Все - иллюзия. (Сборник)

1

Человек: Существо, обладающее наивысшим уровнем развития среди всех животных, главным образом характеризующееся исключительным умом. Данный вид представлен только человеком. Американский словарь для высших учебных заведений.

Человек — самое развитое животное из всех существующих или когда-либо существовавших на Земле животных. Новый международный словарь Уэбстера.

ПЕРВЫЕ БЕЗЗВУЧНЫЕ предсмертные крики раздались, когда вспыхнули убийственные огни, взорвавшись красным эхо в каждом воспринимающем разуме. Маленький клан людей, головокружительно несшийся вниз вместе с подводным течением, на секунду впал в истерику, пока неотступно следящая мысль Рэна не призвала всех к порядку.

Суматоха прекратилась, клан собрался вместе, скользкие, бледно-серебристые существа, дрожащие над своими тенями на зеленом песке морского дна. Прижавшись поближе друг к другу, они увидели и услышали резню, жертвой которой стало родственное племя более острыми чувствами, чем зрение и слух. Та же гибель могла настичь и их самих еще до вечера, и они знали это.

Они ждали, покачиваясь на воде, пока далекие фонтаны огня падали на поселения других кланов, сметая всех на своем пути. Даже не глядя, они видели разноцветные звезды, мчащиеся к своим целям, а крики умирающих больно отзывались во внутреннем ухе каждого слышавшего. Глухо отражаясь, как похоронный звон, пробивающийся сквозь эти вопли, доносился стук железного сердца Разрушителя. Племя содрогнулось, когда услышало его, — даже Рэн содрогнулся, — на самом пороге слуха Рэн уже давно узнал его.

Слепая, бессмысленная, животная паника призывала их рассеяться и бежать, сколько есть сил. Инстинкты требовали того же. Рассудок говорил ждать.

Затем в воде двинулось что-то огромное — мощное, спокойное биение, которое ударило раз, второй, третий... и стихло. Это было «Мыслью глубины», безликой, как Гольфстрим и такой же могучей. Маленькую группу людей подбросило так, словно с океанского дна дунул ветер.

Что-то в глубине разума Рэна переняло отвагу у этого спокойствия и оттащило его от края темной бездны, где все племя стояло на едва заметной границе между инстинктами и рассудком, где инстинкты кричали оглушительно, а глас рассудка был таким тихим и холодным, что лишь человек мог расслышать его. Не зверь — человек.

Старое осознание долга снова медленно пробудилось в разуме Рэна, и он повернулся в воде, обращаясь к другим членам клана. Его долг был не только перед своими людьми, но и перед чем-то более важным, чем все они, чем он сам, перед непредсказуемым будущим, о котором он знал только легенду и пророчество.

Он должен сохранить свой народ людьми.

Они уже близки к тому, чтобы стать морским животным, находясь у самого низа длинного склона, по которому много тысячелетий спускалась вся их раса, назад, в воду, откуда они вышли вначале, назад, к бессмысленной глупости зверя. А преследователи, охотники, убийцы неумолимо выдавливали людей к последней двери внизу.

Рэн распрямился и созвал клан усилием разума, не произнося ни слова.

— Пока все хорошо, — терпеливо пояснил он. — Они еще не нашли нас. Нам надо бежать: если доберемся то города, то окажемся в безопасности. Не прячьтесь! Следуйте за мной, держитесь вместе, и все будет хорошо.

Возможно, это была ложь, и все, кроме самых глупых, знали это, но бывают времена, когда лучше ложь, чем правда во всех отношениях.

Подводный город представлял собой убежище, где любой мог выглянуть из окна на сотом этаже над мостовой и, при некоторой удаче, успешно спрятаться даже от коварных Разрушителей, прибывающих из Воздуха.

К тому же, там был какой-то другой вид безопасности, хотя даже Рэн не мог описать его словами. Каким-то образом, в подводных городах, которые построил его собственный народ много лет назад — в другой эре, — племя, казалось, стояло дальше от смертельной черты. Каким-то образом, повторяющиеся, почти непреодолимые волны, побуждающие к бессмысленным действиям, здесь ощущались гораздо слабее, чем в открытом море.

В этих долгих, тусклых сумерках планеты, народ Рэна был очень близок к точке, где человечность оставит их навсегда. Рэн, как и другие, знал, что такое сильные порывы чистого инстинкта перед лицом опасности. Но он понимал и свою ответственность, а в подводных городах ощущал ее сильнее всего. Качаясь в темноте океанских ночей, ему даже снились фантастические подвиги, как, вместо того, чтобы бежать, он решительно ждал прибытия Разрушителя, пока тот спускается на дно. Сны, в которых он был не совсем Рэном, а, возможно, сразу всем племенем, а, может быть, частью подводных городов и единственным защитником расы людей.

Ничто на Земле никогда не бросало вызов Разрушителю — ничто, что надеялось выжить. Тем не менее, Рэну снились такие сны, поскольку в грезах не было ничего опасного, даже если бы их можно было контролировать.

Он с трудом выдавил из себя сеть мыслей и направил ее на племя, вставляя между их мыслеобразами свои: отдаленную резню, обагряющую воду, и прислушивающиеся разумы. Рэн побудил свой народ к движению и собрал их в толпу, стремительно понесшуюся вниз по длинному склону к подводному лесу, подальше от средоточия опасности. Его разум одновременно трогал сознания всей группы настойчивыми, быстрыми, успокаивающими изображениями, которые не имели формы, а были только клановыми символами, приказывающими бежать.

МЫСЛИ ПЛЕМЕНИ мерцали в сознании Рэна, как прикосновение холодных, неуверенных пальцев. Страх, усталость, трепещущие мысли женщины с серебристым мехом, которая никогда прежде не бежала так долго и не ощущала такого страха, дрожь покрытого мехом ребенка, беспорядочные мысли глупцов. И, среди всего этого, ровная, безропотная твердость более старых членов клана, поддерживающих мысли Рэна, не задавая вопросов, потому что они выбрали его в качестве предводителя и знали, что выбрали правильно.

— Быстрее, — говорил он своему племени. — Не отставайте! Быстрее! Если поторопимся, доберемся до города к полудню. Бежим, бежим, бежим! Я знаю, что вы устали. Когда достигнем Белой Расщелины, где растут моллюски, сможем передохнуть. Вам хватит сил добежать дотуда, у Белой Расщелины мы отдохнем. Не останавливайтесь!

Слова ничего не значили. Рэн использовал их, чтобы заглушить крики далекого племени, от которого сейчас не доносилось ни одной членораздельной мысли. Были только бессмысленные всполохи, наполненные паникой, дико мечущиеся серебряные дуги морского народа и огненные арки преследующих звезд, от которых не было никакой защиты — разноцветные вспышки и крики умирающих. Рэн не ощутил ни одной мысли их предводителя, если тот вообще выжил. Конечно, подумал Рэн, все не должны были умереть, если их лидер проявил мудрость. Некоторых он мог послать в укрытие, или самых выносливых отправить с детьми вперед, пока остальные навлекали бы на себя огонь Разрушителя. Но это все было за гранью мышления, за пределами сознания, это уже были морские животные, а не люди, чьи смерти вызывали взрывы мыслей в головах слушающих.

Итак, племя Рэна бежало во имя лучшей и самой древней причины, сквозь ясный подводный рассвет, начинавший сиять зеленым от просвечивающего сверху утреннего солнечного света, где жили и правили миром Чужие. Племена ничего не знали ни о Чужих, ни о Воздухе, кроме того, что это от них приходили неумолимые железные Разрушители. Они ничего не знали о том, что лежит в Огромных Глубинах, откуда медленно и спокойно поднимались «Мысли». Племена знали только свой водный мир, где тут прятаться и как спасаться, когда спускаются Разрушители. Как, если повезет, сохранить свою жизнь, когда Разрушители уже нашли тебя. От другого племени удача отвернулась.

Сейчас от них уже не приходили никакие мысли.

Затем, в пенящихся водах, в безумной панике, криком посылая сообщения, показалось серебристо-голубое тело, плывшее к ним через раскачивающиеся джунгли, разрывая коричневые листья.

— Бегите! Бегите! Бегите! — слепое от страха, вопило существо.

Клан нарушил строй и рассыпался в стороны, высматривая во всех направлениях опасность. Рэн послал сигнал быстрее и дальше всех, прощупывая путь назад, вдоль линии движения беглеца, на предмет железного существа в форме торпеды, беззвучно скользящего к ним.

И ничего не засек. Разрушители еще не ушли, но держались далеко, и никто из них, казалось, еще не ощущал присутствия убегающего клана. Эта суматоха могла с легкостью привлечь их. Рэн распушил мех, чтобы уловить движения воды, снова его пригладил и резко двинулся вперед, собираясь догнать новоприбывшего.

Это был крупный человек, с мехом голубого оттенка и полубезумными мыслями, расходящимися по воде, как рябь, и улавливаемыми слуховыми рецепторами разумов племени, слишком напуганного и уставшего, чтобы попасть под их влияние. Рэн почувствовал, как они трясут поводья, которые он на них накинул, и подавил свой гнев, потому что это лишь еще больше распалит их.

— Молчать! — строго приказал Рэн, в основном обращаясь к новоприбывшему. — Молчать! Следуй за нами, но ничего не говори.

Человек развернулся в воде и увидел его. Он рванулся вниз быстрыми, резкими гребками, неся на своем меху отчетливый след крови, насчет которого было невозможно ошибиться. Разделенные каким-то полуметром, двое примерялись к друг другу.

Так Рэн встретил Дагона, предводителя исчезнувшего племени, а сейчас уже вождя без племени.

РЭНУ НЕ ПОНРАВИЛОСЬ то, что он увидел в темном сознании, так долго обладавшем неоспоримой властью. Там скрывалась сила и некоторая отвага, но не было никакой дисциплины, а отвага рассыпалась перед Разрушителями. И, когда отвага покидает Род Человеческий, осторожно подумал Рэн, то что остается? Только слепая ярость, как у акулы. На секунду он увидел блестящие тела своего народа, как стаю рыб, неразумную, делающую последний смертельный шаг по дороге, ведущей к забвению расы.

Вихрь мыслей о панике, бегстве и смерти, вырывающийся из разума Дагона, чуть не увлек Рэна за собой. Было так легко уступить страху, так легко бросить племя, убежать, не помня себя, поддаться беспричинной панике и, в конце концов, попасться на глаза Разрушителям.

Было легко сделать то, что совершил Дагон. Но, конечно, когда человек видит, как все его племя погибает от единого вала взрывающихся звезд...

— Присоединяйся к нам, — сказал Рэн так спокойно, как только мог. — Мы найдем убежище, тут недалеко есть подводный город...

Но Дагон привык править, а не исполнять приказы. Его мысли испустили дикий крик, наполненный ужасом, призывающий к беспорядочному бегству — причем без оглядки на других. Пара молодых и менее устойчивых к таким мыслям соплеменников Рэна бросились в разные стороны, в панике молотя руками по воде, взбивая пену и разрывая коричневые листья водорослей, готовясь нырнуть, только завидя убежище.

Рэн опустил голову, напряг истощенные мышцы и со всей силой ударил мощным плечом по шее Дагона, точно между головой и ключицей. Рэн раньше много дрался, — он знал куда бить.

Бешеный поток мыслей Дагона прекратился на мгновение — короткое, но очень важное мгновение. В эту пустоту Рэн направил свой собственный разум, излучая знакомые клану мысли об единстве и спокойствии.

Разрозненное племя немного сплотилось, заколебалось, помешкало, а затем собралось в кучу, ожидая дальнейших указаний. Мысли Дагона вновь обрели форму после внезапного секундного молчания. Но он мешкал, колебался. Рассудок оставил его, и Рэн победил — на секунду.

— Идем, — сказал Рэн и мощно оттолкнулся ногами так, что инерция потащила его к колеблющемуся клану. — Тише! Следуйте за мной и не нарушайте строй. Вы знаете дорогу до расщелины.

Внезапно, Дагон развернулся и поплыл за послушным племенем. Его мысли имели красноватый оттенок, но он двигался вместе со всеми.

В воде что-то шевельнулось. Не металлическое биение, говорящее о Разрушителях. А обширная, спокойная пульсация, прошедшая через весь океан медленным и мощным приливом... И прекратилось. Они опять услышали «Мысль Бездны»

Раса способна ощущать подобные импульсы на заре и в сумерках. Что-то подобное, вероятно, когда-то происходило в папоротниковых лесах, когда биение самой Жизни еще не стихло в тишине. Покрытые шерстью приматы, еще не совсем люди, вероятно, также прислушивались и принюхивались к порывам ветра, когда эти неслышимые импульсы разносились по молочному воздуху, пробиваясь через топот ног травоядных мастодонтов и крики хищников. Человек не может отчетливо чувствовать сердцебиение мира, но те, кто появились раньше человека, могли знать, как оно звучит, — и те, кто пришли после человека — тоже. Человек снова покрылся шерстью и становился все ближе и ближе к тому, чтобы замкнуть долгий цикл жизни на планете, и здесь, в морях, родивших его, он слышал этот звук.

Он был частью моря, как и сам Рэн. Звук всегда присутствовал тут, человек не сомневался в существовании необъяснимого. Память об этом смешалась с более ранними воспоминаниями Рэна, темными, прохладными, тихими картинами из первых лет его жизни и «Мыслью из Бездны», мощной, непостижимой, стремящейся через весь океан так незаметно, что ни одно, даже самое хилое подводное растение не было потревожено, хотя в этом могучем импульсе заключалась сила, способная смахнуть в сторону целое племя, если оно плывет перпендикулярно направлению медленно катящейся «Мысли». Рэн сомневался в этом ничуть не меньше, чем в самих приливах.

Он знал, что «Мысли» поднимаются из Огромных Глубин. Но что лежит там, не мог сказать никто. Ни один человек не возвращался оттуда живым.