Время дракона

Конечно, жупаны знали про Снагов, но не думали, что дело именно в нём. "Переносить столицу ради любимого монастыря? - недоумевали они. - Так никто не делает". Но ведь младший Дракул ездил не столько в монастырь, сколько в гости к отцу. К мёртвому отцу, но всё же.

По дороге путешественник неизменно оказывался захвачен воспоминаниями - и хорошими, и плохими. Плохие воспоминания не давали покоя, и чем дольше Влад ехал, тем дольше оставался в их власти. Он стремился облегчить себе путь - ведь полдня воспоминаний это лучше, чем два с половиной - потому-то и выбрал для столицы место поближе к Снагову.

Конечно, в обители Влад тоже мог оказаться во власти тяжёлых мыслей, но это случалось редко. В обители его не просили разбирать жизненные случаи, которые нежданно-негаданно оказывались чем-то похожими на случаи из жизни самого Влада. В обители он мог отрешиться от всего, забыть о прошлом и даже о настоящем, то есть о государственных делах, и отбросить вечную подозрительность, необходимую всякому князю. К тому же, плохие воспоминания обычно появлялись в те минуты, когда Влад оказывался взволнован, а монастырская жизнь текла спокойно.

Уже на подступах к Снагову младший Дракул успокаивался, поэтому теперь обращал больше внимания на то, что творилось по сторонам. "Вот сейчас надо свернуть с малонаезженного пути вправо, - думал князь. - Вот на эту дорогу, более широкую, которая тянется сюда через поля с северо-запада. Широкая дорога приведёт прямо к въезду на длинный деревянный мост, а по мосту я доберусь на озёрный остров, и там будет конец пути".

Через некоторое время, подъехав к мосту, Влад увидел берег с зарослями камыша и воду с кувшинками. Кувшинки, как всегда в августе, распустились, подняв к солнцу розовые цветки на длинных ножках, а вода в озере тоже зацвела, сделавшись зеленоватой и мутноватой.

Сколько раз смотрел правитель на эту воду, столько раз и удивлялся тому, что издалека эта зелёная муть выглядела не зелёной, а синей и к тому же чистой, потому что в ней отражались небеса. Воздушная сфера отражалась в озёрной воде очень чётко, со всеми облаками, и потому казалось, что монастырь повис между небом и земной твердью.

"Нет, - в очередной раз подумал младший Дракул, - отражение небес всё же не такое светлое и чистое, как само небо, и это зримое различие напоминает, что грешная земля никогда не достигнет идеала, как бы ни пыталась. Как можно достигнуть идеала, если у каждого человека на дне ил и муть! Душевный ил непременно поднимется - надо только встряхнуть человека, как следует. Впрочем, встречаются и такие лицемеры, у которых не только дно, но и вся вода замутнена, однако издалека ничего не видно, потому что в мути отражается небо, и из-за этого ханжа может сойти за праведника".

Между тем небо над головой государя оставалось всё таким же синим, вода была всё такой же спокойной, а кувшинки по-прежнему тянули к солнцу свои цветки и, глядя на это, правитель даже удивился, что такая мирная картина могла вызвать в нём гнев. "Эко ты распалился, - заметил себе Влад, возвращаясь к добродушному настроению. - Наверное, плохие воспоминания отпустили тебя не совсем, если ты так строг к людям".

Сейчас государю следовало забыть о строгости, чтобы беспричинно не обидеть монастырскую братию, которую ему вот-вот предстояло приветствовать. Половину моста он уже миновал, а это значило, что до прибытия в обитель оставалось всего несколько минут.

Монастырская крепость, в это время года плохо видная за ветвями ив и ольхи, росших на острове вдоль всего берега, начала показываться. Стены и башни ярко белели меж деревьями, но лучше всего были видны главки церкви, отливавшие тусклым золотом.

Вот закончился бревенчатый настил моста, и началась дорога, ведущая к воротам главной башни, широкой и приземистой, как дом. Вдоль дороги по правую и по левую сторону росли раскидистые яблони, посаженные в несколько рядов, так что получился большой сад. Яблоки почти созрели и выделялись среди листьев красно-малиновыми боками. До сбора урожая оставалось недели две, но к одной из крайних яблонь, растущих ближе к югу, кто-то уже приставил лестницу.

Возле лестницы никого не было, поэтому государь предположил, что монах, собиравший яблоки, временно оставил дело, готовясь вместе с остальной братией встретить венценосного гостя - не случайно ведь ворота главной башни были гостеприимно распахнуты.

Въехав в ворота, Влад увидел, что на дворе перед церковью столпились насельники монастыря. Опять в праздничных, неношеных рясах. "Принарядились к моему приезду", - мысленно усмехнулся князь, а наряднее всех, как всегда, показался ему настоятель.

Эту должность в обители по-прежнему занимал отец Доментиан, но он заметно постарел. Из раза в раз этот человек становится всё более седым, морщины на щеках и вокруг глаз - всё резче, а руки - всё желтее.

Змей-дракон, по-прежнему сопровождавший Влада, безразлично глянул на монастырскую братию и тут же свернул куда-то, судя по всему, собираясь обежать вдоль ограды и обнюхать углы, будто собака.

Тварь всегда поступала так, поэтому Влад не стал следить. Он спешился, снял шапку, передал её Войке, подошёл к настоятелю и поцеловал тому правую руку:

- Доброго дня тебе и всей твоей братии, отче Доментиан.

- И тебе доброго дня, сыне, - раздался привычный ответ.

Влад усмехнулся:

- Как-то странно ты произносишь слово "день", отче. Будто пеняешь мне. Будто хочешь сказать: "Уже и вправду день, а мы ждали тебя утром".

- К чему пенять! - сказал отец Доментиан, как обычно не желавший ссориться. - Мы лишь сожалеем, что ты не приехал раньше, потому что всегда рады видеть тебя, сыне, и чем раньше ты приезжаешь, тем больше нам радости.

- Отче, я знаю, что виноват, - Влад с нарочитой кротостью склонил голову, - поэтому хочу искупить вину особым подношением.

Князь махнул рукой слугам, и те проворно стащили с вьючной лошади пару кожаных мешков, поставили их перед настоятелем, а затем отступили, после чего государь развязал горловину одного из мешков, и оказалось, что внутри находятся некие свёртки из полотна, переложенные соломой. Наконец, Влад вынул верхний свёрток, снял полотно, и тогда на солнце заблестело золотое кадило очень тонкой работы.

Положив драгоценную вещь на мешок так, чтоб всякий мог рассмотреть, правитель, весьма довольный собой, произнёс:

- В обоих мешках церковная утварь. Думаю, всё из одного храма, потому что орнамент на вещах похож, будто делал один и тот же мастер. Мне доставили это турецкие купцы. Они не знают, где вещи были взяты, но храм, несомненно, православный. Я заплатил купцам весьма дорого, чтобы утварь снова принадлежала православным христианам.

Слова князя, вроде бы благочестивые, имели второй смысл, ведь не требовалось большого ума, чтобы догадаться - храм, в котором утварь находилась прежде, оказался осквернён и разграблен во время очередного турецкого похода в некую православную страну. Государю Владу следовало бы забрать награбленное с помощью меча, а не с помощью денег, однако правитель ясно давал понять отцу Доментиану, что намерен поддерживать с турками дружбу и настолько твёрд в этом намерении, что готов даже закрыть глаза на осквернение храмов, лишь бы не воевать.

Отец Доментиан, безусловно, понял скрытое значение государевой речи. Он мог бы отказаться принять утварь, однако не отказался, воскликнув:

- Богоугодное дело ты совершил, сыне, - после чего не удержался, взял кадило и несколько мгновений восхищённо глядел на него.

Толпа монахов тоже пришла в движение, желая посмотреть, но отец Доментиан передал вещь одному из своих помощников, у которого на поясе висели ключи:

- Возьми с собой двух братьев и запри всё это, сам знаешь где.

Влад молча улыбался, видя, что подарок понравился, а настоятель, не скрывая радостного умиления, сказал:

- Сыне, ты принёс в обитель так много даров! Так много, что о них уже идёт молва. Я не удивлюсь, если со временем о тебе станут говорить, будто ты и есть основатель этой обители. Даже я, думая о твоей щедрости, порой забываю, что монастырь стоит на этом острове со времён твоего деда Иоанна Мирчи.

Сказав ещё пару любезностей, настоятель пригласил князя в трапезную - в просторные и светлые каменные палаты, обставленные такими красивыми столами и лавками, будто здесь ели не монахи, а знатные вельможи.

Посредине трапезной возвышался стол, за которым обычно ел настоятель и его помощники, но сейчас за этим столом предстояло обедать государю, и Влад знал - всё во время трапезы будет совершаться не столько по монастырскому обычаю, сколько по обычаю дворцовому.

Возле стола выстроились монахи, ответственные за кухню и кладовые, чтобы по первому же слову принести гостю то, чего он попросит, если вдруг этого не окажется под рукой. Монастырский чашник и разносчик тоже были здесь, готовясь служить Владу так, как служили бы слуги во дворце, и даже отец Доментиан всем своим видом показывал, что на время государевой трапезы станет не столько настоятелем монастыря, сколько приветливым хозяином и развлечёт венценосного гостя приятной беседой.

Между тем княжеские охранники и челядинцы во главе с Войкой тоже не остались без внимания и помощи, ведь монахи помогали им устроиться в княжеской хоромине, стоявшей напротив церкви справа от главных ворот и длинным боком почти примыкавшей к крепостной стене.

Влад возвел эти хоромы для того, чтобы можно было останавливаться в обители, не стесняя братию, и его поступок говорил о многом. Румынские государи строили себе подобное жильё в той или иной обители, когда желали показать, что именно она - самая любимая, так что хоромы в Снагове недвусмысленно говорили о том, что младшему Дракулу этот монастырь милее прочих.

В Снагове изначально собирался возвести хоромы отец Влада, но не успел, поэтому их возвёл сын, чем очень обрадовал братию. "То ли ещё будет", - подумали монахи и не ошиблись. Всякий раз, проходя мимо хоромины, они вспоминали о богатых дарах своего венценосного покровителя, хотя скромный вид хоромины никак не способствовал появлению мыслей о богатстве.

Здание получилось довольно простое, двухэтажное, с каменными белёными стенами, а от остальных монастырских построек оно отличалось лишь новой крышей из дранки, ещё не успевшей потемнеть, и красивой деревянной галереей, опоясывавшей весь второй этаж.

Во втором этаже находились жилые комнаты государя и его людей, причём большинством окон эти комнаты смотрели на юг, что роднило их с дворцом в городе Букурешть, где самый лучший вид тоже был на юг.

В столице княжеские хоромы стояли на низком берегу реки Дымбовица, отступив от неё лишь настолько, насколько нужно, чтобы обезопасить постройку от весеннего половодья. Вокруг стояли городские дома, причём весьма высокие, так что из окошек государева жилища открывался широкий обзор только на реку и на дальний берег, ничем не застроенный, где равнина тянулась далеко, пока не упиралась в лес на горизонте.

Так же было и в Снагове, только вместо реки - озеро. Можно сказать, младший Дракул устроился в монастыре почти как дома, и сейчас его монастырский дом ожил, потому что на первом этаже, в конюшне слышалось фырканье лошадей, знавших, что им вот-вот насыплют монастырского овса, а на втором этаже топотали государевы слуги, раскладывая вещи по сундукам и выветривая из комнат застоявшуюся сырость.

В то же время самый старший из государевых слуг, боярин Войко, был занят более важным делом - донимал монастырских кладовщиков, требуя выдать тюфяки и подушки. Не забыл он попросить и свечи для государевых покоев, а в остальные покои - щепы для лучин.

Часть государевых людей помогала ему отнести всё добытое в хоромину, пока другие княжеские слуги, уже избавившись от кафтанов и закатав рукава рубах повыше локтя, таскали воду из колодца, чтобы напоить коней и умыться. Все надеялись, что за хлопотами не заметят, как закончится государева трапеза, после которой в монастырской трапезной полагалось кормить остальных приезжих.

* * *

Влад приехал в монастырь в понедельник перед самым Успением, когда предписано сухоядение, но даже в этот день монахи извернулись и порадовали венценосного гостя. В дни сухоядения нельзя есть ни жареного, ни варёного, ни печёного, ни копчёного, ни мяса, ни рыбы, ни яиц, ни сметаны, ни молока, ни масла, которое из молока приготовлено. Можно есть только хлеб, но пресный, а всё прочее дозволенное - потреблять сырым или солёным.

Казалось бы, монахи, стеснённые такими правилами, должны были предложить государю солёную капусту и солёную редьку, но в обители никогда бы не осмелились на такую дерзость. "Как можно потчевать государя солёной капустой, когда на дворе такая жара! - рассуждали монастырские повара. - Государь привозит дорогие подарки, а ему на стол подавать солёную капусту? Конечно, нет!"

Вот почему в день строгого поста государев стол был лишь по форме постным, а по сути праздничным, и чувство праздника создавал, в первую очередь, красивый хлеб из белого теста - хоть и пресный, но всё равно вкусный, потому что он ещё хранил тепло печи, из которой вышел. Рядом стояла бадья с пчелиным мёдом, лакомиться которым позволялось даже в дни сухоядения, а по другую сторону от хлеба, на почётном месте оказалось блюдо с персиками, которые в Румынии росли только близ Дуная, у самой границы с Болгарией. "Значит, настоятель нарочно озаботился купить это лакомство", - подумал Влад, сидя за столом и разрезая один из плодов.

Не менее притягательным казалось блюдо со спелыми тёмными вишнями, каждая из которых выглядела так, будто их нарочно выбирали, чтоб без единого изъяна. У этих ягод Влад видел только один недостаток - голодному человеку не очень охота тратить время и после каждой ягоды выплёвывать косточку, но монахи предвидели и это. На всякий случай рядом с вишней стояло блюдо спелой лесной малины, ведь малину можно было брать хоть по одной, хоть щепотками, хоть горстями, а выплёвывать косточки не требовалось.

Если же гость не стал бы кушать свежих плодов и ягод, то для них тоже нашлась бы замена, ведь ни одна государева трапеза в дни сухоядения не обходилась без орехов, сушёного чернослива и изюма. Глядя на изюм, Влад вспомнил о винограде, но монахи не решились бы подать виноград сейчас. Минула лишь первая декада августа, а виноград обычно созревал ближе к сентябрю. "Раньше, чем через две недели, можно даже не пробовать, - вспомнил Влад. - Если пробовать сейчас, ничего кроме кислятины не почувствуешь".

А вот яблоки из монастырского сада, хоть для них и было рановато, всё же оказались среди кушаний. Плоды лежали на блюде аккуратной горкой, красными боками на внешнюю сторону, и пахли очень вкусно, потому что хитрецы-монахи помыли их не в холодной, а в подогретой воде.

- Яблоки у нас в этом году хорошо уродились, - заметил отец Доментиан, сидевший за столом напротив государя. - На тех деревьях, что на южной стороне сада, уже созрели. Отведай, сыне.

Настоятель сам не ел, потому что вместе с братией уже совершил трапезу и в следующий раз согласно монастырскому уставу мог подкрепиться только после вечерни. Лишь государь, опоздавший к обедне, сел к столу сейчас, а отец Доментиан потчевал гостя:

- Отведай яблочка.

Влад выбрал яблоко, отрезал от него ломтик, положил в рот и с видом знатока долго жевал.

- Яблоки твои хороши с мёдом, отче, - наконец сказал ценитель, - а чтобы просто так их есть в эту пору, надобно любить кислое. Всякий раз, когда я приезжаю сюда перед Успением, ты меня ими потчуешь, а я бы рад сказать тебе приятное слово, но не могу погрешить против истины.

Влад отрезал от яблока ещё ломтик, обмакнул в мёд и на этот раз съел с явным удовольствием.

Отец Доментиан сжал губы и начал глядеть куда-то вниз - обиделся, хоть и старался не подавать виду. К яблоням, растущим возле ворот, настоятель относился очень трепетно, ведь он сам посадил эти деревья и сам вырастил. Влад знал про яблони, но всегда отвечал отцу Доментиану нечто на грани дозволенного, потому что желал подвергнуть испытанию кротость и смирение своего собеседника.

Настоятель не выдерживал проверок. Он мог обидеться очень легко, и эта обидчивость отличала его от многих монахов здешней братии - к примеру, от отца Антима. Отец Антим смиренно выслушивал любые замечания, не перенося только одного - оскорбления веры. Он делал Владу строгие выговоры даже в тех случаях, когда князь с ехидством цитировал священные тексты, говоря, что Бог наказывает того, кого любит, а те, кого Бог не любит, живут в радости и довольстве. Отец Антим, слыша ехидные слова о Боге, не спускал этого, а вот отец Доментиан вёл себя наоборот - ехидные слова о Боге мог пропустить мимо ушей, но ехидные слова о своих яблоках всегда принимал очень близко к сердцу.

- Что же ты замолчал, отче? - спросил Влад, дожевав ещё один кусок яблока с мёдом. - Обиделся?

- Что ты, сыне, - живо откликнулся настоятель. - Для меня честь, что ты жалуешь плоды моих трудов, а с мёдом или без мёда - невелика разница. Отведай тогда и вино.

Князь сразу потерял желание ехидничать и расплылся в улыбке:

- Неужели, то самое? - он даже оглянулся на монастырского чашника, который, как оказалось, уже взял кувшин, готовясь наполнить государев кубок.

- Да, то самое, позапрошлого урожая, которое тебе так полюбилось, - кивнул отец Доментиан, и в его взгляде ясно читалось: "Ты знаешь, как я привязан к яблоневому саду, и в этом моя слабость, но ведь и я знаю твои слабости - от хорошего вина ты никогда не откажешься".

Влад усмехнулся, продолжая молчаливый диалог: "Да, вино позапрошлого урожая получилось отменное", - и всё-таки для приличия князь заметил, что вино в дни сухоядения не пьют:

- Разве сегодня вино дозволено? - спросил он, заранее уверенный, что благовидный предлог найдётся.

И предлог, конечно же, нашёлся:

- Путешествующие могут позволить себе послабления в посте, - сказал отец Доментиан. - А ведь ты только приехал, поэтому ещё не перестал быть путешественником. Выпей для подкрепления сил, сыне.

Чашник налил в государев кубок немного вина и уже собирался разбавить водой, как это положено, но Влад сделал знак, что воды не нужно. Отпивая вино маленькими глотками, дабы растянуть удовольствие, он снова вспомнил об отце Антиме. Сегодня, когда вся братия по обыкновению вышла встречать венценосного гостя, Влад не нашёл среди встречающих своего бывшего наставника.

- Скажи мне, отче, - обратился государь к настоятелю, - здоров ли отец Антим? Почему я не видел его сегодня?

- Наш брат Антим стал слаб на ноги, - последовал скорбный ответ. - В день Петра и Павла во время утрени он пошатнулся, упал на колени и не смог подняться. Теперь, подобно другим нашим престарелым братьям, брат Антим присутствует на службах, сидя в кресле. Ходить может, но ему надобно помогать, ведя под руку. На немощь брат Антим не жалуется, умом по-прежнему ясен и даже просит нас не молиться за его здравие. Говорит, что дело не в болезнях - просто годы берут своё.

- Так вот почему он не вышел... - проговорил Влад, обращаясь скорее к самому себе.

- Ты уж прости меня, сыне, но это я запретил брату Антиму выходить тебя встречать, - признался отец Доментиан. - Он и так утруждает себя слишком много.

- Что ж, пойду, навещу его, - сказал князь, решительно поднимаясь из-за стола и даже не допив вино. - Благодарю тебя, отче, за угощение. Я сыт и доволен.

Отец Доментиан наверняка подумал: "Из-за меня ты бы так не вскочил", - но вслух этого сказано не было. Настоятель лишь сделал знак одному из монахов, чтоб пошёл вместе с государем. Пусть правитель сам прекрасно знал дорогу, но монастырским гостям не полагалось никуда ходить без провожатых. Таковы уж были правила.

* * *

Трапезная находилась близко к главным воротам, а вот кельи располагались совсем в другой части монастыря. Туда от трапезной вела широкая песчаная дорожка, огибавшая церковь, и именно по этой дорожке Влад устремился, обгоняя монаха, который его вёл.

Сперва требовалось пройти через лекарственный сад, устроенный за церковью. Этот сад выглядел как поляна, заросшая зелёными пушистыми кустами, различимыми только по форме листьев. Время цветов давно миновало, ведь август - время плодов, а если судить по одним только листьям, тогда трудно было понять, где что растёт. Неопытный глаз выделял только кусты шиповника, но в саду также росли валериана, иссоп, мята, мелисса и многое другое.

Здесь трудились два монаха - один седой, а другой помоложе. Они заглядывали под каждый куст, выдёргивали оттуда сорную травку и бросали её в корзины, которые таскали за собой. Потревоженные лекарственные растения начинали пахнуть, и эта смесь запахов, немного горьковатая, мягко щекотала ноздри. Наверное, такой запах очень нравился некоторым братьям, которые не работали в саду, а просто гуляли по мелким дорожкам, склонив головы и перебирая чётки. Запах напоминал благовония, используемые в церковной службе. А может, братьям просто надоело молиться в четырёх стенах? Вот и вышли погулять, ведь вернуться в келью они бы всегда успели.

Не задерживаясь тут, государь пошёл по песчаной дорожке дальше, пересёк аккуратно выкошенную лужайку и подошёл к длинному двухэтажному зданию, пристроенному к монастырской крепостной стене. В сторону сада смотрело множество окошек, число которых равнялось числу келий, а входы в здание были устроены с торцов - на каждый этаж отдельные входы и каждый вход со своим крыльцом.

Чтобы попасть в келью, требовалось зайти на этаж и пройти по длинному узкому полутёмному коридору, в котором слева тянулась глухая стена, а справа располагалось множество дверей, выглядящих почти одинаково. Как ни странно, Влад не перепутал дверь, а уверенно толкнул одну из них и, отмахнувшись от монаха-провожатого, шагнул через порог.

Когда дверь отворилась достаточно широко, взору предстала маленькая комната, озарённая солнцем. Белёные стены делали её ещё светлей, а после тёмного коридора эта белизна почти ослепляла. Справа от двери на узкой кровати сидел хрупкий старичок с седой полупрозрачной бородой, казавшейся клочком шерсти, приготовленной для прядения. "Совсем он сроднился со здешней обителью", - подумал Влад, глядя на седую бороду, но не удивился, ведь название Снагов происходило от слова "снежный", поэтому всякому, кто тут селился, следовало рано или поздно побелеть.

Старичок молился, опустив голову. Пальцы правой руки то и дело приходили в движение, перебирая затёртые до блеска деревянные чётки. Скрип открывающейся двери заставил пальцы замедлиться, но моление прекратилось не сразу. Человек, погружённый в молитву, не может остановиться в один миг, ведь не может сразу остановиться течение ручья или полёт птицы.

Наконец, обитатель кельи повернулся к гостю, и тогда гость увидел знакомое лицо с ясными глазами, смотревшими из-под края чёрной островерхой шапочки, которая прикрывала лоб монаха от самых бровей.

- Я ждал тебя, чадо, - сказал отец Антим.

Влад перекрестился на образа, стоявшие на угловой полке как раз над изголовьем кровати, затем подошёл к столу и взял из-под него единственную табуретку, имевшуюся в комнате.

- Хочу узнать, как твоё здоровье, отче, - участливо произнёс государь.

- Грех жаловаться, чадо, - с улыбкой отвечал отец Антим.

- А я слышал, что тебя плохо держат ноги, - возразил Влад, садясь напротив собеседника. - Не переусердствовал ли ты в посте? Поститься чрезмерно - грех, поэтому попроси Бога, чтоб послал тебе хороший аппетит.

- Люди в мои годы просят Господа только об одном, - вздохнул отец Антим. - Просят, чтоб не выжить из ума.

- Тебе совсем не так много лет, отче, - снова возразил государь.

- Много, - кротко ответил старик.

- А сколько?

- Я давно перестал считать.

- А ты сочти, - принялся настаивать Влад.

- Счесть?

- Да, сочти.

Монах задумался:

- Когда я родился, твой дед Иоанн Мирча только-только взошёл на престол. Когда я принял монашество, мне было восемнадцать годов. Когда рукополагали меня в дьяконы, мне было двадцать семь. Священником я стал в тридцать пять, - задумавшись ещё на минуту, отец Антим сказал. - Нет, эдак мы будем считать долго. Сочтём по-другому.

- Да хоть как-нибудь, - не отставал Влад.

- Вот скажи, чадо, сколько тебе сейчас лет, - попросил монах.

- Я давно уже не чадо, - с усмешкой ответил государь. - Мне скоро исполнится тридцать два годка.

- Тридцать два? - удивился отец Антим. - А когда я тебя крестил, мне было сорок два... Так значит мне сейчас... Ой, как время-то летит!

- Попроси Бога, чтоб подарил тебе ещё несколько лет.

- Я и так просил, чтоб Он позволил мне дождаться твоего нынешнего приезда и поговорить с тобой, - очень серьёзно произнёс монах.

- Я всегда рад побеседовать, - отозвался Влад.

- Даже если речь пойдёт о том, что тебе неприятно? - с подозрением спросил отец Антим.

- О чём ты хочешь побеседовать, отче? - насторожился государь.

- Я слышал о твоём походе на Брашов. Он состоялся ещё весной, но в прошлый свой приезд в обитель ты ничего не рассказал мне о нём.

- Могу рассказать сейчас, - Влад расплылся в довольной улыбке. - Поход оказался весьма удачным. Ты зря думаешь, отче, что мне будет неприятно об этом вспоминать.

- Насколько я слышал, в этом походе ты поквитался со своими давними врагами, - сказал монах.

- Да, - отвечал Влад, широко усевшись на табурете и сохраняя на лице всё ту же улыбку. - Я поквитался. Теперь я могу сказать, что наказал всех, кто был причастен к смерти моего отца и брата. Всех. В Брашове я нашёл последних двоих жупанов-изменников, которых не мог изловить много лет. И вот я, наконец-то, поймал эту парочку и предал заслуженной казни - посадил на кол. А перед казнью я устроил им испытание - заставил рыть могилу. Они служили одному пройдохе по имени Дан, а я сказал: "Помилую вас, если похороните Дана живьём, как похоронили моего старшего брата".

- И они похоронили? - спросил отец Антим, стараясь не кривиться, а Влад усмехался, будто не замечая настроения монаха:

- Они до того оскотинились, что готовы были похоронить кого угодно, лишь бы спастись. Но я не дал им довести дело до конца. Иначе пришлось бы миловать. А я не хотел их миловать. И не стал. Я посадил их на кол! А Дану отрубил голову. Смерть через отсечение головы очень легка. Она не похожа на смерть от яда и на смерть от удушья. Я сделал Дану большое одолжение, умертвив безболезненно.

- Дан не был причастен ни к смерти твоего отца, ни к смерти твоего брата, - задумчиво сказал отец Антим.

- Не был, - согласился Влад, - но он принял моих врагов на службу. А ещё он распускал обо мне разные сплетни...

- Дан не был причастен ни к смерти твоего отца, ни к смерти твоего брата, - повторил бывший наставник.

- К чему ты клонишь, отче? - спросил Влад, по-прежнему улыбаясь.

- Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, - строго сказал монах. - А помнишь, как ты казнил множество жупанов, которых пригласил на пир?

- Конечно, помню, отче. Все они были изменниками и получили по заслугам.

- А для чего ты казнил не только самих жупанов, но также их сыновей, братьев и племянников?

- Измену надобно вырывать с корнем, а то снова прорастёт, - пожал плечами Влад.

- Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, - повторил монах.

Влад снова пожал плечами:

- Родичи казнённых неизбежно ополчились бы на меня. Поэтому я казнил всех сразу, чтоб избежать междоусобицы.

- Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, - в третий раз повторил отец Антим.

- Это связано, - ответил князь.

- А помнишь, как ты собрал толпу нищих в большом доме, велел запереть их там и сжёг живьём? - продолжал спрашивать монах. - Кому ты мстил?

- Я не мстил, - ответил Влад. - Просто эти люди были большие хитрецы. Они прикидывались нищими, а на самом деле промышляли воровством и разбоем. Я наказал их за обман. Обман хуже воровства и разбоя, потому что Константинополис пал по вине обманщиков, а не по вине воров и разбойников. И такие же обманщики погубили моего отца и моего брата.

- Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано, - в четвёртый раз повторил монах.

- Отче, к чему ты клонишь?

- Ты сбился с пути.

Государь лишь отмахнулся:

- Отче, ты говоришь так потому, что я выбрал путь возмездия, а не путь прощения.

- Ты выбрал путь возмездия, но даже с этого пути сбился и плутаешь во тьме, - строго сказал отец Антим, а затем в пятый раз повторил. - Ты оправдываешь местью даже то, что с местью не связано.

Влад устало вздохнул, потому что этот разговор действительно становился для него неприятным:

- Отче, скажи прямо, чего ты от меня хочешь.

- Я призываю тебя простить своих врагов.

- Простить? - государь посмотрел на монаха, подозревая, что ослышался.

- Простить.

- Для чего? - Влад даже хмыкнул. - Они все мертвы. Подлец Янку умер своей смертью, а остальным помог умереть я. Их судьба уже решилась. Так не всё ли равно? Ты предлагаешь мне помиловать преступников после того, как казнь состоялась.

- Чадо, я говорю не о помиловании. Я говорю о прощении, - сказал монах. - Ты сам признал, что твоя месть совершена. Ты поквитался со всеми. А теперь прости их. Теперь самое время. Я знаю, что у тебя нет привычки прощать. Потому и говорю - прости их сейчас. Прощать мёртвых гораздо легче, чем живых.

- Для чего, если они мертвы? - продолжал упираться Влад. - Прощать уже бесполезно.

- Для них бесполезно. Но не для тебя, - терпеливо объяснял монах. - Сейчас речь идёт о твоей пользе. Прости их, и жить тебе станет гораздо легче.

- Легче? Это вряд ли, - сказал правитель.

- Чадо, ты не понимаешь... - начал монах, но венценосный собеседник перебил:

- Нет, отче, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я стал добрым христианином и соблюдал все те правила, которые в наши безбожные времена мало кто соблюдает. Вот мой отец стремился соблюдать правила, и это привело его к смерти.

- Его привело к смерти не это, - печально показал головой отец Антим.

- Нет, именно это! - с горечью воскликнул Влад. - Мой отец был щедр, но слуги, которых он щедро одаривал, предали его. Мой отец простил врага, а этот враг затаил обиду и сделал всё, чтобы мой отец умер. Ты хочешь, чтобы я последовал за своим отцом? Где тут для меня польза?

- Ты непременно получишь пользу, если Господь будет тобой доволен.

- Пусть лучше Господь забудет обо мне, - ехидно сказал младший Дракул. - Те, от кого Бог отвернулся, живут легко и беззаботно. Ведь так сказано в Писании? А если Господь проявит ко мне любовь, это значит, что Он начнёт посылать разные беды, чтобы воспитать меня и наставить на путь истинный. Я не хочу бед. Хочу, чтобы всё оставалось, как сейчас. Власть моя крепка, казна полнится золотом, на моей земле мир и спокойствие, народ множится числом, и нет врагов, которые могли бы разрушить установившееся благоденствие.

- Ты сам разрушишь всё своим неразумным поведением, - строго сказал монах.

- Ты священник и потому стращаешь меня, - усмехнулся Влад. - По-твоему, всякий, кто грешит, неразумен. По-твоему, добродетель и разум - одно и то же. Я думаю иначе.

- Если ты так разумен, то почему не беспокоишься о том, о чём беспокоится всякий государь? - спросил отец Антим.

- И о чём же мне беспокоиться?

- У тебя нет наследников, - сказал отец Антим.

- Один есть, - непринуждённо ответил правитель.

Монах неодобрительно покачал головой:

- Рождённый от язычницы, с которой ты сожительствуешь, пока гостишь у турков?

- Это уже не важно. Ведь теперь он живёт здесь, в моей земле, и он крещёный.

- И всё же это незаконный сын.

- А! Я понял, - младший Дракул хитро прищурился. - Отче, ты опять за своё? Хочешь, чтобы я женился? Далась тебе эта женитьба!

Отец Антим тяжело вздохнул и произнёс:

- Даже если ты сейчас женишься, от этого не будет толку.

- Почему? - не понял Влад.

- Та женщина, которую ты перевёз в Букурешть и содержишь...

- Отче, хватит попрекать меня этой женщиной!

- Ты сошёлся с ней три года назад, а она не рожает, - докончил монах.

- Это не её вина.

- Здесь я не спорю, - согласился отец Антим. - Эта женщина бездетна из-за тебя. Здесь твоя вина.

- Здесь нет ничьей вины, - сказал младший Дракул.

- Нет, это твоя вина, - настаивал монах. - Ты живёшь неправедно, и потому Господь не даёт тебе продолжить род.

- Отче, ты же знаешь, что у меня уже есть два сына, - возразил Влад. - От язычницы. Ты можешь говорить, что один из них не в счёт, потому что не окрещён, но второй-то крещёный.

- Да, - кивнул монах, - та язычница родила тебе двоих турчат, но и она больше не рожает. Не рожает с тех самых пор, как ты начал истреблять жупанов, повинных в смерти твоего отца и брата. Ты живёшь неправедно, поэтому сейчас я не призываю тебя жениться. Пока ты не исправишься, любая женщина, с которой ты сойдёшься, будет бесплодна.

- Возможно, и не будет, отче.

- Уж не хочешь ли ты проверить мои слова, сойдясь с ещё одной женщиной? - сердито спросил отец Антим.

- Отче, я думаю, что ты ошибся в своих наблюдениях, - улыбнулся Влад. - Я ведь не Авраам, которому Бог не давал детей, проверяя силу Аврамовой веры. И я не Иаков, у которого любимая жена была бесплодна, а нелюбимая плодовита, потому что Бог желал, чтобы Иаков относился к обеим своим жёнам одинаково.

- Авраам и Иаков - не единственные примеры, - монах продолжал сердиться. - Обычно Господь не даёт детей, если хочет, чтобы человек задумался о своей жизни и исправил её, пока не поздно. Тебе следует исправиться. Я не говорил тебе этого раньше, потому что ты был слишком увлечён мщением и не слушал увещеваний, но теперь послушай, - с каждой минутой отец Антим распалялся всё больше. - Надо каяться. Каяться и исправляться. Ты наказал всех, кого собирался. Пора остановиться. Остановись сейчас! Ведь виновные умерли, и если ты не остановишься, дальше будут страдать одни невинные!

- Невинные не пострадают, - пообещал государь.

- Они уже страдают, - возразил монах. - Ведь ты - государь! Ты - пример для многих! И если ты пойдёшь неверной дорогой, ты многих увлечёшь за собой. Что ты делаешь во время своих дорожных судов? Чему ты учишь людей? Ты учишь, что справедливость превыше всего, и своими словами завоёвываешь людские сердца. А ведь Христос, придя в этот мир, учил совсем другому - милосердие превыше справедливости. Милосердие превыше всего! Ты проповедуешь против Христа, и потому не зря тебя называют Дракул. Ты и есть сам дьявол, когда ставишь справедливость выше милосердия. Изгони дьявола из своего сердца! Изгони!

Влад задумался, следует ли изобразить обиду. Обидеться на самом деле князь не мог, потому что совсем недавно, разговаривая со склочным Кукувей, сам называл себя дьяволовым отродьем и сетовал: "У меня всё, не как у людей". Младший Дракул не мог обидеться на то, с чем был отчасти согласен, однако притвориться он так и не успел, потому что заметил - собеседник вот уже полминуты ничего не говорит.

Казалось, после слова "изгони" отец Антим хотел набрать побольше воздуху, чтобы выпалить что-то ещё, но новых слов так и не последовало. Вместо того чтобы продолжать речь, монах шумно выдохнул, затем снова набрал воздуху, снова выдохнул, и всё никак не мог совладать с собой.

Отец Антим хотел бы говорить, но ему было трудно. Он выглядел так, словно прибежал издалека и сильно запыхался. Дыхание его стало не только прерывистым, но и хриплым, а над переносицей, где лоб не прикрывала шапочка, выступил пот.

Влад с беспокойством взглянул на бывшего наставника, проворно поднялся и подошёл к столу, на котором стоял глиняный кувшинчик и жестяной стакан. Вопреки ожиданиям в кувшинчике оказалась не вода, а свежее молоко. Если отца Антима в день сухоядения поили молоком, значит, старик болел гораздо сильнее, чем это казалось на первый взгляд.

Государь плеснул питьё в стакан и поднёс тяжело дышавшему монаху:

- Выпей, отче.

Отец Антим протянул руку, взял предложенное, и только тогда государь заметил, что ногти у старика имеют странный синеватый оттенок. "Что бы это значило?" - подумал Влад, а вслух произнёс:

- Теперь я вижу, отче, что здесь нужен лекарь. Я велю послать за своим в Букурешть. Приехать сегодня лекарь уже не успеет, но вот завтра пускай приедет и осмотрит тебя.

- Незачем посылать за лекарем, сыне, - возразил монах, стараясь успокоить дыхание.

- Я желаю, чтобы он тебя вылечил.

- А если не сможет?

- Почему это не сможет? - спросил государь, чувствуя, что в вопросе опять кроется подвох.

- Если не сможет, посадишь никчёмного лекаря на кол? - через силу улыбнулся монах.

- Не посажу, если сумеет доходчиво объяснить, почему твоя болезнь не лечится, - серьёзно ответил Влад.

- А если не сумеет объяснить? - продолжал выспрашивать отец Антим.

- Отче, к чему ты опять клонишь?

- Есть вещи, которых ты изменить не в силах, - сказал монах. - В таких случаях смирение это самое лучшее. А если не смиришься, то беда умножится.

- Говорить о смирении рано, ведь лекарь ещё не видел тебя, - возразил Влад.

Отец Антим наконец-то перестал задыхаться и теперь мог улыбаться без натуги. Однако эта новая улыбка вышла грустной:

- Здешние братья и сами кое-что понимают во врачевании. Посылать за лекарем ни к чему.

- Отче, я всё-таки пошлю за ним, - сказал государь, усаживаясь обратно на табурет.

- Однажды моё время настанет, - примирительно произнёс монах и, не вставая с кровати, поставил стакан с молоком обратно на стол.

- Пусть настанет, но не в этом году, - сказал Влад.

- Ты не можешь с этим смириться, - улыбнулся отец Антим. - Понятно, почему не можешь.

- Конечно, не могу, - сказал правитель. - Ведь я помню тебя, сколько живу. Расставаться с такими людьми всегда трудно.

- Нет, дело не в этом, - показал головой отец Антим.

- А в чём же? - спросил младший Дракул, на сей раз не ожидая подвоха.

- Я был духовником твоего отца, - рассудительно произнёс монах. - Я до сих пор храню тайну его исповедей. Значит, пока я жив, твой отец умер не вполне.

Влад промолчал.

- Чадо, я ведь давно заметил, как ты пытаешься через меня говорить с отцом, - продолжал бывший духовник. - Ты знаешь, что я не нарушу тайну исповеди, и поэтому задаёшь мне хитрые вопросы. Ты спрашиваешь меня, что твой родитель одобрил бы, а что нет, и как он поступил бы в том или ином случае. Ты доверяешь моему мнению, ведь думаешь, что я не предполагаю, а знаю наверняка.

- Конечно, ты распознал мою хитрость, отче, - усмехнулся младший Дракул, а отец Антим сохранял серьёзность:

- Тайна исповеди священна, но кое-что я могу тебе открыть.

- Открыть? - переспросил правитель, не вполне доверяя этому обещанию.

- Да, - кивнул отец Антим. - Помнишь ли ты, как в шестилетнем возрасте пришёл ко мне и сказал про ручных дьяволов твоего отца? Один дьявол был изображён на золотой подвеске, а другой на мече. Помнишь? Ты уверял меня, что дьяволы, смирённые крестом, служат и помогают человеку, а я спросил: "Кто сказал тебе это?" - а ты ответил, что услышал про усмирение дьяволов от своего отца. Помнишь?

- Припоминаю, но очень смутно, - с напускным безразличием произнёс Влад.

- Твой отец рассказывал тебе про этих дьяволов, - продолжал отец Антим, - поэтому я могу тебе признаться, что мне он рассказывал тоже. Твой отец говорил, что с помощью дьяволов получит власть. Я убеждал его, что дьявол человеку не помощник, но твой отец не слушал. Твой отец не слушал, и посмотри, куда это его привело. Дьявол это хаос, который всё разрушает и ведёт человека к гибели.

- В смерти моего отца виноват не дьявол, а подлец Янку и предатели-жупаны, - возразил государь.

- Нет, виноват дьявол, который давал твоему отцу плохие советы, - сказал монах.

- Однако мой отец получил власть, как и хотел, - усмехнулся Влад. - Выходит, дьявол оказался не таким уж плохим советчиком.

- Не плохим? - отец Антим посмотрел на князя, будто не узнавая. - Чадо, неужели ты забыл всё, чему я тебя учил? Вспомни, как мы изучали логику, а теперь вслушайся в собственные слова! Ты сейчас утверждаешь, что зло это не так уж и плохо. Ты говоришь, как безумный. По-твоему, зло не такое уж плохое? А как же добро? По-твоему добро это не всегда хорошо? Кто внушил тебе такие мысли?

- Люди, которые виноваты в смерти моего отца, - резко ответил Влад.

- Нет, - сказал отец Антим. - Эти мысли внушил тебе дьявол. Он запутал тебя. Слово "зло" и "плохо" означают одно и то же. Любой ребёнок скажет тебе это.

- Дети не знают всех превратностей судьбы, - горько усмехнулся младший Дракул.

- Судьбы? - переспросил монах и в который раз за сегодня вздохнул. - Чадо, я расскажу тебе о превратностях судьбы. Я ведь в большом долгу перед твоим отцом. Он спас меня, сам того не подозревая.

- Спас? - удивился Влад. - Когда?

- Очень давно, - ответил отец Антим. - Он спас меня ещё в ту пору, когда не был государем. Спас, когда рассказал мне о своих дьяволах. У меня ведь тоже были свои дьяволы.

- Твои дьяволы, отче? - ещё больше удивился Влад.

- У меня были свои искушения, а значит и дьяволы, - отвечал монах. - И эти дьяволы почти завладели мной. Они соблазняли меня властью. Ведь в ту пору, когда меня рукоположили в священники и приставили к твоему отцу, я думал, что мне выпала большая удача. Я мечтал о тех днях, когда твой отец возвысится, а значит, и я возвышусь вместе с ним. Я думал: "Если он станет государем, то я смогу сделаться настоятелем богатого монастыря или даже епископом, а епископу совсем не далеко до митрополичьей кафедры". Так я думал, и эта мысль соблазняла меня, как не соблазняла ни одна другая.

- Что же плохого в этих мечтах? - продолжал удивляться Влад. - Разве быть митрополитом плохо? И почему ты не рассказал мне раньше? Если бы рассказал, то сейчас настоятелем здешнего монастыря был бы ты, а не отец Доментиан. Да и сделать тебя епископом не так уж сложно.

- Сейчас у меня нет этих мечтаний, и слава Богу, - ответил отец Антим.

- Нет? - изумился Влад.

- Быть епископом или митрополитом хорошо, - спокойно продолжал монах, - хорошо, если ты принимаешь эту должность ради служения людям, а не ради того, чтоб служили тебе. Мои мечты были плохи, потому что в этих мечтах я раздавал повеления с превеликим удовольствием.

- Когда я сделался государем, то мне поначалу тоже было приятно раздавать повеления, - признался младший Дракул, - а затем я привык, и удовольствие превратилось в бремя. Отче, ты бы тоже со временем привык и перестал чувствовать себя грешником.

- Чадо, - возразил монах, - опасность состояла в том, что я поначалу не считал свои мечты греховными. Мне казалось, что моего возвышения хочет сам Бог. Я думал так, пока твой отец мне не открылся. И вот тогда я понял, что мы с твоим отцом мечтали об одном и том же. Он, как и я, желал власти, желал её для себя, для своего услаждения. Он твердил, что рождён быть государем, и что не может больше ждать Божьей помощи, которая запаздывает. Твой отец уверял, что взял дьяволов на службу лишь ради того, чтобы надеть корону, а затем прогонит их. Я слушал его и с каждым днём всё больше убеждался, что власть это великое искушение.

- Даже власть, которая от Бога? - спросил Влад. - Государева власть всегда от Бога, потому что её получают через помазание.

- Власть, которая от Бога, это испытание, а не искушение, - сказал отец Антим. - Бог даёт человеку лишь такие испытания, которые человек может вынести. Бог делает человека государем только тогда, когда человек к этому готов. А твой отец не был готов.

- Разве? - с сомнением спросил младший Дракул.

- Он не был готов, - уверенно повторил монах. - Именно поэтому ему предлагали власть дьяволы. У дьяволов всё наоборот. Они подсовывают человеку такие испытания, которых он вынести не сможет. Я понял это и перестал желать власти, но так и не сумел объяснить твоему отцу, почему дьяволы хотят ему помочь.

- Однако ты остался при нём, во дворце, - заметил Влад.

- Да, - кивнул отец Антим. - Ведь душу твоего отца вверили моему попечению. Я не мог бросить твоего отца в то время, когда его душа находилась в наибольшей опасности. Жаль, что он истолковал моё поведение превратно. Когда твой отец сделался государем, то сказал: "Отче, ты можешь стать настоятелем дворцового храма. Или найди монастырь, который тебе нравится. Я стану приносить туда дары, а тамошняя братия охотно изберёт тебя своим главой. Если же ни один монастырь тебе не приглянется, я дам денег, чтобы ты построил новый". Так сказал твой отец и был очень удивлён, когда я отказался.

Слушая монаха, младший Дракул старался притвориться, что плохо понимает, о чём речь. Он рассеянно оглядывал келью, но оглядывать было особо нечего. "Что тут оглядывать? - думал Влад. - Узкая кровать. Над кроватью стоят на полочке три иконы. Есть табуретка, на которой я сижу. Есть стол у окна. На столе подсвечник и кувшинчик. Напротив кровати на крючке, вмурованном в стену, висят запасная ряса и белая рубаха. Там же, у стены стоит простой деревянный сундук. Вот и весь монашеский скарб".

Сундук, стоявший сейчас в келье, Влад помнил ещё со времён жизни в Сигишоаре и прекрасно знал, что там под крышкой. Если откинуть крышку, то можно было увидеть книги, а также немного бумаги и письменный прибор.

В Сигишоаре содержимое сундука заполняло его лишь на треть, и библиотека эта в основном состояла из книг, нужных для богослужения. Когда сундук переехал во дворец в Тырговиште, книг стало гораздо больше, а к тому времени, когда княжеская семья отправилась погостить в поместье боярина Нана, сундук заполнился почти до верху. Тем не менее, количество книг не превышало нескольких десятков. "Несколько десятков книг - вот всё, что нажил отец Антим с тех пор, как принял постриг, а ведь постриг случился более полувека назад", - размышлял Влад.

- Чадо, ты слушаешь меня? - спросил монах, видя, что гость задумался о чём-то.

- Да, отче, я слушаю, - откликнулся Влад.

- В прежние времена всякий раз, когда я рассказывал о твоём отце, ты слушал с жадностью, а сейчас тебе как будто всё равно, - заметил отец Антим и поник головой. Наверное, он возлагал большие надежды на свой рассказ о покойном, однако увидел, что рассказ не подействовал - младший Дракул не испугался за свою судьбу.

Увидев бывшего наставника в такой печали, Влад захотел его утешить:

- Отче, - улыбнулся князь, - в прежние времена ты рассказывал о моём отце, как о человеке богобоязненном. А сейчас говоришь другое, поэтому-то я тебя и не слушаю.

- В прежние времена я многое скрывал, - вздохнул монах. - Я скрывал это в надежде, что зло тебя не коснётся, а сейчас понимаю, что не смог тебя уберечь. Из меня вышел плохой духовник.

- Ты рано сдаёшься, отче, - снова улыбнулся Влад, поднимаясь с табурета. - Я проживу здесь почти неделю, поэтому ты сможешь поучать меня завтра и послезавтра, и в другие дни. Посмотрим, удастся ли тебе убедить меня. Может, я встану на путь истинный.

Государь говорил полушутя, поэтому его слова не очень ободрили монаха:

- Ты всё же подумай над тем, что я сказал, - кротко попросил тот.

* * *

Обратно государь шёл всё так же с провожатым, который терпеливо ждал на крылечке, пока Влад покинет келью отца Антима. Вместе с провожатым младший Дракул миновал лужайку, а затем снова пересёк сад, однако на этот раз застал в саду только монахов, погруженных в молитвы. Наверное, садовники ушли, чтобы привести себя в порядок перед вечерней, которая должна была начаться совсем скоро.

Влад тоже начал мысленно готовиться к службе, настраиваться на молитвенный лад, однако, приблизившись к монастырскому храму, вдруг решил, что не мешало бы заглянуть туда до службы. Конечно, присутствовать на вечерне младший Дракул собирался, но он также хотел навестить отцовскую могилу, а это казалось удобнее сделать без посторонних, поэтому, отослав монаха-провожатого, князь потянул за дверное кольцо и вошёл в церковь.

Ступив под своды, Влад оказался приятно изумлён, потому что снаружи храм выглядел, как обычно, а вот внутри - почти по-праздничному. Из каждого окошка лился яркий белый свет, и такой же свет лился сверху из куполов, озаряя всю церковь, отчего она казалась просторнее. Синий фон храмовых росписей обрёл глубину и некую прозрачность, став похожим на синие небеса. Даже лица святых посветлели и имели уже не такое скорбное выражение, как обычно.

При свете солнца стала хорошо заметной каменная перегородка, которая разделяла притвор и середину храма, то есть подземный мир мёртвых и мир живых. Если в храме царила темень, то перегородка будто исчезала, сливалась с темнотой, зато сейчас разделение казалось прочным и основательным.

Окинув взглядом храм, Влад посмотрел на пол влево от дверей и увидел отцову могилу, которая всё так же белела там, а по соседству с ней белели другие могильные плиты, испещрённые выпуклыми письменами. "Да, мир мёртвых здесь густо населён", - подумал младший Дракул, а ведь он давно уже присматривал себе в притворе место, куда можно втиснуться, когда придёт время окончить земные дни. Белые плиты вдоль стен лежали впритык, и это значило, что оставалось только одно решение - выселить кого-нибудь из покойников.

Выселение покойников из храма было обычным делом. Для этого выбирали одну из самых старых и забытых могил, которую вскрывали, вынимали оттуда бренные кости, с почётом клали их в мешок, сшитый из дорогой ткани, а затем переносили в другую могилу, заранее устроенную на монастырском кладбище или где-то ещё. Если на надгробии не стёрлось имя покойного, то служилась панихида.

"Это не так уж сложно устроить, - мысленно произнёс младший Дракул. - Отец, ты ведь хочешь, чтобы я упокоился рядом с тобой?" Он присел рядом с отцовым надгробием и провёл по камню рукой. На надгробии не обнаружилось ни пылинки. Значит, монахи ревностно заботились о могиле. "Хорошо бы, когда придёт время, занять место поближе", - мечтал Влад. Он не раз хотел поговорить с настоятелем на этот счёт, но откладывал беседу. Гость, которому в здешней обители позволялось почти всё, почему-то испытывал беспокойство о том, чем закончится беседа.

Поднявшись, младший Дракул снова кинул рассеянный взгляд по сторонам, а когда очнулся, то обнаружил, что смотрит вглубь храма. Через широкую дверь в каменной перегородке, отделявшей мир мёртвых от мира живых, можно было свободно увидеть Царские Врата. Сейчас они не озарялись свечами, но позолота мерцала сама по себе.

Младший Дракул окончательно стряхнул с себя задумчивость и направился в мир живых. В средней части храма, как и полагалось, стояло два железных стола. Столешницу каждому из них заменял поднос с песком, залитый водой. На одном столе торчало из воды несколько свечей, почти догоревших и окружённых оплавленным воском, а второй стол пустовал.

"Через пять дней, когда настанет Успение, оба стола начнут светиться, как костры, - вспомнил Влад. - К воротам монастыря придут окрестные жители, принесут монахам скромное подношение, и каждый из пришедших попросит войти и поставить свечу за здравие или за упокой кого-нибудь из родичей, полагая, что свечи в монастырском храме лучше помогают".

Однако государю незачем было ждать до Успения. Перед тем, как перейти в среднюю часть храма, он взял из деревянного ящика возле входа новую свечу. Подойдя к железным столам, государь зажёг свою свечу от одной из горящих и воткнул в песок там, где полагалось ставить за упокой. Для поминальных свеч предназначался как раз тот стол, который пустовал. Сегодня Влад оказался первым, кто решил помянуть усопших.

Пока он читал положенную молитву, за спиной возле иконостаса послышался некий шорох. "Эй, шавка, это ты?" - мысленно спросил младший Дракул и оглянулся, но оказалось, что шумел монах, который должен был помогать священнику, собирая со всех подсвечников огарки в перерывах между службами.

"Куда же подевалась чешуйчатая тварь? Что-то давно её не видно", - удивился Влад и вышел из церкви. Он почти дошагал до крыльца своей хоромины и вдруг увидел то, что не видел никогда прежде. Наверху на крыльце стоял Войко и с силой топал, будто собираясь кого-то раздавить, а между сапогами боярина отчаянно вертелся змей-дракон, который всё норовил проскользнуть в двери государева жилища, но не успевал.

Князь испытал недоумение и даже замешательство, как уже было утром, но теперь эти чувства были ещё сильнее. Не оставалось никаких сомнений в том, что Войко увидел змея, а тварь хотела сделаться незаметной, но не могла. Не могла!

И всё же боярин не кричал, что видит дьявола, и это давало надежду, что Войко видит чешуйчатую тварь не в том обличье, в котором видел её Влад. Правитель собрал в кулак всё своё самообладание, чтобы спокойно спросить:

- Эй, Войко. Моих слуг накормили?

- Накормили, господин, - отвечал боярин, не прекращая топать сапогами.

- Не скупились на угощение? - всё так же спокойно спрашивал Влад.

- Не скупились, господин. Не скупились, - пробормотал Войко, пристально вглядываясь вниз и не давая чешуйчатой твари ни секунды на передышку.

- Что это ты делаешь? - наконец, произнёс государь, проявляя как можно больше непринуждённости.

- Да вот многоножка чёрная тут бегает. Всё никак не могу выгнать, - пожаловался боярин. - Только выгонишь, а она опять в дом. Что ей там понравилось?

- Многоножка? - переспросил Влад с нарочитым удивлением.

- Да, такая мелкая, что еле разглядишь, но юркая.

- Оставь её, - сказал государь. - Пускай бегает.

Он не раз говорил что-то в этом роде, когда Войко видел чёрную собаку на крыльце в городе Букурешть, чёрную курицу на дороге возле сухого озера, чёрную змею возле того места, где отрезали язык Добре Глумцу, и чёрную кошку на площади возле храма в Отопень. Влад отзывался об этих тварях пренебрежительно, чтобы Войко не обращал на них внимания, и раньше это помогало, но теперь боярин не хотел слушать. Покладистый слуга сделался упрямым и казалось, забыл обо всём на свете. Он смотрел на ту чёрную многоножку так, как будто раздавить её было главным делом его жизни.

- Нет уж, господин, нет, - твердил Войко, грозно сдвинув брови. - Нечего ей тут делать. Сейчас я её!

- Оставь, - повторил Влад. - Раз она мелкая, то не помешает.

- Ещё как помешает! - твердил слуга. - Пять дней жить с этой тварью под одной крышей. Нет, я не согласен! Я её... - с этими словами Войко попятился к дверям и взял веник, стоявший за дверями в углу.

- Дай хоть глянуть, - правитель взбежал по ступенькам крыльца. - Ну и где она?

Влад прекрасно видел змея, вертевшегося там. Прекрасно видел просительное выражение на его морде: "Ну, помоги же мне, хозяин!" - и младший Дракул старался помочь. Он встал так, чтобы чешуйчатая шавка могла юркнуть ему под ноги, если уж не может юркнуть в дверь, но боярин с веником в руках будто нарочно преградил дракону путь к господину.

- Где многоножка? - спрашивал Влад. - Ты мне всё заслонил. Я не вижу.

- Да вот же, вот, - Войко продолжал топать сапогами, упрямо не пуская змея ни в дверь, ни под ноги Владу. Казалось, ещё немного, и Войко сделает то, что у Влада никогда не получалось - наступит змею на хвост.

- Хватит здесь топать. Ты переполошишь весь монастырь, - успокаивающе произнёс князь, но и эти слова не возымели действия.

Младший Дракул оглянулся по сторонам и указал на первого же монаха, попавшегося на глаза:

- Вон, смотри. Тебя уже услышали и идут сюда. Сейчас тебе придётся рассказывать про чёрную многоножку всей здешней братии.

Собираясь повернуться туда, куда указывал господин, боярин на мгновение упустил змея из виду, но лишь на мгновение. Змей ринулся к дверям, но Войко взмахнул веником, будто огненным мечом, и смёл змея с крыльца:

- Эй, куда это ты!?

Тварь кубарем покатилась по ступенькам, плюхнулась наземь, тут же вскочила, но не торопилась снова вернуться. Она решила подождать.

- Ишь, наглая. Смотри у меня! - пригрозил ей Войко и, наконец, обернулся в ту сторону, куда указывал господин. - Кто сюда идёт?

- Никто, - усмехнулся Влад. - Я ошибся.

Ему вдруг расхотелось помогать змею пробраться в дом. "Пять дней без этой твари пойдут тебе на пользу, - сказал сам себе младший Дракул. - Соскучиться не успеешь".

ФАКТЫ И ЦИФРЫ

Исторический фон романа "Время дракона"

I

В Средние века Румынию было принято называть Валахией, а однако сами влахи называли себя румынами, а свою страну - Царэ Ромынеаскэ - Румынская Страна.

Действие романа происходит 11 августа 1460 года, в понедельник. Успение Богородицы в те времена отмечали 15 августа.

Боярин Войко Добрица неоднократно упоминается в исторических документах, начиная с 16 апреля 1457 года. Известно, что этот боярин имел очень большое влияние на Влада Дракула-младшего.

Бухарест как столица Румынии впервые упоминается в грамоте Влада Дракула-младшего, изданной 20 сентября 1459 года.

В трансильванском городе Сигишоара Влад Дракул-младший провёл ранее детство. В Средние века эти территории входили в состав Венгерского королевства. Вероятнее всего, Влад родился не в Сигишоаре, а был привезён туда в возрасте 2-х лет в 1431 году. Старшему брату Влада в то время было около 4-х лет.

Князь Мирча Старый правил в Румынии с 1386 по 1418 год с небольшими перерывами. Умер в 1418 году.

Король Жигмонд "воспитывал" сына Мирчи, Дракула-старшего при своём дворе. На самом деле Дракул-старший состоял на придворной службе, но король называл это "воспитанием", желая подчеркнуть, как сильно заботится о своём подопечном.

Жигмонд являлся одновременно королём Венгрии и императором Священной Римской империи. В 15 веке наибольшая часть империи состояла из территорий, заселённых немцами. Нюрнберг был главным городом империи.

Вероятная дата рыцарского турнира в Нюрнберге с участием Дракула-старшего - сентябрь 1414 года. Не менее вероятная дата - август 1415 года. Нюрнберг был крупным центром производства турнирных доспехов, поэтому в городе регулярно проводились рыцарские турниры с целью привлечения новых клиентов.

В 15 веке в Сигишоаре проводилась ежегодная летняя ярмарка в день Всех Святых (следующее воскресенье после Троицы).

II

Доминиканский монастырь, находящийся на территории Сигишоары, был основан почти одновременно с городом. Город - в 1280 году. Монастырь - в 1289 году. Городские укрепления в Сигишоаре начали строиться в конце 14 века и превратились в долгострой, как и строительство церкви на холме. Церковь Святого Николая на вершине холма строилась с 1345 по 1515 год. По другим источникам с 1330 по 1525 год.

В результате войн с турками румыны потеряли область на черноморском побережье, называемую Добруджа. В 1417 году князь Мирча Старый отказался от попыток вернуть её и согласился платить султану дань.

Молдавский князь Александр Добрый взошёл на престол с помощью румынского князя Мирчи Старого в 1399-1400 году. Правил без перерывов до самой смерти (январь 1432 года).

Вероятная дата свадьбы Дракула-старшего и молдавской княжны Василики - январь 1418 года.

Настенная фреска, изображающая Дракула-старшего и его жену Василику, сохранилась в их доме в Сигишоаре. Дракул-старший облачён в кольчугу-юшман. Василика изображена в костюме княгини согласно византийской моде.

В январе 1431 года король Жигмонд принял Дракула-старшего в Орден Святого Георгия. Тогда же Дракул-старший получает от короля две другие милости - почётное право чеканить собственную монету и почётную обязанность охранять южную границу Венгрии.

В том же году Дракул-старший поселился вместе с семьёй в Сигишоаре и жил там вплоть до конца лета 1436 года.

В 1431 или 1432 году румынский князь Александр Алдя, младший сын Мирчи Старого, заключил мир с турками, при этом отдав в заложники султану более 10 боярских сыновей.

В середине декабря 1433 года Александр Алдя приехал на Совет в Базель, где обсуждалась "уния" между католиками и православными (Патриарху в Константинополе следовало признать над собой власть Римского Папы, а в обмен Папа обещал военную помощь против турков). На этом Совете румынский князь поддержал унию, что очень не понравилось румынскому духовенству.

Летом 1436-го Дракул-старший взошёл на румынский трон. В грамотах Дракула-старшего боярин Тудор и боярин Нан всегда упоминаются первыми после князя. Нан также упоминается среди бояр в грамотах предыдущего князя.

III

Князь Михай, старший сын Мирчи Старого, правил Румынией всего два года и умер в апреле-мае 1420 года на поле битвы. После князя Михая трон достался младшему брату Мирчи Старого. Новый князь получил прозвище Лысый.

В 1421 году умер турецкий султан Мехмед Челеби. Новым султаном стал его сын Мурат, позднее получивший прозвище Дервиш. 15 июня 1422 года молодой султан начал осаду Константинополя. 24 августа был предпринят штурм ворот Святого Романа, но дальнейшим действиям турков помешало то, что дядя султана, Мустафа Челеби, собрал армию в азиатской части Турции и попытался захватить трон.

В то время в Константинополе правил василевс Мануил. На момент осады Мануилу было 72 года. Его сыну, Иоанну, было 29 лет. Мануил умер спустя три года в 1425-м.

Византийские историки Дукас и Халкокондил сообщают, что во время осады Дракул-старший находился в лагере султана, но убежал от турков и попросил убежища в Константинополе.

В те времена Рождество Богородицы отмечалось 8 сентября.

Вернувшись в Румынию осенью 1422 года, Дракул-старший поехал в Польшу (к ляхам), но был схвачен венграми возле города Ужвар. Сейчас этот город называется Ужгород, расположен на западной границе современной Украины.

Раду, третий сын Дракула-старшего, родился в период между августом 1437-го и августом 1439 года. Более точную дату историки установить не могут.

IV

Второй женой Дракула-старшего стала некая Колцуна, уроженка румынского города Брэилы. В романе озвучивается версия, что свадьба состоялась в 1440 году.

Мирча, старший сын Дракула-старшего, вероятнее всего женился в 1441 году. Предполагают, что его женой стала М╢ариа, младшая сестра венгерского вельможи Яноша Гуньяди (Хуньяди).

Война, в ходе которой Дракул-старший "провожал" турецкое войско в земли венгров, началась весной 1438 года.

Селение рядом с замком Гуньяд (современная Хунедоара) известно с 13 века, как центр производства оружия. Согласно преданию, местные купцы говорили своим покупателям: "Это оружие родилось там, где родилось железо".

Четвёртый сын Дракула-старшего (от Колцуны, второй жены) получил имя Влад, в результате чего у Дракула-младшего появился брат-тёзка.

Янош Гуньяди являлся фактическим правителем Венгрии при короле Владиславе, позднее прозванном Варненчик.

V

18 марта 1442 года Янош Гуньяди потерпел поражение от турецкого отряда, вторгшегося в венгерские земли. Турками командовал некий Мезид-бег.

22 марта войско Гуньяди соединилось с войском Дракула-старшего и разбило турков.

VI

Румынский князь Басараб, временно сместивший Дракула-старшего, правил с июня 1442 по март 1443 года.

Согласно свидетельствам средневековых хронистов Дракул-старший, чтобы вернуть власть, отправился за помощью к султану, был брошен в темницу и провёл в заточении 4 года в Галлиполи (ныне Гелиболу). Современные историки считают, что это свидетельство не заслуживает доверия, т.к. Дракул-старший вернулся в Румынию уже через год. Заодно с Дракулом-старшим султан освободил и сыновей румынских бояр, которые жили при турецком дворе, как заложники, более 10 лет.

В июле (возможно в сентябре) 1442 года Янош Гуньяди победил турецкую армию, которой командовал крупный военачальник Шехаб-ад-дин.

VII

С 22 июля 1443 года по январь 1444 года длился так называемый Долгий поход Яноша Гуньяди в турецкие земли. В походе участвовали сербы, поляки, чехи, а также немецкие и французские рыцари. Дракул-старший со своим войском в этом походе не участвовал.

Весной 1444 года начались переговоры о перемирии между Яношем Гуньяди и султаном. К переговорам присоединился Дракул-старший.

12 июня 1444 года переговоры завершились. В документах зафиксированы требования султана к румынскому князю - "он должен послать нам залог". Под словом "залог" имелось в виду, что Дракул-старший должен прислать к турецкому двору двух своих сыновей.

Дракул-старший отвёз сыновей (Влада и Раду) в Турцию не позднее конца июля 1444 года.

Также в июле между турками и венграми был подписан окончательный вариант договора о перемирии. Турецкие послы привезли бумагу в приграничный венгерский город Сегед, где её заверил король Владислав.

4 августа 1444 года, вскоре после отъезда посланцев султана, королём Владиславом издан указ о подготовке нового похода на турков. Более всех настаивали на этом указе Янош Гуньяди и посол от Папы Римского.

Султан узнал об этом в сентябре, когда отряды Яноша Гуньяди снова вступили на турецкую территорию. Помощь султану предложили генуэзцы, которые перевезли турецкую армию по Чёрному морю в Болгарию. Цена за провоз - 40 тыс. золотых дукатов.

VIII

10 ноября 1444 года состоялась решающая битва между крестоносцами и турками под городом Варной. В этой битве погиб венгерский король Владислав. Поэтому он получил посмертное прозвище Варненчик.

Янош Гуньяди, также участвовавший в битве, попал в руки к Дракулу-старшему и находился у него около месяца, после чего румынский князь позволил Яношу уехать.

В июле-октябре 1445 года крестоносцы сделали небольшую вылазку в придунайские земли с целью убедиться, что король Владислав действительно погиб, т.к. после битвы под Варной его тело найдено не было. В вылазке наряду с другими участвовали старший брат Дракулы и Янош Гуньяди. Была захвачена турецкая крепость Джурджу возле Дуная. Крестоносцы также пытались осаждать другие крепости, но действительной помощи от румын почти не получали.

В декабре 1446 года состоялся поход Яноша Гуньяди в Румынию. Дракулу-старшему отрубили голову. Тело похоронили в монастыре Снагов, расположенном на острове в 40 км к северу от Бухареста. Старший сын Дракула-старшего, Мирча, был убит вскоре после своего отца. По некоторым данным - погребён заживо.

Эти события стали поводом для новой войны между турками и венграми. Решающее сражение состоялось в Сербии на Косовом поле 17-19 октября 1448 года. Победа досталась туркам.

В ноябре 1448 года сын Дракула-старшего, Влад, с помощью турков стал новым румынским князем.

"Поп Доментиан", как настоятель монастыря Снагов, упоминается в грамоте Дракула-старшего, изданной 30 июня 1441 года.

В результате раскопок, проведённых в 1931 году в монастырской церкви, слева от входа обнаружена безымянная могила - тело в деревянном долблёном гробу. На костях скелета сохранились фрагменты одежды - красного парчового кафтана. Рядом лежала корона, украшенная красно-коричневой эмалью и бирюзой. К рукаву кафтана был пришит золотой перстень. Также в могиле нашли помятый кубок.

IX

Монастырь Снагов впервые упоминается в грамоте румынского князя Мирчи Старого, изданной в период между 1409-м и 1418-м годами.

Вопреки этому факту народные легенды называют основателем монастыря не Мирчу, а его внука - Влада Дракула-младшего.

Согласно тем же народным легендам, могила Влада Дракула-младшего находится перед входом в алтарную часть храма. Археологи в 1931 году не нашли под могильным камнем тело, хотя рыли на максимальную глубину. Вместо тела были найдены только кости рогатого скота. По мнению историков, это кости жертвенных животных, которых сжигали на острове Снагов в дохристианские времена.

Военная экспедиция Влада Дракула-младшего в Брашов, которая упоминается в романе несколько раз, состоялась в мае 1460 года.