Господин де Лоране, барышня Марта и сестра, разбуженные внезапным шумом, выскочили из хижины. В человеке, выходившем со мною из леса, они никак не могли узнать Жана Келлера, равно как и появившуюся почти сразу вслед за ним госпожу Келлер. Господин Жан кинулся к ним. Не успел он сказать и слова, как барышня Марта узнала его, и он прижал ее к своей груди.
— Жан!.. — прошептала она.
— Да, Марта! Это я… и моя мать!.. Наконец-то!
Барышня Марта бросилась в объятия госпожи Келлер. Но нам не следовало терять хладнокровия: любая оплошность могла оказаться роковой.
— Вернемся в хижину, — сказал я. — Ведь речь идет о вашей голове, господин Жан.
— Как!.. Разве вы знаете, Наталис?.. — спросил он.
— Нам с сестрой все известно.
— А тебе, Марта, а вам, господин де Лоране?.. — спросила госпожа Келлер.
— А что такое случилось? — воскликнула Марта.
— Сейчас вы все узнаете, — отвечал я. — Пойдемте.
Минуту спустя мы уже теснились в глубине хижины. Там мы могли если не видеть, то слышать друг друга. Я, расположившись у входа, слушал, а сам не переставал наблюдать за дорогой.
Вот что рассказал нам господин Жан, делая паузы лишь для того, чтобы прислушаться к звукам снаружи.
Впрочем, и без того господин Жан говорил прерывисто, короткими фразами, словно он запыхался от быстрого бега.
— Милая Марта, — начал он, — это должно было случиться… И мне сейчас лучше находиться здесь… прячась в этой хижине… чем там, под началом полковника фон Граверта, к тому же в эскадроне его сына, лейтенанта Франца!..
Тут Марте и моей сестре в двух словах рассказано было о том, что произошло перед нашим отъездом из Бельцингена, об оскорбительном вызове лейтенанта Франца, об уже условленном поединке, об отказе от него после зачисления господина Жана Келлера в лейб-полк…
— Да, — говорил господин Жан, — мне предстояло служить под командой этого офицера! И он мог мстить мне сколько душе угодно вместо того, чтобы стать со мной лицом к лицу с саблей в руке. Ах, Марта, я убил бы этого человека, оскорбившего вас!..
— Жан… бедный мой Жан, — шептала девушка.
— Полк был отправлен в Борну, — продолжал Жан Келлер. — Там в продолжение месяца на меня сваливали самую тяжелую работу, унижали на службе, несправедливо наказывали, обращались со мной хуже чем с собакой — и все из-за этого Франца!.. Я сдерживал себя… Все сносил… думая о вас, Марта! Терпел ради матери и всех моих друзей! Ах, как я страдал! Наконец полк ушел в Магдебург… Там мы встретились с матерью. Но там же, пять дней тому назад, когда мы с лейтенантом Францем однажды вечером оказались одни на улице, он осыпал меня ругательствами и ударил хлыстом!.. Это переполнило чашу моих страданий и унижений!.. Я бросился на него и… в свою очередь тоже ударил его…
— Жан… бедный мой Жан!.. — все повторяла шепотом барышня Марта.
— Если бы мне не удалось бежать, я бы пропал… — снова заговорил господин Жан. — К счастью, я смог разыскать мать в гостинице, где она остановилась… Некоторое время спустя я сменил форму на крестьянское платье, и мы покинули Магдебург!.. На следующий день, как я вскоре узнал, военный совет приговорил меня к смертной казни… За мою голову назначили цену… Тысячу флоринов тому, кто выдаст меня!.. Как мне ускользнуть?.. Я не знал!.. Но я хотел жить, Марта… жить, чтобы снова увидеть всех вас!..
Тут господин Жан тревожно огляделся.
— Нас никто не может слышать? — спросил он.
Я выскользнул из хижины. Дорога была тиха и пустынна. Я приложил ухо к земле. Никаких подозрительных звуков со стороны леса.
— Все спокойно, — сказал я, возвратившись.
— Мы с матерью, — возобновил свой рассказ господин Жан, — направились через саксонские поля, надеясь встретить вас, так как матери был известен маршрут, предписанный вам полицией!.. Двигались мы главным образом по ночам, покупая себе еду в обособленно стоящих домах, проходя по деревням, где я и смог увидеть афишу, объявлявшую, что голова моя оценена…
— Ну да, именно такую афишу мы с сестрой прочитали в Готе! — вставил я.
— Моим намерением, — продолжал рассказывать господин Жан, — было попытаться достигнуть Тюрингии, где, по моим расчетам, вы еще должны были находиться!.. Кроме того, там я чувствовал бы себя в большей безопасности. Наконец мы добрались До гор!.. Как тяжела там дорога, вы, Наталис, знаете, так как вам пришлось часть ее проделать пешком…
— Да, господин Жан, — ответил я. — Но как вы узнали об этом?..
— Вчера вечером, проходя вершину перевала Гебауер, — ответил господин Жан, — я увидел брошенную на дороге полуразбитую карету. Я узнал экипаж господина де Лоране… Значит, случилось несчастье!.. Живы ли вы?.. Боже, как мы беспокоились… Мы с матерью шли всю ночь. Потом наступило утро, пришлось прятаться…
— Прятаться! — воскликнула сестра. — Но почему? Значит, вас преследовали?
— Да, — отвечал господин Жан, — преследовали трое негодяев, которых я встретил в конце перевала Гебауер, — браконьер Бух из Бельцингена с двумя своими сыновьями. Я уже видел их в Магдебурге, в армейском обозе, вместе с массой других подобных им воров и грабителей. Разумеется, они знали, что, пустившись по моему следу, за меня можно выручить тысячу флоринов, что они и сделали!.. Сегодня ночью, не далее как два часа тому назад, они напали на нас в полумиле отсюда… на лесной опушке.
— Так что два выстрела, которые, как мне показалось, я слышал?.. — спросил я.
— Да, то были их выстрелы, Наталис. Одна пуля пробила мне шляпу. Однако, укрывшись в густой чаще леса, мы с матерью сумели ускользнуть от этих подлецов!.. Они, вероятно, решили, что мы повернули обратно, так как пустились в сторону гор. Тогда мы снова направили свой путь к равнине и, дойдя до края леса, Наталис, я по вашему свисту узнал вас…
— А я-то стрелял в вас, господин Жан!.. Вижу — выскакивает какой-то человек…
— Ничего, Наталис! Но может статься, что ваш выстрел был услышан, поэтому я должен сию же минуту уходить!..
— Один? — воскликнула Марта.
— Нет! Мы уйдем отсюда все вместе! — ответил господин Жан. — И если это возможно, мы больше не расстанемся до самой границы Франции. Зато там придется разлучиться, и, возможно, очень надолго!..
Теперь мы узнали все, что нам важно было знать, то есть какая опасность грозит господину Жану, если браконьер Бух со своими сыновьями снова нападет на его след. Конечно, мы сумеем защититься от этих негодяев! Но чем может кончиться эта борьба в случае, если Бухи наберут себе еще несколько таких же, как они, подлецов, которых столько шляется по деревням?
В нескольких словах мы поведали господину Жану о том, что произошло с нами со дня отъезда из Бельцингена и как благополучно проходило наше путешествие до несчастья, случившегося на перевале Гебауер.
Теперь отсутствие лошадей и экипажа поставило нас в крайне затруднительное положение.
— Надо любой ценой добыть средства передвижения, — сказал господин Жан.
— Я надеюсь, что мы сможем раздобыть их в Танне, — ответил господин де Лоране. — Во всяком случае, дорогой Жан, не будем оставаться в этой хижине. Может быть, Бух с сыновьями повернули уже в эту сторону… Надо воспользоваться ночной темнотой.
— Можете ли вы идти вместе со всеми. Марта? — спросил невесту Жан.
— Я готова! — ответила барышня Марта.
— А ты, мама, ведь ты так устала?!
— В путь, сын мой! — ответила госпожа Келлер. У нас оставалось немного провизии, которой должно было хватить до Танна. Это позволит нам не делать остановок в деревнях, где могут или уже смогли появиться Бух с сыновьями.
Вот что мы обсудили, пока снова не отправились в дорогу, ибо прежде всего надо было «защитить дитя», как говорится у нас при игре в пикет[102].
Мы решили, пока не возникнет особой опасности, больше уже не расставаться. Конечно, то, что было сравнительно легко для нас (господина де Лоране, Марты, Ирмы и меня, имевших паспорта, защищавшие нас вплоть до самой французской границы), оказывалось намного сложнее для госпожи Келлер с сыном. А потому им следовало принять меры предосторожности и обходить города, по которым обязаны были следовать мы, и присоединяться к нам лишь после. Только при таких условиях и возможно было наше совместное путешествие.
— Давайте двигаться в путь! — сказал я. — Если в Танне мне удастся купить экипаж и лошадей, это избавит вашу матушку и барышню Марту, мою сестру и господина де Лоране от излишнего утомления. А для нас с вами, господин Жан, провести несколько дней на марше и несколько ночей под звездным небом не составит особого труда, и вы увидите, как они прекрасны — звезды, что сверкают над французской землей!
С этими словами я вышел из хижины и сделал шагов двадцать по дороге. Было два часа ночи. Все утопало в глубоком мраке. Однако над гребнем гор светлели первые проблески зари.
Я ничего не видел, зато мог все слышать. Я прислушивался очень внимательно. В воздухе стояла такая тишина, что малейший шум под деревьями или на дороге не ускользнул бы от моего слуха.
Нигде ни звука… Надо полагать, Бух с сыновьями потеряли след Жана Келлера.
Все вышли из хижины. Я вынес оставшуюся провизию, и тюк со снедью, поверьте, был не слишком тяжел. Из двух наших пистолетов один я отдал господину Жану, другой оставил себе. В случае надобности мы сумеем воспользоваться ими.
Тут господин Жан взял барышню Марту за руку и проникновенно сказал ей:
— Марта, когда я хотел взять вас в жены, моя жизнь принадлежала мне! Теперь я больше не имею права соединять вашу жизнь с моею… ведь я беглец, приговоренный к смерти!..
— Жан, — отвечала барышня Марта, — нас соединил сам Господь… Пусть Он и сохранит нас!