Время «Ч»

Счастье

На заставе царит тот святой час, который в уставе обозначен как время «для личных потребностей». Солдаты разбрелись по закуткам: кто пишет письмо домой, кто тихо бренчит на гитаре, кто гоняет с приятелем в шашки.

Мы, молодые офицеры, собрались в канцелярии и слушаем, как «травит» лейтенант Сашка Нестеров. Он только что вернулся из отпуска, переполнен впечатлениями, ему не терпится поскорее выплеснуть их.

Сашка — коренной сибиряк. У него желтые, прямые волосы, спадающие на лоб непослушной челкой, широкие скулы, крупные, словно фарфоровые, зубы, веселые голубые глаза.

Отпуск Сашка провел в Москве. Он заканчивал пограничное училище в Алма-Ате и в столице никогда не был, давно собирался совершить «дозор по тылу», и вот — сбылась мечта.

— Добрался я до метро! — Сашка делает ладонями такой жест, будто в руки к нему упал большой арбуз. — А там… этот самый… знаменитый час пик. Народищу — уйма!.. Подъезжает поезд, открываются двери — все спрессованы, как шпроты в банке, ногу поставить негде… Я тыркнулся — туда, сюда. Ну, никак!.. Тут какая-то бабуля сердобольная и говорит: «Вот, даже военный войти не может».

Ах ты, думаю, как же так? Народ не верит в боеспособность своих вооруженных сил!.. Как с разбегу поднадавил — так за мной еще человек пять вошло!..

Сашка задорно смеется. Мы тоже улыбаемся, представив себе эту сценку. А Нестеров мгновенно переключается на другой эпизод:

— Был в Третьяковской галерее. Картина там есть замечательная… художника Федотова… «Сватовство майора» называется… Стоит этакий красавец… — Сашка делает ударение на последнем слоге. — Усы распушил, доволен сам собой. А она, невеста, от него мордочку воротит. Не хочет, стало быть, замуж за майора. Представляете, братцы, — майор! Это по-нашему, почитай, комендант участка. А она капризничает!

— А сам-то ты не обзавелся там невестой? — без всякой задней мысли спрашиваю я.

— Было дело… — многозначительно заявляет Сашка. — И опять-таки в метро я ее встретил… Хорошая штука — это метро. Сядешь на лавочке где-нибудь на узловой станции, и за день мимо тебя все девушки города пройдут. Как-то и я занял позицию — приморился. Вижу, подруга сквозь толпу пробивается. Люди ей навстречу сплошным потоком идут, а она все равно не сворачивает — локтями работает. Эге, думаю, вот такая жена пограничнику и нужна. Подкатился к ней сбоку, честь по чести представляюсь: «Лейтенант Нестеров. Прибыл к вам на усиление. Гуртом нам сподручнее будет движение нарушать». Она зыркнула на меня и спрашивает; «Тебе чего, служивый?» — «Предлагаю руку и сердце!» — «А ты из каких будешь? Лесник, что ли? Фуражка-то зеленая…» Дурака валяет, шельма. Но я ничего — тон держу, подыгрываю. «Что ты, — говорю, — душенька! Мы как есть пограничники!» — «Тогда пошли со мной на вечеринку. Такого кавалера ни у кого не будет…»

Сашка на секунду умолкает, обводит нас своим ясным голубым взглядом, проверяя, верим мы или нет. Убедившись, что все слушают внимательно, продолжает:

— Действительно, повела на гулянку. По дороге познакомились: она — студентка, их группа «свалила» последний экзамен, празднуют начало каникул…

Голос у Сашки почему-то становится все грустнее и грустнее.

— А дальше? Было у вас что-нибудь?

— Спрашиваешь! — хорохорится Нестеров. — Столичные девицы заводные…

Нестеров совсем скис. Хочет с доблестью уйти от этой темы, но не получается… И тогда я прихожу к нему на помощь:

— Ладно, хватит трепаться. Через пять минут вечерняя поверка.

Я старше своих заместителей всего на три года. Но я — начальник заставы, а это значит, что мой приказ для них закон. Сашка с благодарностью глянул на меня и надел фуражку.

После построения я выхожу на крыльцо покурить. Вскоре ко мне присоединяется Нестеров. Мы с ним сегодня ночуем дома. На заставе дежурит замполит.

Сашка не курит и вообще не переносит табачного дыма. Он становится у противоположных перил, задумчиво смотрит в небо.

— Звезды у нас какие, — тихо говорит Нестеров. — А в Москве ни звезд, ни луны не видно… одни фонари…

— Ты что, действительно в столице подгульнул? — спрашиваю я; Сашка все-таки заинтриговал меня своим рассказом.

— Да ну… — Нестеров отрешенно машет рукой. — Нужен я ей… — Потом, немного помолчав, добавляет: — А девчонка хорошая. Достанется же кому-нибудь такое счастье. Будет он с работы приходить, а она его ждет — чистенькая, теплая… Эх…

Сашка обиженно сопит, кладет ладонь на грудь.

— Что-то ноет у меня здесь, — жалуется он. — Зря я с ней познакомился. Одно расстройство…

— Ты хоть адрес взял?

— Взял.

— Напиши письмо.

— О чем?.. Она меня все про природу расспрашивала. А я ей говорю: «У нас нет природы. У нас — фланги: левый — по горам, а правый — по долам…»

Я улыбаюсь. Нестеров замечает это и тоже ухмыляется. Долго тосковать он не может. Он любит, когда его хохмы нравятся.

— Ладно. Пойдем, командир, спать, — зевнув, предлагает Сашка. — Завтра у нас трудный день.

Я гашу окурок, бросаю его в ведро с водой, и мы медленно идем через двор к маленькому домику, в котором живут офицеры.

Ночь. Мы с женой лежим, тесно прижавшись друг к другу. Моя жена беременна на втором месяце. Мы хотели ребенка, мы ждали его, и поэтому счастливы.

— Знаешь, — шепчет мне жена на ухо, — Нестеров, кажется, влюбился… — Она ехидно, по-женски, хихикает.

У них с Сашкой какие-то свои, доверительные отношения, он ей исповедуется.

— Знаю, — усмехнувшись, отвечаю я.

— Бедный мальчик. Что же с ним теперь будет?

— Через год получит старшего лейтенанта. Его шансы возрастут.

— Дурачок, — смеется жена. — Я тебя курсантом полюбила.

Это действительно так… Мы молчим. Через несколько минут я слышу мерное дыхание — уснула.

Я закрываю глаза и вспоминаю, как первый раз увидел ее. День был знойный, пыльный. Наш дивизион вернулся с полевых занятий. Я на них чем-то там отличился, и начальник курса, зная, что мой дом рядом с училищем, отпустил меня до утра.

Я снял в прихожей сапоги, повесил на них сопревшие портянки, сидя на табуретке, вытянул уставшие ноги. Все это испускало запах… скажем так: специфический.

И тут вошла она. Ее привела моя сестра — они были подруги.

Я всегда робел перед девушками, а в такой ситуации вообще не знал, куда себя девать.

Что она во мне нашла? До сих пор не понимаю… Она говорит: «Ты улыбнулся… так жалко, растерянно. И все — что-то во мне оборвалось…»

Иногда я с ужасом думаю: а если бы сидел по всей форме, бравый, подтянутый? Может, ничего и не произошло?.. От каких же ничтожностей зависит человеческое счастье.

А как бы я жил сейчас без нее? Да. Сашке, конечно, тяжело одному…

Тикают часы. За окном завывает ветер. Но мне тепло.