Екатерина Садур МАЛЬЧИК СО СПИЧКАМИ

Мы не знали, что мы злые, и если бы нам сказали об этом, ни одна бы из нас не засмеялась, согласившись: «Да, я злая. Ну и что?» Наоборот, мы бы стали горячо доказывать: «Я добрая, потому что…» и не смогли бы сказать, почему.

Мы ненавидели мальчиков. Старших мы безумно боялись: они догоняли нас в два прыжка и били до синяков. Младших мы истязали: они были слабее нас и не могли с нами справиться.

Самого опасного из них, десятилетнего Романа, мы мечтали поймать и отхлестать крапивой.

— Мы будем пороть его до тех пор, пока он не заплачет, — сказала Наташка Глыбина. У нее было кукольное личико с пронзительными глазами и ровные молочные зубы.

— Мы не сможем его догнать, — возразила я. — Он слишком быстро бегает.

— А никто и не побежит за ним, — ответила Наташка. — Мы его заманим. Ты скажешь, что тебе купили новую машинку, у которой открываются дверцы. Он тут же попросит показать, и ты поведешь его к нам. А мы будем ждать его с пучками крапивы. Поняла?

— Поняла, — усмехнулась я, — только крапиву нужно рвать в перчатках, иначе она обожжет нам пальцы.

— Хороший план, — согласились мы и забыли про Ромку.

— У нас за домом умер крысенок, — сказала Наташка. — Я видела сегодня утром, как он лежал под кустом.

— Надо похоронить, — ответила я. — Пойдем, сделаем ему могилку.

Мы пошли за дом. По дороге Наташка терла кулаком свои пронзительные глаза, но слезы все равно сбегали по лицу и неподвижными каплями зависали на подбородке.

— Не могу, когда животные умирают!

Я промолчала.

Навстречу нам из подъезда вышла маленькая Таня Афонасик. Она вынесла книжку «Мойдодыр».

— Куда вы? — спросила Таня.

Мы остановились и посмотрели на нее.

— За домом умер крысенок, — сказала я. — Мы хотим его похоронить.

— Можно с вами? — попросилась маленькая Таня и протянула нам книжку «Мойдодыр». Мы пролистали цветные картинки и по складам прочитали несколько строк.

— Хорошая книжка, — сказала я.

— Хотите порвать? — спросила Таня.

— Можно, — согласились мы.

Мы торопливо вырвали несколько листов и бросили книжку в кусты. Разноцветные клочки повисли на ветках. Подул ветер и перелистал уцелевшие страницы.

Мы свернули в палисад за домом Наташки, и она повела нас между ровными рядами берез. Мы были маленького роста, и листочки с самых нижних веток и самая высокая трава распускались на уровне наших глаз. Я четко видела царапины на стене. Это я провела их кирпичом специально для Тани Афонасик, когда мы играли в прятки с большими детьми. По этим царапинам она должна была добежать до меня. Я специально чертила низко, чтобы она увидела их, опустив глаза. А высокие дети так ничего и не заметили, царапины были на уровне их локтей.

— Вот здесь, — показала Наташка и уперлась пальцем в глубокий крест, вырезанный стеклом на стволе. Толстые корни дерева выступили из земли, и между ними образовалась ложбинка. В ложбинке лежал крысенок, до глаз прикрытый лопухом.

— Я ему сделала одеяльце на время, — объяснила нам Наташка.

— Похороним его прямо здесь, — предложила маленькая Таня и прутиком отодвинула лопух. — Будем знать, что его могилка у помеченной березы.

Мы подняли глаза: ствол березы бесконечно тянулся вверх, и в гладкое небо светлой изнанкой вниз были впечатаны листья. Подул ветер, листья перевернулись, показав темную поверхность.

— Уж лучше под кустиком бузины, — попросила я.

Куст бузины был низким, но разросся вширь, и верхние ветки сплелись в свод. Сложив ладони лодочкой, маленькая Таня Афонасик держала крысенка. Она доходила мне до плеча. У нее были плавные локотки и плавные коленки. Казалось, что ее руки могут сгибаться не только в локтях, но и посередине, между локтем и запястьем, а ножки с легкостью прогибаются под коленками.

— Лопни мои глаза, — сказала Таня Афонасик, — но у него бьется сердце.

— И я тоже видела, — сказала Наташка Глыбина, — он пошевелил лапкой.

— Похороны придется отложить, — сказала я.

И вдруг красные ягоды бузины вздрогнули, качнули головками на тоненьких шейках, и куст с треском раздвинулся. Мы увидели улыбающееся личико с клочковатой челкой до глаз. На щеке краснела царапина от ветки.

— Что вы делаете? — спросило личико. К синим лямкам с круглыми пуговицами были пристегнуты штаны.

Наташка Глыбина пронзительно взглянула на нас, и мы обменялись долгим взглядом: мальчишка!

Он был младше меня на год или два и старше Тани. В руках он держал порванную книжку «Мойдодыр».

— Что вы делаете? — снова спросил он, но уже не так приветливо.

— Играем, — ответила маленькая Таня и сломала ветку.

— Во что? — и он испуганно перевел глаза на Наташку. Наташка молча улыбнулась и зашла ему за спину.

— А этого мы еще не знаем, — сказала Таня, очищая ветку так, чтобы получился кнут. — Ты зачем взял нашу книжку?

— Она валялась под деревом, — ответил мальчик, отступая назад. Но за спиной стояла Наташка.

— Мы специально положили ее под дерево, — сказала я, и мы снова переглянулись. Его затылок доходил Наташке до подбородка, и она смотрела поверх его головы.

— Ты наступил мне на ногу, — сказала она, и мы засмеялись.

Мальчик засмеялся следом, подражая нашему смеху, и мы тут же замолчали. В наступившей тишине жалко оборвался его испуганный смешок.

— Какой ты веселый, — сказала я.

— А вот мы тебя накажем, — подхватила Таня и несколько раз взмахнула очищенной веткой. Мы молчали, чтобы он услышал, как ветка рассекает воздух.

— А как тебя зовут? — робко повернулся он к Наташке, готовясь заплакать.

— А это не твое дело, — улыбнулась Наташка и показала ему гладкие зубы.

— Я отдам вам книжку, — взмолился он и протянул Тане порванные листы.

— Мне не нужна порванная книжка, — ответила Таня и снова взмахнула прутиком, в этот раз почти у самой его руки.

— А как зовут тебя? — повернулся он ко мне, и его губы запрыгали вверх-вниз, сдерживая рыдание. И над его головой — два пристальных глаза Наташки с расширенными зрачками. В зрачках отразились листики. — Как… — снова начал он и не смог выговорить до конца.

Он развел руки в стороны, как будто собирался кого-то обнять, но обнять ему было некого, и он в растерянности смотрел на нас.

— Катя, — вдруг сказала я. — Меня зовут Катя.

Тогда он шагнул мне навстречу, обвил меня руками, как поймал, и заплакал. Он уткнулся лицом в мой воротник, и мне стало тепло.

Наташка с Таней переглянулись и презрительно посмотрели на меня. Я опустила глаза. Таня положила ему на плечо свою круглую ручку и легко ударила его веткой.

— Меня зовут Митя, — умоляюще прошептал он и поднял на меня глаза. И я уже хотела его оттолкнуть, чтобы показать, что я снова с ними, как вдруг Наташка сказала:

— Отпустите его…

Таня сняла руку с его плеча и отбросила прутик.

На следующее утро я сидела на нижней перекладине турника и руками держалась за верхнюю перекладину. На соседнем турнике сушился ковер и панталоны до колен с тугими резинками. Митя с мамой шли через двор. Он держал ее за руку.

— Это Катя, — восхищенно сказал он маме. Его мама посмотрела на меня и кивнула. Я разжала руки, откинулась назад и вниз головой повисла на турнике.

Вечером вышли Таня с Наташкой. Они крутили скакалку, а я прыгала. Сначала они крутили медленно, а потом все быстрее и быстрее, и я едва успевала через нее перепрыгивать.

— Часы пробили ровно четыре, — сказали они хором, и хором стали считать: и раз, два, три… — но не досчитали до конца. К нам подошел Митя. Одет он был так же, как и вчера, в синие штаны на широких лямках, скрещенных за спиной. Его клочковатая челка была ровно причесана. В руке он держал цветок. Желтый тюльпан.

— Это тебе, Катя, — сказал он, подавая мне цветок, но потом смутился и добавил: — От моей мамы.

И я уже протянула руку к цветку, как вдруг почувствовала неподвижные насмешливые взгляды маленькой Тани и Наташки Глыбиной. Они улыбнулись друг другу, раз и навсегда отвергая меня. Мне стало стыдно того, что он ровно причесан.

— Спасибо, — ответила я, — но мне не надо цветов.

Мысленно я сказала «твоих цветов», чтобы до конца остаться верной Тане и Наташке, но вслух произнести побоялась.

Девочки засмеялись, и Таня сказала:

— Давай лучше я возьму..

Митя внимательно посмотрел на меня, словно хотел запомнить, и протянул ей тюльпан, а потом весь вечер безмятежно прыгал с нами в скакалку.

Несколько дней он не приходил.

— Они сделали брызгалки на Ивана Купалу, — сказала Наташка под конец недели. — Они ехали на велосипеде, поэтому я не смогла от них убежать. Они облили меня с ног до головы. Вымочили все платье!

— Кто? — спросила я.

— Ромка и его братья.

— Негодяи, — страстно сказала маленькая Таня, и мы пошли играть в прятки.

Я водила. Я повернулась к стене и начала считать.

— Мы им отомстим, — прошептала Таня Наташке, когда они побежали прятаться. Но что ответила Наташка, я уже не услышала.

— Десять! — выкрикнула я. — Я иду искать! Кто не спрятался, я не виновата…

Я обернулась: пустой двор, и только ветки кустов раскачиваются и дрожат, потому что Таня с Наташкой задели их на бегу. И вдруг я увидела, как Митя едет на багажнике велосипеда. Его вез какой-то недоступно взрослый мальчик лет двенадцати, с коричневыми кругами возле глаз. Он медленно крутил педали велосипеда и смотрел по сторонам. Они ехали молча.

— Тормози, — неожиданно попросил Митька, кривясь от злобы. — Вот она!

Подросток притормозил.

— Катя! — крикнул он мне. — Сейчас ты вспыхнешь у меня ракетой! — и бросил мне на платье горящую спичку.

Загрузка...