, это нормально — жить дальше…

Булл вскочил со стула.

— Разговор окончен, — проворчал он, пытаясь сдержаться, чтобы не схватить за грудки своего президента и лучшего друга.

Кейд тоже встал. Его обычно бесстрастное лицо выражало беспокойство, и взгляд тоже.

От этого Булл ощетинился еще больше. Ему не нужен этот гребаный взгляд. Ему не нравилось видеть его на лице Кейда. Это заставляло Булла чувствовать себя слабаком. Он знал, что его брат сделал для него. Что сделала его старушка. Они оттащили его от края. Когда он готовился к встрече с Дьяволом, чтобы сдаться демонам, Кейд отдернул его от края. В то время он не был благодарен. Иногда он ненавидел брата за то, что тот заставлял его продолжать бороться, иногда, как сейчас, злился по другой причине. Из-за мысли, что может быть и иная причина, кроме клуба, продолжать бороться. Она.

Загрузка...