Влад Дракулович

Произнеся эти слова, Влад уже во второй раз за сегодня кликнул своего письмоводителя - на этот раз требовалось составить грамоту к жупану Утмешу.

- Пиши, - повелел правитель, - что ко мне, государю, явились двое цыган... Кстати, как вас звать?

- Лочан, - произнёс цыган с ушибленным боком.

- Васу, - сказал второй цыган.

- Явились, - продолжал Влад, - цыган Лочан и цыган Васу и принесли золото, которое нашли в земле, и подумали, что оно принадлежит мне, потому что я в своей стране господин всех земель. Я похвалил этих цыган за правильные слова и дал им часть золота, а другую часть даю хозяину этих цыган, жупану Утмешу, с условием, что он в точности исполнит мою волю и оставит своим цыганам ту сумму...

- Великий государь! - вдруг подал голос цыган, сохранивший бока в целости.

Пока составлялась грамота, оборванцы тихо совещались на своём наречии и, как видно, о чём-то договорились.

- Великий государь! - повторил цыган с целыми боками.

- Что? - недовольно спросил Влад, которого эти возгласы сбили с мысли.

- Великий государь, - уже тише продолжал цыган, - а это точно, что для тебя самая меньшая мера - десять золотых, а сумма, которая не дотягивает до десяти, позорит тебя?

- Да, это точно, - не моргнув глазом, ответил Влад, и, обернувшись к боярину, всё так же находившемуся справа, приказал. - Войко, скажи этим оборванцам, что государи исчисляют деньги только десятками, сотнями и тысячами, а всё, что меньше этих чисел, не достойно моего высочайшего внимания.

- Да, всё так и есть, - кивнул Войко.

- Тогда... - цыган, сохранивший бока в целости, вздохнул, - я и мой сват просим - возьми себе из тех денег, которые ты нам пожаловал, десять золотых. Мы принесли тебе золото, а ты ничего не взял. Ты должен взять хоть что-то. Это будет справедливо. А раз меньше десяти нельзя, то возьми десять.

- Мы просим, великий государь! - подтвердил цыган с ушибленным боком.

Влад внимательно посмотрел на них и вдруг захохотал:

- Повстречал я на дороге двух оборванцев, а они дали мне денег. Рассказать кому - никто же не поверит!

Цыгане не разделили этого веселья и остались серьёзны.

- Ладно, - сказал правитель, посмотрев на них, и продолжил диктовать. - На чём я остановился? ...с условием, что жупан Утмеш в точности исполнит мою волю и оставит своим цыганам ту сумму, которую я назначил. Я даю жупану Утмешу пятьдесят пять золотых, цыганам даю двадцать два на двоих, а за собой удерживаю десять, чтобы окупить судебные расходы. Всё.

Закончив, письмоводитель отдал грамоту государю для прочтения, а когда Влад пробежал глазами текст и одобрительно кивнул, составитель достал из сумки свечку красного воска, зажёг, накапал воска на пергамент и приложил малую государеву печать. "Казначей" между тем собрал в кулак десять золотых и отступил в сторону, предоставив цыганам самим собирать оставшееся золото и отряхивать плащ от дорожной пыли.

- Пусть только попробует ваш жупан поставить под сомнение силу моей печати, - произнёс Влад, наблюдая, как оборванцам вручают бумагу, и вдруг лицо князя приняло такое выражение, как будто он вспомнил о чём-то.

Дракон, всё так же сидевший на дороге и нетерпеливо бивший хвостом, насторожился.

- Перед тем, как возвращаться домой, ответьте мне на один вопрос, - произнёс государь. - Я спрашиваю просто так, ведь бумага уже составлена и вручена вам. Мне просто хочется знать...

- Что знать, великий государь? - спросил цыган с ушибленным боком.

- Знать, как же вы со сватом поделите золото. Вы точно решили делить его поровну?

- Да, - прозвучало хором.

- А почему именно поровну?

- А как иначе? - пожали плечами оборванцы. - Да. Как иначе?

- Лочан, - обратился правитель к цыгану с ушибленным боком, - ведь ты увидел на поле то, чего твой сват не видел. Разве тебе не полагается награда за твою зоркость? Ты увидел клад, а твой сват не разглядел.

Цыгане молчали.

- А ты, Васу, - продолжал Влад. - Разве ты не должен уважить свата?

- Прости, великий государь, - ответил оборванец с ушибленным боком, - но клады так не делятся.

- Не делятся? - удивился правитель. - Разве делёж кладов поровну уже стал обычаем?

- Да, такой обычай есть, - сказал цыган с ушибленным боком, - и он придуман не спроста. Он придуман, чтобы люди не ссорились. Потому что если люди начнут ссориться из-за найденного сокровища, оно покинет их - уйдёт в землю, из которой было выкопано, или перейдёт в чужие руки, а спорщикам не достанется ничего. Все клады ведут себя так. Они не любят, когда из-за них ссорятся.

- Клады не любят, когда из-за них ссорятся? - переспросил правитель, удивившись ещё больше.

- Да, да, - почти хором ответили оборванцы.

Влад как-то странно посмотрел на них, но, видя, что собеседники снова начинают бояться, добродушно усмехнулся:

- Что ж, теперь я учёный и знаю, как обращаться с кладами. Жаль, что я не знал этого раньше.

- Великий государь, а тебе доводилось находить клад? - спросил цыган с ушибленным боком.

- Доводилось, - сказал князь, - но я его упустил.

Пока продолжалась беседа о правильном дележе кладов, дракон настороженно прислушивался, ведь он-то знал, что же такое доводилось найти и упустить господину, и почему ответы цыган так важны. Тварь подозревала, что сейчас её кое о чём спросят, и господин действительно спросил.

- Слышал? - мысленно произнёс Влад, искоса глянув на чешуйчатую шавку. - Клады не любят, когда из-за них ссорятся. Если из-за клада случается спор, то для спорщиков этот клад оказывается потерян. Вот оно как случается на самом деле! А ты помнишь Сёчке? Помнишь, как я её называл?

- Сокровищем или кладом, - нехотя ответил змей.

- Я думал, что упустил её потому, что плохо следовал твоим советам, - продолжал Влад. - А теперь выходит, что клады бегут от тех, кто из-за них затевает ссоры.

- И что же? - спросила шавка.

- Из-за Сёчке я мог поссориться с братом. Выходит, она никогда не стала бы моей, а ты обещал, что станет. Ты обещал, что я добьюсь желаемого, если сделаю всё в точности, как ты велишь. Выходит, ты меня обманул?

Правитель сказал про обман полушутя, но змей насторожился ещё больше, а затем состроил обиженную морду:

- Если ты так веришь оборванцам, хозяин, то пусть они и дальше дают тебе советы, а я помолчу, - прошипела тварь.

Меж тем письмоводитель и казначей успели влезть в сёдла, а государевы охранники заняли свои прежние места. Уже ничто не препятствовало Владу продолжать путешествие, поэтому он ударил пятками коню в бока и вместе со всей свитой быстро поехал прочь, оставив цыган на дороге в клубах пыли.

Что эти двое оборванцев делали дальше и куда пошли, правитель не видел, но продолжал думать о разумном дележе кладов.

* * *

Сёчке была настоящим кладом. До поры он скрывался от посторонних глаз, как золото в сундуке, но когда оказался за горами у венгров, то некий благодетель отомкнул запоры, откинул крышку, высыпал всё содержимое сундука на пол, и золотые монетки весело покатились в разные стороны, подпрыгивая и звеня. Так казалось Владу, слышавшему в залах и коридорах замка невесткин смех, которой мог звучать и вместе с другими звонкими девичьими голосами, если Сёчке со своими шестерыми служанками затевала игру в догонялки.

В Тырговиште невестка не играла в подобные игры, старалась держать себя строго, требовала того же от служанок-подруг и называла их глупыми, если те проявляли озорство. Зато здесь, у Яноша она вспомнила прежние времена - как жила до замужества - а Влад смотрел на её детские забавы и думал: "Неужели, Сёчке на полтора года меня старше?"

В замке жилось весело. И это несмотря на то, что началась война. Янош отправился бить турок, а его семья, оставшаяся дома, нисколько не печалилась и не тревожилась. В первое время это казалось Владу странным: "Разве тут никто не понимает, что Янош подвергается опасностям? К тому же война длится долго. В долгой разлуке положено скучать. Почему никто не скучает?" - недоумевал княжич. Сам-то он уныло вздохнул, наблюдая с крепостной стены, как Яношево войско серой блестящей змейкой уползает прочь по дороге через кузнечное селение и скрывается в лесу.

Влад будто провожал кого-то родного. Да, именно так. Пусть, он побывал в гостях у наемников всего один раз, но успел привязаться к ним и с грустью сознавал, что вряд ли снова увидит доброго хлебосольного Тамаша, и хитрого щёголя, купившего кафтан, и двух острословов, и услужливого Чабу. "Когда они разобьют турков возле Надьшебена, то отправятся в Сербию, - думал княжич, - а мне придётся ехать домой в Тырговиште, и эти пути никак не пересекутся".

Ласло, тоже наблюдая с крепостной стены за уходящей армией, казалось, разделял уныние своего тринадцатилетнего приятеля, но на следующий день сделался беззаботным подобно своей матери, Эржебет, которая, проводив Яноша, думала лишь о празднествах в венгерской столице, назначенных на первую неделю после Пасхи. "А может быть, так и надо себя вести? - рассуждал Влад. - Незачем скучать, ведь наступила весна, а это вовсе не располагает к печали".

За то время, которое княжич успел прожить в замке, весна отобрала ещё больше прав у зимы. Солнце светило ярко, снег остался только в тенистых оврагах и на вершинах гор. Птицы чирикали, как полоумные, с утра до вечера. От деревьев начал исходить свежий сладковатый запах. Дороги и тропинки, избавившись от сырой грязи, стали как бархатные и словно звали - по ним хотелось не ехать, а носиться. Да, носиться, озираясь по сторонам, на новую травяную поросль, которая пробивалась сквозь слой старой травы, выставляя к свету два первых листа.

Княжич ещё в детстве задумывался, почему у многих растений первые два листа выглядят совсем не так, как последующие. "Почему первые - особенные?" - недоумевал он, но в тринадцать лет вдруг почувствовал, что приблизился к разгадке, потому что сам стал одним из тех, кого принято называть "молодая поросль". Нынешняя весна казалась Владу особенной. Например, он и в прошлую весну заглядывался на невестку, но сердце так не колотилось, и переживания не казались такими яркими, и не было мысли, что ничего подобного больше не повторится, а если и повторится, то всё равно не так. В прошлую весну княжич скорее удивлялся сам себе, а теперь был полон радостных ожиданий и даже нетерпения. Правда, время от времени на смену этим чувствам приходил стыд - отроку вдруг становилось неловко за свою неопытность в отношении девиц, хоть он и понимал, что родиться с опытом взрослого человека нельзя.

Владу делалось стыдно, когда он понимал, что по-прежнему выглядит неуклюжим и косолапым щенком. "Ну да, плясать выучился, а что толку? - говорил он себе. - Это не заменит всех остальных знаний, связанных с девицами". Княжич всё больше размышлял о Сёчке и всё меньше увлекался мальчишескими играми. Десятилетний Ласло напрасно старался развлечь гостя, снова вызвать в нём то острое чувство зависти, которое Влад испытывал в первые пару дней по прибытии в замок.

Маленький Гуньяди предлагал гостю делать то, что с удовольствием делал бы сам, поэтому не понимал, отчего ловля рыбы в лесной реке, игра в ножички и поездки по окрестностям не вызывают в госте восторга.

Восторга не было у Влада и во время осмотра огромного рукотворного оврага, где добывалась железная руда. Остановившись на краю оврага, Влад и Ласло долго следили, как внизу копошатся люди, как вьётся серый густой дым из больших ям, как еле заметно дымят плавильные печки, похожие на глиняные стаканы, и как из той или иной печки время от времени вырываются рыжеватые языки пламени.

Смотреть на овраг казалось занятно, но княжич всё равно выглядел задумчивым, а по возвращении в замок остановил коня возле кузнечного селения и долго вслушивался в многоголосое тюканье молотов, далеко разносящееся вокруг. Это тюканье всё меньше напоминало Владу о детских годах в Сигишоаре и всё больше - отзвук заветного имени и звонкий смех.

Маленький Гуньяди, не понимая, что так привлекает гостя в этом тюканье, с гордостью сказал:

- Красивый звук, да? Отец говорит, что так стучит сердце его армии, железное сердце. И пока оно стучит, армию нельзя победить.

Влад не ответил ничего, потому что размышлял не про войну, а про другое, хотя с этим другим прямо увязывалось слово "сердце". Теперь княжич понял, почему влюблённые так часто используют это слово, ведь с недавних пор его сердце исступлённо колотилось внутри грудной клетки, как человек колотит кулаками в стену. Оно почти кричало: "Эй! Надо что-то предпринять, придумать!" - и требовало действий, потому что здесь, за горами, Сёчке избегала деверя ещё пуще, чем раньше.

В Тырговиште встречи вольно или невольно случались каждый день, потому что вся семья румынского князя собиралась в храме во время обедни и вечерни. Теперь же деверь видел невестку намного реже. Она почти не посещала богослужений, которые устраивал отец Антим. Приходила только на воскресную обедню и во время всей службы стояла, виновато потупившись. Исповедовалась Сёчке, как всегда, у своего особого духовника, знающего венгерский язык.

Думая о невестке, Влад всё больше жалел, что отец не дал ему поносить свой золотой образок с драконом. "Помощь дьявола мне бы сейчас не помешала", - считал княжич, и возможно, из-за этих мыслей изменилось его отношение к богослужениям. "Если Сёчке опять не пришла, то мне что здесь делать? - думал он, стоя на очередной обедне, и сам же себе пенял. - Не знаешь, что делать!? Молиться, конечно! Ведь богослужения существуют не для того, чтобы ты любовался чужой женой".

Конечно, следовало молиться. Следовало, но у Влада больше не получалось. В прежние времена - до Мирчиной женитьбы - всё было иначе, потому что во время служб Влад ясно ощущал, как нисходит с небес та самая благодать - невесомая, но текучая, подобная реке, в которой смешиваются молоко и мёд - а сейчас это чувство ушло, и остались лишь каменные своды, плотно прикрывающие небо.

Всё, что читалось и пелось на богослужении, Влад хорошо понимал - не даром же он учил славянскую грамоту! - но эти слова всё равно звучали у него в ушах, как однообразное жужжание, лишённое смысла. Этого не могло изменить даже воодушевление отца Антима, который совершал службы очень хорошо, потому что произносил каждую фразу осознанно, и всегда волновался, будто ожидая чуда. В его устах древние тексты звучали, как волшебные заклинания.

Когда-то, в малолетстве Влад думал, что священник по-своему колдует. Конечно, колдовство запрещалось церковью, но то было особое колдовство. "Ведьмы и колдуны умеют вызывать дьявола, а отец Антим умеет вызывать Бога..." - считал княжич, и в прежние времена такое умение представлялось Владу очень ценным, не сравнимым по ценности ни с чем другим. Теперь же он больше не желал беседовать с Богом, не желал духовных подвигов. Княжича с отцом Антимом больше не связывало то, что объединяет верующих.

"Небеса закрылись, но лишь для меня", - повторял княжич и в такие моменты чувствовал тоскливое одиночество. Он полагал, что рядом в толпе, собравшейся на богослужении, находятся искренне верующие, которые смотрят на священника, на его одухотворённое лицо и чувствуют присутствие Бога - то самое, чего Влад больше не чувствовал. Княжич считал, что, стоя на очередной службе, лишь теряет время, ведь голова его полнилась мечтами о жене брата, и пусть эти мечты противоречили заповедям, но каяться Влад не собирался.

"А может, хорошо, что небеса закрылись? - размышлял он, беседуя сам с собой. - Пусть лучше Бог не замечает, как ты раздумываешь о Сёчке. Пусть лучше Бог не видит, как ты сожалеешь, что в замке после отъезда Яноша больше нет общих застолий, на которых ты мог лишний раз встретить свою невестку".

Опять княжичем стала овладевать досада, как после того давнего разговора возле колодца, когда старший брат рассказывал, зачем ходить в город. Досада росла и росла, а однажды во время обедни сделалась такой сильной, что Влад не мог оставаться на месте и вышел прочь из комнаты, хотя не имел никаких срочных дел.

Он бродил по замку в поисках Ласло, бродил не менее получаса, как вдруг услышал звонкие голоса, смех и лёгкое топотанье нескольких пар ног. Оказалось, что местом веселья был зал для танцев, где не стояло почти никакой мебели, и это как нельзя лучше соответствовало характеру игры, которую там устроили - Ласло ходил с завязанными глазами, широко расставив руки, а округ него бегала Сёчке и все шесть её служанок, которые повторяли:

- Сюда! Сюда! Мы здесь! - и время от времени хлопали в ладоши.

Разноцветные платья мелькали в разных частях зала, нигде не останавливаясь надолго: синее, голубое, светло-коричневое, тёмно-коричневое, зелёное, жемчужно-серое... а также жёлтое платье с белым узором, которое носила Сёчке. Всё это напомнило Владу гирлянду из разноцветных флажков, трепыхающихся на ветру во время ярмарки или другого праздника, и, увлечённый праздничным зрелищем, он не сразу заметил, что в одном из углов сидит хозяйка замка вместе со своей женской свитой.

Эржебет не участвовала в забаве, но время от времени, явно нарушая правила, подсказывала своему сыну:

- Справа! Сейчас! Хватай её! Ну что же ты, - а Ласло, следуя подсказкам, делал выпады то вправо, то влево, однако поймать удавалось лишь воздух.

Тут присутствовал ещё и шут Пустозвон, на которого Эржебет постоянно шикала:

- Прекрати звенеть! Это звяканье сбивает моего сына с толку. Или ты сидишь смирно, или я тебя прогоню!

Влад, остановившись на пороге, не рискнул обратить на себя общее внимание, потому что подозревал, что своим появлением отобьёт у Сёчке охоту веселиться. Вместо этого княжич сделал шаг назад, притаился за полуоткрытой дверью и продолжал смотреть на забаву, затаив дыхание.

Тем временем девицы начали уставать от того, что их не ловят. С каждым минутой они проявляли всё меньше проворства, и Ласло, наконец, после двух или трёх попыток добился успеха, ухватив за юбку одну из служанок, одетую в синее платье.

- Ага! - победно воскликнул ловец, подтягивая к себе добычу. - Сейчас я угадаю, кто ты.

Добыча молча улыбалась, её непойманные подруги громко хихикали, а маленький Гуньяди меж тем начал ощупью искать приметы:

- Так... Бусов нет... А что есть? Только шнурок с крестиком... Пояс из шёлка... Такой пояс носит половина из вас! Как же я должен угадывать, если вы ничего особенного не надеваете? Может, по-другому угадаю... Нагнись чуть-чуть, - ловец начал ощупывать подбородок, щёки и нос служанки. - Не улыбайся, сделай обычное лицо.

Пойманная служанка попробовала не улыбаться, сложила губы бантиком, но получилась такая рожица, что остальные девицы расхохотались. Тогда уж не смогла удержаться и пленница. Ласло прислушался к звуку её голоса:

- Это Беке?

- Нет, - хором ответили девицы.

И тут Пустозвон всё испортил:

- Смотрите, - громко сказал он, - кто-то притаился за дверью.

Девичий смех умолк, а Влад скрипнул зубами от злости на шута, потому что оказался вынужден покинуть своё укрытие и войти в зал.

- Давно ли господин наблюдает за нами? - насмешливо спросил Пустозвон.

- Нет, - серьёзно ответил княжич, - мне стало любопытно, что это за игра.

- Мы, наверное, больше не будем играть. Я устала, - сказала Сёчке и направилась к деревянному креслу, стоявшему в дальнем углу.

Ласло, оставшийся с завязанными глазами, возразил:

- Погодите, я ведь всё-таки должен угадать! Это Чилла?

- Нет, - ответила пойманная.

- Ну тогда... Ивола?

- Да.

Ловец снял с глаз повязку, и на этом игра закончилась.

- А хотите... - робко начал Влад, пока все не разбежались прочь, - ...хотите узнать, как веселились при дворе короля Жигмонда? Мне рассказывал отец, а я могу рассказать вам.

- И что же ты можешь нам рассказать? - спросила Эржебет.

Наверное, она спрашивала больше из вежливости, чем из любопытства, но княжич обрадовался даже такому вниманию. Перед тем, как продолжить, он подошёл поближе, хотя гулкое эхо в зале прекрасно доносило слова из одного края в другой. Рассказ могли услышать все, кто здесь находился, но хотелось ли им внимать незваному гостю? Даже Ласло не стремился слушать. Он хотел бы продолжить игру и в надежде на продолжение медленно прогуливался туда-сюда.

Невестка, как и Ласло, не смотрела на рассказчика. Она сидела в кресле и обмахивалась платочком, изображая, что очень запыхалась. Шесть служанок уселись рядом с ней на пристенной лавке, нисколько не запыхавшиеся, но очень раздосадованные.

- Я могу рассказать про потеху, которую в вашем королевстве ни разу не устраивали, - меж тем говорил Влад, обращаясь к хозяйке замка. - Из ближайших к вам стран только в германских землях такие потехи устраивают часто.

- Вот как? - Эржебет сделала удивлённое лицо, а затем вопросительно оглянулась на женщин из своей свиты. - У нас не устраивают, а в германских землях она есть? Похоже, нам загадывают загадку.

Свита не стремилась отгадывать, поэтому хозяйка замка снова повернулась к Владу и спросила:

- Что же это за потеха?

- Боевая потеха, - ответил княжич. - В германских землях её очень любят. Мой отец сам участвовал в ней, когда гостил в тех краях. Это случилось очень давно. Отец был совсем молод и ещё не успел сделаться государем. Ну а потеха состоит в том, что воины в полном боевом облачении сходятся в конных или пеших поединках. На это приходят посмотреть люди со всей округи. Каждый поединок судят знающие люди, а затем самые искусные и храбрые воины получают награду из рук красивых женщин.

Госпожа Эржебет, до сих пор пребывавшая в полном недоумении, вдруг поняла:

- Погоди. Ты говоришь про рыцарское состязание?

- Отец называл это "состязание витязей", - ответил Влад. - Мой отец, когда участвовал в состязании, даже получил награду - золотой перстень от одной дамы.

- Золотой перстень от дамы? В самом деле? От одной из тех красавиц, которые награждают победителей и могут повлиять на решение судей?

- Да...

- Ого! Так это же настоящая история любви! Молодой рыцарь, прекрасная дама, покорённая его подвигами... - Эржебет вдруг необыкновенно оживилась и её свита тоже. Женщины, прежде невнимательные, теперь навострили уши и даже подались вперёд.

- Ну-ка сядь возле меня и рассказывай, - шутливо приказала хозяйка замка. Она оглянулась вокруг себя, но не нашла ничего, куда гость мог бы присесть, поэтому просто освободила скамеечку, служившую ей подставкой для ног, и лёгким движением мыска подтолкнула эту скамеечку к Владу.

- Рассказывай, что за перстень, и кто была та дама, наградившая твоего отца, - повторила Эржебет. - Я-то думала, к нам из Валахии приехали люди очень строгих нравов, считающие, что поклоняться женской красоте - грех, а оказывается, даже влахам не чужда обходительность в любовных делах.

Влад не понял, что это за "обходительность в любовных делах", поэтому не знал, как продолжить повествование. Он сел на предложенную скамеечку и молча смотрел на слушательниц.

- Ну и как же звали ту даму? - спросила Эржебет. - Впрочем, её имя мне всё равно ничего не скажет. У меня нет знакомых в германских землях, но всё равно интересно. Твой отец, должно быть, повторял имя этой дамы часто?

- Нет, не повторял. Я ни разу не слышал, - пожал плечами Влад. - Я видел только кольцо. Отец показывал его мне и моему старшему брату. Кольцо было совсем маленькое и не очень ценное, но отец им очень дорожил...

- Да? - перебила Эржебет. - Очень дорожил? Значит, он действительно любил ту даму. Несомненно.

- Нет, - Влад немного опешил, - отец дорожил кольцом не из-за дамы, а потому что получил его с большим трудом. Отец никогда прежде не участвовал в состязаниях витязей... рыцарей, но сразу выиграл. Он гордился этим.

- Выиграл с первого раза? - улыбнулась хозяйка замка. - Именно такие победы очень нравятся женщинам. Нет, это не могло остаться без последствий. Уж поверь мне.

- Дело было не в даме, - повторил княжич и мысленно добавил: "Чего ты взялась изображать всезнайку?"

"Состязание состоялось очень давно, - рассуждал он. - В те времена Эржебет была совсем маленькой девочкой - лет двух или трёх - и никак не могла оказаться в Нюрнберге. И знакомых у неё там нет - она ведь сама сказала! Так зачем ей вздумалось спорить о том, что делалось без её участия?" Княжич даже немного обиделся.

- Сёчке, ты знала про перстень и про даму? - громко спросила хозяйка замка.

- Нет, не знала, - ответила Сёчке, по-прежнему сидевшая в отдалении.

- Ты прожила в этой семье почти год и не знала? - всё больше воодушевлялась Эржебет. - Тогда иди сюда и послушай. Ну же! Это ведь очень занятно. Сейчас мы всё выпытаем.

Не дожидаясь, пока Сёчке подойдёт, Эржебет продолжила расспросы:

- Твой отец носил это кольцо на пальце? Или на шее, повесив на цепочку?

- Он не носил, а оставил на сохранение моей матери.

- Твоей матери? Надо же! А она что на это сказала?

- Она была не очень довольна, - вынужденно признался Влад.

- Вот видишь! - воскликнула Эржебет. - Нас, женщин, в таких делах не проведёшь. Мы обо всём легко догадаемся. Мы сразу чувствуем, где есть любовь. Получается, твой отец много лет продолжал помнить ту даму.

- Нет, - продолжал настаивать княжич, - отец не любил ту даму, он любил мою мать.

И вдруг гость понял, о чём должен рассказывать, чтобы хозяйке замка и остальным женщинам сделалось интересно. "Если им так хочется услышать красивую историю о любви, то пусть слушают", - решил Влад и рассказал про своих родителей. Рассказал, как его отец ездил свататься в Молдавию, и как мать схитрила во время сватовства, притворившись, что умеет стирать, шить и готовить. Рассказал княжич и про то, что случилось после смерти дедушки Мирчи, и как тревожилась мать, пока отец вынужденно "гостил" у турков. Речь также зашла о семейном обычае, появившемся после второго отцова возвращения, когда мать на радостях не смогла удержаться на ногах:

- Тогда отец решил, что в следующие разы будет извещать о своём приезде заранее.

Пока длилось повествование, слушательницы успели окружить Влада со всех сторон. Сёчке попросила служанок перетащить её кресло из дальнего угла зала и поставить рядом с креслом Эржебет. Сами служанки уселись справа от княжича на ковёр, а две, которым не хотелось сидеть за чужими спинами, приволокли откуда-то медвежью шкуру и устроились слева. Женщины, принадлежавшие к свите Эржебет, то и дело ёрзали вместе со стульями, занимая более удобное положение. Ласло плюхнулся на пристенную лавку в некотором отдалении и болтал ногами. Он особо не слушал, но и не мешал.

Шуту Пустозвону безжалостно указали на дверь, поэтому посторонние звуки не отвлекали княжича. Лишь иногда раздавались короткие вопросы и возгласы:

- А она? А он? А дальше? Вот жалость! Правда? Ах! Ой, как же замечательно! А дальше? А она? А он?

Через некоторое время после начала повествования Влад поймал себя на том, что смотрит не на лица, а на то, как слушательницы дышат. Это было хорошо видно в вырезах платьев и помогало понять, что из рассказа особенно понравилось. Если Влад видел, что слушательницы начинали дышать часто, то говорил обстоятельнее, с подробностями, а если видел, что все успокоились, то ускорял повествование.

Конечно, княжичу нравилось, что его слушают, но где-то в глубине души он жалел, что не может повторить всё слово в слово, как рассказывал отец. Поведение слушательниц властно диктовало, про что говорить, а про что нет, поэтому приходилось многое пропускать и выбирать только то, что касалось любви. Эржебет и остальных не тронули бы рассуждения, что братья должны жить в мире, и рассказы о турецких нравах не имели бы успеха. Даже про отцовский побег к грекам, случившийся во время осады Константинополиса, пришлось поведать очень-очень коротко. "Вот ведь женщины! - думал Влад. - Им не интересны ни мудрость предков, ни дальние странствия, ни война, а только любовь, любовь, любовь и то, что вызывает эту любовь".

Влад вдруг понял, как родилось утверждение, что у женщин мало ума - конечно, мало, если ум этот сосредоточен только на одном предмете. "Наверное, - думал княжич, - женщины и сами догадываются, чем обделены, поэтому больше надеются не на свою голову, а на свою наружность. Они придирчиво выбирают платье, как птицы-сороки слетаются к лоткам с побрякушками, придумывают себе всё новые и новые пояса..."

Догадки о женских украшениях и поясах посетили Влада внезапно, но ему некогда было размышлять над этим всерьёз. Совсем некогда. Он ведь продолжал повествование - рассказывал, как родителям пришлось бежать из Тырговиште, и про обидчивого короля Жигмонда, и про то, как мать ходила к королю просительницей. Княжич даже поведал кое-что про жизнь в Сигишоаре и про вечерние рассказы:

- Отец говорил, что всё это предназначено мне и моему старшему брату для поучения, но я думаю, дело было не только в поучении. Отец рассказывал о давних временах и просил мою мать тоже рассказывать, потому что хотел напомнить ей и самому себе, на чём держится любовь.

Влад упомянул о том, что мать предпочла бы жить в Молдавии, но ради сохранения супружеского счастья поселилась в Венгрии. Он упомянул также о настенной картине, которая теперь, наверное, была закрашена новыми хозяевами жилища. Княжич упомянул всё, что мог вспомнить, но после историй о Сигишоаре рассказывать стало нечего:

- Когда отец сделался государем, то сам привёз мою мать в Тырговиште. Вот, пожалуй, и всё...

Слушательницы одна за другой вздохнули.

- А где твоя мать сейчас? - взволнованно спросила Эржебет.

Рассказчик не понял, почему его спрашивают об этом:

- Мать умерла.

- Ах да... конечно... - спохватилась жена Гуньяди. - Что же это я... Ведь та молодая женщина с грудным ребёнком, которая приехала с тобой, она же твоя мачеха...

Последнее замечание хозяйки замка ясно показало, что вплоть до нынешнего дня она обращала на своих румынских гостей очень мало внимания. Пренебрежение с её стороны задело Влада, но княжич всё же попытался объяснить себе, из-за чего Эржебет так относилась к румынам.

Наверное, "валашские нравы" казались ей чем-то непонятным из-за их строгости, а если люди видят что-то непонятное, то глазеют минуты две, а затем пожимают плечами и возвращаются к своим делам. Примерно так и повела себя Эржебет. Она-то была воспитана совсем не строго и понятия не имела, как можно развлечь загадочных людей, которых пришлось принять у себя в доме.

Влад, в очередной раз сравнивая Эржебет и свою мать, подумал, что его мать, даже живя в венгерских землях, никогда не носила платьев так сильно открывающих грудь. А вот Эржебет носила и, наверное, считала, что все страны, где женщины обязаны скрывать свою красоту от незнакомцев, это страны дикие, вроде Турции. Лишь услышав трогательную историю о любви, хозяйка замка решила, что румыны, возможно, не такие уж дикие и от турков отличаются.

"Ишь, привередливая! Румыны ей не нравятся", - мысленно хмыкнул княжич и вдруг увидел, что жена Гуньяди искренне смущена тем, что задала последний вопрос совсем невпопад. Смущение продолжалось всего секунду, после чего она снова приняла непринуждённый вид.

Ни одна хозяйка никогда не признается, что проявила к гостям мало радушия, однако Эржебет почти призналась в этом. Призналась, когда обернулась к Сёчке и произнесла:

- Дорогая, я думаю, ты была немного несправедлива к нашему гостю. Ты напрасно отказываешь ему в праве участвовать в играх.

Не дождавшись ответа, жена Гуньяди обратилась к Владу:

- Сёчке рассказывала нам, что при валашском дворе всё очень строго, и что многие игры, которые в Буде считаются невинной забавой, у вас назвали бы грехом. Вот, например, та игра, которую ты сейчас видел, называется "Поймай-угадай". У вас играют во что-нибудь подобное?

- Дети играют, - ответил княжич.

- А у нас кое-кто постарше играет тоже, - улыбнулась Эржебет, - но если такую игру затевают девушки, то никак не могут играть сами по себе. Девушки в отличие от девочек носят длинную юбку, а в длинной юбке невозможно бегать с завязанными глазами - обязательно наступишь на подол и упадёшь. Значит, ловить девушек должен кто-то, кто одевается иначе, - она опять улыбнулась.

Влад быстро сообразил, что же в этой игре такого "греховного", но показать своё понимание не решился:

- Значит, и я могу ловить? - просто спросил он.

Сёчке нахмурилась, её служанки захихикали, а хозяйка замка, оглядев хихикающую шестёрку, произнесла:

- Почему бы и нет... Сёчке, пусть он сыграет с твоими служанками. Ты ведь не станешь им запрещать? Тебе незачем играть самой, если не хочешь, а они - пускай... Мне интересно, что из этого выйдет.

Служанки с готовностью вскочили. Похоже, им тоже было интересно. Они выглядели взволнованными, но причиной этого волнения, вероятнее всего, стала недавно услышанная история о любви. То, что сейчас делалось, делалось под влиянием рассказа. Если б княжич ничего не рассказывал, девицы могли и не согласиться играть. "Да не всё ли равно! - подумал Влад. - Главное, что согласились!"

Окружив княжича и легонько подталкивая, они проводили его на середину залы. Ивола, пойманная в прошлый раз, забрала у Ласло платок, служивший повязкой, и деловито надела эту повязку на глаза новому ловцу. Затем ловца, переставшего что-либо видеть, хорошенько раскрутили, и вдруг он почувствовал, как цепкие руки, только что заставлявшие крутиться, разом куда-то исчезли, а вместе с ними исчезло и представление о том, где пол, где потолок. Княжич покачнулся и упал на одно колено.

- Мы здесь! Мы здесь! Здесь. Сюда. Сюда. К нам, - раздались звонкие голоса.

Казалось, они раздаются даже сверху, окружили со всех сторон, но вот попробуй поймать и не поймаешь. Если сделать стремительный бросок наугад, послышатся весёлые визги, но в руках окажется лишь воздух.

- Мы здесь! Мы здесь! Сюда! - звенели голоса.

Княжич почувствовал себя так, будто отправился ночью в заколдованный лес, где ищёт что-то волшебное, а вокруг слышатся голоса фей, и эти голоса сейчас выведут на верную дорогу. Перед взором, силящимся рассмотреть в кромешной темноте хоть что-нибудь, вспыхивали белые звёздочки и светлые пятна, растекавшиеся кляксами, и каждая клякса превращалась в бледное, еле различимое очертание ствола с ветками. Владу казалось, что можно вытянуть руку и наткнуться на это дерево, однако он точно знал - вокруг нет деревьев. Лишь в одном месте залы имелось нечто похожее - ряд колонн, которые можно было принять за древесные стволы - но колонны эти находились далеко.

- Сюда! Сюда! - продолжали повторять девицы и тоненько посмеивались.

Влад, отбросив всякую осторожность, пошёл вперёд тем же шагом, как ходил обычно, не будучи ослеплённым. Голоса указывали направление, и тогда княжич пошёл ещё быстрее, а затем почти побежал. "Если я расшибу себе лоб в этой игре, может, меня пожалеют", - подумал он. Ему не раз случилось споткнуться и упасть, но всякий раз падение оказывалось пустяшным, Влад тут же вскакивал... и вдруг он совершенно неожиданно кого-то поймал.

Ловец ощутил в своей руке подол юбки и схватил, что есть силы. Юбка дёрнулась, пытаясь вырваться, но быстро поняла, что попалась. Где-то рядом пять голосов захихикали.

- Так... - проговорил Влад, подражая тому, как вёл себя Ласло. - Сейчас мы угадаем, кто это.

Княжич притянул добычу ближе, прихватил левой рукой, и вдруг его как будто молнией поразило! Он к такому не привык! Конечно, чего-то подобного следовало ожидать, и Эржебет предупреждала, но лишь теперь Влад понял, как наивен он был, считая себя грешником лишь потому, что заглядывался на жену брата и предавался неясным мечтам.

Да, при валашском дворе нравы царили строгие. И воспитание давалось строгое. До сего дня тринадцатилетний отрок не имел точного понятия о том, как выглядит женское тело без одежды, хоть и стремился выяснить. То, что когда-то мельком удалось увидеть, даже не шло в сравнение с тем знанием, что открылось сейчас. Да, открылось!

Пусть никто покровов не снимал, но Влад чувствовал это именно так - открылось. Пусть глаза у него оставались завязанными, но он как будто видел всё, ощупывая свою добычу под предлогом того, чтобы угадать, кто она. Бёдра, ноги, прикрытые несколькими юбками, живот, грудь. И никто не останавливал. Никто не кричал: "Прекрати! Что ты делаешь!?" Нет, тринадцатилетнему ловцу позволяли делать то же, что недавно делал десятилетний. И всё это считалось забавой... простой, непредосудительной забавой.

Теперь Владу сделалось понятно, чего опасалась Сёчке. Она-то знала - строго воспитанному гостю легко ошалеть от таких игр и начать делать то, что даже здесь, среди людей "изящных", посчитали бы недопустимым.

Княжич усилием воли заставил себя успокоиться. Он боялся, как бы сейчас в голосе не послышалась дрожь, и начал растягивать слова:

- Ага, - медленно произнёс ловец. - Платье зашнуровано не шнурком, а лентой. Я припоминаю, что Ануца любит так носить. Это Ануца?

- Да. Это я, - сказала пойманная. Она и впрямь любила украсить своё простое светло-коричневое платье яркой лентой.

Влад отпустил Ануцу, стащил с глаз повязку и теперь пожалел, что, испугавшись самого себя, расстался с добычей так рано. А ведь мог бы ощупать ей шею и губы перед тем, как угадать правильно.

Угадывание не составляло особого труда. Ласло напрасно жаловался, что девицы не носят ничего особенного. "Или он только притворялся недогадливым?" - подумал княжич, ведь на самом деле во внешности каждой из служанок было много особенностей. Влад ещё до начала игры успел запомнить, на ком надеты бусы, у кого выпуклая родинка на шее, у кого два колечка на одном пальце. Неужели, то же самое не мог запомнить маленький Гуньяди?

- Сыграем ещё? - спросил тринадцатилетний ловец. И вдруг на секунду им завладела тревога: "Что если девицы больше не согласятся играть с тобой в эту игру? Вдруг им не понравилось?"

Тревога оказалась напрасной. Это стало понятно, когда девицы лукаво переглянулись.

- Сыграем, - ответила за всех Ивола, взяла из рук Влада повязку, развязала узел и снова принялась деловито накладывать её на глаза ловцу.

...Как прошёл остаток дня, княжич толком не помнил. Помнил только, что игра длилась до обеда, а после обеда девицы засели за шитьё и потеряли интерес к шумным развлечениям.

Тогда Влад поднялся на крепостную стену и долго сидел там один. Его обуревали чувства, которых никому не покажешь. Он сидел, ошалело взирая на иссиня-серые весенние облака, бегущие по небу, а затем на розовеющее закатное небо, однако не облака и не вечернее зарево стали причиной ошалелости. Тринадцатилетний отрок смотрел так, потому что вспоминал игру, во время которой не мог позволить себе выглядеть странно. Теперь же он не сдерживался, и лицо его начало жить самостоятельной жизнью, то расплываясь в бессмысленной улыбке, то становясь задумчивым. Княжич даже пару раз хохотнул без всякой видимой причины.

На следующий день с утра девицы играли не в "Поймай-угадай", а в догонялки. Играли сами, не прося подмоги, однако ближе к полудню Ласло уговорил девиц снова сыграть в "Поймай-угадай". Маленький Гуньяди опять ходил по залу, растопырив руки, а Влад, оставшийся не у дел, завистливо наблюдал.

Княжич всё пытался встретиться глазами с Сёчке, которая вела себя так, будто его здесь нет. Остальные девицы иногда поглядывали в сторону невостребованного ловца и улыбались. И вдруг Влад понял, что в нём что-то переменилось. Он, встречаясь взглядом с девицами, больше не стремился отвернуться или скрыться куда-нибудь, как раньше в Тырговиште. Княжич начал им подмигивать, причём всем без исключения.

Эта новая смелость вдруг куда-то делась, когда наступила его очередь ловить. Он так и не решился спросить невестку, станет та играть сейчас или нет - лишь смотрел на неё. Сёчке уселась в кресло и сказала:

- Я устала, но вы продолжайте.

Ловец не сводил с неё глаз, пока не почувствовал на своём лице пальчики Иволы, одевавшей повязку. Затем сделалось темно, окружающее пространство завертелось, и вот он снова оказался в заколдованном лесу, вокруг начали звенеть голоса фей, а смелость появилась снова!

Теперь Влад без всякого смущения притягивал к себе добычу как можно ближе, хапал за разные места, а девицы вздрагивали от неожиданности и даже ойкали, но всё же не возражали. Невестка не сказала деверю, чтобы поменьше вольничал с ними, а ведь могла бы сказать с полным правом. Она промолчала, поэтому на следующий день деверь повёл себя ещё смелее - сам подошёл к Сёчке и её служанкам, не дожидаясь, пока это сделает Ласло.

Влад склонял девиц к игре неискусно, но настойчиво:

- Вы ещё успеете заняться шитьём. Давайте лучше сыграем в "Поймай-угадай". Ну, давайте, а?

Поддавшись-таки уговорам, невестка разрешила служанкам-феям снова отправить его в волшебный лес, но сама по-прежнему не участвовала - лишь смотрела, как играют другие. Она продолжала отказываться и на другой день, и на третий, и на четвёртый, однако охотно позволяла служанкам веселиться без неё.

"Как это понять?" - думал Влад, который вообще многого не понимал в поведении девиц. Например, не понимал, зачем они непрерывно менялись вещами.

Лишь сейчас, когда ловцу надо было заучивать, что надето на ту или иную фею, он вдруг обнаружил странные повторения. К примеру, княжич мог заметить в волосах у одной из них костяной гребешок, а на следующий день обнаруживал, что тот же гребешок взяла поносить другая. Бусы тоже кочевали с шеи на шею. Феи часто менялись поясами, а иногда даже платьями, так что каждый день выглядели по-разному.

Заметив странный обмен, Влад решил пошутить, и предметом для шуток выбрал золотую цепочку, которая меняла хозяек особенно часто:

- Я хорошо знаю эту цепочку. Сначала её носила Лия, затем Марика, затем Беке, сегодня очередь Чиллы. А завтра чья очередь? - спросил княжич. - И для чего вы меняетесь вещами? Хотите, чтобы мне стало труднее вас угадывать? Тогда вы придумали плохо, потому что я высчитал, что цепочку не носили только Ивола и Ануца. Завтра я буду точно знать, кто наденет цепочку послезавтра. Мне даже запоминать ничего не понадобится.

Шутник не удержался и пару раз хмыкнул, довольный собственной наблюдательностью, однако девицы не оценили такого внимания:

- Мы вовсе не собираемся тебя морочить, - с досадой ответила Чилла, на чьей шее сейчас красовалась цепочка. - Ничего такого, про что ты говоришь, мы не придумывали.

- А для чего меняться? - спросил Влад.

- Ни для чего, - ответила Ивола и посмотрела на него, как на дурака.

Княжич всё силился понять, зачем меняться вещами, и думал об этом даже ночью. Влада по-прежнему одолевала бессонница, но если в первые дни пребывания в гостях она была тревожная, то теперь сделалась сладкой. Застряв где-то между явью и лёгкой дрёмой, между мыслями и мечтами, тринадцатилетний отрок пытался уяснить себе значение девичьих поступков.

И вот однажды, когда он, лёжа без сна, раздумывал о странностях поведения служанок, то услышал шипение:

- Несмышлёныш.

Возле дверей послышался странный шорох.

- Несмышлёныш, - опять прошипел кто-то.

По полу комнаты, между тюфяками, на которых мирно спали двое челядинцев, застучали когтистые лапы, как будто прошла собака. Влад приподнялся на кровати, вгляделся в темноту и увидел что-то похожее на серебристую чешуйчатую спину, а на спине виднелся крест, изгибавшийся вместе с ней.

Княжич тут же узнал старую знакомую тварь, которая однажды явилась ему в Сигишоаре, но прежней боязни он не чувствовал. Отцовский зверь представлялся скорее не как чудовище, а как обнаглевшая шавка, не дающая хозяевам спать. В прошлый раз она явилась со словами "есть хочу", поэтому Влад, увидев её снова, насмешливо спросил:

- Есть что ли хочешь?

Вообще-то княжич ждал не этого дракона, а другого - золотого, который был изображён на обороте отцовой иконки. Тринадцатилетнему отроку казалось, что именно золотой дракон лучше всего поможет объясниться с Сёчке, ведь иконка висела у отца возле сердца. Такое положение наверняка означало, что золотой дракон сведущ в сердечных делах, а вот серебристый дракон был изображён на клинке меча, и это наводило на мысль, что серебристая тварь больше понимает в делах военных.

Будто подтверждая догадку Влада, ночной гость сначала заговорил совсем не о Сёчке.

- Я не хочу есть. Я сыт, - прошипел дракон. - Твой отец накормил меня и обещал вскоре накормить ещё лучше. Скоро я получу голову Мезид-бега.

- Кого? - не понял княжич.

- Так зовут турецкого начальника, - пояснила тварь. - Его люди будут перебиты все до одного, когда армия твоего отца соединится с воинами Гуньяди.

Дракон подошёл ближе и, поставив передние лапы на кровать, заглянул Владу в глаза:

- Ты жалеешь, что тебя не взяли на войну? А может, тебе и здесь хорошо?

- Куда лезешь! - прикрикнул княжич на наглого змея и даже поднял руку, готовясь оттолкнуть.

Слуги Влада, обычно очень чуткие к любому звуку, спали крепко. Ни те, что спали на полу, ни тот, что устроился на пристенной лавке, даже не пошевелились, когда их господин начал ругаться:

- Лапами на простыню... Ты ещё лизаться начни... шавка... с раздвоенным языком.

Может, их сон усилило некое колдовство? Или Влад сам не заметил, как заснул? Наверное, заснул, ведь происходящее казалось ему само собой разумеющимся, а люди спокойно принимают появление драконов тогда, когда спят.

Отрок нисколько не удивился появлению чешуйчатой твари, а лишь чувствовал лёгкое любопытство. Он хотел дотронуться до неё и только поэтому изображал, что сердится, однако тварь не хотела, чтобы её трогали. Прежде, чем рука Влада успела коснуться хоть одной чешуйки, змей отпрянул и встал рядом с кроватью почти как обычная змея. Стойка отличалась от змеиной лишь тем, что тварь опиралась не только на хвост, но и на задние лапы.

Легонько покачиваясь из стороны в сторону, змей-дракон продолжал пристально смотреть.

- Ты зачем пришёл? - спросил княжич.

- Как зачем? - хитро прищурился пришлец. - Ведь я тебе нужен.

- Мне нужен не ты, а твой сородич с золотой чешуёй, - сказал Влад. - Почему он не пришёл?

- Мы решили, что приду я, - последовал ответ. - Ведь я уже приходил к тебе однажды, вот и пришёл снова - по старой памяти.

- Я хочу видеть не тебя, а золотого дракона, - повторил Влад.

- Ты несмышлёныш, - прошипела тварь, будто не услышав этих слов. - Девушки ради тебя каждый день наряжаются по-новому, а ты не ценишь этого. Не ценишь и даже смеёшься над ними. Говоришь, что они носят одну и ту же цепочку по очереди.

- Я хочу услышать совет от золотого дракона, - твердил Влад. - А ты мне вряд ли поможешь. Ты живёшь в ножнах меча, значит, тебя лучше всего спрашивать про военные дела.

- Меня можно спрашивать про что угодно, - заискивающе улыбнулась тварь. - Ведь я - дьявол, а дьяволы сведущи во всём.

- Мне нужен не просто сведущий, а самый лучший советчик, - сказал княжич.

- Он сейчас прийти не сможет, - продолжал заискивать чешуйчатый собеседник, - но раз уж я здесь, то разреши мне помочь тебе. Если у меня не получится, тогда придёт мой собрат, но я уверяю тебя, что его вмешательство излишне. Даже я вижу, что тут происходит. Служанки твоей невестки хотят тебе понравиться, а ты смеёшься над ними.

- Они хотят мне понравиться? - с недоверием переспросил Влад. - А почему?

- Кто же их знает... Может, потому, что ты сын государя, а они по положению гораздо ниже. Ты бы подарил им что-нибудь, - посоветовал змей, - получишь от этого пользу.

Княжич задумался:

- А мне придётся расплачиваться с тобой за советы? Что ты попросишь в оплату?

- Пока что я помогаю тебе просто так, - последовал ответ.

- А кто давал советы моему брату? - вдруг спросил Влад. - Это ты советовал ему ходить в город и задабривать городских девиц? Это ты советовал давать девицам денег на обновы и дарить кольца?

- Не я, - ответила тварь.

- Но мой брат ведь не сам додумался?

- Нет, не сам.

- Значит, к моему брату приходил золотой дракон, - догадался княжич. - Приходил и говорил ему пользоваться отцовой казной.

- Разве твой брат остался недоволен помощью моего сородича? - с напускным простодушием спросила серебристая тварь.

- Я не хочу, как мой брат, - твёрдо сказал Влад. - Не хочу, чтоб меня привечали за подарки. И не хочу воровать у отца.

- Если не хочешь, то и не надо воровать, - прошипел змей. - Всё равно казна сейчас в недоступном месте. А за подарки тебя будут привечать только служанки. Невестка будет привечать тебя за другое. Однако ты должен подарить что-нибудь служанкам. Без подарка дело не сдвинется. Подари им что-нибудь.

- Лучше я подарю что-нибудь не им, а Сёчке, - задумчиво произнёс княжич, обращаясь больше к самому себе, чем к собеседнику.

- Несмышлёныш, - казалось, советчик устал втолковывать Владу, что нужно делать, - она не примет от тебя подарок. Слушай меня! Если ты хочешь завоевать госпожу, ухаживай за служанками, но ухаживай за всеми шестерыми, никому не отдавая явного предпочтения. Понимаешь? Тогда ты добьешься успеха и получишь то, на что даже не надеешься.

Услышав эти слова, Влад попытался на мгновение представить то, что хотел бы получить, и вдруг обнаружил - наступило утро, а змей исчез. Княжич внимательно осмотрелся, надеясь, что тварь свернулась калачиком где-нибудь в углу и ждёт, но не увидел её. Он даже заглянул под кровать, но и там никого не нашёл. Это заставило забеспокоиться, ведь змей не сказал, что дарить девицам здесь, в замке.

Перстней у Влада не было и денег тоже. Впрочем, деньги стали бы не очень удачным подарком, потому что девицы могли купить себе красивую ткань или безделушку в Тырговиште, а в окрестностях Гуньяда ничего такого не продавалось. "Что подарить?" - ломал голову княжич.

Отроку, ограниченному в средствах и прежде ничего не дарившему девицам, требовалось проявить недюжинную изобретательность. И всё же трудности не останавливали, а лишь подстёгивали. Хотелось скорее начать решать головоломку, поэтому Влад едва дождался, пока зазвучит колокол в капелле, и официально настанет утро.

- Покажите мне все вещи, которые у меня здесь есть, - потребовал княжич от своих слуг.

- Господин, если потерялось что-нибудь, ты скажи... - начал было один челядинец.

- Нет, покажите все вещи, - снова потребовал княжич.

Начались поиски. Слуги раскрывали сундуки, доставали вещи, раскладывали, перекладывали, а Влад смотрел и повторял:

- Не то, не то...

Заметив, что господин обращает внимание на всякие блестящие штучки, слуги начали показывать ему праздничную одежду:

- Не это ли ты ищешь? А может, это?

- Нет, не совсем. Покажите ещё что-нибудь.

Тем временем, наступило время обедни. Отец Антим, зайдя в комнату и увидев царивший там разгром, вопросительно посмотрел на княжича:

- Что ты делаешь, чадо? Ищешь что-нибудь?

- Да.

- Не заботься об этом. Лучше поспеши, - сказал священник, давая понять, что обедня вот-вот начнётся, и что опаздывать на неё нехорошо.

Во время той службы Влад стоял смирно, смотрел прямо перед собой, но причиной такого поведения стало вовсе не молитвенное усердие. Он повторно прикидывал: "Подойдёт ли служанкам что-нибудь из того, что уже вынуто из сундуков и сейчас валяется на кровати, на лавках, на столе?" Слуги вынули почти всё, и надежда на то, что появится некая более достойная вещь, была слабая, поэтому княжич, хоть и говорил змею, что не одобряет мелкое воровство старшего брата, всё-таки пожалел, что не может запустить руку в отцовскую казну. Княжич знал, что в казне помимо золота имелся жемчуг - насыпной в бархатных мешочках. "Подарить бы каждой служанке по несколько жемчужин... Вот были бы довольны!" - принялся мечтать Влад, и мечтал так до окончания службы.

В свою комнату он вернулся почти бегом, так что челядинцы не поспели за господином. Пришлось подождать, пока они откроют дверь, запертую на всякий случай, чтоб ничего из вещей, разложенных повсюду, не пропало. Отрок притопывал ногой от нетерпения, а когда дверь открылась, тут же ринулся в комнату, однако, не успев войти, он застыл, потому что увидел очень хорошую вещь - настолько хорошую, что её никак нельзя было упускать из виду. На кровати среди прочей праздничной одежды лежал кожаный пояс.

Влад схватил пояс и принялся внимательно разглядывать, обдумывая ту идею, которая так внезапно пришло в голову. Конечно, пояс казался слишком широким и массивным, чтобы его могла носить девица, но эту вещь украшали нашитые сверху золотые фигурки странной формы и квадратики с ажурным рисунком. Фигурок и квадратиков насчитывалось довольно много, и они могли на что-то сгодиться.

- Господин, ты нашёл, что искал? - спросил один из слуг.

- Да! - княжич ухмыльнулся. - Я выменяю эту вещь на кое-что более ценное.

- Господин, ты собираешься этот пояс отдать? - забеспокоился слуга.

- Да, - сказал Влад и, оглядев всех челядинцев, сказал. - Тут нечего жалеть! Вы бы на моём месте поступили так же.

Во время утренней трапезы княжич положил пояс рядом на скатерть и не спускал с него глаз, а когда поел, то, зажав дорогую находку в руке, направился в невесткины покои, надеясь, что Сёчке тоже успела закончить утреннюю трапезу и вместе со служанками занимается чем-то не очень важным. Возможно, лучше было бы подождать, но сердце требовало действий. Оно торопило, и Влад подчинялся.

Тем не менее, оказавшись перед входом в покои Сёчке, княжич помедлил, а затем спрятал пояс за спину и аккуратно заглянул в полуоткрытую дверь. Влад сам не знал, что помешало ему просто войти. Может, хотелось удостовериться, что все девицы на месте, а может, было страшно появиться некстати, но так или иначе он обнаружил, что в покоях что-то происходит.

Сёчке и шестеро служанок собрались в круг и кого-то расспрашивали. Кого именно - издалека понять не удавалось, но, судя по тому, что девицы при разговоре нагибались, этот кто-то либо сидел на стуле, либо был очень низкого роста. Владу вдруг послышался голосок, который мог принадлежать девочке лет девяти, и этот голосок означал, что предположение на счёт низкого роста оказалось вернее.

Княжич высунул голову из-за двери, чтобы лучше прислушаться, и тут его заметили:

- Влад... - произнесла Сёчке, повернувшись в его сторону. - Ты пришёл, чтобы пригласить нас играть? Сейчас мы не...

- Нет, не за этим, - гость зашёл в комнату и ухмыльнулся. - Я пришёл не за этим, дорогая невестка. И, не сочти это обидой, но я пришёл не совсем к тебе.

- А к кому? - удивилась Сёчке.

- Мне нужно видеть Иволу, Чиллу, Ануцу, Марику, Лию и Беке, - княжич нарочно назвал каждую служанку по имени, чтобы привлечь их внимание.

- А зачем? - робко спросили Ивола и Чилла.

- Мне стало стыдно, что я шутил над вами, - сказал Влад. - Стыдно, что я шутил про цепочку. Поэтому я хочу попросить у вас прощения и подарить вот это, - он вынул из-за спины пояс и показал девицам. - Я бы подарил что-нибудь каждой из вас, но у меня пока нет столько ценных вещей. Поэтому я дарю вам всем один подарок. Вы сможете переделать этот пояс, как нравится, и носить по очереди, а я смеяться не буду.

Служанки, такие смелые во время игры в "Поймай-угадай", сейчас выглядели очень смущёнными. Оглянувшись на госпожу, они робко приблизились, а Ивола ещё раз спросила:

- Всем нам?

- Да, - повторил Влад и почти вложил подарок ей в руки, потому что она всё чего-то ждала. - Возьми.

Когда пояс оказался у Иволы, остальные служанки будто очнулись от сна, подскочили к ней, взволнованно затараторили:

- Дай посмотреть. Дай, дай, дай. Ой, такие интересные штучки! Сколько их? Одна, две, пять, девять, двенадцать, семнадцать, двадцать две... Ой, как много! Мы срежем их с пояса и пришьём... Знаешь, куда? Да! Точно!

Ануца оглянулась:

- То, чем украшен пояс, это золото?

Вся шестёрка снова замерла и молча смотрела на дарителя.

- Наверное, да, - ответил Влад, - золото. Я хотел подарить вам что-нибудь ценное.

- Золото, - эхом отозвались Чилла, Лия и Беке. - Так много...

Вдруг Марика, стоявшая к дарителю ближе всех, сделала шаг вперёд, а затем, многозначительно глянув на остальных девиц, подошла к Владу вплотную. Она обняла его за шею и поцеловала в щёку:

- Мы благодарим тебя за подарок.

Примеру Марики последовали остальные пятеро служанок. Все они по очереди обняли дарителя и поцеловали, при этом выражая признательность:

- Благодарим... Мы не ожидали... Нам очень нравится твой подарок... Да, он нам очень нравится... Благодарим...

Только после этого Влад хорошенько разглядел девятилетнюю девчушку, чей голос ему недавно слышался. Что она здесь делает, было не совсем ясно. Княжич мог сказать наверняка лишь одно - малявка живёт в замке, а не в одной из ближних деревень, и входит в число замковой прислуги. На это указывал идеально белый платок, повязанный вокруг головы. Кроме того, можно было догадаться, что девочка попала в замок недавно. Вышколенная служанка не морщила бы нос, глядя на господ, а эта морщила, показывая, что она-то уж никогда не станет целовать мальчишек ни за какие подарки.

Рядом с ней стояла Сёчке, тоже наблюдая, как Ивола, Чилла, Ануца, Марика, Лия и Беке благодарят дарителя. На лице невестки княжич увидел некое странное выражение, как смотрит человек, вдруг обнаруживший то, чего раньше не замечал. Разглядеть это новое выражение толком не удалось, потому что невестка отвернулась и, наклонившись к девочке, деловито спросила:

- Итак, они расцвели везде?

- Да, госпожа. Везде-везде, - ответила маленькая собеседница и, наверное, повторила то, что уже успела рассказать раньше. - Я видела всякие. Белые, синие, жёлтые. Расцвели все, а некоторые уже вянут. Сейчас как раз время для пролесков, но их скоро не будет.

- А там не сыро? Мы не запачкаем обувь?

- Нет, госпожа. Там очень хорошо. Только не ходите вдоль ручья. Там топко.

- Ладно. Ты умница. Можешь идти, - улыбнулась Сёчке.

Девчушка, очень довольная, выскользнула из покоев прочь, а невестка оглядела своих служанок-подруг, которые по-прежнему рассматривали подаренный пояс, и приказала:

- Собирайтесь. Мы идём сейчас. Слышали?

Повернувшись к Владу, Сёчке добавила:

- Я не знаю точно, когда мы вернёмся, поэтому, вероятнее всего, сегодня не будем играть, но завтра я обещаю, что будем.

- А куда вы идёте? - спросил княжич.

- В дальний лес, - непринуждённо ответила невестка. - Это особенное место, очень красивое в середине марта, потому что там зацветают первоцветы. Ты, наверное, слышал донесение от моего маленького разведчика? Разведчик уверял, что цветы расцвели. Значит, мне с моим девичьим отрядом пора выступать в поход. Когда я жила здесь, до замужества, то ходила в тот лес каждую весну. Это довольно далеко от замка, но...

- А может быть, Влад пойдёт с нами? - вдруг подала голос Ивола.

- Да, госпожа. Может быть, ты пригласишь его? - сказала Чилла.

- Госпожа, мы просим! Вдруг он согласится? Госпожа, пригласи! Хотя бы для нас! - подхватили остальные.

Княжич посмотрел на невестку и пожал плечами, будто оправдываясь: "Я не думал, что так случится".

- А интересно ли ему будет собирать цветы? Это совсем не мужское занятие, - ответила Сёчке, обращаясь сразу к служанкам и к Владу.

Шестеро девиц ничего не сказали, но все как одна повернули головы в сторону того, кто дарил им золото.

- Я не буду собирать цветы, но провожу вас, - сказал он. - Я поеду верхом, и если кто-нибудь устанет в пути, то сможет идти рядом с конём, держась за путлище. Или же я могу слезть и посадить кого-то из вас в седло. Я сейчас прикажу, чтоб поседлали.

- Ну, что ж. С нами - значит, с нами, - кивнула невестка.

Влад торопился в конюшню так, как торопился только однажды, на первый урок танцев, который хотела дать жена брата. Счастье переполняло, и кто-то будто обещал: "Дальше будет ещё лучше!" Пока длились сборы, Влад немного умерил восторги и всё же, участвуя в походе за цветами, радостно повторял себе каждую минуту: "Да, змей советовал правильно". Княжич ехал на коне медленным шагом, а вокруг пестрели юбки аж семерых девиц! "Их много, ты один. Это хорошо", - мысленно ухмылялся отрок.

Юбки не в пример серовато-жёлтой придорожной траве были яркие: синяя, голубая, жёлтая, ещё одна голубая, фиолетовая, зелёная... а также красная с желтым ажурным узором, принадлежавшая Сёчке. "Прямо, как флажки на празднествах, а ты на этих празднествах главный гость", - ликовал Влад, но всё же считал, что ему могло бы достаться больше счастья.

Он ведь нарочно решил ехать на коне, полагая, что на спутниц, носящих платье с вырезом, будет гораздо интереснее смотреть сверху. Отрок даже успел размечтаться, пока ждал невестку и её служанок в замковом дворе, и вдруг выяснилось, что затея провалилась. Все девицы надели накидки, смотреть на которые было совсем не занятно. "Вот досада!" - думал несостоявшийся хитрец. Когда идея ехать верхом только появилась у княжича в голове, он представлялся себе очень хитрым... А всё-таки не рассчитал! Погода подвела - светило яркое солнце, но ветер дул холодный. Впрочем, скорее не холодный, а прохладный. "Могли бы и не надевать накидок, - вздыхал Влад, - но женщины - такие неженки".

Всю дорогу его сердце исступлённо колотилось, как будто хотело поставить своему обладателю синяк изнутри. "Эй! Не будь раззявой! С подружками надо разговаривать, а то им станет скучно, и в другой раз они тебя гулять не позовут", - твердило оно, однако Владу было неудобно вести беседы, потому что путь лежал через людные места, где всё время казалось, что посторонние начнут прислушиваться.

Сначала семеро девиц и их провожатый миновали селение кузнецов. Затем наступила недолгая передышка, когда надо было идти по малолюдной лесной дороге - той самой, по которой семья румынского князя прибыла в замок - но после леса началась ещё одна деревня, где Влад опять стал подозревать, что своими разговорами даст местным жителям пищу для сплетен. И, тем не менее, княжич, пересиливая себя, задавал девицам вопросы:

- А... а отчего вы почти не гуляете в замковом саду? Получается, вы идёте гулять в лес, а садом брезгуете.

Сад, про который шла речь, находился позади замка - большой, обнесённый каменной оградой - а попасть туда можно было через так называемые Старые ворота.

Пока замок не начали перестраивать, эти ворота, смотревшие на юг, являлись главными и единственными, но Янош Гуньяди пожелал сделать другой въезд, справедливо рассудив, что главные ворота его жилища должны смотреть в сторону венгерской столицы. Так появились Новые ворота, устроенные в башне, по вечерам казавшейся похожей на желтоглазую сову, и именно этими воротами пользовался Гуньяди, а возле Старых он велел разбить сад, уподобив замок королевскому дворцу.

Чтобы оказаться в саду, требовалось пройти в Старые ворота, а затем преодолеть ров по навесному мосту. Идти казалось совсем не далеко, но Сёчке почти не гуляла там.

- Мне не нравится то место, - сказала она. - Слишком хорошо видно ограду. Стены всё время напоминают путнику, куда он не может идти, а для меня удовольствие от прогулки состоит именно в том, чтобы идти в любом направлении, куда захочу.

Невестка объяснила очень складно, как если бы долго обдумывала эти слова. Возможно, так оно и было, поэтому деверь задался вопросом, почему она размышляла о свободе. Тем не менее, ему пришлось одёрнуть себя: "Не зевай! Решишь эту задачку после, а сейчас надо уделять внимание всем семерым девицам!"

Мысленно встряхнувшись, Влад обратился к служакам:

- А вам? Девушки, вам больше нравится лес или сад?

- Мне, как и госпоже, больше нравится лес, - подала голос Ивола. - В лесу случается много такого, чего не может произойти в саду. В лесу интереснее.

- Да, мне тоже нравится лес, - лукаво сказала Марика, а остальные подхватили. - И мне. И мне. И мне. Да, и мне.

Влад оглядел всех и спросил:

- Что же такого может произойти в лесу? Дикий кабан на вас выскочит, - он изобразил свинячье визжание. - Вот и всё событие.

- Ой! Ай! Нет! - притворно испугались девицы, а Чилла добавила. - Они не водятся так близко к деревне. Не выскочит.

- А если всё-таки выскочит?

- Тогда, может быть, вслед за диким кабаном из чащи выскочит кто-то, кто нас защитит. Может, некий охотник на коне, - предположила Ануца и улыбнулась.

Влад, сам не зная почему, сделался серьёзен:

- Я зря сказал про дикого кабана. Это очень опасные звери. На охоте даже мой отец не решается подступиться к такому в одиночку. По правде говоря, я не понимаю, как вы ходите в лес без вооружённых провожатых. Особенно сейчас, когда война идёт.

- Ты боишься? - разочарованно протянули Лия и Беке. - Неужели?

- Как бы мне, в самом деле, не пришлось защищать вас от кого-нибудь, - всё так же серьёзно продолжал княжич и глянул на свой кинжал, висевший на поясе. Это была скорее изящная игрушка, чем настоящее оружие.

- Тебе не придётся нас защищать, - сохраняя в голосе нотку разочарования, сказала Лия. - Лес совсем близко от деревни. С нами ничего не может случиться. Кабанов здесь нет. И волков нет. Кроме того, окрестности замка охраняются гораздо лучше, чем ты думаешь. Конные воины господина Яноша ездят по всем ближним дорогам и ищут всё подозрительное.

- Да, мы ходим в тот лес не первый год, - добавила Беке и гордо вскинула голову.

Тут Влад вспомнил ещё одно утверждение, касающееся женщин. Когда-то он слышал, что женщины любят хвастунов и задавак, и что скромность положено проявлять девицам, а мужчинам она ни к чему. Получалось, что это правда.

- На самом деле я ничего не боюсь, - сказал княжич, - и защищу вас, если понадобится. Пусть у меня с собой нет меча, но вы не беспокойтесь. Даже палка может стать оружием, если использовать её умеючи. А я умею. Я пять лет учился сражаться.

Лия и Беке взглянули на своего провожатого более благосклонно, чем только что. Ануца, которая тоже огорчилась, когда Влад серьёзно ответил на её шутку про охотника, теперь улыбалась, довольная.

- К тому же, - продолжал княжич, - я на коне. А конём можно любого затоптать, до смерти затоптать.

Девицы идущие рядом с конём, невольно отступили от боков животного.

- Боитесь? - усмехнулся всадник. - Не бойтесь. У меня конь послушный и смирный, если я рядом. А помните, я говорил, что могу вас покатать? Я могу. Вам ничего не будет грозить. Кто-нибудь из вас хочет прокатиться?

- Может быть, но позже, - ответила Ивола и указала вперёд. - Мы почти пришли. Вон видишь?

Селение осталось позади. Теперь путешественникам предстояло пересечь небольшое поле, за которым начиналась лесная чаща с безлистыми деревьями. Двухколейная дорога, по которой следовали семеро путешественниц и их провожатый, уводила именно туда.

Добравшись вместе со всеми до леса и увидев листья, покрывающие землю под деревьями, княжич понял, что оказался в дубраве. Листья сами привлекали к себе внимание громким шуршанием, когда Сёчке и служанки задевали за них краями юбок, причём Влад, глядя на эти яркие подолы, даже не заметил, как дорога под ногами его коня пропала.

Теперь дубы высились со всех четырёх сторон, и, как часто бывает в глухом лесу, запахло чем-то прелым. Княжич сравнил бы то, что чуял, с ароматом взошедшего теста, а невестка, очевидно, тоже считала этот запах приятным, потому что остановилась и глубоко вздохнула. Наверное, здешние места напоминали ей о многом, ведь она неподвижно стояла несколько мгновений, после чего, будто очнувшись, повернулась к деверю и произнесла:

- Подумать только - я была здесь всего год назад! Незадолго до того, как меня повезли в вашу страну, чтобы выдать замуж. Всего год минул, а кажется, что много времени. Всё изменилось. У тебя никогда не появлялось такого чувства, когда один год равен пяти или семи?

Судя по всему, Сёчке рассчитывала на ответ, но Влад не знал, что ответить. Княжич очень боялся сказать не то или невпопад, поэтому предпочёл промолчать. Невестка подождала чуть-чуть и неспешно пошла дальше, а деверь смотрел ей вслед и вдруг поймал себя на мысли, что тоже ждёт - ждёт некоего знака к решительным действиям.

Сёчке говорила об ограде, мешающей идти, куда хочешь. Говорила о быстром взрослении. Но что она в итоге хотела от деверя? Влад однажды слышал, что с женщинами часто "попадаешь дышлом в плетень" - они улыбаются, ведут странные разговоры, намекая, что ждут ухаживаний, а затем кричат, что ухаживаний не хотели. "Лучше ничего не делать, пока её слова не станут яснее", - сказал себе княжич и потому решил повременить с выражением чувств.

Во время игры "Поймай-угадай" ему представлялось, что он оказался в волшебном лесу. Теперь же этот лес предстал перед глазами по-настоящему! Предстал со всеми своими феями! Значит, следовало ожидать чего-то ещё, а после можно было предпринять нечто смелое.

Княжич оглянулся. Деревья-палки среди сплошного ковра опавших листьев, казавшиеся почти мёртвыми, тоже ждали - ждали, что их вернут к жизни посредством весеннего волшебства, и этому волшебному ритуалу, по мнению Влада, предстояло вот-вот совершиться, ведь по лесу к месту предполагаемого действа шествовали феи в ярких нарядах.