Возьми меня с собой

Глава 10

Первые лучи окрасили восточную часть неба, когда Дженни наконец погрузилась в сон. Проснувшись в чистой постели на пуховой перине в гостевой спальне, выходящей окнами на Лебяжью улицу, Дженни зажмурилась, словно желая проверить, не снится ли ей все это. Она до сих пор удивлялась тому, как удачно все для нее сложилось. Дядюшка принял племянницу со всей душой. Сидя у камелька, Уильям и его жена Пэт, вздыхая и охая, слушали рассказ Дженни о ее злоключениях. Пэт не раз смахивала слезы с пухлых щечек. Дженни немного мучили угрызения совести по поводу того, что некоторые детали своих приключений она сознательно опустила. Но она легко успокоила себя тем, что поступила так, чтобы не слишком расстраивать своих сердобольных родственников. На душе у Дженни было легко, как никогда. Наконец она обрела покой. Здесь она могла чувствовать себя защищенной как от жаждущей возмездия мадам, которую Дженни так ловко провела, так и от ненавидящей ее Марты. Здесь она могла не опасаться мести Розы или жестокой страсти Мануэля, которая в последнее время стала тяготить ее.

– Ну что за красотка! – восхищенно воскликнула Пэт, любуясь новым, из голубой тафты, нарядом Дженни. – Никогда не думала, что твоя племянница так хороша собой.

На самом деле Пэт не уставала восхищаться внешностью Дженни с того момента, как новоявленную племянницу отмыли, причесали и одели в чистое.

– Спасибо, тетя Пэт. Платье такое красивое! – Серые глаза Дженни светились восторгом. Ее никогда еще так не баловали.

– Чепуха, ты достойна лучшего платья. Неужели ты могла подумать, что я выгоню тебя прочь, одетую в тряпье?

– Но, милая, – осторожно вмешался Уильям, – цена! – Его круглое лицо омрачилось думой – счета оплачивал он.

– Разве можно говорить о ценах, когда среди нас появилось такое чудное создание?! Да ты просто скряга, жалкий скряга!

– Пэт, зачем такие жестокие слова…

– Да, может быть, я выражаюсь слишком резко, но когда-то я должна была сказать тебе правду! Посмотри, как мы живем! Я хожу в старье. Шторы давно пора поменять, покрывала на постели тоже. Любовь моя, как бы горько мне пи было говорить такое о собственном муже, но от истины не уйти – ты скряга, Уильям.

Дженни незаметно улыбнулась. Всего лишь два дня она жила у родственников, а уже успела разобраться, кто в их доме хозяин. Маленькая пухленькая Пэт правила мужем железной рукой и никогда ни в чем себе не отказывала.

– Ты не заслужила новое платье, – обиженно сказала Долли, – я уже год в одном наряде хожу.

Дженни с самого начала невзлюбила семнадцатилетнюю сестру Пэт, которая помогала обслуживать клиентов в лавке. Если речь заходила о Долли, то ее иначе как бедной девочкой никто не называл. Долли относилась к той категории людей, которые никогда ничем не бывают довольны. Тощая и болезненная, она вечно шмыгала носом и чихала.

– Но я не могу всю жизнь ходить в мужском наряде, – резонно заметила Дженни.

– Откуда нам знать, что ты наша родственница? – гнусаво промямлила Долли.

– Неоткуда, поэтому придется тебе поверить мне на слово.

Посчитав разговор законченным, Дженни в последний раз бросила взгляд в зеркало, любуясь собственным отражением. Голубое платье с глубоким полукруглым вырезом, отделанным белым кружевом, плотно облегало фигуру до талии и ниспадало пышными складками ниже. Тетя Пэт подошла к выбору наряда весьма ответственно – все детали отделки и ткань выбирала сама, и результат превзошел все ожидания – платье эффектно подчеркивало статность фигуры; серые глаза Дженни приобрели оттенок голубоватого льда, а волосы сверкали червонным золотом на синем фоне. Под платье была надета батистовая кружевная рубашка, на ногах – туфельки из синей тафты, и чувствовала себя Дженни как настоящая принцесса.

Пэт едва исполнилось двадцать два года – Уильяму она вполне годилась в дочери, и за несчастье тратить свои лучшие годы на старика она требовала от бедняги Данна полной самоотдачи. Трехэтажный дом с лавкой на цокольном этаже был обставлен с некоторой даже роскошью. Дочь простого торговца тканями, Пэт всеми силами стремилась пробиться наверх, и ей это отчасти удалось. Пэт всегда была в курсе последних сплетен и знала, кому можно дать в долг, а кому нет. Дружеские привязанности никогда не мешали ее бизнесу. Если для дела человек переставал быть выгодным, Пэт рвала отношения без всякого сожаления. Такое абстрактное понятие, как мораль, никогда не принималось во внимание, когда дело касалось денег.

Сегодня утром Пэт вошла к Дженни в спальню в пеньюаре из шоколадного бархата с отделкой из ярко-желтого атласа. Чепчик из лимонно-желтого кружева покрывал пышные светлые кудряшки.

– Доброе утро, Дженни, – сказала Пэт. Улыбка обнажила мелкие острые зубки. Ни дать ни взять кошечка. – Какой сегодня день чудный! Воздух свежий, как будто живем за городом. – Пэт подошла к окну с цветными стеклами и, распахнув его, выглянула наружу, заметив знакомую, поздоровалась и только после этого снова обратилась к Дженни, которая, приподнявшись на локте, приготовилась выслушать свою тетю. – Уильям сказал, что ты могла бы работать в лавке, но у нас уже есть помощница – эта бедная девочка Долли, и другой нам не надо.

Дженни почувствовала тревогу. Ей указывают на дверь?

– А дома я могла бы помогать? Убирать, готовить.

Помощница по хозяйству, пожилая женщина, едва справлялась со всей той работой, которую на нее навалили. Она не только должна была убирать в доме и лавке, но также готовить еду для семьи и четырех подмастерьев.

– Нанимать такую красотку кухаркой? Это было бы вопиющей несправедливостью – по отношению к тебе и к нашему бизнесу. У меня для тебя планы получше. Как насчет того, чтобы предлагать товар на улице? Ты могла бы рассказывать людям, где они могут найти богатый выбор лент и кружев. Ты тикая миленькая, Дженни, ты просто рождена для того, чтобы привлекать покупателей. – Пэт ласково улыбалась, но в глазах се был холодноватый расчетливый блеск. – Одного взгляда на тебя будет достаточно, чтобы все модники Лондона выстроились в очередь у наших дверей.

– Вы оба были так добры ко мне. Это самое малое, что и могла бы для вас сделать, – с улыбкой ответила Дженни, старательно игнорируя появившиеся сомнения относительно истинных целей ее молоденькой, но весьма деловой тетушки.

Дженни меньше всего ожидала, что ее заставят шататься по улицам, и не была готова к такому опасному повороту. Она могла утешить себя лишь тем, что цыгане едва ли забредут в этот респектабельный район, а Толбот Марч, если и увидит ее на улице, никак не сможет узнать в ней коварную похитительницу его наряда.

Между тем Пэт, присев на край постели Дженни, продолжала осторожно развивать тему об источниках семейного дохода, настоящих и перспективных.

– Бедняга Долли напрочь лишена обаяния, тут уж ничего не попишешь, но и она умеет пригодиться. Помнишь тот сочный бараний бок, что мы ели на ужин?

При одном воспоминании о жаренном в сливочном масле мясе у Дженни потекли слюнки. Такие деликатесы ей доводилось пробовать не часто.

– Было очень вкусно, – сказала Дженни.

– Лаймон Перс, мясник с соседней улицы, снабжает нас мясом, а наша бедная блеклая Долли, – тут Пэт захихикала и подмигнула Дженни, призывая оценить ее остроумие, – снабжает его… ну, в общем, Долли – его подружка.

– О, я поняла, – с запинкой произнесла Дженни, не зная, следует ли расценивать слова Пэт именно так, как она догадывалась.

– Мне пришлось отказаться от мысли удачно выдать ее замуж, а Лаймон… она ему понравилась. В наши дни все слишком, дорого, чтобы заглядывать дареному коню в зубы.

– Вы хотите, чтобы я вышла торговать сегодня? – спросила Дженни, неохотно слезая с теплой постели на холодный пол.

– О да, скорее, скорее! Пусть тебя заметят! – воскликнула Пэт и, чмокнув Дженни в лоб, слегка отстранилась, чтобы полюбоваться роскошными волосами и безупречной кожей Дженни – синяки успели сойти. – Ты просто прелесть, даже рано утром! Что за сокровище. Надень голубое платье и позволь мне привести в порядок твои волосы.

– Спасибо вам.

– Ухаживать за такими волосами одно удовольствие. Люди говорят, даже король иногда гуляет у нас в округе. Никогда не знаешь, Дженни, кто может положить на тебя глаз. Так что надо постараться представить тебя в самом лучшем виде.

Пэт ушла, а Дженни, одеваясь, все никак не могла отделаться от ощущения, что на продажу выставляются не ленты с кружевами, а она сама, Дженни.

Дядя Уильям посчитал зазорным для своей родственницы расхаживать по улицам с лотком, предлагая товар на продажу. Однако Пэт, как обычно, сумела его переубедить, и он» конце концов махнул на все рукой – пусть, мол, поступает как сочтет нужным.

После первого дня уличной торговли Дженни, возвратившись домой, испытала огромное облегчение. Ее и толкали, и на ноги наступали, а уж сколько косых взглядов она почувствовала на себе – не сосчитать. Окрестные улицы уже давно поделили между собой ее коллеги – уличные торговки, и ее воспринимали как узурпатора. Каждый проходящий мимо мужчина считал своим долгом на нее пялиться, и чем лучше были одеты господа, тем нахальнее они себя вели. Один щеголь так распустил руки, что Дженни пришлось пригрозить ему пощечиной. Дженни поделилась с Пэт своими бедами, но тетя отреагировала совсем не так, как того ожидала Дженни.

– Дать пощечину! Ишь чего надумала! Чтобы я никогда больше о таком не слышала!

– Но он от меня отставать не хотел. Надо было что-то сделать.

Пэт сладко улыбнулась, просунув свою пухлую ручку под руку Дженни.

– Внимание богатых господ надо поощрять, Дженни. Не думала я, что ты такая ханжа. Улыбайся богачам, флиртуй с ними, не будь слишком щепетильной, пусть себе немного повольничают, можно пальчиком пригрозить, но давать пощечину – никогда.

Выйдя на улицу с лотком на следующий день, Дженни Старалась в точности следовать всем инструкциям Пэт, вскоре Голос у нее сел от крика, однако к полудню все ленты и кружева оказались проданы. Большей частью покупателями были богатые господа, покупавшие украшения для своих дам.

Дядя Уильям был в восторге от такой бойкой торговли. Дженни попросила его наполнить лоток товаром, но Уильям велел племяннице вначале поесть.

– Никто не может сказать, что я своих работников заставляю голодать!

Дженни улыбнулась, когда дядя шутливо дернул ее за завитой темно-рыжий локон, искусно украшенный Пэт голубой лентой с серебристой каймой.

Дженни с удовольствием уплетала горячий пирог с бараниной. На сладкое Тим, самый старший из подмастерьев, принес Дженни песочное печенье с крыжовником, щедро украшенное взбитыми сливками, и кружку пенистого эля.

Пэт влетела в тот момент, когда Дженни подъедала последние крошки. Не надо было особенно вглядываться в выражение лица тетушки, чтобы понять – она вот-вот сорвется.

– Я все продала и вернулась за новым товаром, но дядя Уильям настоял на том, чтобы я сперва поела.

– Все продала! – Настроение тети Пэт мгновенно изменилось. – Все вышло даже лучше, чем я надеялась. Завтра мы поднимем цены. Твои заказчики и не заметят ничего, вот увидишь. – Пэт улыбнулась, и на щеках ее показались очаровательные ямочки. – Твоя милая улыбка и вежливое обхождение уже завоевали сердце одного весьма влиятельного господина.

Пэт, как оказалось, немногим отличалась от хозяйки борделя, откуда Дженни посчастливилось сбежать, по крайней мере в том, что касалось отношения к Дженни. Если только клиентура у Пэт была посолиднее.

– Кто он такой? – спросила Дженни.

– О, не могу тебе сказать. Открою лишь, что он очень богат и служит при дворе короля. Дженни, ты даже не представляешь, как тебе повезло! – воскликнула Пэт и, не в силах более сдерживать свой восторг, порывисто обняла Дженни. – Он вчера заказал в нашей лавке больше товара, чем мы порой за месяц продаем, и все благодаря тебе, голубушка.

Октябрь только начался, и солнце светило по-прежнему ласково, но чуть грустно, совсем не так, как летом. Дженни успела привыкнуть к своей новой работе, благо опыт у нее уже был, спасибо цыганам. В такой денек, как сегодня, можно радоваться уже тому, что гуляешь на свежем воздухе, а не сидишь взаперти, а что до ощущения, будто тебя поместили в аквариум, словно диковинную рыбу, и все только на тебя и пялятся, то к этому, как ко всему, можно привыкнуть. А с тетей Пэт надо поговорить напрямик. Дженни мысленно готовила речь, в которой вежливо, но категорично заявляла о том, что никому не позволит торговать ее телом. Пусть, дескать, бедняга Долли любезничает с мясником за кусок мяса, а она способна на кусок мяса сама себе заработать.

– Девушка, у тебя серебристые ленты найдутся? – Джентльмен в очень дорогом костюме из красного и черного бархата, щедро украшенном лентами, и малиновой шляпе остановил ре, схватив за руку.

– Да, добрый господин, найдется, с дюжину отрезов, не меньше, – приклеив улыбку, затараторила Дженни. С тех Пор как Пэт сообщила ей о тайном воздыхателе, Дженни в каждом богато одетом мужчине, оказывавшем ей знаки внимания, видела только таинственного тетиного протеже.

– Я возьму все. Видит Бог, такой хорошенькой девушке можно найти дело получше, чем ходить с лотком по улицам, – добавил щеголь, придвигаясь ближе.

Дженни смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, совершенно не сознавая, что со стороны выглядит кокеткой. Дженни выбирала серебристые ленты, а господин между тем буравил ее декольте своими бледно-голубыми водянистыми глазами. Чувствовалось, что он остался весьма доволен. Заплатив за ленты вдвое дороже, он отказался взять сдачу.

– Вы слишком добры ко мне, милорд, – потупив взор, указала Дженни.

– Скромность – достойное украшение девушки, – ответил богатый господин, поклонившись. – Твоя тетя рассказывала мне о тебе, но только поговорив с тобой, я убедился, что Ты настоящее сокровище.

Вот оно, случилось. Дженни подняла глаза и встретила «л ляд буравящих бледно-голубых глаз на длинном, в красных прожилках, лице с отпечатком порочных наклонностей. Возможно, в юности он был и недурен собой, но неумеренность в удовольствиях не лучшим образом сказалась на его внешности.

– Вы чрезмерно добры, – пролепетала Дженни, еле ворочая непослушным языком.

– Надеюсь, ты позволишь мне быть куда добрее к тебе к будущем, – хрипловатым шепотом произнес господин, склонившись губами к ее уху. – Увидимся вскоре, милашка. Доброго тебе дня.

Когда высокий господин скрылся в толпе, Дженни вздохнула с облегчением. У нее было такое чувство, будто ее изнасиловали прямо на улице. Встреча с таинственным поклонником укрепила Дженни в решении без обиняков заявить Пэт о своем отношении к сводничеству. Можно себе представить, каким нелегким получится разговор. Дженни горько усмехнулась при мысли о том, что и красивый наряд, и прическа, и даже согласие Пэт поселить Дженни в их доме – никакая не доброта, а всего лишь разумное и дельное вложение капитала.

Задумавшись, Дженни незаметно дошла до конца улицы, за которой начинался по-настоящему респектабельный район. До сих пор Дженни ни разу так далеко не заходила, отчасти за отсутствием надобности – товар и так раскупался, – отчасти из-за боязни повстречать Толбота Марча. Чем черт не шутит, а вдруг и впрямь он ее узнает? Но сейчас ноги сами вынесли ее к этому денежному месту, может, стоит рискнуть?

– Ламбер, купи мне алых лент к платью.

Дженни услужливо повернулась на тонкий надменный голосок. Роскошно одетая дама в атласном наряде в алую и серебряную полоску обращалась к своему не менее роскошно одетому кавалеру.

– Вот, пожалуйста, есть шелковые, есть атласные, есть отделанные серебром.

Статная дама выбрала розетку из темно-вишневых атласных лент, оформленную в виде сердечка.

– Ну как, тебе нравится? – спросила дама, прикладывая розетку к груди.

– Никакой оттенок красного не сравнится с цветом твоих губ, дорогая, к тому же они нежнее самого тонкого шелка, – с обожанием прошептал кавалер, пожирая взглядом лицо возлюбленной.

– Ах, он так похож на маленького щенка, – наклоняясь к Дженни, словно желая поделиться секретом, сказала дама в красном. – Впрочем, взглядом сравнение не исчерпывается. Стоит какой-нибудь сучке помахать перед ним хвостом, он, распустив слюни, так же резво побежит и за ней. Эй, что это с тобой? – воскликнула дама, обращаясь к Дженни, ибо с той и в самом деле происходило что-то странное.

Дженни, забыв о клиентке, во все глаза смотрела на высокого, широкоплечего, нарядно одетого господина. Что-то в его походке, в наклоне головы, увенчанной широкополой шляпой с лиловым плюмажем, пробудило ее воспоминания. Но такого просто не могло быть! Колени у нее подкосились, на лбу выступил пот. Уличный шум откатился, Дженни почувствовала, что, теряя силы, падает. Мужчина повернул голову.

Да, сомнений быть не могло. Это он, Кит.

Дженни словно ударило молнией. Сердце колотилось как бешеное, шумело в ушах. Оба, и дама, и ее кавалер, во все глаза смотрели на Дженни, решив, что девица сошла с ума прямо у них на глазах. Кит не погиб, не утонул! Единственный мужчина, владевший и телом ее, и душой, был жив! Вот он, золотоволосый бог в нелепом розово-красном наряде, – стоит, залитый золотистыми лучами октябрьского солнца. Так чего же она ждет?

Дженни сделала шаг вперед, мечтая поскорее оказаться II его объятиях, покрыть поцелуями его лицо… Но застыла на месте, схватившись за сердце. Красивая женщина, в изумрудно-зеленом бархате, в кокетливой соломенной шляпке с зелеными перьями на длинных, черных как смоль волосах, вышла из ювелирной лавки, и не успела она ступить на мостовую, как Кит бросился ей навстречу, с готовностью обнял за миниатюрную талию, склонив голову так, что перья ни обеих шляпах соединились, словно влюбленные…

– Эй, ты из ума выжила? – Оказывается, покупатель уже давно ждал, пока она возьмет протянутые монеты.

Дженни молча взяла деньги, сжала их в холодной и липкой ладони. Так плохо, как в эту минуту, ей никогда не было. То, как Кит обнимал женщину, то, как она откидывала голову ему на плечо, – все это слишком многое объяснило Дженни. Да ей ничего и не надо было объяснять.

Дженни повернулась на негнущихся ногах и пошла прочь. Сама того не замечая, Дженни шла все быстрее и быстрее, пустилась бежать – ленты падали на грязную мостовую, ее окликали, ей смотрели вслед, выразительно крутя пальцем у виска, но она никого и ничего не видела. Ее толкало вперед одно неудержимое желание – поскорее оказаться как можно дальше от надрывавшего сердце зрелища. Кто-то толкнул ее в бок, и лоток накренился – ленты полетели в канаву, куда тут же с готовностью принялись нырять мальчишки и, вытирая ленты о собственные штаны, цеплять к одежде.

– Дженни! Дженни! Остановись!

Дженни застыла – ноги отказывались повиноваться. Так, значит, он все же ее заметил! Однако перед глазами Дженни всплыло красивое бледное лицо в обрамлении черных волос, с лихо заломленной соломенной шляпкой, и ноги ее вновь ожили. Нет, не будет она с ним разговаривать, она просто не сможет с ним говорить сейчас, когда он для нее все равно что умер во второй раз: с красивой любовницей его круга разве вспомнит он о влюбленной в него деревенской девчонке? Как могла она вообще поверить его клятвам?! Какая непростительная наивность! Лучше бы вообще с ним, не встречаться, лучше бы думать, что он умер…

– Дженни, постой!

Она бежала со всех ног по темной улочке, и подошвы ее туфель липли к грязной мостовой. Город открывался ей с неожиданной стороны – оказывается, грязь и нищета жили совсем рядом с роскошью и богатством.

Еще немного, и сердце разорвется. Дженни остановилась, тяжело дыша. В глазах было темно то ли от того, что нависавшие над мостовой фронтоны домов затеняли улицу, то ли от усталости. На мгновение Дженни закрыла глаза, но, открыв их, к ужасу своему, обнаружила, что Кит совсем рядом.

– Ты решила насмерть себя загнать, глупышка? Зеленщик толкал перед собой телегу с капустой. Он оказался как раз между ней и Китом, и, воспользовавшись моментом, Дженни метнулась за угол. Здесь, в переулке, вонь от сточной канавы смешалась с запахом сгнившей древесины, и Дженни, чтобы не упасть от головокружения, прислонилась к стене.

– Вот ты где, слава Богу!

Дженни встрепенулась и побежала куда глаза глядят. Пустой лоток, все еще висевший у нее на шее, замедлял бег. Дженни свернула за угол и оказалась в тупике. Все, дальше дороги не было!

– Дженни!

Делая над собой невероятное усилие, Дженни попыталась высвободиться из цепких объятий Кита. Все сразу навалилось на нее – томление первых дней и отчаяние последующих, боль и тревога, счастье вновь обрести любимого и жестокое разочарование, ревность, горечь обманутой женщины.

– Пусти меня!

– Дженни, это я, Кит!

– Знаю, иначе не убегала бы от тебя!

Он смотрел на нее во все глаза, а под скулами ходили желваки.

– Я никуда с тобой не пойду.

Кит не стал ее долго уговаривать, просто схватил и потащил за собой. И только когда вывел ее на относительно чистую Роуз-стрит, он ослабил хватку и, развернув ее к себе лицом, спиной прижал к стене дома.

– Я требую объяснений, – зло бросил он, тяжело дыша.

– Это ты говоришь! Уж если кому и требовать объяснений, так это мне. Это ты считаешься погибшим.

– Тебя бы это больше устроило, так? – в гневе воскликнул он.

Дженни хотела согласиться, чтобы, утаив правду, сохранить гордость, но не смогла.

– Нет, это не так.

Лицо его утратило прежнее суровое выражение.

– Дженни, милая, тогда скажи мне, что на тебя нашло? Отчего ты бежишь от меня? Что ты делаешь в Лондоне? Я хотел бы задать тебе тысячу вопросов.

– Что случилось на борту «Надежды королевства»? – захлебываясь слезами, спросила она. – Все, кого ни спроси, спорили, что ты утонул вместе с кораблем.

– После того как голландцы нас потопили, я вскарабкался на кусок бревна и плыл до тех пор, пока меня не подобрал французский корабль.

– Почему ты не дал мне знать?

– Как я мог дать тебе знать? Посуди сама, Дженни. Раненый, в чужой стране…

– Но сейчас ты не в чужой стране и выглядишь вполне здоровым.

– В Лондоне я всего несколько дней. Думал, никогда тебя больше не увижу. Я и выжил-то благодаря тебе – вспоминал ту нашу ночь и цеплялся за жизнь. Для тебя я жил, слышишь ты меня, глупая девчонка?

Дженни подняла глаза, влажные от слез.

– О, Кит! – простонала она. Такой знакомый и чудный запах его одежды, обаяние силы и мужества, исходившее от него, его голос, его руки – она бессильна была противостоять влечению души и сердца. – Кит, – повторила она, и слезы полились из глаз.

Кит снял с ее шеи лоток и бросил его в сторону.

– С этим покончено, – сказал он.

Казалось, прошла вечность между тем мгновением, когда лоток глухо ударился о булыжную мостовую, и тем мигом, когда их губы соединились. С неба лился мягкий золотистый свет. На затененном полями шляпы лице Кита ярко-голубые глаза горели тем огнем, от которого у Дженни перехватило дыхание. Дженни сползла по стене на ватных ногах, но Кит успел подхватить ее. Она почувствовала крепость его тела, ее кровь закипела, и она поняла – если он не поцелует ее сейчас, она умрет…

– О, моя сладкая, как долго я этого ждал, – хрипло выдохнул Кит, когда они смогли наконец оторваться друг от друга.

– Кит, мой дорогой, я как во сне, который мне так долго снился, – пробормотала Дженни, когда вновь обрела дар речи.

– Здесь не место для нежностей, – хмуро заметил Кит, обведя глазами отнюдь не безлюдную улицу. Не то чтобы у господ не было принято соблазнять девушек попроще в укромных уголках, но ему не хотелось низводить их отношения до этого уровня. – Пойдем со мной, любимая, я знаю местечко получше.

– Но я не могу идти с тобой, – возразила Дженни и, оглядевшись в тревоге, спросила: – Где мы?

– Какая разница где, глупая ты гусыня. Важно, что я тебя нашел, а на все остальное – плевать!

Дженни с блаженной улыбкой прижалась лицом к ямочке под кадыком, вдыхая его пьянящий запах, наслаждаясь объятиями его сильных и нежных рук.

– Меня послали продавать ленты.

– К черту ленты.

– Моя тетя будет в гневе.

– Пусть себе лопнет от злости.

– Кит, я серьезно…

– И я серьезно. Хватит мне возражать. Решено, я беру тебя в Спринг-Гарден. Ты будешь любоваться цветами, а я – тобой.

Какое-то время чувство долга еще пыталось бороться с голосом крови, но, стоило ему обнять ее за талию и шепнуть на ушко о том, какая она замечательная, как всяким сомнениям пришел конец.

– В Спринг-Гарден! – восторженно воскликнула Дженни и, забыв о пустом лотке, оставшемся валяться на обочине, отправилась с Китом на прогулку. Она, словно в трансе, шла по грязным, вонючим улицам, и ей казалось, что они благоухают розами – Кит был рядом. Она смотрела в его глаза, слышала его голос и была на вершине блаженства. Не раз и не два она ловила на себе завистливые взгляды девушек одного с ней сословия и благородных дам – Кит был настоящим красавцем, но Дженни если и ревновала Кита, то только к одной женщине – той, с которой увидела его сегодня. И, в какой бы эйфории она ни пребывала, Дженни не оставила намерения выяснить у Кита, какие у него отношения с дамой в зеленом бархате и с зелеными перьями на шляпе.