Враг Рима

Глава 22 ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Квинт надеялся, что беспокойство оставит его, когда они отъедут от Требии. Куда там… Каждый шаг, который делал его конь по занятой врагами земле, казался ему последним, будто он пересек Стикс и двигался вглубь Гадеса. Воодушевление, подогретое вином, испытанное им в палатке отца, растворилось в холодном влажном воздухе. Квинт ничего не говорил, но, глядя по сторонам, убеждался, что он не одинок в своих чувствах. Лица других кавалеристов говорили сами за себя. Многие с омерзением поглядывали на Флакка. Все знали, что именно он ответственен за их опасный поход.

Находясь впереди, Фабриций понятия не имел или просто делал вид, что не знает, что происходит среди воинов. Скорее, второе, подумал Квинт. Эти люди были одни из самых опытных воинов его отряда. И все равно они угрюмы. Почему отец вообще согласился на эту операцию? Квинт выругался. Ответ прост до безобразия. Как будет выглядеть в глазах Публия отказ Фабриция от такого задания? Ужасно. Квинт мрачно поглядел на Флакка. Если бы этот дурак не подал идею консулу, сейчас они были бы в безопасности, на другой стороне реки. Но вскоре гнев сменило чувство вины. Проявив излишнее рвение, он, возможно, подтолкнул отца к тому, чтобы согласиться на эту самоубийственную вылазку. В том, что она именно такой и является, Квинт не сомневался, несмотря на то, что нигде не было и намека на присутствие врагов.

Терпения юноши на долго не хватило. Он подбодрил коня и выехал вперед, поравнявшись с отцом. Флакк ехал там же и даже попытался незаметно подмигнуть Квинту. Но это совершенно не успокоило его. Он тоже перепуган, подумал Квинт. Все понятно.

Фабриций внимательно вглядывался в окружающую местность. По его напряженной спине тоже все было понятно. Квинт сглотнул.

— Может, то была плохая мысль — отправиться в этот патруль, отец? — сказал он, не обращая внимания на изумленного Флакка. — Нас на несколько миль видно.

Фабриций медленно перевел взгляд на Квинта.

— Знаю. Как думаешь, почему я так внимательно смотрю по сторонам?

— Но никого же не видно! — тут же запротестовал Флакк. — Даже птиц!

— Во имя Юпитера, какая разница! — отрезал Фабриций. — Карфагенянам не нужно ничего, кроме одного-единственного внимательного часового. Если в пределах пяти миль отсюда есть нумидийцы, они поскачут за нами в течение дюжины ударов сердца после того, как подымут тревогу!

Флакк вздрогнул.

— Но мы же не можем вернуться с пустыми руками.

— Нет, если не хотим выглядеть дураками или трусами, — мрачно согласился Фабриций.

Несколько мгновений они ехали молча.

— Но ведь должен быть какой-то выход… — неуверенно пробормотал Флакк.

Квинт со стыдом понял, что эти слова заронили в нем надежду.

Фабриций резко и зло усмехнулся:

— Теперь тебе эта идея не кажется столь блестящей, как сначала, не так ли?

— Ты сомневаешься в моей отваге? — спросил Флакк, возмущенно глядя на него.

— Не в отваге, — рыкнул Фабриций. — А в способности оценить ситуацию. Ты еще не понял, насколько смертоносна кавалерия Ганнибала? Если мы сейчас с ними столкнемся, то все окажемся в гостях у Гадеса.

— Ведь не все же так плохо, а? — вместо того чтобы возмутиться, опять повторил свой вопрос Флакк.

— Мне следовало отказаться от этой операции, вне зависимости от того, как это будет выглядеть в глазах Публия. И позволить тебе ее возглавить. Не говоря уже о том, что я не знаю тех, кто согласился бы с тобой отправиться.

Флакк погрузился в мрачное молчание.

После гневной отповеди отца Квинт не мог поверить, что отец позволил себе так выйти из себя, да к тому же отчитывать Флакка у него на глазах.

Но прошло совсем немного времени, и Фабрицию удалось взять себя в руки и спокойно продолжить беседу.

— И что? У тебя опять появилась очередная блестящая идея? Говори уж теперь.

— Мы можем сообщить, что вражеской кавалерии столько, что мы не смогли далеко уйти от Требии, — с виноватым видом произнес Флакк. — Это не трусость, а желание избежать позорного поражения. Кто нас в таком случае может осудить? Твои кавалеристы вряд ли станут о таком болтать, а других дураков ездить за реку наверняка не найдется.

— Твоя способность хитрить меня всегда поражала, — проворчал Фабриций.

— Я… — замялся Флакк.

— Но ты прав. Лучше спасти жизнь тридцати воинам, воспользовавшись твоим планом, чем потерять их из-за глупой гордости. Немедленно поворачиваем назад.

Фабриций дернул поводья, останавливая коня, и повернулся, чтобы отдать приказ остальным.

Из Квинта будто вытащили железный стержень, и он смог спокойно вздохнуть. Но охватившее его облегчение продлилось не дольше удара сердца. Вдалеке послышался хорошо узнаваемый стук копыт.

Все воины турмы оглянулись назад.

В четверти мили от них из рощи волной выкатывались всадники.

— Нумидийцы! — заорал Фабриций. — Кругом! В галоп, спасайтесь!

Этот приказ не нужно было повторять дважды.

Стараясь не впасть в панику, Квинт последовал примеру остальных. У него еще оставалась надежда. Возможно, враги рановато выскочили из засады. Пока еще римляне были уверены, что они успеют достичь Требии раньше, чем их нагонят всадники Ганнибала.

Но вскоре стало ясно, что до реки они не доберутся. Нумидийцы были миниатюрнее воинов Фабриция, к тому же их кони двигались быстрее. А еще они действовали по плану. Одни продолжили преследовать римлян напрямую, в южном направлении, а другие рассыпались в стороны, чтобы затем пройти вдоль Требии и отрезать путь к отступлению. Римлянам пришлось скакать на север. К броду. Другого выхода не было. Это единственный брод на несколько миль в обе стороны.

— Держитесь впереди! — крикнул Фабриций Квинту и Флакку. — Не останавливаться ни перед чем!

Флакк подчинился приказу без разговоров, но Квинт немного сдержал коня.

— А как же ты?

— Я поеду замыкающим, чтобы отступление не превратилось в бегство, — отрезал Фабриций. — Вперед!

Его стальной взгляд ясно дал понять Квинту, что спорить бесполезно.

Сдерживая слезы, юноша пустил коня в карьер. Вскоре он оторвался от остальных кавалеристов. Никогда еще Квинт не был так благодарен отцу за совет. Тот настоял, чтобы он выбрал себе самого лучшего коня. Но юноша чувствовал и стыд. Он не хотел умирать, словно заяц, загнанный стаей псов. Эта мрачная мысль грозила поглотить его целиком, но Квинт все еще пытался сопротивляться. Он наклонился вперед, прижимаясь к конской шее, и постарался сосредоточиться лишь на одном — ему надо остаться в живых. А если им повезет, то и кому-нибудь еще это удастся.

Они проскакали почти милю, когда первые нумидийцы приблизились на расстояние броска дротика. На лошадях без попон и чепраков, полуодетые поджарые темнокожие воины не выглядели слишком уж угрожающе. Но точность, с которой летели дротики, говорила об обратном. Каждый раз, как Квинт поворачивал голову, он видел, как падает с коня очередной римский всадник, сраженный смертельным острием. Его преследовали сдавленные крики римлян или ржание раненых лошадей. И он понимал, что они не смогут ответить ударом на удар. Их копья предназначались лишь для ударов в конной атаке, но для броска они были абсолютно бесполезны.

Когда воины Фабриция проскакали еще милю, нумидийцы атаковали их уже с трех сторон. Дротики летели непрерывным потоком, и, обернувшись, Квинт насчитал лишь десяток всадников, не считая себя, отца и Флакка. Когда они достигли поворота, за которым начинался спуск к броду, это число уменьшилось до шести. Квинт отчаянно пытался заставить коня скакать еще быстрее. Как ни странно, но им удалось немного оторваться от преследователей. Может, у них еще остался шанс, подумал Квинт и с силой вонзил пятки в бока взмыленного коня. Мелкий гравий, летевший из-под копыт лошадей, царапал кожу. Наконец римляне выехали на прямой участок дороги. До Требии оставалось не больше двух сотен шагов.

И тут надежда оставила Квинта.

Нумидийцы сбавили скорость, и смертельная ловушка захлопнулась. Дорогу впереди перегородил плотный строй копейщиков. Большие щиты были сомкнуты, перекрывая друг друга; карфагеняне выстроились в квадрат, оставив узкий проход для римских всадников. Квинт в панике поглядел по сторонам. Справа от дороги густая дубрава. Там не проедешь. Слева болотистая низина. Только полный дурак сунется туда верхом, подумал Квинт.

Однако один из римских кавалеристов решил сбежать именно этим путем. И быстро получил свой урок. Через двадцать шагов его конь уже по брюхо погрузился в вязкую жижу. Римлянин в панике прыгнул и оказался по пояс в трясине, завопил от ужаса, попытался выбраться, но уже было поздно. Лучшее, на что он теперь мог надеяться, — так это на точно брошенный вражеский дротик, с горечью подумал Квинт. Другого выхода не было — он медленно, но неотвратимо погружался в болото.

К реальности Квинта вернула команда Фабриция.

— Реже шаг! В шеренгу! — твердым голосом приказал отец. — Умрем как мужчины.

Один из пяти оставшихся с ними кавалеристов издал тихий монотонный плачущий стон.

Квинта захлестнула паника.

— Закрой свой долбаный рот! — крикнул Фабриций. — Мы не трусы!

К изумлению юноши, кавалерист прекратил подвывать.

— В шеренгу! — снова приказал Фабриций.

Съехавшись так, что они почти коснулись коленями друг друга, восемь кавалеристов поехали вперед. Удивляясь, почему ему в спину так и не вонзился дротик, Квинт обернулся. Нумидийцы сбавили скорость до шага. Нас ведут, как овец на бойню, с отвращением подумал Квинт.

— Смотри вперед, — тихо произнес Фабриций. — Пусть эти шлюхины дети видят, что мы не боимся. И смотрим прямо в глаза своей судьбе.

Римлян отделяло от карфагенян сто пятьдесят шагов. Квинту это расстояние показалось бесконечным. С одной стороны, он хотел, чтобы это скверное представление поскорее закончилось, с другой — отчаянно не хотел умирать. Но расстояние неумолимо уменьшалось. Сто шагов, восемьдесят… Скованный ужасом, Квинт поглядел на отца. В качестве утешения он получил лишь короткий кивок и сделал глубокий вдох, заставляя себя успокоиться.

Я больше не ребенок. Как я встречу смерть, решать лишь мне. И я сделаю это настолько храбро, насколько возможно.

— Копья к бою! — приказал Фабриций.

Квинт кинул взгляд на Флакка и слегка порадовался, увидев, что тот выставил челюсть. Каким бы он ни был самодовольным, но он явно не трус.

Шестьдесят шагов. Они подъехали на расстояние броска копья. Когда римляне пересекли эту невидимую границу, все восемь кавалеристов вздрогнули. Невозможно было этого не сделать. Но ничего не произошло. Фабриций ощутил новый прилив сил. Если они пожелают, то пытку можно прекратить прямо сейчас.

— Заберем с собой хоть сколько-то этих ублюдков! Рысью, марш! Выбрать цель! — крикнул он, опуская копье и наставляя его на бородатого ливийца.

С облегчением понимая, что движения коня скроют дрожание его рук, Квинт наставил копье на воина в островерхом шлеме. «Пусть все кончится как можно быстрее, — взмолился он. — Да хранят боги мать и Аврелию». Но тут юноша услышал новую команду: командир карфагенян приказывал воинам бросать копья. Увидел, как сотни воинов повернули плечи, отводя назад правые руки. Квинт закрыл глаза. Темнота хоть как-то успокаивала. Чувствовал, как колотится сердце, как движутся мышцы коня между его колен. Зажатый с обеих сторон товарищами, он не собьется с пути. Надо только держаться.

— Квинт? — прозвучал знакомый голос.

Тот мгновенно открыл глаза. Крик раздался от строя карфагенян. Он взглянул на отца.

— Стой! Мы должны остановиться!

Что-то в голосе Квинта заставило Фабриция остановиться и умерить свою решимость принять последний бой. Ярость исчезла с его лица.

— Стоять!

Резко дернув за поводья, римляне остановились в десяти шагах перед лесом копий, блестящих острыми наконечниками. Занервничав, лошади попытались развернуться. Несколько ливийцев ткнули копьями, пытаясь достать их. Квинт снова услышал со стороны карфагенян знакомый голос. По коже пошли мурашки. Не обращая внимания на изумление товарищей, он оглядел ряды врагов. И не поверил своим глазам, заметив Ганнона в форме карфагенского командира, который проталкивался вперед через строй фаланги. Опустил копье.

— Ганнон!

— Квинт, что ты здесь делаешь? — спросил Ганнон на латыни.

— Мы были в патруле, — ответил Квинт. — На разведке.

Карфагенянин широко махнул правой рукой.

— Вся равнина у нас под контролем. Вы должны были знать это. Какой дурак приказал вам пойти на такое дело?

— Наш консул, — тихо ответил Квинт. Он не собирался рассказывать о роли Флакка в принятии этого самоубийственного решения.

Ганнон презрительно фыркнул:

— Этим все сказано.

У Квинта хватило ума промолчать. Он бросил взгляд на отца и понял, что тот тоже узнал Ганнона. Фабриций не проронил ни слова. Флакк и остальные кавалеристы выглядели ошеломленными и перепуганными. Квинт снова уставился на Ганнона, стараясь не обращать внимания на свирепые взгляды вражеских воинов.

— Ганнон! — раздался сердитый голос.

Ряды карфагенян всколыхнулись и пропустили двух командиров, по каждому от фаланг, стоящих по бокам. Первый был невысокого роста, дюжий, с густыми бровями, другой — рослый и подтянутый, с длинными черными волосами. Их лица были настолько похожи на лицо Ганнона, что это не могло быть совпадением. Его братья, догадался Квинт.

— Значит, ты нашел родных?

— Нашел. И они хотят знать, почему ты до сих пор жив.

Повернувшись к братьям, Ганнон разразился длинной тирадой. Квинту от страха подвело живот, но он не мог отвести взгляда от карфагенян. Их жизни зависят от того, что сейчас говорит его бывший раб. После серии криков и жестов Ганнон наконец-то успокоился. Самым недовольным выглядел его низкорослый брат. Продолжал что-то возмущенно бормотать, пока второй шел в сторону римлян. Его лицо тоже было жестким, но Квинту удалось уловить в его глазах сострадание. Это, должно быть, Бостар, подумал юноша.

— Ганнон рассказал нам, что дважды обязан тебе жизнью, — сообщил Бостар на латыни с сильным акцентом.

— Это так, — ответил Квинт, кивая.

— В силу этой причины мы согласились не убивать тебя и твоего отца.

При этих словах Сафон разразился новой тирадой, но Бостар не обратил на него внимания.

— По одной жизни за каждый из долгов.

— А остальные? — с болью спросил Квинт.

— Они должны умереть.

— Нет… — пробормотал Квинт. — Я прошу, возьмите их в плен…

Покачав головой, Бостар повернулся к карфагенским копейщикам.

Кавалеристы в страхе закричали. Флакк же, напротив, сидел с прямой спиной, презрительно глядя на ливийцев.

Квинт еще раз внимательно всмотрелся в лицо Ганнона, но не нашел в нем жалости.

— Проявите к ним милосердие.

— У нас есть приказ, — жестко бросил юноша. — Но тебя и твоего отца мы отпускаем.

Он дал отрывистую команду, и фаланга позади него расступилась, открывая проход к броду.

Квинта осенила идея.

— Тут еще один член нашей семьи.

— Кто? — спросил Ганнон, глядя на него с подозрением.

Квинт показал на Флакка.

— Он обручен с Аврелией. Пощади и его.

Ганнон метнул быстрый взгляд на Флакка, с запозданием узнав его, и гневно раздул ноздри.

— Если они еще не женаты, он не член семьи.

— Ты же не лишишь Аврелию мужа, правда? — с надеждой взмолился Квинт.

Ганнон с удивлением понял, что его охватило негодование.

— Ты слишком многого просишь, — сквозь зубы прошипел он.

— Тем не менее я прошу, — продолжал настаивать Квинт, пытаясь не отвести взгляда от гневного лица бывшего друга.

Ганнон подошел ближе к Флакку. По правде, ему вовсе не хотелось отказывать в одолжении другу и навеки разрывать дружбу, но он был уверен, что этот самодовольный римлянин был врагом.

И тут, к его изумлению, Флакк смачно плюнул ему под ноги.

Ганнона охватила ярость, и его рука упала на рукоять меча. Но прежде, чем он успел его выхватить, подскочил Сафон, крепко сжимая в руках копье. Не говоря ни слова, он вонзил наконечник копья в живот Флакку, ниже нагрудника, и тут же выдернул. Римлянин с воплем упал на землю, а Сафон резко обернулся к Ганнону и наставил на него окровавленное копье.

— Мы здесь не для того, чтобы водить дружбу с этими шлюхиными детьми! — рявкнул он. — Ты и Бостар и так пошли против меня, отпуская двоих, но больше никто из римлян не покинет это место живым!

Ганнон мрачно махнул рукой в сторону брода.

— Уходите.

Квинт беспомощно поглядел на Флакка, который лежал на земле, прижав руки к ране. Меж его пальцев струилась кровь, очень много крови. Мы не можем оставить беднягу так просто умирать, подумал Квинт. Но можем ли мы сделать что-то еще?

Фабриций взял дело в свои руки.

— Да встретитесь вы в Элизиуме, — тихо сказал он кавалеристам. — Я сообщу твоей семье, что ты умер достойно, — добавил он, обращаясь к Флакку, и, более не оглядываясь, тронул коня пятками и поехал к реке. — Давай же! — прошипел он, обращаясь к Квинту.

Думая, что же сказать на прощание, юноша в последний раз взглянул на Ганнона. Карфагенянин демонстративно смотрел сквозь него. Прощания не будет. Стиснув зубы, Квинт двинулся следом за отцом. А за его спиной волной накатывали предсмертные хрипы римлян и радостные вопли ливийцев.

Отец и сын беспрепятственно доехали до реки и вошли в воду.

Лишь когда они оказались на противоположном берегу, то окончательно осознали, что спаслись.

Квинт протяжно, с дрожью, выдохнул. «Пусть я больше никогда не встречусь с Ганноном!» — взмолился он. Его бывший друг точно убьет его, в этом не было никаких сомнений. И тут же понял, что сам сделает то же самое. Сердце сжало холодом и болью, и он оглянулся. Ливийцы уже маршировали прочь, оставив после себя на берегу скрюченные тела римлян. Стыд охватил Квинта с новой силой. Каждый из них заслуживает того, чтобы его сожгли на погребальном костре.

— Может, сможем завтра попытаться забрать тела, — пробормотал он.

— Должны попытаться, иначе я не смогу смотреть в глаза Аврелии, — ответил ему отец. «А как только проклятые заимодавцы узнают, что Флакк мертв, то тут же накинутся на меня», — подумал он и взглянул на сына. — Это я во всем виноват. Флакк и тридцать отличных кавалеристов мертвы только потому, что я согласился возглавить этот проклятый патруль. Мне надо было отказаться.

— Не в твоей власти, отец, принимать такие тактические решения, — с горячностью возразил Квинт. — Если бы ты так поступил, Публий вполне мог разжаловать тебя в рядовые, если не хуже.

Фабриций с благодарностью поглядел на Квинта.

— Я жив только благодаря тебе. Выходит, решение помочь карфагенянину бежать и дать ему вольную было правильным. Я обязан тебе жизнью.

Квинт печально кивнул. Может, его дружба с Ганноном и спасла их от смерти, но он не хотел, чтобы она окончилась именно так. Впрочем, уже ничего не изменить. Квинт собрался с духом. Теперь Ганнон — один из врагов.

Фабриций прямиком поскакал к лагерю, а добравшись до него, сразу же направился к шатру консула. Спрыгнув с коня, он бросил поводья одному из часовых и пошел к входу. Квинт грустно глядел на него, не спешиваясь. Публию нет нужды говорить с рядовым кавалеристом, таким как он.

Отец остановился у полога палатки.

— Ну?

— Хочешь, чтобы и я был с тобой?

Фабриций рассмеялся:

— Еще бы. Ведь ты единственная причина того, что мы до сих пор дышим. И Публий точно захочет узнать почему.

Воспряв духом, Квинт спрыгнул с коня и присоединился к отцу. Часовые у полога шатра — четверо дюжих триариев, ветеранов, в отполированных до зеркального блеска шлемах с навершиями и бронзовых нагрудниках — стали по стойке смирно, когда они прошли мимо них. Квинту распирало грудь от гордости. Сейчас он наконец будет говорить с консулом! До сих пор его общение с Публием ограничивалось стоянием по стойке смирно и подобающим ответом на приветствие.

Младший командир спешно повел их через внутренние отделения шатра, и наконец они оказались в последнем. Пол был покрыт коврами, по углам стояли бронзовые светильники, стол был завален пергаментами, гусиными перьями и искусными чернильницами. Вокруг него были обитые железом сундуки. По краям — несколько роскошных лож, на самом большом из которых возлежал Публий. Его лицо все еще было нездорового серого цвета, а раненая нога была перевязана толстой повязкой. Его сын находился рядом, заботливо поглядывая на отца и читая наполовину развернутый свиток. Фабриций и Квинт приблизились и отдали честь, как только Публий открыл глаза.

— Приветствую, Фабриций, — тихо произнес он. — Это твой сын?

— Да, командир.

— Еще раз, как его зовут?

— Квинт, командир.

— А, да. Значит, вы вернулись из патруля. Все прошло успешно?

— Нет, командир, — жестко доложил Фабриций. — На самом деле совсем наоборот. Мы не смогли даже близко подобраться к лагерю карфагенян, как наткнулись на засаду. Силы врага многократно превосходили наши, командир. Они преследовали нас до самого берега реки, а там поджидал большой отряд копейщиков. — Фабриций кивнул в сторону сына. — Остались в живых только я и мой сын.

— Понимаю, — ответил Публий, постукивая пальцами по краю ложа. — Как же получилось, что вас не убили?

Фабриций бесстрашно встретил пронизывающий взгляд консула.

— Потому, что со мной был Квинт.

Публий с удивлением уставился на Фабриция:

— Объясни.

Когда отец толкнул его в бок, юноша принялся рассказывать о том, как его узнал бывший раб их семьи, с которым он был дружен. Едва не упал в обморок, когда пришло время открыть обстоятельства освобождения Ганнона, но, ободренный кивком Публия, рассказал все.

— Невероятная история, — признал консул. — Боги были к вам очень милостивы.

— Да, командир! — пылко ответил Квинт.

Публий поглядел на своего сына.

— Не ты один, оказывается, в состоянии спасти отца, — пошутил он.

Младший Публий густо покраснел.

Лицо консула сделалось серьезным.

— Значит, уничтожена целая турма кавалеристов, а мы знаем о диспозиции Ганнибала не больше, чем вчера.

— Это так, командир, — признал Фабриций.

— Я не вижу смысла снова посылать патрули за Требию. Их может постичь та же участь, а у нас и так кавалерии немного, — сообщил Публий, в задумчивости прижал палец к губам и сокрушенно покачал головой. — Наша главная цель сейчас — перекрыть путь на юг, и этого мы уже достигли. Карфагеняне не станут атаковать нас здесь, из-за неровной местности. Ничего не изменилось. Будем ждать Лонга.

— Да, командир, — тут же поддержал консула Фабриций.

— Очень хорошо. Можете идти, — разрешил Публий, махнув рукой.

Отец с сыном тихо вышли.

Квинт сдерживал свое разочарование до тех пор, пока они не отошли от шатра консула на достаточное расстояние.

— Почему Публий ничего не предпримет? — яростно прошептал он.

— Ты хочешь отомстить за то, что случилось у брода, да? — сухо улыбнувшись, спросил Фабриций. — Я тоже. — Он наклонился к уху Квинта. — Я уверен, что Публий обязательно выступил бы снова против Ганнибала, если бы он не был… так тяжело ранен. Безусловно, он никогда не сознается в этом таким, как мы. Пока что нам придется с этим смириться.

— А станет ли Лонг сражаться с Ганнибалом?

— Я бы сказал, что да, — с ухмылкой ответил отец. — Победа еще до окончания года показала бы местным племенам, что Ганнибал уязвим. И снизила бы количество воинов, собирающихся присоединиться к нему. Намного лучше было бы нанести ему поражение сейчас, чем откладывать это до весны.

Квинт надеялся, что отец прав. После всех отступлений и поражений, которые они перенесли, пора менять ситуацию. Чем быстрее это будет сделано, тем лучше.