Золотое яблоко


Golden apple, (Famous Fantastic Mysteries, 1951 № 3), пер. Андрей Бурцев и Игорь Фудим


— КАЖЕТСЯ, из этого можно сделать отличную статью, — толкнув мне папку, сказал Макдэниэлс. — Скажи мне, что думаешь. Из Лондона привезли одну очень интересную находку...

— Чушь, — сказал я. — Такое каждый день происходит.

— Прошу тебя. — Его бледное лицо снова повернулось к лежащей перед ним газете.

— Ну...

Я протянул руку и лениво открыл папку. Деньги лишними не бывают, а мне этой ночью все равно было нечего делать. Голубые сумерки нью-йоркской осени переходили за окнами «Хроники» в ветреную ночь, по телеграфу не приходило никаких новостей, а идти домой мне пока что не очень-то хотелось. Так что я просмотрел папку из хранилища.

Ничего особенного она мне не рассказала, — обычная музейная чепуха. Вроде бы когда-то в средних веках неизвестный мастер сделал помандер[8] — полый, золотой ароматический шарик, инкрустированный полудрагоценными камнями. Говорили, что в своем роде это был шедевр, что его создатель был так же хорош, как и Челлини. В полом шарике, среди искусной резьбы, скрывалась хитроумная потайная защелка. Она оказалась скрытой так хорошо, что способ открытия шарика был утерян, предположительно, до 1890-го года или около того, когда какой-то музейный смотритель — собственно, тот, кто и написал эту заметку, — взял сосуд на выставку и решил попробовать открыть его. Несмотря на то, что он был специалистом в своем деле, это заняло у него несколько недель. Но смотритель нашел скрытую защелку и нарисовал схему, показывающую, как ею воспользоваться. По неразборчивой записи на папке, я понял, что мы купили статью смотрителя и его схему, но так и не напечатали ее.

В статье шла речь о древней истории, о том, что золотой шарик время от времени упоминался в древних рукописях. Его называли Золотое Яблоко — помандер, кажется, переводится, как яблоко — и оно, несомненно, стоило больших денег, как из-за тонкой работы, так и из-за стоимости материалов. И это все.

— И что? — спросил я Макдэниэлса.

Он даже не поднял голову.

— Какой-то парень по имени Аргил прилетел сюда на самолете. Кажется, он пережил бомбежку в Лондоне. Он прибыл к нам на восстановление и захватил с собой реликвию. Вот адрес. — Испачканная краской рука пододвинула ко мне обрывок бумаги. — Хочешь узнать, что тут можно нарыть?

Я ответил, что хочу, и потянулся к телефону. Телефонистка соединила меня с Аргилом, и, когда я сказал ему, кто я такой и что мне нужно, он удивил меня, предложив немедленно приехать к нему. Это была удача. Так что я сунул статью смотрителя в карман и направился к соблюдавшему светомаскировку Гранд Централу — Центральному вокзалу — с парой наточенных карандашей и пачкой старых конвертов в качестве блокнота. Многого я не ожидал.

Я сел на линию «Лексингтон-авеню», но как только вышел на станции 86-ой улицы, услышал вдалеке завывание сирен синей тревоги.

— Ох-ох, — сказал я и прибавил шагу, надеясь добраться до дома Аргила прежде, чем придется искать убежище. Вой сирен становился все громче и громче, потому что к хору присоединялись все новые громкоговорители. Я едва успел. Аргил жил в большом доме рядом с Центральным Парком, и уличные фонари выключились, пока я поднимался на лифте, а вместе с переходом тревоги на второй уровень полностью отключили освещение.

В коридоре на двенадцатом этаже, где располагалась квартира Аргила, было темно. Через большие окна в обоих концах коридора виднелись спальные районы Нью-Йорка, превращающиеся из сверкающих утесов в черные силуэты на фоне неба. И это все, что я мог увидеть. Я не знал, куда идти дальше. Затем где-то открылась дверь.

— Мистер Расселл? — спросил чей-то голос. — По телефону сказали, что вы уже едете. Я Аргил.

— Хорошо. Где вы? Я ничего не вижу...

— Шагайте вперед, — вот сюда. — Меня схватила сильная рука. — Заходите, но осторожнее. Тут беспорядок, — я еще не распаковал вещи. Свет я тоже не могу включить — нет штор, черт побери.

Я услышал, как Аргил обо что-то запнулся. — Будьте осторожны, — со смешком сказал он, — не запнитесь о коробку. Вот мы и на месте. Прямо за вами кресло. Через несколько минут глаза привыкнут к темноте и сможете все увидеть. Осторожно, сейчас я включу лампочку.


Я ПРИЩУРИЛСЯ, но с большим трудом разглядел ее — обычная крошечная лампочка, используемая при светомаскировке, которая, казалось, была нужна лишь для того, чтобы сделать черное чуть менее черным. В ее почти невидимом свете я сумел едва разглядеть мебель и очертания моего спутника, казавшегося худощавым, — в такой темноте я не мог сказать что-либо еще.

Потом я услышал, как Аргил, слабо скрипя ботинками, ушел в другой конец комнаты, затем раздался звон стекла.

— Выпьете? Думаю, мы сможем пропустить по стаканчику даже в темноте.

— Спасибо. — Я взял стакан, который принес мне Аргил. — Не хочу навязываться, но, думаю, я застрял тут до утра.

— Рад, что вы составите мне компанию. Вы хотели побеседовать о помандере, не так ли? Я заметил, что им заинтересовался таможенник. Наверное, вы узнали о сосуде от него?

Я подтвердил догадку. Аргил рассмеялся.

— Так у этого предмета, и правда, длинная история, да? Я и не знал. Он попался мне на глаза в антикварной лавке. Давайте обменяемся информацией. Мне очень интересно.

— Справедливо, — попробовав брэнди, сказал я.

Напиток оказался отличным. Я перефразировал то, что прочитал в папке из хранилища, и Аргил пошел что-то искать в темноте, его ботинки тихо скрипели по ковру. Я не видел, как он подошел ко мне, но звука шагов было достаточно. Его рука опустилась мне на плечо.

— А, вот вы где. Протяните руку. Это Золотое Яблоко, но вам придется восхищаться им только наощупь. А что там о потайной защелке? Должно быть, она очень хитроумно спрятана, поскольку я ничего такого не заметил.

— Только специалист сумел найти ее, — повертев шарик в руках, сказал я.

Он был размерами с апельсин и имел твердую, резную поверхность, как металлическое кружево. Я почувствовал холод драгоценных камней.

— Подойдите к свету, — порекомендовал Аргил.

Я встал с кресла и согнулся над крошечной лампой. Несмотря на то, что свет был очень тусклым, я увидел маленькие огоньки, играющие на поверхности сосуда, а золото было покрыто приятным и сложным узором.

Помандер был очень древним, — я понял это по одному прикосновению к нему. Возможно, я бы никогда не заметил этого при дневном свете, но темнота, казалось, обострила остальные чувства. Покрутив Золотое Яблоко в пальцах, я сразу понял, что давно умершие руки — умелые, любящие руки — придали ему очень изящную, красивую форму. Гладкие, холодные драгоценные камни — аметист, лунный камень и много других, которые я не смог распознать — украшали орнаментом покрытое резьбой золото. Я подумал о сардониксе и хризопразе, кошачьем глазе и гиацинте, селените, меняющим свечение в зависимости от луны, и мистическом мелоции, теряющем силу при соприкосновении с кровью. Гиацинт, перидот, безоар — эти названия всплывали из глубин моей памяти, принося с собой странный аромат ушедшего и давно забытого прошлого.

В этой реликвии заключалась настоящая магия. Пока я смотрел на слабое свечение Золотого Яблока, в нем зашевелилась древняя жизнь, глядевшая на меня бессчетным количеством холодных глаз, вся прелесть прошлого, сжатая в шар, с легкостью умещающийся в руке. В темноте в нем собралось все слабое свечение лампы, и теперь шар сиял, как солнце, которое могло взойти над магическими землями.

— Вы сможете найти защелку? — вернул меня к действительности голос Аргила.

— Не знаю. Может быть. Можно попробовать? — ответил я после некоторой паузы.

— Прошу. Там ничего нет. Хотя... вы знаете, если так подумать, вы не первый, кто говорит мне о потайной защелке. Не могу понять, почему я только сейчас об этом вспомнил... — Голос Аргила на секунду стих. — В Лондоне был один американец. Он сказал мне, что несколько лет назад уже изучал этот сосуд. Я пообещал ему показать предмет, но бедного старика убили до того, как мы встретились. Это случилось в тысяча девятьсот сороковом.

Я вспомнил ту ужасную осень.

— Неудивительно, что вы забыли, — сказал я. — Наверное, столько всего произошло, вам было не до того. Этот старик был смотрителем... — Я произнес название музея.

— А, да. Все верно.

— Он изучал сосуд еще в девятнадцатом веке, — сказал я. — У меня с собой его отчет. Все довольно просто, когда знаешь, в чем фокус. Но если нет...

Прочитав документ, я понял, как открыть сосуд, но даже тогда мои пальцы с трудом справились с его мелкими деталями исключительно тонкой работы. На все про все у меня ушло несколько минут. Затем Золотое Яблоко открылось в моих руках, развалившись на две половинки со специальными пазами. Оно оказалось полым.

Но внутри не было пусто.

Я уставился на многократно сложенную пачку... газетной бумаги? Но она не выглядела старой газетой. Наощупь материал походил на пергамент, но казался тоньше луковой кожуры, и на нем были надписи, слова на безошибочно узнаваемом современном английском языке.

— Вы ошиблись, — сказал я Аргилу. — Посмотрите. Возможно, тут вы найдете зацепку.

Бумага хрустела, пока я разворачивал ее. Но Аргил, перегнувшись через мое плечо, выхватил находку прежде, чем я смог разглядеть хоть что-то в свете крошечной лампочки.

— Дайте мне, — сказал он странным, напряженным голосом.

С той же самой интонацией, с которой Аргил говорил, как в суматохе войны забыл о тайне, рассказанной ему старым смотрителем. Он взял светильник и почти ревниво отвернулся от меня, поднеся лампу к бумаге так близко, что она, наверное, обуглилась, пока он в тусклом свете пытался прочитать, что написано на ней.

В свете лампы я на секунду-другую увидел худой силуэт Аргила. Он был практически неподвижным, только бумага едва слышно шелестела. Затем я услышал его вздох — и глубокий, очень глубокий, почти беззвучный выдох, словно весь воздух из легких вышел за один прием.

— Что там? — спросил я.

— Дайте мне закончить, Расселл, — ответил он очень тихо. — Дайте мне... ох, это невозможно! Боже, это немыслимо!

Я почувствовал, как во мне проснулся журналистский инстинкт.

— Прочитайте вслух.

— Нет... нет. Сначала я сам! — Голос Аргила вдруг стал резким. — Вы все увидите... потом. Не мешайте, ради Бога!

Я ничего не сказал. Я наблюдал за ним из другого конца комнаты — силуэт на фоне крошечного шевелящегося пятнышка света, сидящий в дальнем углу так, что спинка кресла практически скрывала его от меня. Аргил продолжал читать с напряжением, которое чувствовалось в самом воздухе. Страницы неустанно шелестели. Я сидел в темноте, вертя в руках Золотое Яблоко и периодически пополняя стакан из графина, хотя мне каждый раз приходилось его нащупывать. Я был жутко взвинчен от ожидания, каждая секунда, казалось, длилась целую вечность.

Светомаскировка все еще держала Нью-Йорк в полной темноте, когда я услышал тихие звуки ботинок Аргила, шаркающих по ковру. Он поставил маленькую лампу на стол рядом со мной и положил рукопись мне на колени.

— Дайте мне Золотое Яблоко, — сказал он таким напряженным голосом, что я едва узнал его.

Я уставился на бледное овальное пятно его лица и черные, бесформенные контуры тела.

— О чем там говорится? — спросил я.

— Вы... сами прочитаете. — Аргил взял Золотое Яблоко. — Увидите, что... это объясняет все. Прощайте, Расселл. После того, как прочитаете, то все поймете.

— До свидания. Постойте... Аргил... — Я смотрел на тень, идущую в угол. Я слышал, как стихли звуки его шагов, и как скрипнуло кресло, когда он сел. А затем...

В комнату ворвался порыв свежего воздуха, словно кто-то стремительно прошмыгнул мимо. Этот звук было не с чем сравнить, но каким-то образом, вполне определенно, я почувствовал, что секунду назад в комнате было два человека, а теперь остался только один.

— Аргил... — сказал я.

Тишина. Я понял, что его тут больше нет.

Я взял лампу и с ее едва заметной помощью нашел кресло Аргила. Оно было пустым. Я не слышал, как оно скрипнуло, когда он вставал, но теперь на нем никто не сидел. Я не слышал тихого шарканья его ботинок и знал, что он не проходил по ковру, хотя в комнате его больше не было. Осознание этого факта пришло не благодаря этим небольшим уликам, хотя я, наверное, услышал его, почувствовал его уход. Нет, дело было в моей крайней, неоспоримой внутренней убежденности. Физической уверенности, если вам так больше нравится. Он... погас, как свеча.

Вместе с Золотым Яблоком.


Я ОБЫСКАЛ квартиру. Наощупь вышел в коридор и позвал Аргала. Но он не появился. Когда я вернулся, рукопись, что была в Золотом Яблоке, лежала на ковре, где я уронил ее, когда вскочил.

Я собрал бумаги, а мой разум все еще ничего не понимал. Я понял, что ответ на загадку, если он вообще где-то есть, должен лежать в них. Я сел, держа маленькую лампу очень низко и напряг глаза, чтобы в тусклом свете разобрать, что написано на страницах.

Итак, я прочитал записи, которые нацарапал сам Джон Аргил в начале войны, пока на Лондон падали первые бомбы, когда он наткнулся на магию золотого сосуда, созданного неизвестным мастером, чьи кости давным-давно покоятся в земле. Мое ощущение, когда я в первый раз дотронулся до Золотого Яблока, было верным. В этом древнем, прекрасном предмете заключена магия, опасное колдовство, открывающее врата в утраченные грезы.

И, прочитав, я понял, что случилось с Джоном Аргалом холодной осенней ночью в Лондоне, в его квартире рядом с Кенсингтоном...


* * *

Война только начиналась. Немецкий блицкриг еще не развернулся на полную мощь. Америка тоже еще сохраняла нейтралитет. Агенты переплывали Ла-Манш, пытаясь уговорить Англию сдаться, но ВВС Великобритании уже приняли вызов.

Через год, думал Джон Аргил, он станет достаточно взрослым, чтобы тоже стать пилотом. Разумеется, год — это долго. За это время война может быть выиграна... или проиграна. Сидя у камина в вечерней прохладе, он вертел в руках Золотое Яблоко, глядя, как переливаются разноцветные драгоценные камни, и вспоминал разговор со смотрителем музея из Америки. Потайная защелка... Аргил с надеждой ощупывал резное золото, нажимая и тут и там. Свет камина отражался от множества граней шедевра неизвестного мастера. Почти гипнотические отблески. Он поднял сосуд повыше и стал медленно вращать его, наслаждаясь игрой света и блеска.

Золотое Яблоко... Золотые Яблоки Идунн[9], дающие вечную молодость богам Вальгаллы. Магия. Внутри что-то должно было остаться с тех самых древних времен, если бы он только мог найти защелку. Пальцы Аргила вертели и ощупывали золотую поверхность... он почувствовал, как что-то сдвинулось...

Бесшумно скользя по гладким пазам, Золотое Яблоко раскрылось в руках Аргила. И, внезапно, вместе с тем, как на Лондон опустилась сумеречная вуаль, слой за слоем его начало окружать заклинание древнего колдовства.

Он пристально смотрел на блестящую внутреннюю поверхность полого шара... Отражения были такими яркими, такими чарующими, что вся остальная комната сделалась темной. Маленькие пятнышки различных цветов, такие чистые, такие ясные. Но их искажали изгибы половинок шара. Аргил не посмотрел перед собой в поиске источника эти движущихся отражений. Он знал, что в комнате нечему отбрасывать такой свет. Кроме перемещающихся частиц яркого света, не существовало ничего...

Даже земли под ногами. Она перемещалась, по мере его ходьбы... Аргил делал большие, скользящие шаги, с головокружительной быстротой несущие его по земле, пока все вокруг дрожало. Воздух был наполнен серым дымом, который тоже колебался длинными, медленными волнами. Только светящееся зеркало золотого шара в его руках никак не менялось, и через некоторое время Аргилу показалось, что маленькие неправильные фигурки, двигающиеся внутри шара, начали обретать форму...

Наверное, он очень долго шагал через сумерки, земля подавалась под ногами, а Золотое Яблоко лежало в руках, как Священный Грааль. Затем Аргил увидел поляну, зеленую, как бархат, с желтым солнечным светом, падающим на деревья, и стены странного маленького застывшего замка, чьи знамена стояли развернутыми и неподвижными, как при устойчивом ураганном ветре. Аргил пока видел его не очень четко, но изображение постепенно принимало форму...

Затем, с последним большим шагом, его нога ступила на твердую землю. Солнечный свет окутал его теплой накидкой, и, внезапно, отражения в Золотом Яблоке перестали быть бестелесными. Они сделались реальными, повторяющими окружающую сцену — бархатную поляну, усыпанную маленькими, плоскими цветами в форме звезд, замком с развернутыми знаменами и густым лесом позади. И что-то двигалось к Аргилу, летя над цветочной лужайкой, нечто, сияющее в солнечном свете.

Он совсем не удивился. Он был за пределами удивления или просто неподвластен ему. Сначала до конца у него ни разу не возникло чувства странности, нереальности происходящего, даже ни единого сомнения, что все это мог быть сон. Аргил просто знал, что это не так. Знал, что все по-настоящему. Он сделал глубокий вдох теплого, сладкого воздуха и оглядел маленький, до нелепости знакомый мир. Возможно, то, что он столько раз видел его прежде, помогло ему до конца поверить в существование этого мира.

Поскольку это было местом старых молитвенных книг, гобеленов и церковной живописи, таких же застывших сцен, как и те, что Аргил видел раньше, тщательно воссозданных любящими, но не очень умелыми руками средневековых живописцев. Здесь были деревья и фонтаны, которые он видел на ярких страницах хроник Фруассара[10], и вплетенные в заглавные буквы старинных малорианских текстов. Поляну покрывали те же нереальные, плоские цветы, что Ботичелли рисовал под ногами танцующих нимф. И теперь по траве бежала девушка...

Ее развевающиеся юбки позволяли увидеть стройные ножки, которым солнечный свет придавал ослепительное золотистое сияние, а платье могло похвастать богатством тиснения и вышивки ткани. На ее плечах лежал жесткий воротник из чеканного золота, а на голове — золотая корона, украшенная стилизованными лепестками лилий. Светлые волосы под короной аккуратно обрамляли печальное личико, а большие темные глаза тревожно смотрели в глаза Аргила.

— Ты все-таки вернулся! — воскликнула она. — Ох, ты вернулся! Ты вспомнил! — И затем, когда она подошла так близко, что смогла разглядеть его лицо, ее пыл угас, а плечи опустились под золотым воротником. — Кто вы такой? — сказала она совершенно другим голосом.

Аргил не ответил. Он не мог ничего сказать. Он ошарашенно стоял, осознавая, что за все то время, пока она говорила, ее рот ни разу не открылся. Ни разу.

И, тем не менее, ее голос была очень нежным, ясным... а речь не совсем английской. Язык вообще было невозможно определить. Аргил понимал смысл слов девушки также ясно, как видел в солнечном свете ее золотистую фигурку, но она не произнесла ни слова. А у него не было времени раздумывать об этом, поскольку то, что стучалось в двери сознания, внезапно прорвалось через них в полном объеме. На поляне слышался не только ее «голос». Воздух наполняли «голоса», которые было трудно уловить потому, что они не имели конкретного источника. Искаженные образы множества мыслей проносились в голове Аргила — крылатых мыслей в теплом воздухе наверху, над зеленым миром, оставшимся где-то внизу. Глубокие, насыщенные, призрачные мысли леса, коричневые, бегущие мысли одинокой воды. Мысли травы, крошечные, искаженные, рассредоточенные. Аргил слышал их, как слышат шумы летней ночи, множество невнятных звуков, сливающихся в тишину. Он знал, что за ними, наверное, скрываются мысли братьев наших меньших: зайцев, птиц и лис, такие дорогие сердцам средневековых художников. Он не видел животных, но улавливал их мысли.

И затем, на одно промелькнувшее мгновение, затмив все остальное, что дрожало в воздухе, сверкнула мысль красная и опасная, как свежая, теплая кровь. Промелькнула и исчезла. Аргил не смог подобрать аналог этой мысли в средневековых картинах. Прямая, слепая, убийственная мысль, яркая, как меч на свету, направленная на убийство и ни на что иное. В ней не было никакого разума. Только убийство.

Потом ужасная мысль исчезла, а девушка присела, чтобы сорвать цветок, ее юбки опали вокруг нее большим золотистым кругом. Цветок представлял собой шестиконечную звезду с желтыми лепестками, с желтым листком и стеблем, а в центре его трепетал алый треугольник. И внезапно Аргил вспомнил то, о чем и не думал до этого момента, — как четыре дамы карточной колоды держат цветочки в своих кулачках. Такие же маленькие цветочки, как и этот...

— Ты никогда тут раньше не был, не так ли? — отчетливо, хотя и без слов, спросила девушка. — Конечно, сюда никто не возвращается...

Она посмотрела на него. У нее было средневековое лицо с круглым, как у детей, лбом, аккуратным маленьким ртом и большими, темными, раскосыми глазами, сейчас немного печальными. Она крутила цветок в пальцах и смотрела на Аргила.

— Они никогда не возвращаются, — снова сказала она.

— Кто? — спросил он, и его голос прозвучал необычно громко в этом тихом мире беззвучных мыслей.

Он беспокойно смотрел в лес, ожидая повторения опасной вспышки, сверкнувшей секунду назад.

— Кто не возвращается?

— Никто, — ответила девушка. — Даже Колдун, и тот не вернулся. В любом случае, я рада, что ты не такой старый, как он.

— Расскажи мне о Колдуне, — нежно попросил Аргил. — Я ничего не знаю об этом мире, как ты уже поняла.

Девушка посмотрела на него с озадаченной улыбкой.

— Странно, что ты так говоришь, ведь на тебе его одежда. Но я вижу, что ты не лжешь.

Аргил с удивлением оглядел себя. На нем было что-то незнакомое, старомодная туника, такая же фантастическая, как и ее платье, расшитая золотом, богатая, средневекового покроя. Только Золотое Яблоко связывало его с Лондоном, который мог оказаться сном.

— Другие тоже приходили в одежде Колдуна, — сказала девушка и слегка пожала плечами под золотым воротником. — Двое оказались старыми, и мне было все равно, когда они ушли. Молодой человек... ну, он исчез очень быстро, прежде чем я успела рассказать ему, как вернуться обратно. Мне было жаль. Увидев тебя, я на секунду подумала, что это он... но ты ведь тоже молод, да? Возможно, ты останешься.

— Возможно, — ответил Аргил. — Я бы хотел остаться... Почему тот молодой человек ушел так быстро?

— Он не хотел умирать, — сказала девушка и улыбнулась, продолжая крутить цветок. — Смерть, наверное, странная штука. Тут ничто не умирает, только то, что приходит снаружи.

— И из-за чего, — спросил Аргил, — они умирают?

— Из-за Змея, — задумчиво ответила девушка и посмотрела на желтый цветок. — Колдун создал его, когда строил мир. Думаю, он хотел, чтобы тут жили только мы с ним. Но сейчас... — Она вздохнула. — Временами здесь, действительно, одиноко. Этот мир такой маленький, и тут никто не живет, кроме Змея, крошечных созданий и меня.


— ДА КТО ЖЕ ТАКОЙ этот Колдун? — удивленно спросил Аргил.

Девушка взяла его руку гладкими, холодными пальцами.

— Пойдем со мной в замок. Колдун оставил нас очень давно. Наверное, он уже мертв. Или снаружи прошло много времени? Здесь нет времени, знаешь ли. Он хотел, чтобы было именно так. Он боялся старости... Так что здесь всегда Сейчас. Но как только выйдешь наружу, перейдя через Трясущиеся Земли — ты все забываешь. Это как-то связано со временем. Только по чистой случайности Колдун нашел способ вернуться... — Девушка опять подняла взгляд на Аргила, а ее ротик чуть скривился. — Тебе рассказать, как он нашел обратный путь? Думаю, пока не стоит. Или, может, я должна...

Ее улыбка пообещала, что она расскажет. Пальцы девушки сильнее сжали его руку.

— А как насчет Змея? — бросив взгляд на лес, спросил Аргил.

— Ох, думаю, он сейчас спит. Он бы пришел за тобой раньше, если бы, вообще, знал, что ты тут. Возможно, в замке я сумею спрятать тебя.

Она сказала это так беспечно. Смерть ничего не значила для нее, как и течение времени. И Аргил мог только идти рядом с ней по усыпанной цветами траве, а непривычная туника цеплялась за колени при каждом шаге.

Аргил не спал. Все было живым и реальным, но он не боялся опасности, которая, как он знал, скоро придет за ним. Пальцы девушки потеплели, а, пока они шли к замку в летней тишине, ее печальное личико озарилось улыбкой.

Вскоре он понял, что она имела в виду, когда сказала, что в этом безымянном мире всегда Сейчас. Время тут ничего не значило. Возможно, они шли до замка несколько часов, а может быть всего секунд десять. По воздуху лениво плавали нечеткие, рассредоточенные мысли маленьких существ, населяющих этот мир. То и дело их рассекала вспышка убийственного света. Вероятно, Змей, в своих снах... Но девушка то и дело выразительно косилась на Аргила, ее пальчики нежно держали его руку, а печальное личико тронуло его сердце своеобразием и одиночеством.

— Вскоре ты уйдешь, — сказала она через некоторое время. — А я снова останусь одна. Если я расскажу тебе, как сюда вернуться, — ты придешь? Я бы хотела этого.

— Расскажи, — ответил он. — Обещаю. Я приду.

И она объяснила. Все было очень просто. Взяв Аргила за руку, она провела его через зал замка в круглую, обшитую панелями комнату со столом и в центре него пером, воткнутым в резную коробочку с песком. На столе был пергамент и сосуд с фиолетовыми чернилами.

— Все это принадлежит Колдуну, — заметила девушка. — Но, думаю, он уже мертв... Можно вернуться только, если ты помнишь, как, так что ты должен написать, как сюда попал и о тайне Золотого Яблока, а также, что лежит за Трясущимися Землями, чтобы вспомнить о своем обещании и обо мне... Садись и пиши, Джон Аргил, и, надеюсь, ты никогда не забудешь об этом, как забыли все остальные. Пожалуйста, Джон Аргил, помни меня!

Итак, он начал писать, а жалобный тихий голосок звенел в его голове. «Пожалуйста, помни меня!» Грусть в ее голосе пронзила Аргилу сердце, пока он царапал пером давно умершего Колдуна по его же листам пергаментной бумаги, описывая ее красоту и одиночество так, чтобы не забыть снова, описывая странное великолепие этого мира и опасность попасться на глаза Змею, чтобы не забыть и это.

Аргил исписал фиолетовыми чернилами три листка бумаги, пока время замерло в тишине заколдованного замка. Только, когда он почти закончил, в его сознании, внезапно, возникла очевидная мысль.

— А почему ты должна оставаться тут? — воткнув перо в песок, пропитанный фиолетовыми чернилами, спросил Аргил. — Почему не можешь пойти со мной?

Девушка покачала головой с золотой короной.

— Когда закончишь, — сказала она, — сложи пергамент и помести его в Золотое Яблоко, потому что это единственное, что ты принес сюда, и единственное, что сможешь забрать с собой. Нет, я не могу пойти с тобой. Здесь мой дом. Я умру в Трясущихся Землях. Ничего не может покинуть этот мир, и ничто не может жить тут хоть сколько-нибудь долгое время, кроме Змея и меня.

Ее печальный вздох сотряс золотой воротник на плечах. Захрустев пергаментом, Аргил резко поднял голову. В тихом воздухе помещения, он поймал промелькнувшую мысль, более яркую, чем мысль девушки.

— Змей? — спросил он.

Девушка выпрямилась, а ее глаза задумчиво устремились куда-то вдаль. Затем она кивнула.

— Кажется, он пробудился, — ответила она. — Так ты вернешься? Возможно, скоро он опять заснет, после того, как ты уйдешь. И я останусь одна. Ты не забудешь обо мне?

— Обещаю, — сказал Аргил. — Я вернусь. Но...

Острая и пронзительная мысль об убийстве снова промелькнула в тишине. Ярко-алая мысль, такая, что Аргил почти увидел в воздухе ее цвет. Пришло время уходить. Причем быстро! Он запихал хрустящие листы в Золотое Яблоко.

— Покажи мне дорогу, — сказал он.

И девушка подчинилась, быстро двигаясь в своих пышных золотых юбках. Ее пальцы вцепились в его руку почти что отчаянно, а невеселое личико взглянуло на Аргила, и она торопливо повела его по комнате и дальше по залу до двери. А затем они бежали по траве, опасность же, грозящая из леса, наэлектризовывала воздух за их спиной.

Под ногами мелькали яркие цветы. Впереди уже виднелись Трясущиеся Земли, под солнечным светом серый воздух вибрировал у стены, а земля под ней двигалась толчками. Девушка сжала Золотое Яблоко в руках Аргила. Встав на цыпочки, она обхватила его шею и прижала свои губы к его губам.

— Пожалуйста, возвращайся. Пожалуйста, помни меня!

Позади нее Аргил заметил яркое, ужасное алое существо, выползающее из леса. Создание чудовищной красоты, цвета крови, такого чистого и ясного, что, казалось, эта краснота дрожит, как сама жизнь. Аргил едва смог отвести глаза.

— Беги! — закричала девушка. — И... помни!

Но Аргил не собирался бежать. Он вспомнил, что девушка рассказала ему о Трясущихся Землях, и возможность победы над Змеем внезапно ослепила его. Если бы он только смог выманить Змея на эту содрогающуюся, тусклую пограничную землю...

Пока Аргил стоял в тени, оно ползло к нему, словно алая река свежей крови, текущая по зеленой траве. Создание было прекрасно, как, наверное, Змей Эдема, и столь же опасно. Оно подняло величественную блестящую голову и беззвучно зашипело, а мысль об убийстве, рожденная в бессмысленной голове, встряхнула Аргила так, что он развернулся и побежал.

Змей последовал за ним. Его ужасная целеустремленность была подобна молнии в туманном воздухе, и эта мысль не переставала греметь в голове Аргила. И только от этого становилось страшно, не считая огромных скользящих колец змеиного тела, неотступно преследующих его. Неустойчивая земля качалась под ногами. Аргил стиснул Золотое Яблоко и продолжал пробираться вперед, то и дело оглядываясь и видя, что алое пятно никуда не делось, а, напротив, неумолимо приближается.

— Джон Аргил — возвращайся ко мне! Помни меня, Джон Аргил! — тихонько прозвенел в его сознании голос девушки.

Но это был очень отдаленный голос, уже больше похожий на воспоминание, чем на мысль, а Аргил, тем временем, начал видеть отблески камина в своей комнате в Лондоне, которую он покинул Бог знает сколько времени назад. В сознании Аргила лениво закрутились туманные воспоминания, смутные, рассеивающиеся..


ВСЕ ТАК и должно было завершиться, хотя текст закончился раньше. Возможно, Змей умер в Трясущихся Землях, подумал я. Может быть, дорога назад теперь открыта, поскольку Аргил исчез. Я знал, что, в конце концов, он сдержал свое обещание, что они с девушкой, вероятно, в этот самый момент уже стоят на странной зеленой траве посреди цветов, со средневековым солнцем, купающим их в тепле, и нет больше Змея, чтобы испортить этот Эдем...

Вой сирен снаружи вывел меня из транса. Содрогнувшись, я вернулся в свой мир, услышал свистки полицейских, увидел свет за окном и то, как пробуждается Нью-Йорк.

Раздался щелчок. Я подпрыгнул. Зажженные фонари показали мне Джона Аргила, держащего руку на выключателе, с видом полного ошеломления, сделавшего его лицо похожим на бледное полотно.

Посмотрев на него, я сразу понял, что произошло. Думаю, я понял это даже быстрее, чем он сам. Он все еще был потрясен случившимся. Но, когда Аргил взглянул на то, что было за мной, я увидел, как на его лицо опустилось понимание, и, еще не успев повернуться, я понял, что висит на стене за моей спиной. Я знал, что он там увидел. Зеркало и свое лицо. Лицо, которое девушка из магической страны даже не вспомнила...

Да, Аргил вернулся к ней. Он сдержал обещание, сделанное, когда волшебство открыло путь к ней в начале войны. Но это была другая война. В 1914-ом над Лондоном тоже кружили немецкие бомбометатели на аэростатах... Только через тридцать лет Джон Аргил сумел найти ключ к своей мечте.

Итак я понял, что он увидел в глазах золотой девушки, Королевы Червей с желтым цветком в руке. Юная, в мире, созданном из страстного стремления Колдуна к вечной молодости, с Золотым Яблоком, обещающим бессмертие богам. Богам, но не простым людям.

Я понял, что она не узнала его. Тридцать лет промелькнули для нее как миг в мире вечного Настоящего. Я хотел узнать, умер ли Змей, и свободен ли проход для другого человека — молодого парня, более удачливого, чем Аргил, — открывшего секрет золотого сосуда и прошедшего через Трясущиеся Земли в крошечный мирок красоты и одиночества, где девушка в золотом платье все еще ждет молодого Джона Аргила, который никогда не вернется.

Он отвернулся от меня и от зеркала. Я услышал, как что-то стукнулось о ковер. Из руки Аргила выпало Золотое Яблоко Идунн.


Загрузка...