Всё возможно

8

Эмма проснулась от боли в боку. Открыв глаза, она долго смотрела на темно-серый потолок, пытаясь сообразить, где находится. Наконец в ее памяти всплыли обрывки событий прошлой ночи. Она в полицейском участке! Какой позор!

Пошевелившись, Эмма обнаружила, что лежит на жесткой скамье. Ноги и руки затекли, а в бок упирался ржавый болт, торчавший из стены.

Для чего он здесь? — подумала Эмма и едва не рассмеялась: она думает о каком-то болте, тогда как у нее есть проблемы поважнее.

Она села, покачала головой из стороны в сторону, разминая шею, затем осмотрелась. За старым письменным столом никого не было. Зато на скамье у входной двери спал Питер.

— Эй! Проснись же ты! — прошипела Эмма и, не дождавшись от него никакой реакции, заговорила уже гораздо громче: — Питер Лейден! Подъем!

Он заворочался, едва не упал на пол, повернул голову и уставился на Эмму мутным, ничего не выражающим взглядом.

— Это ты? — удивленно спросил он, еще не полностью проснувшись.

— Давай-давай, напряги память.

Питер так же, как и она минуту назад, огляделся, и морщины на его лбу разгладились.

— Полицейский участок!

— Бинго!

— А где мой приятель Смит?

— Наверное, решил прогуляться, — усмехнулась Эмма. — Там ключ от наручников на столе не валяется? А то дали бы деру.

— Не знай я тебя как облупленную, подумал бы, что ты говоришь серьезно.

— Намекаешь на то, что я не способна на безумные поступки?

— А ты способна?

Эмма оставила этот вопрос без ответа. Она вдруг обнаружила, что ее чудесный серый брючный костюм, который еще несколько часов назад был в безупречном состоянии, измялся, а на пиджаке виднелись темные пятна непонятного происхождения.

— Кровь! — воскликнула Эмма.

— У тебя галлюцинации?

Она потянула за лацкан пиджака.

— Ты испачкал меня своей кровью.

— Ах я скотина!

— Вот именно.

— Бездушное создание. Нет бы спросить, не болит ли у меня губа…

— Ты сам виноват, что разбил ее. — Эмма со слезами на глазах рассматривала измазанную кровью ткань. — О, ты испортил мой костюм!

— Вот незадача.

— Будешь мне должен!

— Оплачу химчистку, так и быть.

— В химчистке мне не помогут. Эту ткань нельзя отбеливать, а иначе кровь уже не отстирать.

— Я не стану покупать тебе новый костюм, если ты об этом.

— Да, об этом!

— В таком случае с тебя новая рубашка! Я ее тоже испачкал. А она, между прочим, стоит недешево.

— Все равно ты покупал ее не за свои деньги.

— А за чьи же?

— Папочка небось оплатил.

— А вот это уже не твое дело.

— А ты мне рот не затыкай!

Они продолжили бы препираться и дальше, и, может быть, дело дошло бы до легкой потасовки, однако дверь участка неожиданно отворилась и в помещение вошел Пол Смит в сопровождении двух копов, которые накануне арестовали Эмму и Питера.

— Вот что… — сказал Смит и закашлялся. — Вот что… вы, собственно, свободны.

— Что, наконец выяснили, что арест был незаконным? — ехидно спросила Эмма.

— Машина-то ваша, дамочка. А вот за вождение в пьяном виде следует наказывать.

— Это я-то была пьяной? Я?!

— Мы принимаем ваши извинения. Это было недоразумение, которое, к счастью, быстро разрешилось. Претензий не имеем, — быстро заговорил Питер, вскакивая с места. — Мы страшно торопимся, так что… — Он вытянул руки, взглядом показывая на наручники.

— Ну уж нет! — вскричала Эмма. — Вы нарушили закон! Вы, а не мы! Продержали нас целую ночь в участке, не составили даже протокол задержания, оскорбляли нас и унижали…

Питер, уже освобожденный от наручников, подскочил к Эмме и ладонью закрыл ей рот. Она вырывалась, брыкалась, мычала, но он держал ее крепко.

— Мы сейчас же уйдем! — нервно смеясь, пообещал он полицейским. — Она всегда была несдержанна на язык. Уж простите ее…

— Да чего уж там. — Смит поспешил отдать ему сумку Эммы и ключи от автомобиля.

Питер выволок Эмму на улицу, силой втолкнул в машину и сам сел за руль. Через минуту они выехали на оживленную дорогу, которая при свете восходящего солнца выглядела куда симпатичнее.

Едва Эмма получила возможность говорить, она разразилась ругательствами. Питер долго выслушивал ее вопли, но держал язык за зубами, не желая подливать масло в огонь. Когда Эмма сделала секундную паузу, чтобы перевести дух, он наконец сказал:

— Я уже понял, что ты не в восторге от местных полицейских. Ты высказалась предельно ясно.

— Не в восторге? — Голос Эммы сорвался на крик. — Я в ярости! В бешенстве! Я буду жаловаться на них! Почему ты увез меня? Я бы им такое устроила!..

— Детка, ты так наивна, — вздохнул Питер. — Ничего бы ты не устроила. Ну если только истерику. Безусловно, они были в чем-то не правы, когда забрали нас в участок…

— В чем-то?

— Успокойся, пожалуйста. Наша машина виляла вправо-влево. Естественно, копы подумали, что ты пьяна. Они должны были задержать нас.

— Задержать, выяснить, что я трезвая, и отпустить восвояси! Нам же пришлось ночевать на скамейках! На нас надели наручники, Питер! Я запястья стерла в кровь!

— Если бы ты принялась качать права, они быстренько засадили бы тебя в самую что ни на есть настоящую камеру. И держали бы там ровно столько, сколько потребуется. А если бы ты выразила желание позвонить своему адвокату, то телефон неожиданно «сломался» бы. Или про тебя забыли бы совершенно случайно. Ты никогда не смогла бы доказать, что полицейские нарушили твои права. Поверь, я знаю, о чем говорю. Они поступают так со всеми, кто не желает вести себя мирно. Это у них называется «укрощение строптивых».

Эмма тяжело дышала, глядя на проплывающий мимо пейзаж. Она понимала, что Питер прав. Эмма не раз слышала о подобных методах «укрощения».

— Ясно тебе теперь, почему я сразу же уволок тебя, как только нас официально отпустили? — Питер говорил тихим, успокаивающим тоном, и, как ни странно, это подействовало на Эмму.

Она вдруг почувствовала, как остывает сжигающий ее изнутри гнев.

— Я хочу есть, — сказала она после десятиминутного молчания. — И не отказалась бы принять душ.

— Не хочу тебя расстраивать, но в этих краях мотелей днем с огнем не сыщешь.

— Тогда останови хотя бы у какого-нибудь кафетерия. Мне нужно привести себя в порядок.

Она прикусила губу, чтобы не расплакаться. Ей вдруг стало невыносимо жаль себя. Ее одежда была измята и перепачкана, туфли покрывал слой пыли, волосы растрепались, тушь размазалась… А поскольку мироощущение Эммы целиком завесило от того, как она выглядела, настроение у нее упало, как столбик термометра в мороз.

Питер вел себя на удивление покладисто. Он изредка с сочувствием поглядывал на Эмму, но комментариев не отпускал. А она, надеясь на то, что Питер чувствует себя хоть немного виноватым, и, желая его помучить, демонстративно вздыхала, и хлюпала носом. Ей надоело изображать сильную женщину. Эмма даже подумала, что, пожалуй, совершила ошибку, демонстрируя свою несгибаемость и хладнокровие. Возможно, если бы Питер хотя бы подозревал, что и она способна чувствовать и переживать, то не вел бы себя как последняя сволочь.

Через час он затормозил у придорожного кафетерия, как две капли воды похожего на тот, в котором они пили кофе ночью. Эмма даже поначалу решила, что они заблудились и сделали круг. Однако, взглянув на дорожный указатель и увидев номер трассы, успокоилась.

— Я пойду в дамскую комнату, — сказала она. — А ты займи столик и закажи для меня большую чашку капучино, какой-нибудь более-менее съедобный сандвич и большую порцию овощного салата.

— Как скажешь, — смиренно согласился Питер.

— Надеюсь, ты не влипнешь в очередную историю, пока я буду отсутствовать.

— Я постараюсь.

Махнув на него рукой, Эмма вошла в кафе, заперлась в женском туалете и уткнулась носом в мутное зеркало с трещиной посередине. То, что она увидела, превзошло самые худшие ее ожидания.

— О! Кто это? — шепотом спросила Эмма, хватаясь за сердце. — Кто ты, чудовище? И куда подевалась моя дорогая Эмма Сент-Джон?

Она не проронила ни слезинки, когда попала в участок, не расплакалась, когда ее унижали копы, однако увидев себя в зеркале — осунувшуюся, с тенями под глазами, со спутанными волосами, в грязном костюме, — Эмма зарыдала.

— Меня надо показывать на ярмарке за деньги! — всхлипывая, лепетала она. — Мною можно детей пугать! Я монстр! Ужасный монстр!

Для Эммы даже спущенная петля на чулке являлась трагедией, что уж говорить о нынешнем жутком облике.

Она дала себе время выплакаться, затем умылась с мылом, припудрилась, заново накрасила ресницы, нанесла светло-серые тени на веки и подрумянила щеки. Радуясь, что догадалась взять с собой полный набор косметики, Эмма намазала руки кремом, сняла пиджак и блузку, побрызгала тело освежающим спреем, причесалась и залила волосы лаком.

— Так-то лучше!

Спрятав косметичку в сумку, Эмма протерла туфли салфеткой, надела блузку, заправив ее в брюки, затянула пояс потуже, а испорченный пиджак перекинула через плечо.

— Кажется, я снова превратилась в саму себя, — отметила Эмма, бросив последний взгляд в зеркало. — По крайней мере, Джейн должна меня узнать.

Эмма очень удивилась, когда, выйдя из туалета, увидела Питера, в одиночестве сидящего за столиком. Она, конечно, ожидала, что он, как минимум, дерется с дальнобойщиками или соблазняет официантку. Однако Питер, на ее счастье, слишком устал, и ему было не до подвигов.

— Отлично выглядишь. Вид не такой помятый, как полчаса назад. Как тебе удалось преобразиться? — спросил он, когда Эмма села напротив него. — Ты носишь в сумке карлика-визажиста? Или занимаешься колдовством?

— Поскольку это первый комплимент, который ты мне сделал за все время нашего знакомства, я не обращу внимания на те фразы, которые показались мне немного оскорбительными.

— Первый комплимент? — переспросил Питер. — Неправда! Я постоянно тебя хвалю.

— Про себя, наверное.

— Нет, вслух! Однако все чаще за глаза.

— Что так?

— Еще решишь, что я за тобой ухлестываю.

— Я еще не забыла о том, как ты меня лапал, а потом попытался поцеловать.

— Я проводил эксперимент. И он с треском провалился.

Эмма голодным взглядом пошарила по пустому столу.

— Ты завтрак заказал?

— Свою порцию я уже съел и думаю повторить. А твою еду сейчас принесут. Я был уверен, что ты застрянешь в дамской комнате на пару часов, и потому попросил официантку не торопиться.

— Спасибо, — сказала повеселевшая Эмма. — Ты можешь быть милым, когда захочешь.

— Это очень трудно.

— Знаю, и потому вдвойне тебе благодарна.

Она почти полностью простила его, когда официантка поставила перед ней большую тарелку с дымящимся омлетом, миску с салатом и огромную кружку кофе. Кроме того, Питер заказал горячие булочки, так что Эмма даже потрепала его по руке от переизбытка чувств.

— От сандвичей меня отговорили, — пояснил Питер. — Кажется, их везде подают только дальнобойщикам. Однако омлет очень даже неплох, будь уверена.

— Я так проголодалась! — призналась Эмма. — Корову бы съела целиком!

— Живодерка.

— Мм… Ты прав, омлет — выше всяких похвал!

— И стоит дешево. За что люблю такие кафетерии, так это за цены.

— Жаль, что качество пищи чаще всего хромает.

— Просто нужно знать, что заказывать.

— Ох, и салат такой вкусный!

Питер не выдержал и прыснул.

— Теперь ты знаешь, что ощущают преступники, снова вышедшие на волю.

— О да! Все чувства обостряются!

— А может, ты просто отвыкла от нормальной пищи? Я видел, что ты ешь на работе: печенье и конфеты. Теперь понятно, почему ты такая тощая.

— Я?! Тощая?! — воскликнула Эмма.

Питер фыркнул и небрежно пожал плечами.

— А то ты не знаешь.

— Я стройная.

— Тощая!

— Стройная!

— Эй! — Питер вдруг встал и замахал руками, привлекая к себе внимание. — Простите, что отрываю вас от трапезы, но у нас тут возник спор. Скажите, эта дама стройная или тощая?

Восемь водителей-дальнобойщиков, одна старушка и две официантки критически оглядели сгоравшую от стыда Эмму и хором произнесли:

— Тощая!

— Спасибо! — крикнул Питер и плюхнулся на место. — Теперь ты мне веришь?

— Все, Лейден, это была последняя капля! — Эмма запустила в него скомканной бумажной салфеткой.

— У тебя ключицы торчат, локти острые как иголки и коленки вот-вот прорвут ткань брюк. — Питер поежился. — Брр… Сочувствую мужчинам, которые оказывались в твоей постели. Как вы сексом занимались? Наверное, парни после ночи с тобой были все в синяках, бедняги.

— Еще никто не жаловался.

— Тебя просто боялись обидеть.

— Много ты понимаешь.

— В мужчинах? Да уж побольше твоего. Детка, да тебя же даже ущипнуть не за что. Одна кожа да кости. Хотя уверен, и у тебя хватает поклонников. Каких только нет на свете извращенцев.

— По-твоему, на меня может позариться только извращенец?! — возмущенно спросила Эмма.

— Что ж, перефразирую, а не то ты снова начнешь на меня орать. Ты — женщина на любителя. Так лучше?

— Ничуть.

— Извини, помягче ничего не могу придумать.

— Я не всегда была такой худой. — Эмма почувствовала, что обязана оправдаться. — Я часто забываю поесть, потому что слишком занята.

— Я тоже занятой человек, но о еде всегда помню.

Эмма расхохоталась от души.

— Ты-то занятой? Не смеши меня. Ты вообще когда-нибудь работал на износ?

— Представь себе, да, — мрачно усмехнулся Питер. — Когда мне исполнилось шестнадцать, отец взял меня в свою команду. В то время, когда мои сверстники веселились на вечеринках, влюблялись, расставались и заводили новые знакомства, я безвылазно торчал в офисе своего папеньки. Меня готовили к тому, что я однажды стану новым властелином отцовской империи. И я не пытался спорить, не перечил, перестал встречаться с друзьями, не бегал по ночам на свидания. Я учился и работал, работал и учился. Потом был престижный колледж, два года стажировки в Европе… Когда я опомнился и понял, что время беззаботной юности ушло безвозвратно, то впал в уныние. Ведь этой самой веселой поры взросления у меня и не было. И вот тогда я пустился во все тяжкие.

— А твоя женитьба?

Питер кивнул.

— Да-да, я сбавил обороты, когда встретил Лору. Она была утонченной, красивой, хорошо воспитанной женщиной. Нас познакомил мой отец. Конечно же не обошлось без его вмешательства. Лора очаровала меня. Я вспомнил об ответственности, вновь стал серьезным, вернулся в фирму отца, продолжил делать карьеру… Однако мой брак развалился, и я, откровенно говоря, этому рад. Я снова свободен, меня ничто не держит. Нет никаких обязательств! Я наконец предоставлен самому себе!

— Почему ты расстался с женой? — спросила Эмма, глядя на него искоса.

На лицо Питера легла тень задумчивости. Он смотрел на Эмму, но в то же время как бы сквозь нее. Питер погрузился в воспоминания, которые отгонял от себя много лет.

— Как я уже сказал, жену для меня подыскал мой отец. Я влюбился, но Лора никогда меня не любила. Я для нее был лишь выгодной партией. Поначалу, когда я признавался ей в своих чувствах, она смущалась и ничего не говорила в ответ. Однако после свадьбы перестала притворяться и прямо сказала, что испытывает ко мне лишь симпатию. Я долго пытался покорить ее сердце, но все было напрасно. Она оставалась холодной, как лед. Или вот как ты.

— Я вовсе не холодна.

— Тебе виднее. Так вот, Лору устраивал наш брак. Ей не нужны были сантименты. А я не мог жить с ней, зная, что она относится ко мне как к деловому партнеру. И, в конце концов, я с ней развелся.

— Так ты романтический герой с разбитым сердцем, — криво усмехнулась Эмма.

— Да, я такой. А сразу и не скажешь, верно? — Питер не мог оставаться серьезным слишком долго.

— Твой рассказ на многое открыл мне глаза.

— Неужели? Поделишься своими размышлениями?

— Не сейчас. — Эмма доела последний листик салата и со счастливым вздохом откинулась на спинку стула. — Мне слишком хорошо. Не хочу испортить момент.

Питер вдруг хмыкнул и хитро подмигнул Эмме.

— Представляешь, даже здесь, в этом захолустье, нашелся человек, которому понравилась твоя тощая задница.

— Что-что? — нахмурилась Эмма.

— Один из дальнобойщиков не сводит с тебя глаз. Думаю, что в его мечтах ты уже без одежды.

— Кто именно? — Эмма сделала вид, что поправляет волосы, и украдкой оглянулась.

— Вон тот бородач с мощными бицепсами, что сидит у окна.

— Не в моем вкусе, — сказала Эмма.

— Вряд ли его интересует твое мнение. Такие, как он, не спрашивают разрешения, чтобы приударить за женщиной.

— К счастью, ему ничего не светит, ведь ты меня защитишь от его притязаний, — беззаботно сказала Эмма.

— Нет, не защищу. У меня же нет таких бицепсов.

— Ладно, нам пора ехать, — произнесла она, делая официантке знак, чтобы та принесла счет. — Поговорим позже о моих поклонниках.

— Упс.

— Ну что такое?

— Надо было раньше сматываться. — Питер перестал весело улыбаться. — А сейчас уже поздно. Этот крепыш идет сюда.

— Хватит шутить.

— Мне не до шуток…

— Опять ты взялся за старое, Лейден?..

Она не договорила. Неожиданно рядом с ней выросла громадная фигура. Эмма медленно подняла взгляд и уставилась на небритый квадратный подбородок, нос картошкой и маленькие злые глазки.

— Здрасьте! — сказал мужчина, пялясь в вырез блузки Эммы. — Что такая хорошенькая куколка делает в этой грязной забегаловке?

— Куколка ест, — очаровательно улыбаясь, сказала Эмма, свято верившая в то, что любые проблемы можно решить с помощью вежливых переговоров.

— А ну-ка, — громила смерил Питера уничижительным взглядом, — уступи мне место.

— А вы что, инвалид? — спросил тот, угрюмо хмурясь.

— Чего?

— Да еще и глухой вдобавок.

Эмма пнула его под столом ногой. Опять он вместо того, чтобы молчать, когда его не спрашивают, начинает задираться.

— Мы уже уходим, — сказала Эмма, поднимаясь, однако сразу же опустилась обратно на стул, так как незнакомец положил свою огромную ладонь ей на плечо.

— Поболтать охота, — объяснил он.

— Я бы с радостью, но мы спешим.

— Он хахаль твой, что ли?

— Муж.

— А почему колец нету?

Эмма посмотрела на безымянный палец Питера, затем перевела взгляд на свои руки и поспешно сказала:

— Я оговорилась. Он мой будущий муж. А кольца мы еще не купили.

— Врешь, поди.

— Шел бы ты отсюда, приятель, — не выдержал Питер.

— Это ты мне? А ну, повтори! — взревел громила, и Эмме стало ясно, что он с самого начала надеялся затеять драку.

— Не надо так нервничать, — с ледяным спокойствием произнес Питер. — А то кровь носом пойдет.

Дальнейшие события развивались столь стремительно, что впоследствии Эмма так и не смогла вспомнить все детали. Она знала только, что каким-то образом оказалась у двери, достаточно далеко от эпицентра потасовки. Заулюлюкали остальные дальнобойщики, привычно завизжала официантка, принялся звонить в полицию охранник, который едва ли доставал громиле до пояса.

— Питер, беги! — крикнула Эмма.

Однако он не собирался спасаться бегством. Питер схватил стул и что было силы запустил им в своего соперника. Стул разлетелся в щепки. Великан взревел и поднял над головой столик. Неизвестно, чем бы все это безобразие закончилось, если бы Эмма совершенно неожиданно для себя самой и для окружающих не закричала истошным голосом, потеряв от страха контроль, и не упала бы после этого в обморок…