Возвращение блудного Брехта

Событие пятьдесят шестое

— Иегудиил! Архангел! Архангел Иегудиил! Ну, я кого зову?! — Брехт, опершись о тросточку, стоял перед иконами у себя в комнате… у себя в пала… А как правильно в полатах, в палате? Пусть будет — в комнате. Стоял перед иконами, и даже осенил себя пару раз крестным знамением, и звал архангела. На что надеялся? А чего, видел же уже, общался, почему снова не переговорить. Вопрос ведь насущный.

— Радость моя, ты меня звал? — открылась «тайная дверь» в покои императрицы, и та нарисовалась в дверном проёме.

— Это я с… с богом разговариваю.

— А??? — и глаза по пять копеек.

— Не отвечает, — честно признался Иван Яковлевич.

— А что же просил ты у Господа, душа моя? — осенила себя троекратно Анна Иоанновна.

— Ну, чтобы не мешал работать…

— Что???!!!

— А какого… Ладно. Анхен, дай команду, пожалуйста, Остерману пригласить в гости к нам принца Голштинского с сынком.

— Зачем? — Не, а Анна не дура и не простушка, она хитрая и умная тётка. Бирона любит, это да, но опять соврали календари, беспрекословно ему не подчиняется, особенно в вопросах политики. Всё приходится объяснять и растолковывать. Ни разу ещё не отказала. Так это потому, что по мнению Брехта, а значит и Государыни пока все его действия правильные.

— Тебе длинную версию или только вывод? — не сказал, естественно. Длинную выдал.

— Если семёновцы сейчас устроили заговор имея претендента на трон, то кто мешает воспользоваться внуком Петра для очередного заговора другим ворам? Нужно иметь Петрушу здесь, поблизости от себя. И воспитать русским, любящим Родину принцем, а не немцем, пускающим слюни перед Фридрихом.

— Елизавета здесь, и как это Бутурлину помешало? — вот. Потому пришлось полную версию. И Петруша, а на самом деле Карл Петер Ульрих, (Karl Peter Ulrich von Schleswig-Holstein-Gottorf) и его отец — Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский.

— Кроме того, что они имеют права на Гольштинию эту, с замечательным портом Росток, так они ещё имеют права и на шведское королевство. Помрёт вдруг неожиданно шведская королева Ульрика Элеонора и мы сможем поставить на трон нашего вечного врага своего человека и без боя заполучить и Швецию, и Финляндию.

— Да, разве…

— Подожди, Анхен. Я понимаю, что там есть парламент, который рулит, а короли ничего без него сделать не смогут, но есть много способов постепенно членов этого парламента притянуть на свою сторону. И сразу тебя успокою, деньги там на десятом месте. А можно, если по-умному сделать и наоборот, они за то, чтобы быть на нашей стороне ещё и доплачивать нам будут.

— Как же такое возможно, сердце моё? — вскинула сурьмяные брови Государыня. Слава богу не крашенные свинцом — свои чернее ночи.

— Там у них есть королевский совет и риксдаг. Риксдаг — это много мелочи и там просто подпевалы. Нас интересует королевский совет. Их всего несколько человек. Один из главных — Горн, имени не помню. Если заручиться его поддержкой, то он всю работу за нас сделает. И он был воспитателем Карла Голштинского. Так что на девяносто процентов уже на нашей стороне. Осталось устранить небольшое препятствие.

— Убить Элеонору.

— Ульрика охоты любит. Боевая девица.

— А король Швеции Фредрик Гессенский? — Опять правильный вопрос.

— Пьяница и распутник. Отравиться может вином заморским. Слишком много свинца там будет. С мышьяком. Но он вина столько хлещет, что и просто упиться до смерти может.

— Душегубство…

— Да, ладно! Это злейшие враги России, и только риксдаг сдерживает его от объявления войны нам.

— Хорошо, Ваня, пошлю я приглашение Карлу Голштинскому, посмотрим, что это за человек. Я его плохо помню. Он по-русски не говорил.

— Я скажу Семёну Салтыкову, чтобы готовил плутонг для почётного караула герцога и принца.

— Думаешь, не поедет сам? — хихикнула Анна.

— Лучше перестраховаться.

Кхекнули в красном углу.

— Ваня, а теперь что? Вот заразил ты себя от коровы и выздоровел и даже следов болезни на тебе нет. Теперь что? — Анна потрогала свои рябы щёки.

— Подожди, Анхен, давай про здоровье отдельный разговор с новым министром Здравоохранения вместе проведём. Ну, и так ничего не успеваю, чтобы два раза не повторяться. Обед скоро, так ты позови его, и я за обедом что думаю про оспу и ещё кое о чём сразу и ему и тебе расскажу. Стоп. Ещё Андрея Ивановича Ушакова пригласи. Порешаем один вопрос, который без него я боюсь начинать. Не знаю, как шляхта и генералы всякие к этому отнесутся.

— Хорошо, душа моя. Ты помолись, не гневи бога.

Перед обедом Брехт успел ещё встретиться с бароном Германом Карлом фон Кейзерлингом. Говорили на немецком. Курляндец русского не знал вообще. Так, несколько самых ходовых слов. Брехт протянул новому Президенту академии наук Российской империи Указ, подписанный императрицей, о его назначении на эту должность и вопросительно брови поднял, мол, чего думаешь, Герман Карл.

Они с Кайзерлингом были знакомы ещё по Альбертине. Так называется университет в Кёнигсберге. Основан чуть ли не два века назад герцогом Альбрехтом Гогенцоллерном. Потому и Альбертина. В этом университете они вместе учились. Но предаваться воспоминаниям об ушедшей двадцать лет как молодости времени не было.

— Что думаешь, Герман?

— Там всё плохо? — раскусил Бирона бывший товарищ по попойкам студенческим.

— Поможем. Пригласи из Кёнигсберга или других немецких земель учёных химиков. Математика — это хорошо, даже замечательно, Бернулли прославят российскую науку и молодой Эйлер, говорят умен. Только мне нужны химики. На втором месте физики, потом музыканты, потом художники и архитекторы и вот только следом за всеми этими — математики.

— На химиков и физиков нужны деньги. Опыты, сам знаешь, стоят не мало. Кислоты на вес золота идут. Математикам же нужны только чернила и бумага.

— Тем не менее, Герман, нужны химики, и дальше в том порядке… Стоп, ты ведь дружен с Бахом, он ходят слухи, даже специально для тебя симфонию написал.

— Нет. Придумают вечно. Я помог ему устроиться придворным музыкантом в Саксонии.

— Нет, так нет. — Эту историю Брехт слышал от Бетховена, когда был князем фон Витгенштейном. Значит, просто ещё время не наступило. — Всё одно зови его сюда.

— Так что с делами в Академии? — скала человек, НЕ СВЕРНЁШЬ.

— Там долги и пьянство повальное, до смерти лучший в мире математик допился. А ещё один, можно и химиком назвать, допился до того, что выпал из коляски и упал на мостовую, голову разбил, и через день помер. Два академика за два года померли от пьянства. Ни в какие ворота. Нужно тебе, Герман, не как у себя в имении кнутом, а добрым словом и штрафами отучить академиков пить, наладить дисциплину, разобраться с долгами и основать дополнительно университеты в Риге и Москве. Да, там ещё придумай про кнут и пряник, чтобы профессора и академики русский учили. Премию солидную или орден за овладение в совершенстве русским языком учини. Тебя, Герман, это тоже касается. Учи русский. Найми специального человечка. Да, где-то в Европе обучается, или закончил уже обучаться, наш поэт Тредиаковский. Его нужно вернуть и профессором поставить, пусть русской словесности учит молодёжь.

— Ох и хлопотно, Эрнст, ах, да, ты же имя теперь новое взял — русское. Хорошо, Иван Яковлевич, возьмусь я за это дело. Сегодня же депешу пошлю в Кёнигсберг своим наставникам Бекенштейну и Байеру. Пригодятся здесь эти профессора, они же и химиков подскажут коих из других университетов пригласить можно.

— Договорились. А ты не думаешь имя сменить?! Как у тебя отца звали? Отто, кажется.

— Так и есть. Отто Эрнст фон Кейзерлинг. Оттович плохо звучит. Герман Оттович…

— Да, нескладушка. Отто, Удо. Будешь — Геннадий Данилович. А крестницей сама Анна Иоанновна выступит.

— Геннадьий Деньильёвич. Охо-хо.

Кхе, кхе.

Событие пятьдесят седьмое

Разговор про оспу за столом не сложился. Дети малые сидят уши греют. Женщины впечатлительные и не менее ушастые. Потому, Брехт решил, наконец, прояснить всё другие вопросы, итак уже целый месяц дело с мёртвой точки не сдвигается. Когда борщ, по рецепту Брехта, нахваливая, откушали, и принялись за гречку с мясом, Брехт пробный шар запустил.

— Андрей Иванович, я Государыню уже несколько раз просьбой одолевал, запретить ношение париков в России, а она говорит, что дворяне, да офицеры в гвардии роптать начнут. Вы, что по этому поводу думаете?

Ушаков, залезший уже кудрями парика в тарелку с борщом и, испачкав потом красный кафтан капающим с парика борщом, резко откинулся при вопросе на спинку стула и удивленно уставился на Анну Иоанновну.

— Ваше Императорское величество! Чёрт с ними с офицерами, мне разрешите, как графу Бирону, тоже ходить без этой гадости. Сил моих больше нет.

— Хорошо, Андрей Иванович, дозволяю. Только ты на вопрос Ванин не ответил. А мне любопытно, как дворяне и офицеры отнесутся. Будут говорить, что Пётр Алексеевич, мол, ввёл, немка эта вопреки ему все творит. — Анна отложила ложку. Вилками кашу ещё не ели.

— Вы опасаетесь тех, кто под париками лысину прячет. Да, не спорю, найдутся, кто о сём переживая, будет хулить вас, Ваше Императорское Величество, именем Государя Петра прикрываясь. Но таких будет не много.

— Двоих — Бутурлина и шурина его могло хватить. Спасибо Ваня от смерти спас.

— Анхен, мне сейчас мысль пришла, как и овец сохранить и волков насытить, — даже вскочил с места Иван Яковлевич. И тут же назад приземлился, нога взвизгнула от резкого движения.

— Слушаю, Ваше Высокопревосходительство, — кивнул Ушаков.

— Анхен, а ты не запретительный указ выпусти, а разрешительный.

— Разрешить парики носить? — повела сурьмяными Анна Иоанновна.

— Нет. Разреши, кто не хочет, ходить без парика.

— А ведь точно. Очень хорошая мысль, — затряс головой в парике Ушаков и влез кучеряшками в кашу теперь.

— А господа лейб-гвардейцы?

— Никто же не запретил.

— Хм. Я знала, Ваня, что ты самый умный у меня.

— Кхм, — Брехт махнул рукой.

— За моё и Анны спасение получишь завтра орден Андрея Первозванного и де…

— Анхен!

— Забыла. Вот, Андрей Иванович, Иван Яковлевич уговаривает меня больше не раздавать государственных крестьян за заслуги. Говорит, что свободный человек трудится лучше.

— Спорить с их сиятельством бесполезно. Он, как вы выразились, Ваше Императорское Величество, самый умный человек, из тех, кого я знаю. А я не мало умников повидал, — захихикал Начальник Тайной канцелярии.

Кто понял, засмеялся.

— Раз пошла такая пьянка, то давайте ещё одно богомерзкое новшество, Петром введённое, обсудим. — Решил попробовать снова порегрессорствовать Иван Яковлевич.

— Табак?! — сразу понял Ушаков.

— Табак, вы ведь курите, Андрей Иванович, сможете бросить, если Указ будет, Государыни?

Ушаков опять откинулся на спинку стула.

— Привык за двадцать лет, но если Государыня Указ издаст…

— Подождите, Андрей Иванович, — подняла руку Анна Иоанновна, — Тут бунтов не учинят?

— Бурчать и сквернословить будут. До бунта может и не дойдёт дело, но недовольных много будет.

— Видишь, Ваня…

— Андрей Иванович, а как сделать так, что не запрет, а как с париками? — Брехт затылок почесал. Не приходили умные мысли в голову. Перехвали.

— Думать надобно, можно поднять таможенные пошлины, да даже нужно. За турецкий табачок, кто привык переплатит. Но многие сами уже начали сажать. Я беру у Василия Красного, он сам выращивает.

— Ладно, — Брехт махнул рукой. Давайте доедим, а то остывает, а об оспе после обеда сразу поговорим, там не долго. А то министр Здравоохранения уже со своей порцией покончил.

И правда Блюментрост уже всё съел и сидел, сложив руки на коленях, в беседу не вмешивался, раз не спрашивали. Брехт подумал, что нужно его привлечь к борьбе с курением… И передумал. Как объяснить людям о том, что курение рак вызывает. Рак это чего? Который за камень?

Событие пятьдесят восьмое

Спустились после обеда на улицу, и Брехт предложил до той самой ротонды прогуляться. Прогулялись, в сопровождении целого капральства преображенцев во главе ещё и с вездесущим Иваном Салтыковым. Иван Яковлевич по дороге пожалел, что попёрся туда. Рана саднила. Ну, дохромал. Расселись, и тут Ушаков достал трубку носогрейку и табакерку и стал набивать эту загогулину махоркой.

— Андрей Иванович? — Бирон подниматься назад начал и скривился от боли в ляжке.

— Ох, простите, господа! Извините, Ваше Императорское Величество. Привычка дурацкая, нужно непременно после обеда закурить. Простите великодушно, — и трубка с табакеркой были мгновенно убраны в кисет, что ли, что к поясу был приторочен. Да, до карманов на кафтанах ещё не додумались. Только у Бирона и есть, да и то внутренний.

— Видишь, Ваня с каким искусом бороться придётся, — похихикала Анна Иоанновна.

— Вижу. Я один чёрт, прости Господи, придумаю, как с этим бороться. Вот, священников подключу, они происками сатаны это зелье объявят. Через дым вонючий диавол попадает в человека и разъедает его душу. А ещё, раз я теперь военный министр, в армии офицерам при нижних чинах курить запрещу. За нарушение, буде оно выявлено, лишение одного звания. Кури на здоровье, только спрятавшись. А за отказ от курения, наоборот, плюс звание, только отказ должен быть оформлен на офицерском собрании, и другие некурящие офицеры должны наблюдать за испытуемым и обнюхивать его.

— Ох и наживёте вы себе врагов, Иван Яковлевич, — Ушаков отцепил от пояса кисет свой и протянул Бирону, — Назначайте меня генерал-фельдмаршалом, — все четверо засмеялись и громче всех сам начальник Тайной канцелярии.

— Иван Лаврентьевич, — переключился на министра Здравоохранения Брехт. — Давайте теперь про оспу поговорим. Я выздоровел, и если всякие неудобства, связанные с пребыванием в карантине, исключить, то всего три дня была температура, которую можно сбить отваром ивовой коры и почек, или теперь уже молодых листочков, малины. Плюс отвар петрушки. Корней петрушки. Считаю, что опыт удачный и его нужно распространить на всю страну. С чего предлагаете начать?

— Задача! Карантин?! — развёл руками Блюментрост.

— Согласен бесконтрольно это делать нельзя. Нужны прививочные бараки. Большие, человек на сто. И к ним доктора. И сиделок несколько из переболевших женщин. Питье подносить людям привитым. Деньги, я думаю, Государыня на такие бараки выделит, начнём с Москвы наработаем опыт, поймём, где ошибаемся, а пока эти бараки будут строиться, есть несколько мест, где всё это уже имеется.

— Что имеется? — вскинулся лейб-медик.

— Всё. И место, и сиделки. Монастыри. Анна Иоанновна, пригласи завтра митрополита Феофана Прокоповича и переговори с ним. Если монахи привьются, то простой народ, да и дворян легче будет уговорить.

— И то правда. Говорю же, умней господина Бирона в мире человека нет.

— Ох, перехвалите, Андрей Иванович, — довольная заулыбалась императрица. Словно не Бирона, а её похвалили.

— И ещё есть несколько готовых к прививке категор… групп людей. Это Преображенский и Семеновский полк. У них казармы. И у них дисциплина, какая-никакая. Это я сам команду дам. И вы своим подчинённым, кои ещё не болели прививку сделайте Андрей Иванович.

— Непременно. Сам-то переболел в детстве, вон, всё лицо рябое, а кто не болел из моих обязательно прививку поставлю, — вытянулся хоть и сидя Ушаков. Точно, есть дисциплина в армии.

— Чуть не забыл с этой болезнью! Иван Лаврентьевич, а вы в Низовой корпус отправили гонца с рецептом противомалярийным? — хлопнул Иван Яковлевич себя по лбу.

— Обижаете, Ваше Высокопревосходительство. В тот же день. А после на свои деньги скупил всю сушеную полынь на рынке и на корабле с купцом отправил в Астрахань, и денег ему дал, чтобы он после переправил в Баку.

— Благое дело, — перекрестилась Анна, — Ваня, прикажи Ивану Салтыкову с преображенцами все окрестные большие сёла и города объехать и скупить всю полынь на рынках и у травниц, да и снарядить отдельное быстроходное судно в Баку. Там, пишут мне, сотнями и сотнями солдатики и офицеры умирают от лихоманки в месяц. И зимой даже не прекращается эта зараза. Как бы от неё, как от оспы прививку найти, — она повернулась к Брехту.

— Я не медик, но, если бы были прививки, их бы европейцы уже изобрели, у них в Индии и в других местах не меньше нашего людей гибнет. Корой хинного дерева спасаются. Как победить сию болезнь известно. Её комары при укусе передают. Комары размножаются в воде. Осушить болота в тех местах, и всё, гораздо меньше будет комаров, а полынь и хинин будут справляться с единичными случаями.

— И как же те болота осушить? — подвинул к нему голову, чтобы не пропустить «откровения» Блюментрост.

— Нужно сажать деревья. — Нда, только Австралия ещё не открыта. А, следовательно, и эвкалиптов нет. Медлит Кук, собака такая. — Думаю, что шелковицы лучше всего подойдут. В огромные деревья вырастают, а когда вырастут, то ещё и шелковичных червей можно во множестве разводить. Двойная польза. Даже тройная. Будет много шёлка, татары тамошние богатеть начнут, и более лояльно к России относиться.

— Так нужно туда послать наказ…

— Конечно. — А ещё нужно послать Витуса Беринга открывать Австралию, а с Аляской и командорскими островами и Чириков один справится. Завершил же он экспедицию без Беринга. А теперь Брехт им подскажет средство от цинги и даже с собой сам даст. Гораздо легче будет Чирикову. И Берингу легче. Всех проблем-то всякие смородины и шиповники насушить.