С четверкой новых друзей я скорее согрелся, чем позанимался на турниках.
Начало темнеть, холодать, и Алекс предложил:
— Ну что, расходимся?
— Чего это вдруг? — спросил Егор. — Я даже не устал!
— Нас ждут великие дела, — задумчиво проговорил Алекс.
С тех пор, как я рассказал про кавказца, он сильно изменился, его лицо будто окаменело, и он погрузился в собственные мысли.
Олег спросил:
— Так а с грабителем-то что? Я отцу скажу, он своих людей подтянет. Твоя сестра показания даст?
— Уже много раз давала, — ответил Алекс холодно. — Есть ориентировка, вот пусть работают. Как думаешь, когда они этим займутся? Не сегодня же?
— Сегодня отца нет, а по телефону такие вопросы не решаются.
— Ну вот и отлично, — проговорил Алекс с неким облегчением, вроде даже немного расслабился.
И тут я кое-что вспомнил.
— Парни, такое дело. Мой продавец сейчас в больнице, выписывается в среду. К этому времени нужно подыскать ему жилье. Желательно комнату у бабки, но можно и койко-место, до двадцати тысяч. Поспрашивайте у родителей, сдает ли кто угол, а то мужика жена выгнала, жить негде.
— Я попытаюсь, — пообещал Олег.
— Это бабка нужна, — выдал мысли Лекс-крепыш и замолчал.
— Ага, — закивал Егор. — Бабушка с нами живет, вот, ее подключу.
Алекс витал в своих мыслях и в разговоре не участвовал.
Пожав друг другу руки и перенеся время тренировки на пять вечера, мы разошлись. Завтра я получу новую партию товара, поставлю Олега на точку, а сам рванул на рынок на разведку.
Ну а сегодня — плановый созвон, еда и сон.
Едва я переступил порог, дед крикнул из спальни:
— Пашка, скорее разувайся! На семь ноль пять запланирован звонок! Сейчас уже!
— Кто это может… — проговорил я, и тут зазвонил телефон.
В одном берце я шагнул к телефону, прижал трубку к уху и, сказав: «Да, Павел слушает» — принялся бороться со шнуровкой.
— Пашка! — радостно выдохнула Наташка. — Это супер! Я такая радая, а-а-а! Я в школе теперь самая крутая!
— Ты это о чем? — не сразу сообразил я.
— О сапогах! У бабушки, вот, забрала. Размер в размер! Кожаные! С каблучком!
Скидывая берец, я представил, как она улыбается, закатывает глаза от счастья и пританцовывает на месте.
— Брателло! Ты лучший! Такие у нас под сто баксов стоят! Капец крутые! — Донесся протяжный вздох. — Но жара, блин, все купаются, засмеют, если прямщаз надену.
Наверняка с подачи подруг пойдет слух, что это подарок богатого папика, с которым она спит. Еще лет десять назад одноклассники заклеймили бы ее позором, шептались бы, что шлюха. Теперь же иметь спонсора — достижение и статус.
— Это да! — Ее радость передалась мне, и я сам улыбнулся. — Рад, что понравились. Боялся, что не угадаю, и ты открутишь мне голову.
— Я, конечно, хотела бы ботфорты…
— Но тебя в них в школу не пустят, — отрезал я.
— Да, папочка, ты прав! — съязвила она. — Но все равно спасибо, не ожидала. Связь дорогущая, все отбой.
— Давай, Натка, удачи тебе!
— Мне-то что! Главное — тебе удачи! Спонсор ты наш… Офигеть, мой спонсор — младший брат! Я сама бы полгода копила, даже торгуя.
— Не переживай, потом не спрошу. Все, давай, отбой…
Но логика была чужда Наташке, зная, что связь дорогая, она продолжала трещать:
— Ты назад-то когда? Мы все соскучились! Борька аж воет. Говорит, тренировки без тебя так себе.
— Мама акции бабушке отдала? — спросил я.
— Без понятия. Я когда к ней за сапогами ездила, мать еще не приехала, позже должна была подтянуться. Значит, наверное, да. Иначе зачем ей — в такую даль?
— Спасибо. Натка, я тоже соскучился, но — время! Межгород! Дорого. Андрей счет увидит — поседеет.
Сестра так тяжело вздохнула, будто я наступил на больную мозоль. Буркнула: «Ладно» — и прервала связь.
Наверное, деньги для Андрея — больной вопрос. Сколько получает декоратор провинциального театра? Копейки. И хорошо, если платят каждый месяц, а не раз в квартал. Как бы моей несовершеннолетней сестрице не пришлось тянуть взрослого мужика — чего не сделаешь ради любви? Так-то на то, что она зарабатывает за выходные, можно худо-бедно прокормиться.
Час до восьми я провел за алгеброй, выписывал основное в уже начатую тетрадь. Формулы не запоминались — всплывали в памяти, логические цепочки при решении задач выстраивались мгновенно, и я их скорее записывал, чем решал.
Как просто это все, оказывается! И до чего же сложным казалось год назад! По полчаса сидишь над задачей, пока дойдет. Гору бумаги изведешь.
За час я проштудировал три параграфа, неделя учебы, как раз все, что пропустил.
Может, экстерном школу закончить? Или договориться с директором о домашнем обучении?
При мысли об этом стало тоскливо. Одноклассники, которых я раньше терпеть не мог, стали родными. Даже Баранова с ее выкрутасами больше не вызывала желание убивать, а добавляла остроты. Как я их брошу? Они — почти семья.
И тут вспомнился самый первый откат назад на таймере — как раз тогда, когда я решил перевестись в вечерку и посвятить жизнь личному обогащению. Не в этом ли дело?
Сделалось жутко от мысли, насколько я себе не принадлежу. Да, похоже на правду. Переведись я, не возникло бы клуба «Воля и разум». Судьбы Рамиля, Димонов, Кабанова и, возможно, Памфилова сложились бы иначе. Еще же Инна с Лихолетовой! Может, и для Инны такой поворот событий — не самый худший вариант, теперь и она не покатится по наклонной. Чума точно не переехал бы в Москву, а пошел по стопам отца. Его братья и сестры тоже тихо сгнили бы.
Телефонный звонок раздался, когда я замер с ручкой во рту, обдумывая эту мысль.
Я снял трубку и поднес к уху, но вместо бабушки услышал возмущенный мамин голос:
— Пашка? Ты совсем мне не доверяешь?
Претензии меня огорошили, и я не нашелся, что ответить. Маме ответ не был нужен, она продолжила:
— Почему я должна отдать акции маме?
— Сколько их получилось? — уточнил я, потому что сведения менялись с течением времени.
— Сначала я думала, что один ваучер — одна акция. Но ошиблась. Что-то там пересчитали, и за ваучер давали одиннадцать штук. Я обменяла все четыре: свой, твой, Борин, Наташкин. Получилось сорок четыре акции. Хотела бабушкин обменять и тот, что не забрал отец, но сказали, что тем, кто работает недолго, на обмен положено не более пятидесяти акций.
— Отлично. Ваучеры не продавай. Ну, или я их у тебя выкуплю дороже. Договорились?
— Я уже продала.
Захотелось выругаться, но я сжал челюсти. Ладно, проехали, куплю через валютчика. Главное, что акции в безопасности.
Мое молчание мама расценила правильно и напустилась на меня:
— Паша, извини. Конечно, но, кажется, ты заигрался в бизнесмена. Ты выбрасываешь деньги на ветер, когда их можно выгодно вложить и получить прибыль уже сейчас!
— Мамуля. Это мои деньги, и время покажет, кто прав.
Теперь замолчала она. Наверное, думала, какой азартный у нее сынок, наверняка игроком вырастет. Вот как ей донести, что я ЗНАЮ, а не предполагаю? Да никак!
— Так объясни, почему я должна акции — отдать на хранение? — повторила вопрос мама.
Ах, вот, в чем дело!
— Потому что они мои, я их выкупил, а у нас с бабушкой бизнес. Кстати, как у тебя на работе?
— Ужасно! — пожаловалась она. — Подъем в пять утра, в шесть на автобус, в сем в поле. Руки, как наждачка! Ногти черные, перчатки не спасают. Но теперь-то можно уволиться? Зарплату-то не платят!
— Мамочка, миленькая, подожди немного, — взмолился я. — Что зарплату не платят, это специально сделано. Я прошу тебя об услуге, важной для нас всех. Не увольняйся! Когда начальство начнет скупать акции у сотрудников, я хочу сделать это через тебя, потому что сам не смогу. Продать сможет только сотрудник сотруднику, понимаешь? Я заплачу тебе две зарплаты, месяц в месяц, только не увольняйся!
И снова молчание, сквозь которое пробился командирский бабушкин голос, но слов было не разобрать. Наверное, она выступила в мою защиту.
— Мама, пообещай не увольняться, пока я не приеду. Пожалуйста! Это очень важно.
Давай, бабушка, помогай, восполняй пробелы маминого воспитания!
— Ладно, — без энтузиазма выдохнула мама и снова пожаловалась: — Как колхозница, в пыли, в галошах, в грязи! Кстати, как скоро ты вернешься?
— Еще недели три, надо деда на ноги поставить, — честно ответил я. — Он в гипсе. Если я уеду сейчас, и автомагазин перестанет работать, и торговля накроется. Так что без вариантов.
Последовал протяжный вздох. Донеслось шуршание, и сквозь помехи пробился бабушкин голос:
— Привет, внук. Как там Шевкет?
— Давай сперва о делах, потом дам ему трубку.
— Товар отправила. Как ты, справляешься?
— Да. Пока сам торгую, позже найму продавцов, уже есть двое на примете, чтобы разгрузить деда. Как дела у Алексея? Поговорить бы с ним.
— Да нормально, деньги сдает под роспись, ежедневно около двадцати тысяч, я их меняю на доллары у человека, которого ты показал.
— Круто, спасибо. Деда дать?
— Времени мало, тут Оля к трубке рвется, что-то недоговорила.
Снова шелест и мамин голос:
— Я главное не рассказала. Наташка таскает продукты из дома, уж не знаю куда. Наверное, своему старику. Другие девки, если со стариками трутся, так имеют хоть что-то, а тут — из дома носит! Я же знаю, сколько чего купила. Смотрю, то гречки стало меньше, то картошки поубавилось, то окорочков.
— Ты у нее спрашивала, она ли это?
— Конечно. Глаза навыкат, истерика, претензии, типа не она! — возмутилась мама. — А кто еще? Боря? Так зачем ему? Или барабашка подъедает? Как идет к своему старику, так что-то исчезает. Ты поговори с ней, хорошо? Это не дело, мы же не миллионеры!
— Поговорю, — пообещал я, и на этом связь прервалась, не дав нам попрощаться.
Ну вот, как я думал, у Наташкиного театрального деятеля проблемы с финансами. То, что сестра содержит взрослого мужика, в принципе, не так уж страшно и фатально: у всех в жизни бывали черные полосы, когда надо поддержать человека. Страшно другое: Наташке шестнадцать лет! У нее нет сознания взрослого, она — ребенок, и это не дело.
Какие варианты? Если у нее любовь, она будет с Андреем несмотря ни на что. Остается показать ему, как можно заработать. Но захочет ли, сможет ли торговать творческий человек?
Все равно пока ничего не сделаешь. Вот вернусь, там и посмотрим.
— Ну, как дела? — спросил дед из спальни.
— Все идет по плану. Осталось тебе восстановиться и гипс снять, и можно домой. Продавец, который Влад, будет грузчиком. Ты продаешь, он подвозит. Место на рынке я присмотрю…
— Это лишнее, — строго сказал дед. — У меня там все схвачено. Но на рынке хуже берут, чем возле метро.
— Мне не для себя, для Влада. Я пока на улице. Надеюсь, холода не начнутся.
— Начнется дождь. Слушай. Наверное, тебе удобнее будет торговать не здесь на рынке, а поближе к казанскому вокзалу, чтобы не таскать сумки так далеко.
Я поделился соображениями:
— Думаю алгоритм такой: побродить по рынку, посмотреть, где ходит больше всего людей, потом обратиться к администрации, мол, мне нужно место там-то, сколько будет стоить. Так?
Я вошел в спальню, где на диване сидел дед.
— Так-то оно так, — сказал он. — Но деньги они просят наперед, а тебя могут попросту обмануть: деньги взять, место не предоставить. И жаловаться будет некому. Так что лучше постоять с небольшим количеством товара то там, то здесь и оплатить только место. Но могут черные гонять. Нда-а. Вопрос тот еще. Если через администрацию — не тронут.
— Значит, нужно на переговоры идти со взрослым. Влад подойдет. Правда, ему еще четыре дня лежать в больнице, да и после воспаления легких он не боец. Но переговоры потянет.
Если парни не помогут найти Владу угол, буду присматриваться к объявлениям на столбах. Может, кто-то что-то сдает. Нужно, чтобы Владу было куда идти из больницы.
На следующий день, в воскресенье, все шло по плану: я поставил Олега на точку с остатками товара, а сам рванул на авторынок, уже как к себе домой. У меня там даже постоянные поставщики появились. Потом — сразу на вокзал, отправить товар Каналье. И только в три часа дня — сменить Олега.
Возле подземного перехода я увидел такую картину: высокая тощая блондинка лет сорока пяти, с начесом, в бежевом плаще, напирала на мою торговую точку, а Олег встречал ее грудью, стараясь оттеснить. Из-за шума трассы было не разобрать, что она выкрикивает.
Ну вот что опять? В инжире попался червяк? Муха, вмурованная в чурчхелу? Или это просто городская сумасшедшая? Так не похожа: одежда дорогая, прическа, макияж.
Я рванул спасать ситуацию, втиснулся между Олегом и дамой и проговорил, раскинув руки:
— Сударыня, у вас к нам какие-то претензии?
Тетка разинула рот, шумно втянула воздух.
— К ва… к вам? — Она непонимающе выкатила глаза.
Ква-ква — именно так.
— Мама, познакомься: это Павел, — проговорил Олег. — Это его точка.
Вот она, мама Олега. Впечатляет! Megera vulgaris, то есть мегера обыкновенная, одна штука. Повезло парню. Знала бы она, что чуть не испортила сыну жизнь на несколько лет, в худшем случае — пока он отсюда не переедет.
— Твоя⁈ — воскликнула она.
Наверное, думала, что точку держат бандиты и втянули парня в авантюру, а тут на тебе, птенец неоперившийся.
— Моя, — кивнул я, становясь за импровизированный прилавок и отмечая, что виноград закончился. — Пока бегал по делам, попросил Олега меня подменить.
Олег взял ее под локоть и, виновато на меня глядя, пробормотал:
— Ма, пошли домой… пожалуйста!
«Не позорь», — хотелось сказать ему, но он сдерживался.
И они ушли. Отойдя на десяток метров, мать начала отчитывать Олега, а он молча брел, повесив голову, даже кассу мне не сдал. Но все было записано: 17200. То есть 3440 его.
Товара осталось на 4800, и в полпятого я потарахтел домой кравчучкой по асфальту. Наспех перекусил и рванул на турники, где были Лекс-крепыш и Олег, бледный и задумчивый.
— Живой? — спросил я, протягиваю ему зарплату.
Он сморщил нос и махнул рукой с деньгами.
— Мелочи.
— Пересчитай, — велел я, и Олег перебрал купюры, ничуть не обрадовавшись сумме.
Лекс тоже косился на него, но воздерживался от вопросов.
— Дело не в матери, — объяснил Олег, огляделся и зашептал: — Я дал адрес наркомана отцу, он взял его в разработку… — Парень вытянул шею и еще раз огляделся. — Ну, короче, приехали брать кавказца, а там семья на кипише — пропал он! Вечером ушел за сигаретами и не вернулся. Такие дела. И до сих пор нет.
Он сцепил пальцы. Лекс свел брови у переносицы, не понимая, куда он клонит, зато я понял, сопоставил его рассказ с вчерашним поведением Алекса. У его семьи хватит ресурса, чтобы нанять людей, которые наказали бы насильника и грабителя особо жестоким способом. Не удивлюсь, если его труп кормит рыб, привязанный к шпале, и скоро к нему присоединятся подельники. Алекс знал, что будет, когда передаст информацию отцу, и, по сути, стал соучастником убийства.
— Не надо об этом. Вот правда, — посоветовал я, качая головой и глядя ему в глаза. — Это опасно.
Олег понял, кивнул.
— Почему это не надо? — не понял Лекс. — Чего это опасно? Мне хотелось бы знать, чем дело кончится. Нашли ли торчка, допросили ли, сдал ли он остальных.
— Буду держать в курсе, — буркнул Олег, вняв скрытому предупреждению, и вздохнул: — Не хочу быть ментом! Сбегу нафиг и поступлю на историка.
— Это правильно, — одобрил его решение я. — Мой отец, тоже мент, как и твой, меня хотел в военку, младшего брата — в ментовку. Отстояли себя, каждый должен быть на своем месте.
К нам присоединился сперва Егор, и только пятнадцать минут шестого пришел Алекс, лицо его было каменным. Как хорошо, что они не поймали кавказца всей толпой — точно убили бы, и парни сломали бы себе жизнь, получив судимости.
— Про жилье для моего продавца узнали что-нибудь? — спросил я, когда все были в сборе.
Егор и Олег отчитались, что дали задание бабушками, у остальных бабушки отсутствовали. Что ж, видимо, придется заниматься поиском самому.
После занятий мы с Олегом специально задержались, чтобы обсудить исчезновение главного подозреваемого, и домой шли вместе.
— Думаешь, это предки Алекса? — спросил Олег с таким видом, словно ждал, что я его буду разубеждать.
— Не исключаю такой возможности. И тебе советовал бы держать соображения при себе и ни в коем случае не делиться ими с отцом.
— Почему? — спросил он скорее инстинктивно.
— Сам подумай, — ответил я.
Подумает он, конечно, не о том, что воспоследует: менты накинутся на богатенького Алекса голодной сворой и постараются высосать из его родителей все, чтобы те отмазали сына. Скорее всего, улик не найдут. Но авторитета Олегу это не добавит, потому что все сообразят, откуда информация у ментов.
— Будут большие неприятности, — добавил я.
— У Алекса? Но…
— У него. Но больше — у тебя. Так что не вздумай.
Тяжело вздохнув, Олег кивнул.
— Кажется, понял. Нет, не хочу быть ментом!