Глава 9 МИНУЦИЙ ФЛАКК

Окрестности Капуи, Кампания


Ганнон оперся о стену кухни, наслаждаясь зрелищем того, как Элира наклоняется над столом, уставленным едой. Ее одежда приподнялась, обнажив изящные икры, и натянулась поверх упругих ягодиц. У Ганнона снова заломило в паху, и он поменял позу, чтобы не демонстрировать всем признаки охватившего его возбуждения. Элира и Квинт все еще делили ложе, но это не значило, что он, Ганнон, не может восхищаться ею на расстоянии. Его тревожило только то, что Элира уже заметила его внимание и отвечала на него страстными взглядами. Ганнон решил не рисковать, заходя слишком далеко. Его только что зародившаяся и, возможно, очень ценная дружба с Квинтом еще была слишком слаба, чтобы выдержать такое испытание.

Со времени боя у хижины условия его жизни стали куда лучше. Фабриция впечатлил рассказ сына, а также наличие двух раненых, выживших и попавших в плен. За это Ганнона перевели в разряд домовых рабов, сняли с него кандалы и позволили спать в доме. Сначала юноше это нравилось — ведь одним ударом он освободился от хватки Агесандра. Но спустя несколько недель он уже не был настолько уверен в своем счастье. Жесткая правда той ситуации, в которой он находился, стала еще отчетливее.

Три раза в день Ганнону приходилось присутствовать на семейных трапезах. Естественно, ему не было дозволено есть вместе с хозяевами виллы. Он мог видеть Аврелию и Квинта с утра до вечера, но не мог с ними поговорить, только если рядом никого не было. И даже тогда разговоры были короткими и спешными. Все это так отличалось от тех времен, когда они были вместе на поляне в лесу… Несмотря на вынужденную дистанцию, Ганнон хорошо чувствовал дух боевой дружбы, возникшей совсем недавно, но не гаснущей со временем. Квинт иногда подмигивал ему, Аврелия застенчиво улыбалась, и это стало лучом света в его нынешней жизни. Да и Элира, чья постель располагалась не дальше двадцати шагов от него, на полу атриума… К ней он подойти не смел. Ганнон понимал, что должен быть очень благодарен судьбе за нынешнее положение дел. В тех редких случаях, когда карфагенянин встречался с Агесандром, он ясно видел, что сицилиец все так же таит на него злобу.

— Отец! — послышался из внутреннего дворика радостный голос Аврелии. — Ты вернулся!

Любопытный не меньше других, Ганнон подошел к дверям кухни вместе с остальными рабами. Фабриций должен был вернуться только недели через две.

Хозяин виллы стоял у фонтана, одетый в подпоясанную тунику и сандалии. Когда Аврелия подбежала к нему, на его лице расплылась широкая улыбка.

— Я грязный, — предупредил он. — Запылился в дороге.

— Все равно! — ответила Аврелия, обнимая его. — Так здорово, что ты приехал.

— Я тоже по тебе скучал, — сказал Фабриций, обнимая ее в ответ.

Ганнон почувствовал укол печали, осознав свое собственное положение, но не позволил себе даже думать об этом.

— Муж мой! Хвала богам, что ты вернулся в целости, — произнесла Атия с обольстительной улыбкой, подходя к Фабрицию и дочери. Аврелия подвинулась, давая отцу возможность поцеловать мать в щеку. Они так смотрели друг на друга, что было ясно, какие чувства до сих пор живут в их сердцах.

— Наверняка ты хочешь пить.

— Горло сухое, как русло реки в пустыне, — ответил Фабриций.

Атия перевела глаза на двери кухни, откуда торчали лица глазеющих рабов. Нашла взглядом Ганнона.

— Принеси вина! Остальные — за работу!

Дверной проем опустел в мгновение ока. Все рабы знали, что лучше не перечить Атии, управлявшей домашним хозяйством железной рукой, пусть и в шелковой перчатке. Ганнон быстро достал с полки четыре самых красивых бокала и поставил на поднос. Юлий, дружелюбный раб, возглавлявший кухонное хозяйство, уже протянул руки за амфорой. Ганнон поглядел, как он разводит вино водой, вчетверо, по римскому обычаю.

— Вот и готово, — пробормотал Юлий, ставя кувшин на поднос. — Беги, пока она снова не позвала.

Ганнон поспешно исполнил приказ. Ему очень хотелось знать причину преждевременного возвращения Фабриция. Навострив уши, он понес поднос семейству, к которому только что присоединился Квинт.

Тот широко улыбнулся, прежде чем вспомнил, что теперь он — взрослый мужчина.

— Отец, — сдержанно сказал он, — рад тебя видеть.

Фабриций ущипнул сына за щеку.

— Еще подрос.

Квинт покраснел и, чтобы скрыть смущение, бросил требовательный взгляд на Ганнона.

— Давай наливай.

Ганнон замер, услышав приказ, но тут же принялся его выполнять. Его рука замерла над четвертым бокалом, и он поглядел на Атию.

— Да-да, и Аврелии тоже налей. Она уже почти взрослая женщина.

Радостное выражение исчезло с лица Аврелии.

— Ты нашел мне мужа? — спросила она жестко. — Вот почему ты вернулся?

— Не будь такой дерзкой, — хмурясь, сказала Атия.

Щеки девушки вспыхнули, и она опустила голову.

— Хотел бы я, чтобы все было так просто, дочь, — ответил Фабриций. — Хотя у меня есть некоторый прогресс в этом деле, в мире произошли куда более важные события.

Он щелкнул пальцами, глянув на Ганнона, и сердце юноши отчаянно забилось. Он продолжил ходить от одного к другому, подливая вина.

— Что случилось? — спросила Атия.

Вместо ответа Фабриций поднял бокал.

— Выпьем, — сказал он. — За то, чтобы боги и наши предки все так же благоволили нашей семье.

Лицо Атии слегка напряглось, но она присоединилась к тосту.

Квинта меньше беспокоили формальности, чем его мать, и он заговорил сразу же, как отец выпил вино:

— Скажи нам, почему ты вернулся!

— Сагунт пал, — спокойным голосом сообщил Фабриций.

Кровь прилила к щекам Ганнона, и он почувствовал, что Квинт смотрит на него. Он аккуратно вытер каплю вина с кувшина. Внутри же него все пело от радости. Ганнибал победил! Ганнибал!

— Когда? — спросил Квинт, переводя взгляд с Ганнона на отца.

— Неделю назад. Похоже, они никого не пощадили. Мужчин, женщин, детей. Немногих оставшихся в живых продали в рабство.

— Совершенные дикари, — произнесла Атия и сжала губы.

Ганнон заметил, что Аврелия смотрит на него расширившимися от ужаса глазами. Можно подумать, римляне не делают так же в захваченных ими городах, с яростью подумал он. Конечно же, Ганнон не сказал ни слова, просто отвернулся.

В отличие от сестры, Квинт явно разозлился.

— Так скверно, что Сенат в течение последних восьми месяцев ничего не сделал, чтобы помочь одному из наших союзников. Теперь-то они начнут действовать?

— Начнут, — ответил Фабриций. — На самом деле уже начали.

Последовавшая тишина звенела громче, чем звук трубы.

— В Карфаген отправлено посольство; оно должно потребовать немедленной выдачи Ганнибала и его старших командиров, чтобы привлечь их к суду за беззаконные поступки.

Ганнон сжал тряпку так, что вино закапало на мозаичный пол у его ног.

Никто ничего не заметил, да Ганнона это и не волновало. «Как они смеют, — беззвучно кричал он. — Ублюдочные римляне!»

— Вряд ли они это сделают, — сказала Атия.

— Конечно нет, — ответил Фабриций, понятия не имея, с какой горячностью — правда, храня молчание, — соглашается с ним Ганнон. — Несомненно, у Ганнибала есть враги, но карфагеняне — гордый народ. Они желают расплатиться за то унижение, которому мы их подвергли после войны на Сицилии. И сейчас у них есть такая возможность.

Квинт на мгновение задумался.

— Ты говоришь о войне?

Фабриций кивнул.

— Думаю, да, дело идет именно к этому. В Сенате есть те, кто со мной не согласится, но, думаю, они недооценивают Ганнибала. Человек, столько достигший всего за несколько лет, не начал бы осаду Сагунта, если бы это не было частью куда большего плана. Ганнибал всегда хотел войны с Римом.

«Как же ты прав!» — торжествующе подумал Ганнон.

Квинт тоже обрадовался:

— Гай и я пойдем служить в кавалерию!

Гордость Фабриция за сына, вполне понятная, была лишь подчеркнута молчанием Атии. Хотя она и не могла скрыть печали, но быстро взяла себя в руки.

— Из тебя получится отличный воин.

Квинт гордо расправил грудь.

— Я должен сообщить Гаю. Могу я отправиться в Капую?

Фабриций утвердительно кивнул.

— Давай, но поторопись. До темноты осталось уже совсем немного.

— Тогда вернусь завтра.

С благодарной улыбкой Квинт поспешно ушел.

Глядя на него, Атия вздохнула.

— А что с другим делом?

— Тут есть хорошие новости, — ответил Фабриций, но, заметив живейший интерес Аврелии, осекся. — Расскажу тебе позже.

Девушка спала с лица.

— Все так нечестно! — вскричала она и убежала в свою комнату.

Атия коснулась руки Фабриция, не давая ему сделать выговор дочери.

— Пусть идет. Для нее это очень тяжело.

Ганнон не обратил внимания на семейную проблему, свидетелем которой стал. Сейчас желание сбежать, добраться до Иберии и воевать бок о бок с соплеменниками захватило его целиком. Как долго он мечтал об этом! Но в его уме мрачной тенью нависал долг перед Квинтом. Расплатился ли он с ним, расправившись с разбойниками у хижины пастуха или нет? Ганнон не мог быть в этом уверен. А еще оставался Суниатон. Как он сможет наслаждаться свободой, сбежав, если хотя бы не попытается разыскать своего лучшего друга? Ганнон даже обрадовался, услышав голос зовущего его Юлия. Мысли и чувства грозили разорвать его на части.

Шло время, а Ганнон все так же работал на кухне. Он так и не нашел ответа перед своей совестью, так и не смог решить, отдал ли долг Квинту. Кроме того, он не мог заставить себя сбежать с виллы, не попытавшись найти Суниатона. Но как это сделать? Ганнон понятия не имел. Кроме него, кто знает, да и кому какая разница, где сейчас Суниатон? Эти проблемы не давали ему спать по ночам, и даже отвлекли его от страстных мыслей об Элире, обычно одолевавших его. Усталый, раздражительный, он даже не обратил внимания, когда как-то раз Юлий объявил, что к завтрашнему ужину Атия выставила особые пожелания.

— Очевидно, она и хозяин ожидают прибытия важного гостя, — заметил Юлий напыщенно. — Гая Минуция Флакка.

— Кто это, во имя Гадеса? — спросил один из поваров.

Юлий неодобрительно поглядел на него.

— Один из старших в семье Минуциев, брат бывшего консула.

— Значит, хрен самодовольный, — пробормотал повар.

Юлий не обратил внимания на смешки, последовавшие за этими словами.

— А еще он член посольства, которое только что вернулось из Карфагена, — заявил он с таким видом, будто этот вопрос был хоть как-то для него важен.

У Ганнона все сжалось внутри.

— Правда? Ты уверен?

Юлий поджал губы.

— Именно это сказала хозяйка, а я внимательно отношусь к ее словам, — отрезал он. — А теперь принимайтесь за работу.

Сердце Ганнона колотилось о ребра, словно птица в клетке. Он вышел к хранилищам. Расскажет ли гость Фабриция о том, что видел? Ганнон взмолился богам, чтобы рассказал. Пройдя мимо входа в баню, он увидел Квинта, который раздевался. Хорошо ему, с горечью подумал Ганнон. Он сам не мылся в горячей воде с тех пор, как покинул Карфаген.

Не зная о чувствах, испытываемых Ганноном, Квинт наслаждался моментом. Желая выглядеть за ужином как можно лучше, он тщательно вымылся, а потом раб стал делать ему массаж. Сонный, он уже представлял себе, как Флакк расскажет все, что произошло в Карфагене, и едва услышал, как к нему в комнату вошел Фабриций.

— Этот визит чрезвычайно важен, сам знаешь.

— Да, отец, — ответил Квинт, открывая глаза. — И мы примем участие в войне, если она начнется.

Фабриций едва улыбнулся.

— Это и так понятно. Когда Рим зовет, мы идем.

Сложив руки за спиной, он принялся молча ходить из конца в конец.

Движение стригиля по коже начало раздражать Квинта, и он дал знак рабу, чтобы тот прекратил.

— Что такое? — спросил Квинт.

— Дело в Аврелии, — сообщил Фабриций.

— Значит, ты все-таки договорился и выдаешь ее замуж? — с горечью спросил Квинт, глянув на отца.

— Пока этот вопрос еще не решен окончательно, — ответил Фабриций. — Но Флакку понравилось то, что он услышал об Аврелии, когда я встречался некоторое время назад с ним в столице. А теперь он хочет сам увидеть ее, во всей красе.

Квинт скривился, поражаясь своей наивности. Зачем бы еще высокопоставленный политик посетил семью всадников, стоящих настолько ниже его по статусу?

— Хватит, — жестко сказал Фабриций. — Ты знал, что когда-нибудь это случится. Сие идет на благо семьи. Флакк еще не стар, а его семья влиятельна и имеет хорошие связи. При поддержке Минуциев Фабриции тоже смогут себя показать. — Он поглядел на сына. — Я имею в виду Рим. Понимаешь, о чем я говорю?

Квинт вздохнул.

— Аврелия еще не знает?

— Нет, — ответил Фабриций, и теперь уже на его лице появилась озабоченность. — Я подумал, что надо сначала поговорить с тобой.

— Втянуть меня в это?

— Не стоит так со мной разговаривать. У тебя в этом тоже есть выгода, — резко оборвал его отец.

В груди Квинта загорелся огонь воодушевления, и он тут же выругал себя за это. Он видел, как Аврелия влюблена в Ганнона. Безрассудное увлечение, но он ничего не мог с этим поделать. А теперь еще и это…

— Что заставило тебя выбрать Флакка?

— Я пытался что-то устроить все последние два года, — ответил Фабриций. — Искал человека, который подойдет нашей семье и Аврелии. Это дело хитрое, но, думаю, Флакк — тот, кто нам нужен. В любом случае он должен был проезжать мимо по дороге из Карфагена. Все, что я сделал, — устроил, чтобы он получил приглашение сразу же, как сойдет с корабля.

Квинт удивился расчетливости отца. Без сомнения, и мать принимала в этом участие, подумал он.

— Сколько ему?

— Тридцать пять или около того, — сообщил Фабриций. — Куда лучше тех старых козлов, которые сами хотели с ней встретиться. Надеюсь, она это оценит.

Он помолчал.

— И последнее.

Квинт поднял взгляд.

— Ничего не спрашивай о том, что было в Карфагене, — предостерег его отец. — Это все еще государственная тайна. Если Флакк сам решит что-нибудь рассказать, да будет так. Если нет, не наше дело спрашивать.

Сказав это, он ушел.

Квинт откинулся на теплую каменную плиту, но расслабленное состояние пропало. Ему хотелось пойти к Аврелии и поговорить с ней сразу же, как отец закончил разговор. Что ей сказать, Квинт понятия не имел. В мрачном настроении он принялся одеваться. Проще всего беспрепятственно поглядеть на вход в комнату Аврелии будет из угла таблинума. Квинт пошел в просторный зал. Он пробыл там совсем недолго, когда вошел Ганнон, неся поднос с посудой.

Увидев Квинта, тот улыбнулся.

— Ждешь предстоящего ужина?

«Сам-то я жду», — с ликованием подумал он.

— Не очень-то, — кисло ответил Квинт.

— Почему же? — приподняв брови, спросил Ганнон. — К вам нечасто приезжают гости.

Квинт вдруг с удивлением понял, что его нетерпение, связанное с тем, что может рассказать Флакк, как-то смазалось из-за его дружбы с Ганноном.

— Сложно объяснить, — смущенно пробормотал он.

В этот момент из комнаты Аврелии быстро вышел Фабриций, громко захлопнув за собой дверь. Его лицо окаменело от гнева.

Разговор пришлось прервать. Ганнону оставалось лишь наблюдать за тем, как Квинт пошел в комнату сестры. Самому карфагенянину Аврелия была очень симпатична. С одной стороны, он не понимал, что происходит, с другой — ему уже было все равно. Наконец-то Карфаген снова начал войну с Римом. И ему хотелось хоть как-то в ней поучаствовать.

Квинт застал Аврелию лежащей на постели. Ее тело сотрясалось от рыданий. Он поспешно подошел и опустился на колени рядом с ней.

— Все будет хорошо, — прошептал он, протягивая руку, чтобы погладить ее по волосам. — Похоже, что Флакк все-таки хороший человек.

Аврелия зарыдала с новой силой, и Квинт тихо выругался. Хуже, чем произнести имя этого человека, придумать он не мог. Не зная, что и делать, юноша принялся гладить плечи Аврелии, пытаясь ее утешить. Так продолжалось долго, в полном молчании. Наконец сестра перевернулась на спину. Ее щеки были в красных пятнах, а глаза опухли от слез.

— Наверное, я сейчас ужасно выгляжу, — произнесла она.

— Ты все так же прекрасна, — ответил Квинт, криво улыбнувшись.

— Лжец, — выпалила Аврелия и высунула язык.

— Сходи в термы, полегчает, — предложил Квинт, постаравшись сделать веселое лицо. — Не хочешь?

Аврелия не приняла его правил игры.

— Что же мне делать? — жалобно прошептала она.

— Когда-то это должно было случиться, — сказал Квинт. — Почему бы тебе не дать ему повод для сомнений? Кроме того, если он тебе совсем не понравится, вряд ли отец силой заставит тебя выйти замуж.

— Думаю, нет… — с сомнением произнесла Аврелия и на мгновение задумалась. — Знаю, что должна сделать так, как скажет отец. Но так тяжело, особенно потому, что… — Она умолкла, и ее глаза снова наполнились слезами.

Квинт поднес палец к ее губам.

— Даже и не говори, — прошептал он. — Ты не сможешь этого сделать.

Квинт не желал, чтобы так хорошо охраняемая ими двоими тайна была высказана вслух.

Сделав огромное усилие, Аврелия успокоилась и решительно кивнула.

— Да уж, тогда лучше приготовиться. Вечером я должна хорошо выглядеть.

Квинт с нежностью обнял сестру.

— Ты сильна духом, — прошептал он.

Не только мужчинам свойственна отвага, подумал он. И она проявляется не только на поле боя и на охоте. Аврелия только что показала, что у нее этого качества с избытком.

Флакк прибыл во второй половине дня, в сопровождении большой группы воинов и рабов. Его тут же препроводили в лучшую комнату для гостей, чтобы отдохнул с дороги. Помимо личной прислуги, большая часть сопровождающих осталась вне дома, их разместили снаружи. Ганнон был занят на кухне и некоторое время не имел возможности наблюдать за происходящим. Спустя час кто-то громко провозгласил, что прибыли Марциал и Гай. Фабриций радушно встретил их и повел в зал, где, согласно традиции, их угостили мульсумом, разбавленным вином с медом. Это сделала Элира, а Ганнон с нетерпением ждал на кухне. Когда стемнело, он прошел по периметру внутреннего двора, зажигая бронзовые масляные светильники, висевшие на каждой колонне. Когда он был в дальнем от таблинума углу, то почувствовал, что сзади кто-то идет. Обернувшись, он мельком увидел симпатичного мужчину в тоге, с густыми черными волосами и крупным носом. Флакк поспешно шел обратно в таблинум. Вскоре пришли Квинт и его сестра, в самой лучшей одежде. Ганнон еще ни разу не видел, чтобы Аврелия красилась, и, к его удивлению, увиденное ему понравилось.

Наконец, когда ужин был готов, Ганнон получил возможность зайти вместе с другими рабами. Ему предстояло находиться здесь на протяжении всей трапезы, подавая еду, убирая тарелки и, самое главное, имея возможность слушать все разговоры. Он встал наготове у ложа, находившегося по левую руку, где возлежали Фабриций, Марциал и Гай. Флакка, как почетного гостя, разместили на центральном ложе, а на том, что справа, устроились Атия, Квинт и Аврелия. Лицо девушки было спокойным и невозмутимым.

По большей части Флакк отпускал комплименты насчет красоты Аврелии, пытаясь разговорить ее, но сначала ему это не очень удавалось. Наконец, когда Атия начала возмущенно поглядывать на дочь, Аврелия втянулась в разговор. Для Ганнона было очевидно, что у нее нет к этому искреннего желания и она просто подчиняется матери. Флакк, однако, этого, похоже, не заметил — возможно, потому, что никто, кроме Фабриция, не осмеливался заговорить с ним. Квинт и Гай постоянно поглядывали на гостя, тщетно надеясь услышать хоть какие-то новости из Карфагена. Но черноволосый политик, залпом пивший мульсум и вино, все больше и больше увлекался разговором с Аврелией.

Когда подали сладкое, Флакк повернулся к Фабрицию.

— Могу лишь похвалить твою дочь, — произнес он. — Она прекрасна, как ты и говорил. А может, и больше.

— Благодарю тебя, — ответил Фабриций, с серьезным выражением лица наклоняя голову.

— Думаю, об этом деле нам будет лучше поговорить утром, — провозгласил Флакк. — И прийти к соглашению, которое удовлетворит нас обоих.

Фабриций позволил себе слегка улыбнуться.

— Это будет большой честью для нас.

Атия тоже что-то пробормотала в знак согласия.

— Превосходно, — произнес Флакк и поглядел на Ганнона. — Еще вина.

Юноша поспешно шагнул вперед с ничего не выражающим лицом. Он не очень понимал свои собственные чувства по поводу только что сказанного. Да и какая разница, с горечью подумал он. Здесь я раб. Ненависть к его нынешнему положению с новой силой охватила его, и он отбросил размышления по поводу будущего замужества Аврелии. В этом случае обязательства, связывающие его, ослабнут. Если Аврелия выйдет замуж за Флакка, она отправится жить в Рим. Квинт тоже всегда говорил, как ему хочется попасть на службу. Когда не будет и его, Ганнон останется здесь один, без друзей, — и начнет планировать побег.

Квинту показалось, что Флакк выглядит вполне приличным человеком. Искоса поглядывая на Аврелию, юноша с радостью понял, что не видит на ее лице признаков раздражения, и восхитился ее самообладанием. Потом подметил румянец на ее щеках, пустой бокал… Она уже пьяна? Оказалось, что ей немного надо. И неудивительно: Аврелия редко пила вино. Квинт принялся раздумывать, какие возможности открывает союз между Фабрициями и Минуциями. Аврелия и Флакк друг к другу привыкнут, сказал он себе. Так живут почти все семьи. Протянув руку, он коснулся руки Аврелии, и та улыбнулась. Квинт успокоился.

Разговор некоторое время переходил с одной темы на другую. Обсудили погоду, урожай, игры в Капуе, если сравнить их с римскими. Но никто не касался главной темы, интересной всем. Что произошло в Карфагене?

Заговорить об этом решился Марциал. Как обычно, он помногу пил. Осушив очередную чашу, хозяин дома поднял ее, глядя на Флакка, и сказал:

— Говорят, карфагенские вина весьма неплохи.

— Достаточно хороши, — согласился Флакк и поджал губы. — В отличие от людей, которые их производят.

Марциал не обратил внимания на предостерегающий взгляд Фабриция.

— Не будем ли мы видеть эти вина в Италии почаще в самом скором времени? — спросил он, подмигивая.

Флакк с трудом отвел взгляд от Аврелии.

— А?

— Расскажи нам, что было в Карфагене, — взмолился Марциал. — Мы умираем от нетерпения.

Ганнон затаил дыхание и увидел, что Квинт сделал то же самое.

Флакк медленно обвел взглядом заинтересованные лица окружающих, сделал важное лицо и торжественно улыбнулся.

— Ничто из сказанного мной не должно выйти за пределы этих стен, — начал он.

— Конечно же, — тут же заверил его Марциал. — Можешь положиться на нашу порядочность.

Даже Фабриций что-то пробормотал, в знак согласия с остальными.

Удовлетворенный их заверениями, Флакк начал рассказ.

— Я был незначительным членом посольства, хотя мне хотелось бы думать, что мой вклад в дело не остался незамеченным. Посольство возглавляли консулы Луций Эмилий Павл и Марк Ливий Салинатор. Речь держал бывший цензор Марк Фабий Бутеон.

Римлянин сделал паузу, чтобы все осознали значимость названных имен.

— С самого начала все указывало на успех посольства. Знамения были благоприятными, и плавание из Лилибея прошло без происшествий. Мы прибыли в Карфаген три недели назад от нынешнего дня.

Ганнон закрыл глаза, представляя себе это зрелище. Мощные крепостные стены, сверкающие в лучах зимнего солнца. Величественный храм Эшмуна на вершине Бирсы. Два порта, полные кораблей. «Дом, — с тоской подумал он. — Увижу ли я его когда-нибудь?»

Но следующие слова Флакка рывком вернули его к реальности.

— Самоуверенные дети шлюх, — рыкнул он и глянул на Атию. — Прошу прощения. К ним прибыли самые высокопоставленные люди Рима, и кого они послали нас встретить? Младшего командира городской стражи.

Марциал побагровел от гнева и едва не поперхнулся вином.

Фабриций среагировал поспокойнее.

— Это было очевидной ошибкой, — произнес он.

Флакк скривился.

— Напротив. Это было сделано абсолютно намеренно. Они все заранее решили, прежде чем мы сошли с наших кораблей. И вместо того, чтобы дать нам время на то, чтобы вымыться и отдохнуть после путешествия, нас сразу повели в их Сенат.

— Хреновы гугги, как это типично для них, — хмыкнув, добавил Марциал. — Никаких приличий.

Аврелия очень быстро взглянула на Ганнона, в ее глазах светилось сочувствие.

Карфагенянин настолько разозлился, что не посмел глянуть на нее в ответ. Ему очень хотелось разбить глиняный кувшин о голову Марциала, но, естественно, он не пошевелился. Не говоря уже о наказании, намного важнее, что сейчас скажет Флакк.

— А когда вы попали туда? — с нетерпением спросил Квинт.

— Фабий объявил, кто мы такие. Никто не сказал ни слова в ответ. Просто стояли и разглядывали нас. Ждали, как стая шакалов вокруг трупа. Фабриций потребовал ответа, было ли нападение Ганнибала на Сагунт совершено с их одобрения, — сообщил Флакк и сделал паузу, тяжело дыша. — Знаете, что они тогда сделали?

У него на лбу забилась жилка.

— Они начали смеяться.

Марциал со стуком поставил чашу на стол. Фабриций выругался, а Квинт с Гаем поглядели друг на друга, открыв рты. Их ошеломило, что кто-то смеет так обращаться с самыми именитыми людьми Республики. Воспользовавшись возможностью, Атия что-то прошептала на ухо дочери. Ганнону же пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы сдержать смех. Даже проиграв Риму на Сицилии и Сардинии, Карфаген не утратил гордости, с восхищением подумал он.

— Были и некоторые, кто высказывался против Ганнибала, — признался Флакк. — Самым громогласным из них был толстяк по имени Гост.

«Ублюдок, предатель, — подумал Ганнон. — Что бы я дал за возможность вспороть его жирное пузо!»

— Но их голоса утонули в криках большинства, которые принялись обсуждать заключенный Гасдрубалом шесть лет назад договор и заявляли, что им нет нужды признавать союз Сагунта с Римом. Кричали и оскорбляли нас, — гневно продолжил Флакк. — Посоветовавшись, мы решили, что у нас нет выбора.

Квинт поглядел на Ганнона. Он и подумать не мог, что карфагенянин так на все это среагирует. Ошеломленный увиденным, юноша пригляделся внимательнее. Квинт достаточно изучил манеру держать себя, присущую Ганнону, и понял, что карфагенянин все знал. Но голос Флакка оторвал его от дальнейших размышлений.

— Фабий вышел на середину зала. Это заставило крысенышей заткнуться, — яростно сообщил Флакк. — Взявшись за отвороты тоги, он сказал им, что в его руках война и мир и им выбирать, что им больше нравится. При его словах воцарился хаос. Шум стоял такой, что нельзя было услышать и собственного голоса.

— Они выбрали войну? — жестко спросил Фабриций.

— Нет, — ответил Флакк. — Вместо этого возглавлявший собрание суффет сказал Фабию, что выбирать ему.

Все в зале, даже Элира, затаили дыхание, прислушиваясь к его словам.

— Фабий поглядел на нас, убеждаясь, что мы единодушны в решении, и объявил гуггам, что дает им войну.

Флакк коротко зло усмехнулся.

— В смелости им не откажешь, признаю. Фабий едва закончил говорить, когда почти все в зале заорали хором: «Принимаем войну!» — а потом они вскочили с мест.

Ганнон почувствовал, что больше не может скрывать радость, и, набрав грязных тарелок, отправился на кухню. Никто не заметил этого, кроме Аврелии. Но выйдя за дверь, юный карфагенянин понял, что желание услышать побольше сильнее опасений, и остановился, прислушиваясь.

— Я всегда надеялся, что удастся избежать еще одной войны с Карфагеном, — мрачно добавил Фабриций, выставив подбородок. — Но они не оставили нам выбора. Оскорбив непростительным образом тебя и твоих товарищей, а в особенности — консулов.

— Совершенно верно, — громогласно заявил Марциал. — Этих мерзавцев следует проучить, и получше, чем в прошлый раз.

Флакка обрадовала их реакция.

— Хорошо, — пробормотал он. — Почему бы вам не отправиться со мной в Рим? Надо будет решить кучу дел, и нам потребуются люди, имеющие опыт борьбы с Карфагеном.

— Это будет честью для меня, — просто ответил Фабриций.

— И для меня, — поддержал друга Марциал, но тут на его цветущем лице воцарилось смущение, и он постучал пальцами по правой ноге. — Вот только это. Старая рана, еще с Сицилии. Сейчас я с трудом могу пройти четверть мили, не остановившись, чтобы отдохнуть.

— Ты уже с лихвой исполнил свой долг перед Римом, — произнес Флакк, пытаясь подбодрить ветерана. — Думаю, мне следует взять с собой лишь Фабриция.

Не помня себя, Квинт вскочил:

— Я тоже хочу воевать!

Спустя мгновение то же самое вскричал Гай.

Флакк покровительственно улыбнулся им.

— Настоящие вояки вы оба, да? Но, боюсь, еще молоды. Эту войну надо выиграть быстро, и для этого лучше всего подходят ветераны.

— Мне семнадцать, — тут же возразил Квинт. — Как и Гаю.

Лицо Флакка помрачнело.

— Не забывай, с кем говоришь, — отрезал он.

— Квинт! Сядь! — приказал Фабриций. — И ты тоже, Гай.

Оба юноши неохотно подчинились, и Фабриций повернулся к Флакку.

— Извини. Просто они еще молоды и очень горячи, вот и всё.

— Ничего страшного. Их время еще придет, — спокойно ответил Флакк, бросая на Квинта быстрый злобный взгляд.

Это произошло так быстро, что никто и не заметил. Квинт задумался, не ошибся ли он, но спустя мгновение заметил кое-что еще. Аврелия, извинившись, встала, сказав, что идет спать. Флакк проводил ее взглядом, которым могла бы смотреть на мышь змея. Квинт моргнул, пытаясь собраться с мыслями. Вина уже было выпито немало. Когда он снова посмотрел на Флакка, лицо гостя было вполне благожелательно. «Наверное, мне показалось», — решил Квинт. С огорчением он увидел, что трое старших подвинулись ближе друг к другу и принялись говорить вполголоса. Атия дернула головой в его сторону, недвусмысленно давая знак, что ему следует уйти. Разочарованный, Квинт вышел вместе с Гаем во внутренний дворик.

Их появление спугнуло Ганнона. Прячась от Аврелии, он только что вышел из-за украшенной статуи и с виноватым видом пошел на кухню.

— Что он тут делает, во имя Гадеса? — хмуро спросил Гай.

Позднее Квинт так и не мог понять, случилось ли это из-за выпитого вина или от возмущения, в котором он пребывал, узнав об обращении с римским посольством. В любом случае ему хотелось на ком-то сорвать злость.

— Какая разница? — отрезал он. — Он гугга. Пускай идет.

Тут же он пожалел о сказанном и пошел было в сторону Ганнона, но Гай, смеясь, потянул его к каменной скамье у фонтана.

— Давай поговорим, — предложил он заплетающимся от выпитого языком.

Но Квинт стал на месте, и лишь темнота скрыла досаду на его лице.


С окаменевшим от сдерживаемого гнева лицом Ганнон шел не оборачиваясь. Прошел десяток шагов, отделявших его от кухни, и со стуком поставил тарелки в мойку. Вот тебе и дружба с римлянином, с горечью подумал он. Аврелия ему симпатизирует, в этом он был уверен, но всем остальным веры нет. Особенно Квинту. Гнев, который наполнил голоса благородных римлян после рассказа Флакка, вполне объясним и понятен, но теперь Ганнон оказался в совершенно новой ситуации. Теперь он — настоящий враг. Его радость по поводу произошедшего придется тщательно скрывать. А тут, в тесноте дома, это будет сложно. Ганнон медленно выдохнул. Важное решение пришло только что, само собой. Ему надо бежать. И быстрее. Но куда? В Карфаген или в Иберию? И есть ли хоть какой-то шанс найти Суниатона прежде, чем он сбежит?

Загрузка...