Всемирная история. Российская империя

Последний российский монарх и демократия (не сошлись характерами)

Конечно, монархи были в России и после Николая ІІ, и в советской империи, есть и сейчас в Российской Федерации. Просто полнота власти у них примерно одинакова, а вот у нелегитимных (то есть не легитимированных путем основания династии) власти и поболе было и есть. Антураж у нового властителя поначалу иной, но, долго властвуя, он становится «отцом отечества» с наполеоновским властолюбием и бронзовеет.

И еще есть опасность для окружающих стран: а вдруг что шибанет в голову вождю соседей? Новые политические режимы и династии, которые они порождают, случались и случаются.

И снова обратимся к примерам из европейской истории. Был в Англии узурпатор Ланкастер. Ему для легитимности династии нужны были военные победы над Францией. После того, как его сын Генрих V разгромил французов при Азенкуре (1415 г.), эти проблемы перед династией уже не стояли.

Был в свое время коронован и Наполеон, которому нужны были победы над противниками Франции. Наполеон поначалу был полезен Французской республике, казнившей своего короля. Державу укрепил, врагов-монархистов приструнил. Новый режим стал относительно либеральным, а не мясницким. Хотя 40 тысяч жертв якобинского террора, конечно, выглядят детской песочницей по сравнению с «достижениями» советского, китайского или корейского социализма. Но дальше – войны, войны и войны. И захотелось Наполеону стать монархом. Но потом все устали от его гения и бесконечных войн. Тот, кто поначалу казался гарантом стабильности, со временем стал причиной нестабильности.

Что есть «монарх»? Это легитимизм и генеалогия. Благородное происхождение, «голубых кровей», наследование или захват трона. Продолжение династии согласно обычаям своей эпохи. Кому-то везло, кому-то не везло. Харизмы родоначальника, каковой обладал Карл Мартелл[40], древним франкам хватало для основания династии, если еще пара потомков способны были соответствующим образом проявить себя. Потом был Карл Великий – «отец Европы». Дальше все шло по инерции.

Романовы – «седьмая вода на киселе» Рюриковичам. А Рюриковичи с чего начинали? Захватили территорию Восточной Европы. Во времена мрачного Средневековья никто и не задумывался над тем, кто есть «настоящий князь». Все было решено несколькими поколениями ранее. А потом стали прерываться ветви рода. Погибли князья Руси в Украине. Какой-то «бутончик» застрял в Московии и пустил ветку до Ивана Грозного и убиенного им сына. Дальше – Смута, Лжедмитрии и т. д.

По итогам Смуты условно избрали на царство бояр Романовых, перебрав всех тех, кто генетически или формально был причастен к дому Рюриковичей, – пусть даже и Семен Бекбулатович[41]. После выбора государя ситуация изменилась к лучшему, хотя бунтов было много. А в 1912 г. пышно отметили 300-летие дома Романовых. И насколько все было величественно и прекрасно в 1912-м, настолько же стало ужасно в 1917-м. И не посетила российского монарха такая рефлексия, которая позволяла многим другим самодержцам выжить, как-то выкрутиться. И спасти свою семью.

Увы, как историки ни бьются над системными кризисами поздней Российской империи на грани краха старого режима, давно очевидно, что Николай II был в каком-то смысле человеком недалеким. Вроде не вредный и не кровожадный, но – как это по-русски? – малохольный. Ничего ни о чем не понял и угробил все, что было необходимо для дальнейшего существования монархии. Трехсотлетняя монархия Романовых просто растворилась за два-три дня. Это ж надо уметь! Ну, признаем, хоть в чем-то этот человек был талантлив.

Европа: Генрих VII Тюдор в 1485 г. унаследовал английское королевство после войн Роз, но прекратить бесконечную резню герцогов и баронов можно было браком с конкурирующей ветвью Плантагенетов – Йорками. Так и сделали. Подняли «новое дворянство» – поддерживающую режим и династию социальную прослойку. Стабильности Тюдорам хватило на столетие, и потом проблемы возникли уже у Стюартов – Английская революция. Но при ком-то из Стюартов революция случалась, а при ком-то – нет. А почему? Хотя общество было похожим, политические силы были тоже очень противоречивы. Народ (условно) непредсказуем. Поэтому «с людьми надо работать».

Вернемся в Россию. Итак, последствия революции 1905 года. «Революция» – это громко сказано. Цепочка массовых, неплохо организованных или стихийно возникших бунтов в городах и селах, в армии и на флоте. А вот последнее – это уже нехорошо… Значит, надо режим менять.

Провозглашение конституционной (парламентской) монархии. Страсти стихают. «Народу даровано…» Надо учитывать, что такого рода парламентскими монархиями уже были все другие монархии Европы (или того, что тогда считалось Европой). То есть наконец-то в чем-то Россия догнала Запад.

Но именно сокращение властных полномочий монарха больше всего и раздражало царя Николая. Однако монарх может на многое влиять, даже если формальной власти у него нет. Тому прекрасный пример – Британская монархия. Были и есть у людей из Букингемского дворца старые наработки.

Николай ІІ считал себя богоносцем. Характерное сравнение: британский монарх Георг V Виндзор и его двоюродный брат по материнской линии Николай II были похожи, как близнецы. Но Георг сумел ничего не испортить в то время, когда Британия тоже оказалась в мясорубке Первой мировой. Он был тихий, спокойный, патриотичный, не деспотичный. При нем политическая система хорошо функционировала. При нем войну делали военные (у него не было дурацкой идеи, как у Николая, взять всю ответственность на себя). Он был именно тем монархом, который стилем своего правления показывает: мы тут больше тысячи лет правим, но никому не мешаем, разделяем с народом все тяготы. Едины с нацией в пору невзгод. И в ситуации, когда монархия поддерживалась столетиями проверенной системой «партии – парламент – премьер-министр» (сначала парламент, потом партии, потом премьер; а монархия была всегда), система сработала бы, даже если бы Георг совершил грубую ошибку.

В России такого «предохранителя» не было.

Даже самые гениальные политики при демократии проигрывают выборы. Но они могут потом осознать ошибки и победить через пять или десять лет. А вот монархия, если падает, то гораздо основательнее, потому что она – это столетия истории определенной страны/государства. Это гибель целой политической традиции. Монархия Романовых ушла тихо и быстро. Это напоминает падение итальянской монархии – она оказалась никому не нужной после режима Муссолини, при котором главой государства все еще был король.

Опять вернемся в Россию. Конфликты между царем и представительством российского народа привели к роспуску Первой и Второй Государственных Дум, а в Четвертой Думе разгорелась борьба между «прогрессивным блоком» и царизмом («регрессивным»). И все это вместе с другими факторами подготовило падение монархии Романовых. Кто-то называет это политическим режимом. Что же это был за режим?

Даже сама должность премьер-министра раздражала царя, особенно когда ее занимали такие сильные личности, как Сергей Витте или Петр Столыпин. В октябре 1905 – апреле 1906 гг., в последние перед созывом Думы месяцы, происходили грозные революционные события, обострявшие отношения между царем и премьером Витте, который бравировал перед царем своей грубоватой прямотой. Достижения Витте как главы Совета министров до парламентаризма были замечательными: масштабная модернизация империи, развитие инфраструктуры, осторожность в части внешних конфликтов. Никакого авантюризма. И он был монархистом.

Должность председателя Совета министров вводилась указом от 19 октября 1905 г. «О мерах к укреплению единства в деятельности министерств и главных управлений», который реформировал Совет министров, возложив на него обязанность определять направление деятельности ведомств и передав ему дела по общей безопасности. Совет остался ответственным перед царем, у которого сохранилось право назначать министров и председателя. Председатель участвовал в выборе кандидатов на министерские должности, за исключением министров императорского двора, иностранных дел, военного и морского. По усмотрению царя Совет собирался под его главенствованием. Министры не могли утверждать общезначимые меры управления вне Совета. Они должны были сообщать председателю обо всех важных событиях, знакомить его со своими «всеподданнейшими докладами», прежде чем подать их царю; им утверждались планы мероприятий и приказы.

Дела, которые касались министерств иностранных дел, двора, военного и морского, были изъяты из подчинения Совету и могли вноситься на рассмотрение царя, который выносил их на рассмотрение профильных министров. Начинался процесс формирования политических партий. Обычно это долгий процесс, но он формирует стабильные отношения его участников, приучает их к рабочему диалогу.

Премьер Витте пытался на протяжении десяти дней достичь компромисса с общественным активом, в состав которого входили и радикалы, и умеренные. Витте стремился к компромиссу с умеренными. Их лидером был Дмитрий Шипов. Министерство народного просвещения было предложено князю Евгению Трубецкому, а торговли и промышленности – Александру Гучкову. Шипов потребовал еще портфели министров юстиции, внутренних дел и земледелия, предложив трех кандидатов: на пост министра юстиции – Сергея Муромцева, а на две другие должности – князя Георгия Львова и Ивана Петрункевича.

В последующих переговорах приняли участие члены бюро съездов земских и городских деятелей Федор Кокошкин, Федор Головин и князь Львов, которые потребовали созвать Учредительное собрание[42], чтобы выработать Основные законы, немедленно реализовать провозглашенные Манифестом от 17 октября 1905 г.[43] свободы и полную политическую амнистию. После этого Витте только и оставалось, что продолжать переговоры. Камнем преткновения стала кандидатура Петра Дурново на должность министра внутренних дел, которую «общественники» решительно отвергли. Обсуждали кандидатуры князя Сергея Урусова, Петра Столыпина и самого Витте. Витте пришлось еще раз просить за Дурново, и Николай II согласился ненадолго назначить его министром.

Потом весь этот пасьянс опять разложили заново. Витте приходилось балансировать между разными группами социального актива, между революционными массами и царем, который был вообще против конституции.

С самого начала деятельности реформированного Совета министров отношения между премьером и царем были безнадежно испорчены. Уже в конце октября Витте выступил против назначения главой Департамента экономии Государственного совета бывшего министра финансов Владимира Коковцова.

Через несколько дней премьер не согласился с двумя назначениями на министерские должности, которые сделал царь. Хотя такие назначения оставались прерогативой царя, Витте собрал членов кабинета на частный совет и добился единогласного решения, согласно которому кандидаты царя не соответствовали требованию однородности состава правительства.

Витте подал Николаю II «всеподданнейший доклад» о решении совещания министров. Царь капитулировал перед кабинетом. Но его неприязнь к Витте усугубилась, что сказалось и на отношении к правительству.

Чтобы ослабить влияние премьера, царь опирался на генерала Дмитрия Трепова, который с приходом к власти Витте потерял должность товарища (заместителя) министра внутренних дел, заведующего полицией и командующего отдельным корпусом жандармов, но получил весьма влиятельную должность дворцового коменданта. Однако Трепов и Витте с осени 1905 г. действовали бок о бок, пытаясь спасти ситуацию.

Острые споры вызвал и аграрный вопрос. В первые дни после Манифеста 17 октября Дмитрий Трепов, Иван Горемыкин, Александр Будберг (ярый противник Витте) и сам царь начали искать способы успокоить крестьянство. Министерство финансов предлагало снизить выкупные платежи, которые были прописаны еще в Реформе 1861 года[44]. Совет министров 31 октября 1905 г., очевидно, принял эту позицию, хотя и считал, что при недоборе рядового состава в армии (он формировался из крестьянства) царский манифест про уступки крестьянству все-таки необходим. Несмотря на то, что царь уже счел нужным отменить все выкупные платежи, с ноября было объявлено об уменьшении их наполовину в течение 1906 г. и об отмене с 1907 г., а также о разрешении Крестьянскому банку покупать помещичьи земли без ограничения размеров и перепродавать их крестьянам с предоставлением кредитов. Это означало, что эпоха отмены крепостного права наконец-то могла завершиться. Ведь, получив личную свободу в 1861 г., крестьяне остались в долгу перед помещиками и выплачивали его более 40 лет, а это ложилось бременем уже на два поколения.

В начале ноября 1905 г. Гучков и Шипов предложили проект бесцензового[45] закона, по которому избирательное право предоставлялось всем мужчинам, достигшим 25 лет, с двухступенчатым голосованием сначала по губерниям, а потом областям[46]. Витте согласился с принципом всеобщего избирательного права. Политическая ситуация после всеобщей забастовки, влияние Петербургского совета рабочих депутатов – все это заставило правительство предоставить рабочим избирательные права. Это предусматривали правительственные проекты избирательного закона, которые противопоставлялись внедрению всеобщего избирательного права. Речь шла только о том, вводить ли отдельное представительство рабочих. Количество рабочих представителей в Думе решили сократить до 14, хотя с учетом процентного соотношения рабочих и других слоев населения их должно быть 70 человек.

Новый избирательный закон окончательно утверждало особое совещание под председательством царя. Оно собиралась 5, 7 и 11 декабря 1905 г., когда революционные события становились все более угрожающими. Накануне арестовали членов Петербургского совета, и было принято решение о заключении в тюрьму участников забастовок на предприятиях государственного значения, хотя одновременно были легализованы экономические[47] забастовки. Погубив проект, который предусматривал всеобщее избирательное право, Витте решил отказаться от отдельного рабочего представительства в проекте собственного кабинета. Впрочем, он готов был то вообще не собирать Думу, то отсрочить ее созыв.

Отвергнув введение всеобщего избирательного права, Витте, однако, вместе с Тимирязевым и Треповым выступил против попыток вернуться к полному лишению рабочих избирательных прав. 12 декабря был опубликован царский указ с изменениями в положении о выборах в Думу.

Перспектива существования Думы и Государственного совета означала, что в стране появится двухпалатный парламент. В состав Совета входили помещики, капиталисты и великие князья, он являлся как бы защитой от чрезмерно либеральных позывов Думы. Совет формировался из представителей земств, купечества, дворянства, православной церкви, профессуры, высшей бюрократии.

Важный вопрос, связанный с прерогативами царя, оказался спорным. Предоставленное Думе актами от 6 августа 1905 г. право законодательной инициативы не распространялось на «начала государственного устройства, установленные Основными законами». Согласно установленным Манифестом от 17 октября правилом, по которому ни один закон не мог вступить в силу без одобрения Государственной Думы, соответствующая статья нового думского «устава» предоставляла Думе право законодательной инициативы и рассмотрения всех законов, в том числе и Основных, за исключением тех, которые касались престолонаследия и императорской фамилии и подлежали законодательному рассмотрению только по указанию царя.

14 февраля открылось совещание под председательством царя для окончательного рассмотрения «уставов» Думы и Государственного совета. Позиция Витте во время совещания была двойственной. С одной стороны, он потребовал, чтобы в манифесте об изменении «уставов» Думы и Государственного совета не было указано, что ни один закон не может вступить в силу без их решения. А с другой стороны, он хотел, чтобы Дума могла подать отклоненный Государственным советом законопроект царю.

Манифест от 20 февраля 1906 г. об изменении принципов и компетенций Государственного совета и Думы вместе с сопроводительными указами означал отступление от «вольностей» Манифеста 17 октября 1905 г.

Из Манифеста 17 октября вытекала потребность в таких законодательных мерах, которые служили бы выполнению данных в нем обещаний гражданских свобод. Правительство поспешно осуществляло эти меры, чтобы успеть до созыва Думы обеспечить сочетание гражданских свобод с контролирующими их мерами. Разрешенные профсоюзы должны были заниматься только производственными проблемами, не присовокупляя к ним политику. Объединение профессиональных обществ в союзы не допускалось.

В то же время были утверждены царским указом правила о собраниях. В основном они повторяли введенное еще осенью положение о необходимости предварительно получать у полиции разрешение на проведение собрания, на котором должен был присутствовать ее представитель. В день открытия Думы, 26 апреля 1906 г., была отменена предварительная цензура для книг. Но власть получила право арестовывать тираж, передавать дело в суд и наказывать виновных.

Стремлением опередить созыв Думы руководствовались и при ускоренном обсуждении и принятии Основных законов.

Надо было не только лишить Думу возможности рассматривать Основные законы, но и немедленно присовокупить к ним отдельные положения «уставов» Думы и Государственного совета, чтобы возможность их рассматривать зависела от воли царя.

Во «всеподданнейшем докладе» 2 марта 1906 г. Витте предложил определить понятие декрета, который издавался бы «в порядке верховного управления», то есть единолично царем. Он настаивал на том, чтобы Основные законы, даже если они останутся без изменений, предусматривали бы право монарха издавать декреты. 4 марта царь приказал «при условии полной тайны» обсудить проект в Совете министров, и Витте принялся его исправлять. Он предложил установить ответственность правительства перед царем.

Совет министров на заседаниях 10, 12, 14, 18 и 19 марта все это одобрил и, чтобы лишить Думу возможности влиять на государственную политику, предложил добавить в текст Основных законов только принятые правила утверждения сметы и замечание о том, что при неутверждении контингента новобранцев до 1 мая он устанавливается не более прошлогоднего.

Кроме того, Совет министров предложил оговорить в Основных законах среди прерогатив монарха управление международной политикой, право чеканить монету, прощать осужденных, а также объявлять в той или иной местности военное или чрезвычайное положение. Большинство министров настаивали на том, чтобы ввести в Основные законы право царя увольнять всех без исключения должностных лиц, в том числе и судей, несменяемость которых узаконили еще в 1860-е гг.

Все это позволило Витте, несмотря на неприязнь монарха, в дальнейшем считать себя спасителем монарших прерогатив. При этом особое внимание он уделял титулу «самодержец». Витте настаивал на том, что, поскольку власть императора уже не будет считаться «неограниченной», ее следует назвать «самодержавной». Нюансы, надо признать, схоластические, но вот понятие «самодержавный» можно трактовать весьма широко…

Проект Основных законов не попал в Государственный совет, а стал предметом обсуждения на особом совещании под председательством царя, которое открылось 7 апреля 1906 г.

Под влиянием Витте Николай II заявил, что разделы Основных законов, касающихся императорской фамилии и ее имущественного положения, не просто должны пересматриваться по его инициативе, но и только он может это делать. После дискуссии все ограничились сохранением за царем исключительного права рассматривать статьи об императорской фамилии и удельном имуществе[48].

Вопрос же о царском титуле снова поднял сам Николай II. Но никто не решился исполнить волю царя провозгласить его власть «неограниченной».

Призыв Витте упразднить несменяемость судей встретил у многих поддержку, но решиться на это никто не мог. Царь заявил, что он не имеет ничего против несменяемости судей.

Взгляды сановников на политическое будущее страны отчетливо проявились при обсуждении предложения предоставить царю право в чрезвычайных ситуациях издавать указы. И Витте, и Дурново хотели создать юридическую базу для разгона Думы и государственного переворота на легальной основе. Но царь отказался от предложения Витте.

Ситуация противоречивая: Витте предлагал государю все возможные варианты укрепить его полномочия и быстро избавиться от парламентаризма, а тот их отвергал, хотя в целом был против парламентаризма в России. Но выглядело это так: поскольку Николаю ІІ не нравился Витте, то, соответственно, и все его предложения. Монарха в отношении его полномочий больше устраивал эпитет «неограниченные», в то время как компромиссное «самодержавные» можно было при системной работе – в общих рамках подхода Витте – быстро превратить в «неограниченные», если не де-юре, то де-факто. Если Витте искал механизмы так адаптировать судебно-политическую систему, чтобы потом быстро переиграть ситуацию с парламентом при соблюдении законности, то Николай ІІ не подходил системно к разрешению ситуации и, соответственно, не видел вариантов выхода из нее без масштабного конфликта в обществе.

Правительство Витте попыталось провести аграрный законопроект до созыва Думы. В марте на рассмотрение еще не реформированного Государственного совета был подан законопроект, подготовленный в МВД. Речь шла о том, чтобы предоставить отдельным домохозяевам право выходить из общины и закреплять наделы в частную собственность с выделением их в один участок и право продавать их без согласия сельской общины. Но в Государственном совете до созыва Думы законопроект не прошел.

Премьер немедленно распорядился подготовить программу законодательства по аграрному вопросу, чтобы внести ее на рассмотрение Думы. Кроме права крестьян выходить из общины с получением надела в собственность, она имела целью уравнять их с другими состояниями в имущественных и гражданских правах в сфере управления и суда. Крестьянское надельное землевладение должно было стать индивидуальным с введением частной собственности на надельное имущество.

Российские историки скептически оценивают некоторые утверждения в мемуарах Витте. Он писал, что решил покинуть пост премьера уже через три-четыре месяца после того, как занял его, и обращался к царю с просьбой об отставке. Есть основания полагать, что он рассчитывал взять верх. В конце концов, также не предполагал своего увольнения и Дурново. Роспуска кабинета не ждали и другие министры.

Первые сведения о результатах выборов в Думу обрадовали министров. Однако оказалось, что большинство депутатов – кадеты[49], которые, вероятно, могли пагубно влиять на крестьян. Витте ошибся. Как известно, он был убежден, что крестьянство – главная твердыня российского государственного строя. Поэтому изданный под его руководством избирательный закон был составлен так, чтобы обеспечить представителям крестьянства подавляющее большинство в Думе. На самом деле Дума оказалась левой и кадетской. Крестьянство не могло устоять перед заманчивыми земельными обещаниями кадетов. Это очень огорчало Витте, но он рассчитывал наладить сотрудничество и с таким составом Думы.

Отметим, что именно аграрный законопроект был детально разработан и изложен в программе в трех главных направлениях действий: уравнение крестьян в правах с другими сословиями, индивидуализация крестьянского землевладения и исследование способов удовлетворения потребности крестьян в земле. Программа содержала также следующие предложения: Министерства юстиции – реформировать местные суды и ввести судебную ответственность должностных лиц, определенную еще указом от 12 декабря 1904 г., Министерства финансов – ввести подоходный налог; Министерства торговли и промышленности – о выборных учреждениях торгово-промышленного класса (предпринимательских организаций) и др. Кроме того, в программе упоминались законопроекты по рабочему вопросу, готовить которые заканчивали в этом министерстве. Предложения других ведомств в программу не вошли. Крестьянскому и рабочему вопросам в ней отводилось главное место. После отставки Витте и его кабинета была составлена новая программа.

Преимущество в Первой Думе получили кадеты – представители самой заметной партии из появившихся после 17 октября, – объявившие основой своей программы и политической практики идеалы российского либерализма, и депутаты-крестьяне, которые вместе с интеллигентами-народниками составили трудовую группу, ее членов называли трудовиками. И те, и другие выступали за ответственность правительства перед Думой, всеобщее голосование, политическую амнистию. Единогласно был утвержден законопроект, который заменял смертную казнь бессрочной каторгой, правда, он так и не стал законом. В Думе не было проправительственной и оппозиционной партий: она вся противостояла правительству. Главным методом оппонирования правительству Дума сделала запросы министрам.

В центре политической борьбы в Думе был аграрный вопрос, особенно принцип принудительного отчуждения частновладельческих земель. Здесь столкнулись три аграрные программы: кадетская, трудовиков и правительственная. Кадетский проект, известный как «проект 42-х», предусматривал наделение безземельных и малоземельных крестьян за выкуп землей, которая переходит не в собственность, а в пользование в пределах трудовой нормы, за счет отчуждения государственных, удельных, кабинетных, церковных, монастырских и частновладельческих земель по «справедливой» цене. По этому проекту отчуждаемые земли должны были поступать в государственный фонд, то есть это была частичная национализация земли.

Крестьянская программа, изложенная в записке 104 депутатов-трудовиков, основывалась на принципе национализации всех земель, превышающих трудовую норму. Ее реализация означала ликвидацию помещичьего землевладения. В Думу был внесен и эсеровский[50] законопроект о немедленном уничтожении любой частной собственности на землю и делении ее на основе «уравнительного землепользования».

Правительственные предложения предусматривали уравнять крестьян в правах с остальным населением, заменить крестьянское сословное управление бессословным. Выступая против отчуждения помещичьей земли, министры подчеркивали, что принудительное отчуждение собственности закон допускает только в случае государственной или общественной необходимости, а наделение крестьян помещичьей землей пойдет им во вред: на душу придется лишь часть десятины, снизится культура земледелия, крестьяне потеряют заработки в помещичьих хозяйствах, платежи помещикам за землю окажутся непосильными, а помещики будут очень заинтересованы в продаже земли. Звучали также обещания передать малоземельным крестьянам казенные и купленные казной земли.

Однако Дума стояла на своем, и ее распустили.

Новым премьером стал Петр Столыпин.

Для борьбы с революционным движением Столыпин вводил в различных районах страны положение усиленной (чрезвычайной) охраны или военное положение. Согласно статье 87 Основных законов были усилены репрессии за пропаганду в армии и основаны военно-полевые суды, создаваемые в тех случаях, когда вина была очевидной. Суд был скорым, без участия защитников, смертные приговоры исполнялись в течение суток.

Крестьянскому банку была передана часть вольных удельных земель для перепродажи крестьянам. Свободные государственные земли передавались землеустроительным комиссиям. В октябре 1906 г. были упразднены ряд правовых ограничений для крестьян, связанных с отменой выкупных платежей и с объявленной тем же указом ликвидацией подушного и круговой поруки там, где они еще существовали. Вводилась свободная выдача крестьянам паспортов (вспомним Хрущева) с правом выбирать место жительства. Все российские подданные, кроме «инородцев»[51], получали одинаковые права в сфере государственной службы. Была существенно ослаблена зависимость крестьян от общины: отменены передача неисправимых должников «на заработки» и назначение им опекунов, установлены права переезда в город с отказом от общественной земли или ее продажей, поступления на гражданскую службу или в учебные заведения без официального выхода из общины и выполнения личных натуральных повинностей. Разрешалось членство в нескольких сельских обществах, расширялось право скупать земли.

Однако при ставке на «сильных хозяев» в Совете министров явно боялись подорвать надельное землевладение как систему с последующим усилением имущественного расслоения и обострения социальных противоречий в крестьянской среде. Это проявлялось в обсуждениях главного из аграрных законопроектов – о выходе крестьян из общины с закреплением наделов в личную собственность. Большинство членов Совета министров настаивали на разрешении выхода, связывая это с отменой выкупных платежей. Законодатели хотели сначала воспитать чувство собственника у бывшего общинника и были против увеличения наделов за счет разных государственных фондов.

Царским указом от 9 ноября 1906 г. в стабильных общинах желающие могли приватизировать всю собственность, которая находилась в их продолжительном пользовании. Был снижен процент платежей по займам Крестьянского банка, и ему предоставлялось право выдавать ссуды под залог надельных земель.

Хотя выборы во Вторую Думу проводились по тому же избирательному закону, что и в Первую, правительство приняло ряд мер, направленных против рабочего и крестьянского представительства. И все же левые депутаты составили почти половину Думы. С другой стороны, в ней сформировалось и правое крыло, которого не было в Первой Думе. Заметно уменьшилось количество кадетских депутатов.

Шансов, что Дума одобрит правительственные законодательные меры в аграрной отрасли, не было. Дума отменила закон о военно-полевых судах и сопровождающие меры в сфере карательного законодательства.

30 мая 1907 г. Столыпин письменно сообщил царю, что «все готово» для того, чтобы требовать от Думы исключить из числа депутатов 55 членов социал-демократической фракции и арестовать 15 из них, а также к «роспуску Думы в случае ее отказа в этом». 1 июня Столыпин предъявил социал-демократической фракции обвинение в военном заговоре. 3 июня Дума была распущена царским манифестом, в котором отмечалось: поскольку царь признал состав Думы неудовлетворительным, то право изменить избирательный закон принадлежит не ей, а ему самому (что противоречило статье 87 Основных законов).

То есть, по сути, произошел антиконституционный переворот. Эпоха игры в российскую демократию протяженностью в полтора года завершилась.

Какой же режим устанавливался теперь?

Назывался он «третьеиюньской монархией». Авторы конституционных норм 1905–1907 гг. ошиблись с избирательным законом от 11 декабря 1905 г. Обнародованный в разгар революции, этот закон, хотя и вводил многоступенчатые выборы, которые должны были отсеять радикальные течения, все же обеспечил немало депутатских мест в Думе национальным окраинам и крестьянам европейской части России. Дума априори становилась оппозиционной и ставила вопрос о подчинении исполнительной власти законодательной. Роспуск Второй Думы и пассивность общества свидетельствовали о том, что революция закончилась. Власть выстояла. Но вернуться к неограниченному самодержавию уже было невозможно. Все понимали, что правительство хочет попытаться получить послушную Думу, но это было маловероятно, учитывая действующий избирательный закон. Поэтому выход был один: обнародовать новый закон без обсуждения его в Думе, то есть осуществить государственный переворот. Чтобы прикрыть этот факт, в Манифесте от 3 июня 1907 г., где император одновременно объявил о роспуске Второй Думы и о введении нового избирательного закона, была ссылка на исторические права монарха. Суть дела от этого не изменилась: царь нарушил обещание не утверждать законы без согласования с Думой.

Закон от 3 июня 1907 г. лишил представительства в Думе национальных окраин (в Сибири и Средней Азии), сократил депутатскую квоту других (Польши и Кавказа), уменьшил количество городов с прямыми выборами, разделил городских избирателей на две курии[52], вытеснив интеллигенцию во вторую, где голос избирателя весил в 7,6 раза меньше, чем в первой. Но, главное, он обеспечил в губернских избирательных собраниях большинство землевладельцам – самому консервативному слою общества. Многоступенчатая система выборов усложняет ответ на вопрос: сколько же людей в стране имели право голоса?

Именно МВД «постеснялось» назвать избирателями участников сельского схода, от имени которого выдвигались представители на сход в волостях. А с участниками волостного схода и собрания рабочих в европейской части России насчитывалось 3,5 миллиона избирателей – примерно 3,3 % населения. От этой цифры избиратели землевладельческой курии составили 8,7 %. В губернских собраниях они получили 50,2 % мест. И от них зависело теперь, кто будет избран в Думу.

Выборы на уездном съезде землевладельцев проходили в узком кругу – в среднем по 30 человек на уезд. Кровные связи и старые знакомства упрощали, а часто и заменяли политическую агитацию. С помощью двух-трех фиктивных цензов на уезд можно было изменить соотношение сил в пользу желаемого кандидата. Эту картину могли испортить уполномоченные от неполноцензових избирателей. Последние составляли в курии большинство – 90 %, большая их часть приходилась на землевладельцев-недворян. Количество их ежегодно возрастало, поэтому на выборах 1912 г. кадеты, рассчитывая на их участие, надеялись победить. Однако съезды кадетов проводились в неудобных местах и в неудобное время, дробились по национальному признаку или по характеру ценза. В результате только каждый десятый из мелких собственников выбрался голосовать.

На выборах 1912 г. власть, убедившись в послушании духовенства епархиальному начальству, решила использовать последнее для «делания» выборов. Избирателей от священников объединяли в один съезд с другими категориями избирателей и достигали необходимого результата. Единство дворян-помещиков, пассивность мелких собственников и правительственные манипуляции (админресурс) превратили землевладельческую курию в дворянскую. В Четвертой Думе из 61 кандидата из этой курии 56 были дворянами, четверо – священниками, а купец был только один. От общих губернских избирательных собраний в Четвертую Думу прошло 108 помещиков, из них 102 были дворянами.

Проходили выборы и от городских курий. В первой курии в среднем на город приходилось 100 избирателей, давно знакомых между собой, из них 81 % были домовладельцами (во второй курии – 41 %). В России более почетным считалось быть домовладельцем, чем фабрикантом. Если у человека было два имущественных ценза – дом и фабрика, – он считался домовладельцем. В небольших городах среди домовладельцев было немало окрестных помещиков. И когда городские избиратели прошли сквозь сито губернского собрания, оказалось, что в Четвертой Думе из 83 депутатов от городских курий 24 помещика, в том числе 11 предводителей дворянства.

В результате состав Третьей, а особенно Четвертой Думы не отражал настоящих настроений даже тех, кто имел право выбирать, а о раскладе сил в стране в целом и говорить нечего. Правительство имело дело с Думой, у которой не было прочной опоры в стране.

На столетний уже вопрос «Что ж такое случилось в 1917 году?» в вышеизложенном содержатся определенные ответы. Социальная структура общества и его умонастроения изменились со времен реформ 1860—1870-х гг. Земства перестали быть «выхлопом» для социального актива, сформировалась прослойка городского пролетариата, а предприниматели владели значительной частью материальных ресурсов. Крестьянство нуждалось в модели упразднения зависимости от помещичьего землевладения. То есть уже было достаточно поводов для протестных настроений и перерастания их в восстания военных, крестьянские бунты или всероссийские забастовки.

Гасить разгорающееся пламя надо было системно, формируя новый политикум, принимавший идеологию монархии. И следовало воспитывать новое поколение политиков, которые привыкли бы к необходимости диалога с монархией, а также проводить не только экономические реформы (чем займется Столыпин), но и политические, давая легитимный выход общественному недовольству. В Соединенном Королевстве на протяжении XIX в. трижды реформировалось избирательное право, что трижды погасило революционные настроения. Партийная система, даже при возникновении новых партий, таких как лейбористы (трудовики), вводила политический процесс в предсказуемое русло, поскольку многого можно было достичь и без революции. Это притушило доктринальный радикализм социал-демократов (лейбористов), которые отказались от идеи революции в пользу политики реформ. Аналогичные процессы происходили во Франции, в Италии, Германии и Австро-Венгрии.

Могла бы Россия пойти по этому же пути? Могла, если бы «конституционные фантазии» «просвещенных монархов» хоть как-то реализовались раньше. Если бы Екатерина или два Александра (І и ІІ) что-то сделали в сфере политики, чтобы остановить экстремизм. Очевидно, что экстремизм вечен, и в каждом поколении был политической модой (якобинство, анархизм, марксизм, национализм, нацизм, фашизм, исламский фундаментализм). Нет универсального рецепта, как избегнуть рек крови, проливаемых ради реализации утопических проектов.

Но есть политическое представительство, которое людей с политическими амбициями вводит в определенное русло и приучает (равно как и их избирателей) к политическому циклу, скучности партийных комбинаций, споров и компромиссов при формировании коалиций и кабинетов, потери власти и снова прихода к ней. Лучше на протяжении нескольких поколений.

Это – прекрасная схема для продолжительного мирного времени, когда общество не шокируют невзгоды и фундаментальные угрозы. Но в 1914 г. началась Первая мировая война. Она испытала на прочность политические режимы и экономические модели всех участников. Пережили ее немногие государства-участники. Уцелели британская политическая система (старая парламентская монархия) и французская (республика): они победили. Проигравшие: рухнула немецкая конституционная монархия (кайзер оказался «талантом» вроде Николая ІІ), и на смену ей пришла Веймарская республика. Монархия Габсбургов пала из-за национальных сепаратизмов, но и сами австрийцы не оставили при власти «кайзера и короля». Пала Османская империя, преобразованная Мустафой Кемалем (Ататюрком) в Турецкую республику.

И пала Российская империя, которая на протяжении 1917 г. превратилась сначала в Российскую республику, а потом в диктатуру пролетариата. Случилось еще много всякого – и в Британии, и во Франции, и в Германии, и в Италии… Но мы не можем судить все страны по одному лекалу. Всюду были свои особенности: «Всякому городу – нрав и права», как писал Григорий Сковорода.

Но в каждый конкретный момент кризиса каждая империя рушилась по своим внутренним причинам и обстоятельствам. Мы не можем судить Россию, сравнивая ее с Британией, или Турцию – сравнивая ее с Германией.

Но 300-летняя монархия Романовых пала в два дня. И мало кого в самой России это удивило. Ее перевернули, как страницу в книге. Наверное, это произошло неслучайно.