Глава 18

Событие сорок седьмое

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут — и свобода

Вас примет радостно у входа…

А. С. Пушкин.

Брехт решил, что двух недель изоляции достаточно. Переболел и хоре. А нет. Сначала заболел… Почувствовал себя плохо Иван Яковлевич на пятый день. Уже паниковать начал. Или волноваться скорее, что не подействовала на него оспа. То ли прививку неправильно сделали, то ли уже болел Бирон. То ли корова у них не той системы. Сидит взаперти, когда столько дел вокруг, а ничего не происходит. От нетерпения, надиктовал Петруше Сундукову полностью «Волшебника Изумрудного города», перечитал, расширил и углубил, снова перечитал, опять углубил. Может и не Волков. И даже не Баум. Но ничего сейчас и рядом не лежало. Шедевральный шедевр.

Выполнил Иван Яковлевич программу минимум, а оспы нет. Даже хотел уже выходить из самоизоляции… И началось. Под вечер пятого дня поднялась температура и ночью его колбасить стало. Как-то не так помнил он из советского прошлого эту прививку. Если бы все так тяжело её переносили, то запомнилось бы. Нет. Он даже не помнил, что на больничном, так сказать, был, в школу не ходил. Выходит, не главный он иммунолог в мире. Что-то сделал не так.

Потом и горло обложило. Не соврали народные рецепты, отвар из корней петрушки помогал. Лейб-медик Анны Иоанновны — Иван Христианович Ригер, наблюдавший кроме арапа за Бироном, посоветовал ему опиумный отвар для облегчения пить. Брехт его послал… на базар за ивовой корой и свежими листочками малины, если появились уже. Вообще, каждый день ведь давал себе слово проверить всех медикусов иноземных, что при дворе обитали, на профпригодность. И всё время руки не доходили, да и здоровы все были. Опять же с кем-то Анхен надо на биллиарде играть. Двое: этот Ригер и Блюментрост Иван Лаврентьевич с этим отлично справлялись. Даже если они и хреновые медики, всё одно выгонять нельзя. Чтобы не деградировать, Государыне нужны сильные спарринг-партнёры. Ригер травы не принёс. Отгребет потом, нужно только не сдохнуть. Зато явился Иван Лаврентьевич.

— Хер доктор, а скажите мне, — принимая у лейб-медика стакан с чуть зеленоватым тёплым отваром, спросил Блюментроста Иван Яковлевич, — что сейчас у нас с лекарством от малярии? — Вчера с очередной депешей прискакал посыльный из Низового корпуса. Ещё семьсот человек умерло от «лихоманки». Ропщут господа офицеры. Анна Иоанновна с арапом передала весть.

— Кора хинного дерева…

— Это и первоклассник знает.

— Кто простите, Ваше Высокопревосходительство?

— Не важно, — Брехта знобило, температура не меньше тридцати восьми. Интересно, а возможно сейчас сделать ртутный термометр? Стекло есть, ртуть тоже. Там главное довольно тонкую трубочку получить с ровным внутренним диаметром. Ничего, пусть тренируются. Нужен придворный стеклодув. Из ста одна трубка должна получиться. Попытка не пытка. — Иван Лаврентьевич, любим мы перед всем заморским преклоняться. Вы же главный по тарелочкам в стране. На вас Петром аптекарский огород содержать и бдить… приписан. Поручен. Возложен. Мысли путаются. Давайте ещё этот компот из петрушки. Что там с листьями малины?

— Нет ещё листьев, только почки набухли.

— Да, а чего, пусть будут почки, в них Ацетилсалициловой кислоты возможно даже больше. Дайте команду почки собрать и отвар приготовить. Нужен аспирин температуру сбить.

— Что?

— Бред это. Не слушайте. Главное сделайте, как я сказал. Да, и отвар ивовой коры обязательно, и чем быстрее, тем лучше. А про хинное дерево это правильно. Нужно закупить у испанцев и португальцев, скажите Остерману, пусть озаботится. Только это деньги большие и долго, есть в наших Пенатах…

— Где? — точно бредит фаворит.

— Потом объясню. Сейчас народный рецепт против малярии или лихоманки вспомнил. Записывайте.

— Так говорите, если поможет от…

— Не пугайте. Сам боюсь. А рецепт простой. Нужно нарвать пригоршню молоденькой травы полыни… Две пригоршни.

— Почему две? — правильный вопрос. Потому что рецепт на половину литра воды. Как тут про литры рассказывать.

— Чтобы больше было. Полынь эту молоденькую следует тщательно промыть, и потом кипятить минут 5–7 в… Вот в таком количестве воды, — на столе стоял керамический кувшин с водой, объёмом как раз с литр. — Далее — остудить и процедить через тряпочку. Всё, генуг, лекарство готово. Как только начнется приступ, надо выпить полтора стакана этого горького отвара полыни. Можно подсластить мёдом. Уверяю вас, что буквально за одну-две минуты приступ малярии, как по команде, прекратится. Несколько приёмов и болезнь отступит полностью.

— Откуда вы это знаете, Ваше Высокопревосходительство? — бросился всё же к листкам бумаги на столе Лаврентьевич.

— Матрёна рассказывала, — правда ведь. Он её озадачил после приезда с Дербента лекарством от лихоманки, она рецепт и выдала. И ведь работает, даже лучше хинина, у того куча побочных эффектов. А здесь хоть и тоже горькая зараза, но побочные эффекты положительны, заодно и глисты выводятся и печень восстанавливается.

— Кто такая Матрёна? — не переставая строчить воскликнул лейб-медик.

— Ведьма. Страшная, как ядерная война.

— Какая война, где ядрами стреляют, артиллерийская.

— Не слушайте меня, доктор, бред несу. Всё, бегом за лекарствами и письмами в Баку. А то проспите мировую славу. Славься Отечество наше… Хер доктор, я сказал бегом!


Событие сорок восьмое

Студенты ценили профессоров, профессора понимали студентов, и те и другие гордились университетом. — О студентах.

Василий Осипович Ключевский (1841–1911) — русский историк

Совместными усилиями отвары корней петрушки, почек малины и ивовой коры температуру сбили, и общее самочувствие организмуса улучшили. Горло по-прежнему заложено и жевать антрекоты было бы проблематично, да и не хотелось. Пил Иван Яковлевич морсы с мёдом. И вкусно, и дважды полезно. Там всякие витамины есть, и главное, за две недели сидения взаперти, при отсутствии хлеба, а его Бирон категорически запретил себе приносить, на курином бульончике и луковом французском супе вполне можно лишние килограммы сбросить. Книги писать при температуре сложно, а вот слушать всякие полезные рассказы вполне можно, голова хоть и туго соображает, но информация на полочки откладывается и потом её с нормальной головой можно будет проанализировать.

Информацию с жёсткого диска под кодовым названием Иван Лаврентьевич Блюментрост приходилось клещами вытягивать сначала, но видимо осознав, что за хуления и прочие ябеды в Тайную канцелярию Бирон его не потащит, потихоньку эскулап разговорился и Брехт узнал кучу полезной информации.

Была одна хреновая, от слова совсем. О ней чуть позже. Сам по себе врач этот был фигурой неправдоподобной. Таких почти не делают сейчас и потом точно делать перестанут. Стоит начать с того, что вообще мало в стране немцев, которые не приехали — понаехали, а родились здесь. Иван Лаврентьевич был из таких. Нет, надо всё же с конца начать. Почему-то считается, что у основания российской науки стоит товарищ Ломоносов, которого именем Универа назвали. Это не так. Основателем Российской академии наук и университета не Катерина была и не Дашкова и уж тем более не Ломоносов. Всё это сделал сидящий рядом с постелью больного лейб-медик Блюментрост.

Странно. Тогда почему об этом никто не знает? Наверное, фамилия заковыристая. Как так — зачинатель и Блюментрост. Университет имени Ломоносова звучит, а университет и академия наук имени Ббюментроста? Да ни в какие ворота. Да ещё и переводится эта фамилия с языка Канта смешно — «Цветы дающие утешение». А ведь правильная фамилия. Стопроцентное попадание.

Вот теперь и к началу вернуться можно.

Батенька этого Блюментроста был другой Блюментрост, тоже наследивший в русской истории и тоже никому не известный. Лаврентий Алферьевич Блюментрост служил лейб-медиком у саксонского курфюрста. Лет восемьдесят назад. В 1668 году доктор был приглашён в Россию в качестве лейб-медика ко двору царя Алексея Михайловича. Не убоялся дикости и медведей, по улицам городов шастающих, даже казаков с балалайками не убоялся, взял и приехал. Работал долго, и главная его заслуга, кроме всяких шпионских игр — он создал Аптекарский приказ и тем самым заложил основы всей последующей русской медицины. А его средний сын Иван, сидящий у кровати больного Бирона в неряшливом, почти без пудры, парике сивом, деяния отца углубил и расширил. Именно этот человек создал и управляет с самого создания Аптекарским огородом. Обучался он в том же самом университете в Кёнигсберге, что и Бирон, только окончил его. В 1707 году молодой доктор был определён в лейб-медики к царскому наследнику и молодым княжнам. Но эта карьера была не долгой. Пётр начал воевать и его всегда сопровождал в походах Иван Лаврентьевич. За верную и беспорочную службу он получил от Петра в 1718 году в подарок Гатчинскую мызу и по сей день владеет ею. Пётр Алексеич не просто так земельку выделил, предписывалось лейб-медику устройство на этих землях первого регулярного аптекарского огорода. Кроме того, Блюментрост — президент Медецинской канцелярии. Дальше ещё интереснее. Все царей ругают, а оказывается, ещё два года назад в Москве по инициативе Ивана Лаврентьевича открыт прообраз современной поликлиники — учреждена лечебница для приходящих больных при Московской придворной аптеке. Лечили неимущих бесплатно и с собой порошков и микстур отгружали. Пётр второй? Или Катерина Первая ещё? Не важно, даже эти странные персонажи на Российском троне создавали бесплатные аптеки и поликлиники.

И вот теперь, то, из-за чего имя этого человека нужно увековечить, а не забыть.

В 1724 году указом Петра I образована Российская академия наук. Чуть другое название — Академия наук и художеств в Санкт-Петербурге. Мысль о создании научной академии пришла в императорскую лихую голову во время путешествия в Европу, когда он побывал в Парижской академии наук. На Петра Алексеича произвели сильное впечатление проводимые в лабораториях химические опыты, пузырики пузырятся, бульки цветные булькают, прямо как в фильме про Ивана Васильевича и Буншу, и Государь решил у себя сделать тако же.

Здравствуй, князь ты мой прекрасный!

Что ты тих, как день ненастный? Опечалился чему?

Диво б дивное хотел Перенесть я в мой удел.

За это дело согласился взяться Иван Лаврентьевич. А вот помощника себе выбрал плохого. Хотя, возможно лучше-то и не было. У немца второго была тоже интересная фамилия. Знаменитая. Под ней гонял сам красный барон на болидах спортивных. Звали помощника Иоганном Даниэлем Шумахером. В начале 1724 года они представили Петру «Проект положения об учреждении Академии наук». И вскоре Сенат издал указ об учреждении «Академии, или Социетета художеств и наук». Не срослось у Петра I, не смог он провести торжественное открытие. Вместо него это сделала его вторая жена — Екатерина I. В декабре 1725 года она издала именной указ «Об открытии предположенной к учреждению императором Петром Великим Академии наук и о назначении в оную президентом лейб-медика Лаврентия Блюментроста». И выходит, что у постели больного Бирона сидит и жалуется на обиды несправедливые Президент Академии наук Российской империи.

Событие сорок девятое

«Русак не пруссак, и суровой зимой русский ещё лучше дерётся. Поэтому то, что русскому здорово, то немцу — смерть, и наоборот».

«Что русскому здорово, то немцу смерть»

Фаддей Венедиктович Булгарин

Шумахер? Шумахеры, они все шустрые. Помощник Президента и секретарь Академии наук сделал всё, чтобы благое начинание угробить. Он ругался с учёными, он недоплачивал им причитающиеся по контракту деньги, он не отапливал здание. И это просто ерунда по сравнению с настоящей бедой. Этот товарищ со знаменитой фамилией, общаясь с Петром, перенял у него не пытливый ум, не огромную работоспособность, не целеустремлённость, он перенял самую плохую черту характера (или это не черта?). Перенял Иоганн Даниэль, он же Иван Данилович Шумахер у Государя — реформатора любовь к горячительным напиткам. Пока Блюментрост делами занимался, всё же, став Президентом академии, он и лейб-медиком остался, а Екатерина первая и Пётр второй всё время болели. И сестра Петра — Наталья болела. Так пока Блюментрост всех их в могилу не поклал, то занят был. А пьянчужка Шумахер поставил целью споить и погубить всех завезённых из Европы великих учёных. И частично ему это удалось. Деньги, выделяемые на опыты с красивыми пузыриками и на астролябии с мелом шли на сладенькое иноземное вино. В результате самое главное приобретение Российской академии наук, крутизна в мире науки равная почти Ньютону, вымерла от борьбы с зелёным змием.

Теперь по порядку.

Первых академиков коих удалось заманить из Европы длинным рублём и прочими благами в основном были не те, кто пузырики разноцветные пущает. Наверное, к сожалению, попались в сети: математики Якоб Герман, Николай и Даниил Бернулли, Христиан Гольдбах, физик Георг Бюльфингер, астроном и географ Жозеф Делиль. Чуть позже к академикам присоединился в 1727 году молодой да ранний Леонард Эйлер. Пока не академик. Получилось, что единственным уроженцем России среди академиков первого состава был сам президент академии. И тот Блюментрост.

Деятель Блюментрост был кипучий и дела детища Петра сразу пошли в гору. При академии были созданы типография, инструментальные мастерские, рисовальная и гравировальная палаты, спроектированы анатомический театр и обсерватория, академические университет и гимназия. А ещё Президент озаботился, чтобы у ученых было все необходимое для обогащения научного богатства России. Квартиры и дома всем дали и приличные оклады положили. У Бернулли обоих за тысячу был окладец. Нет таких зарплат в Европе. Ещё стараниями Блюментроста были организованы несколько экспедиций в губернии империи для проведения астрономических, физических наблюдений.

Бернулли — это о-го-го. Их не кто-нибудь Блюментросту порекомендовал, а сам Лейбниц. В конце октября 1725 года Николай и Даниэль Бернулли сошли с корабля на гранитную набережную Санкт-Петербурга… Да, хрен там! Проваливаясь по колено в грязь и, соскальзывая с деревянных тротуаров, шли по чавкающей этой грязи братья по Столице, мать её, и поражались, какими олухами нужно быть, чтобы поменять цветущий благоустроенный мощённый булыжником Базель на эту грязелечебницу.

Поселились братья на Васильевском острове. Даниил возглавил кафедру физиологии, а Николай преподавал на кафедре математики. Оба почти сразу начали публиковать свои работы в издаваемых на новенькой типографии сборниках Академии.

К несчастью для братьев и других членов Академии секретарём научного сообщества, переехавший в Москву, Блюментрост оставил пропойцу Шумахера. Даже года не проработал Николай Бернулли в Северной пальмире. У него открылась язва желудка, которую спровоцировали ежедневные попойки.

— Ты это, Иван Лаврентьевич, серьёзно? — слушая напыщенную речь лейб-медика обличающего своего секретаря, чуть не вскочил с перин Иван Яковлевич.

— Это проклятая русская привычка пить много горячительных напитков…

— Отставить! Мать вашу — Родину нашу. Ты — немец, Шумахер — немец, Бернулли — немец, а русские, если цепочку продолжить твоих логических заключений — алкоголики, ладно, мудрёное слово — пьяницы.

— Так это Петер…

— Легко. Легко на мертвецов валить. Они ребята тихие и за себя постоять им сложно. Но у меня знакомый архангел есть, я ему пожалуюсь, и он тебя вылечит. Пришлёт к тебе привидение Петруши, мать и его. И побеседуете с ним о вреде пьянства и о лечении язвы.

— Кхе. Кхе. — Из-под кровати что ли?

— Так…

— Всё, закончили прения. Шумахера на его болиде срочно сюда пред мои очи доставить, — Брехт разбегающиеся от температуры мысли в кучу собрал. Недавно, буквально неделю назад ему знакомая фамилия на слух попала. Точно. Из Курляндии с поздравлениями от рыцарства и прочих баронов немецких приехал барон Герман Карл фон Кейзерлинг (Hermann-Karl von Keyserlingk). Бирон его помнил. Серьёзный и напористый дядька и очень верующий. Настоящий пуританин, в смысле образа жизни. Рачительный и всегда трезвый. Запарывал своих крестьян до полусмерти при обнаружении у них запаха алкоголя. — Сейчас в Москве находится посол Курляндии и Семигалии барон фон Кайзерлинг. Приведи его к окошку, переговорить мне с ним надо. Хочу его поставить Президентом Академии Российской.

— Он профессор? — скуксился лишаемый должности Блюментрост.

— Он — хренесер. В смысле, у него хрен забалуешь, пить академики будут только кефир…

— Что?

— Не перебивай, с больным говоришь, из последних сил вещую. Завтра концы отдам. Кефир — это кисломолочный полезный продукт. Нужно объездить всю Европу и бактерии эти, ну закваску добыть и йогуртовую тоже. Сбил, блин блинский. Так вот, барон очень не любит пьяниц, он дисциплину наладит. А ещё он лучший хозяйственник, которого я знаю. Академии в Президенты не учёный нужен. Есть академики и прочие профессора, вот пусть и берут академки, а рулить любым предприятием должен хозяйственник. Этот — лучший. И даже у Анхен денег выбьет на полезные дела, а потом сделает эту академию прибыльным предприятием. И всю Россию завалит деньгами. При моей, понятно, помощи. И отвечу на твой вопрос, дорогой лейб-медик. Организатор и ты неплохой, а потому с завтрашнего дня возглавишь министерство здравоохранения. Верни мне Петрушу Сундукова, я вечером накатаю примерный состав министерства и задачи, а также пути к осуществлению оных задач. Да, там тебе понадобятся пару помощников — заместителей. Подбери. И завтра, если они оспой переболели, сюда приведи. И не глупи, Иван Лаврентьевич, это не хорошие медики должны быть, а хорошие хозяйственники. Лекари пусть лечат, а менеджеры менеджеруют.

* В Реальной истории вторым Президентом Российской академии наук стал именно курляндец барон Герман Карл фон Кейзерлинг, который писал по-русски с трудом. Зато сумел вытащить Академию из ямы долговой, куда её загнали Шумахер с Блюментростом.


Загрузка...