20 октября 1969 года,
Эджуотер, штат Техас
Мэри свернулась калачиком на диване, и на коленях у нее лежала раскрытая книга. Она уже в третий раз прочитала одну и ту же страницу, но так и не поняла ни единого слова.
Пять минут двенадцатого. Скоро вернется Бен. В этом месяце у него вечерние дежурства — с трех часов дня до одиннадцати вечера — и Мэри уже возненавидела эти долгие часы темноты и одиночества.
Раньше с ней такого не было. Всю свою жизнь она прожила в Эджуотере. Здесь никогда не запирали дверей. И ничего не боялись.
А вот она — боится. Заперла все окна и двери, а теперь вздрагивает от каждого звука, особенно если это — телефонный звонок.
Отчасти, конечно, эта тревога привычна. Все жены полицейских живут в страхе, что им вот-вот позвонят и скажут, что любимый муж тяжело ранен или того хуже.
Правда, в Эджуотере до сих пор ничего подобного не случалось.
И все же Мэри изнывала от страха. Особенно после захода солнца. Всему виной беременность, говорила она себе. Тело ее изменяется, оттого она и стала более чувствительной, уязвимой, оттого и проснулись все прежние страхи, казалось, давно забытые. Мэри страшится потерять любимого, как когда-то потеряла отца и маму… А теперь добавилось еще и опасение за хрупкую новую жизнь, которая с каждым днем подрастает в ее утробе. За ребенка, которого Мэри уже заранее любит так сильно, как никого не любила прежде.
Женщина решительно отбросила еще одну причину своих страхов — черное пятно, неотступно маячившее на краю памяти. Стоит только дать волю этому воспоминанию — и оно, точно черная дыра, всосет в себя всю ее жизнь, утащит в безмерную пустоту, где нет ничего, кроме боли.
Нет, она не станет вспоминать об этом. Ужас остался в прошлом, а перед нею, Беном и не рожденным еще малышом — все будущее.
Прошлое мертво и не сможет причинить ей вреда, покуда надежно заперты все двери и окна, покуда она гонит прочь непрошеные воспоминания.
Пронзительно зазвенел телефон, и Мэри вскрикнула от неожиданности. Книга выскользнула из ее ослабевших пальцев и со стуком упала на пол. Кто бы это мог звонить в такой час? Только не Бен. Он всегда уговаривает Мэри лечь спать пораньше и не дожидаться его прихода, в особенности теперь, когда она в тягости.
Зловещий брусок черного пластика вновь заверещал, настоятельно требуя ответа.
В поздних звонках вообще есть что-то зловещее, тем более сейчас, когда Бен на дежурстве.
Только после третьего звонка Мэри наконец нашла в себе силы потянуться к телефону.
Она сняла трубку медленно, с усилием, как в кошмарном сне, когда безуспешно пытаешься убежать от неумолимого убийцы.
— Алло! — выдавила Мэри не своим, хриплым голосом.
— Я слыхал, тебя можно поздравить.
Чарльз.
Ей бы радоваться, что никто не сказал сочувственным голосом: «Произошло несчастье», но Мэри не почувствовала облегчения. Страх — уродливая тварь — притаился рядом с ней, сладостно и злобно урча.
— Мой напарник сообщил, что скоро станет папочкой, — продолжал Чарльз, так и не дождавшись ее ответа. — Во всяком случае, он так считает. Мы-то с тобой знаем правду, верно, киска?
Сердце Мэри трепыхалось где-то у горла, и оттого она не могла вымолвить ни слова, ни единым звуком не могла опровергнуть эту мерзкую ложь.
— А теперь я скажу тебе вот что. Я не допущу, чтобы какой-то грязный ублюдок снова исковеркал мне жизнь только потому, что вам, шлюхам, недосуг предохраняться. Ты сама меня завлекла, вертела передо мной хвостом, а теперь вдруг решила забрюхатеть и все свалить на меня? Хочешь уничтожить меня, сучка? Не выйдет. У меня есть человечек, который обо всем позаботится. Словом, встретимся завтра возле…
— Нет! — подхлестнутый ужасом крик прозвучал так громко, что Мэри сама едва не оглохла.
Чарльз умолк, и в этот краткий миг у Мэри мелькнула почти безумная надежда: вдруг ей все почудилось, вдруг ей просто приснился кошмар, и сейчас она проснется? Ведь не может быть, не должно такое происходить наяву!
— Нет? — с обманчивой мягкостью переспросил Чарльз, и от этого голоса по спине у Мэри пополз холодок. — По-моему, ты оговорилась, детка. Или вправду хочешь, чтобы Бен узнал, как ты соблазнила его напарника? — Он помолчал и заговорил снова, размеренно и тихо: — А может быть, хочешь гадать, вернется ли живым в один прекрасный вечер твой драгоценный муженек?
Господи! Это не сон. Все было на самом деле — насилие, грязные намеки Чарльза, то, что он хотел сделать с ее ребенком…
— Это не твой ребенок! — пронзительно крикнула Мэри, обретя наконец дар речи. — Это ребенок Бена! Мой и Бена!
И швырнула трубку, не желая больше слышать этот грязный и безумный бред.
Кровь стучала в ее висках оглушительно и страшно, мертвенный холод заползал в сердце. Мэри обхватила себя руками, чтобы согреться и защитить свое дитя, но никак не могла обрести ни тепла, ни защиты.
Чарльз сумасшедший.
Теперь в этом нет сомнения.
Но он — не отец ее ребенка.
Слезы текли струями по лицу женщины — обжигающе ледяные слезы, словно злой колдун превратил ее в Снегурочку.
Чарльз не может быть отцом ее ребенка.
Снова зазвонил телефон.
Зажав руками уши, Мэри опрометью бросилась наверх и в спальне зарылась под одеяла, спрятав голову под подушкой.
Это ее ребенок! Ее, а не Чарльза!
Она свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, пряча от беды крохотный комочек жизни, подраставший в ее утробе. Лицо ее стало мокрым от слез, и рыдания с такой силой сотрясали хрупкое тело, что Мэри испугалась за малыша.
Минуту, а может быть, час спустя чья-то рука ухватила ее за плечо.
Она забыла запереть дверь, и Чарльз проник в дом!
— Не-е-е-ет! — пронзительно завизжала Мэри, откатившись на край постели.
Сильные руки легко ухватили ее и выдернули из-под одеяла, в ледяной сумрак спальни. Женщина лягалась и визжала, что есть сил извиваясь в руках противника.
— Мэри, Мэри! Да проснись же ты! Это я, Бен! Проснись!
Не сразу, но все же смысл этих слов дошел до ее затуманенного страхом сознания.
Мэри обвила руками шею мужа и, прижавшись к нему, горько, отчаянно зарыдала.
Бен ободряюще похлопал ее по спине.
— Все в порядке, радость моя, все в порядке. Тебе просто приснился кошмар.
На миг Мэри отчаянно захотелось поверить ему — поверить, что все это ей приснилось, что не было ни звонка, ни угроз, ни насилия…
— Я не спала, — судорожно всхлипывая, проговорила она. — Бен, ох, Бен, он хочет убить нашего ребенка!
Бен уселся на край кровати и, пристроив Мэри у себя на коленях, принялся укачивать ее, как дитя.
— Тсс, молчи, успокойся. Это был сон, просто сон.
Мэри помотала головой.
— Нет, — сказала она и, обеими руками ухватившись за рубашку Бена, снизу вверх поглядела в его лицо. Голос Чарльза все еще звучал и перекатывался в ее сознании, и ей некуда было деться от этого зловещего эха. — Это был не сон. Я пыталась убедить себя в этом, но не вышло. Чарльз изнасиловал меня.
— Чарльз?! Господи, Мэри, подумай только, что ты говоришь! Тебе просто приснился кошмар. Чарльз никогда не сделает тебе ничего дурного.
— Ради всего святого, поверь мне!
Мэри выпустила его рубашку и в отчаянии уронила лицо в ладони. Ну конечно, Бен ей не поверил. Она ведет себя, как истеричка… Нет, она и вправду в истерике.
Женщина глубоко, судорожно вздохнула и подняла голову.
— Я не спала, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее прозвучал разумно и здраво. — Даже не задремала. Ты же знаешь, я никогда не ложусь спать, покуда ты не вернешься домой. — Она решительно отстранилась от Бена, кое-как встала и нашарила выключатель ночника. — Посмотри на меня, Бен. Видишь — я одета. Разве я могла заснуть одетой?
Бен нахмурился в смятении, и глаза его тревожно потемнели. Медленно поднявшись, он одной рукой бережно обнял хрупкие плечи жены.
— Знаешь что, давай-ка спустимся вниз, и я приготовлю тебе большую чашку какао.
Мэри нервно кивнула, вернее — дернула головой. Ее все еще била истерическая дрожь, но с этим придется как-то совладать. Нужно быть спокойной и рассудительной. Во что бы то ни стало нужно убедить Бена, что им обоим грозит опасность.
Едва передвигая ноги, Мэри спустилась по лестнице бок о бок с мужем, и впервые в жизни близость его не придала ей спокойствия и уверенности. Опасность рядом. Опасность грозит и ей, и Бену.
Всем и всегда.
Как усердно Мэри молилась когда-то — а отец все равно умер, и мама покинула ее, замкнувшись в своем мирке горя и безумия. И опять Мэри молилась, изнывала, надеялась… Но мама так и не стала прежней, так и умерла безумной.
Она сделала так, как велел ей Чарльз, сохранила постыдную тайну, а теперь Чарльз угрожает Бену и ее ребенку.
И снова, уже в который раз уютный и безопасный мир Мэри превратился в хаос.
Бен усадил ее на стул около кухонного стола и, так и не сказав ни слова, принялся кипятить молоко. Он не верит мне, подумала Мэри, не верит, что человек, когда-то спасший ему жизнь, мог совершить такую гнусность.
Неужели Чарльз был прав? Неужели Бен, оказавшись между другом и женой, встанет на сторону друга?
Мэри показалось, что сердце ее превратилось в лед. Она зябко обхватила себя руками и обнаружила, что кончики пальцев стали холодными, как ледышки.
— Зачем ты рассказал ему про ребенка? — спросила она и сама удивилась, как холодно и ровно прозвучали эти слова, как будто и голос ее застыл, словно кусок льда. — Я же просила тебя никому не говорить.
Бен долгое время молчал, механически помешивая какао.
— Я рассказал об этом Чарльзу, потому что он мой лучший друг, — чужим, монотонным голосом ответил он. — Потому что я хотел, чтобы он стал крестным отцом нашей малышки.
Он не верит мне, думала Мэри. Он так и не услышал ни слова из того, что я сказала.
Бен наполнил две чашки дымящейся ароматной жидкостью и поставил их на стол. Мэри обхватила ладонями свою чашку, пытаясь хоть немного согреться.
Бен присел рядом с ней, и лишь тогда она поняла, что муж услышал ее даже слишком хорошо. Зрачки у него были сужены, как от яркого света. Одной рукой он бережно отвел с лица Мэри мокрые от слез волосы. Пальцы у него оказались такими же ледяными, как у нее самой.
— Мэри, ты заснула одетой, и тебе приснился дурной сон. Кошмар. Ведь правда?
Голос Бена, его глаза, лицо — все молило о том, чтобы Мэри сказала: «Да».
— Нет, — чуть слышно прошептала она. — Я не спала. Чарльз напал на меня.
— Он тебя избил?
— Изнасиловал.
Глаза Бена затравленно метнулись, словно он искал способа обойти это слово, зачеркнуть чудовищное деяние, которое навсегда разлучит его с лучшим другом, человеком, который спас ему жизнь, а теперь стал его напарником.
— Изнасиловал, — бесцветным голосом повторила Мэри. — Прошлым летом. Ты задержался в участке. Он сказал, что у тебя много возни с бумагами. Я впустила его в дом. Он разорвал на мне одежду и изнасиловал прямо на полу.
Лицо Бена побагровело — он понемногу осознавал, что Мэри говорит правду. Какое-то время он сидел неподвижно, а затем вдруг с силой грохнул кулаком по столу.
— Я прикончу этого ублюдка! — громко крикнул он и притянул Мэри к себе. — Боже мой, Боже, Боже!..
Слезы снова хлынули из ее глаз — но на сей раз это были светлые слезы надежды, и бурный их поток смывал всю боль, которую Мэри так долго пришлось таить в себе.
— Я молчала, потому что боялась тебе сказать. Он грозил, что если я проболтаюсь, то в один прекрасный день ты не вернешься с дежурства. Я не могу терять тебя, Бен… Я слишком тебя люблю.
— Ты меня не потеряешь. Никогда.
Бен рывком отодвинул стул и встал. Запустив пальцы в растрепанную шевелюру, он принялся расхаживать по кухне.
— Как могло такое произойти? Как мог он улыбаться мне, работать со мной, обедать в моем доме и притворяться лучшим моим другом? Господи, еще сегодня днем я угощал его твоим шоколадным печеньем! И попросил стать крестным отцом нашего ребенка!..
Он дошел до дальней стены кухни и вдруг с такой силой ударил по ней кулаком, что брызнула штукатурка. Мэри вздрогнула. Она знала Бена Джордана со школьных лет, но никогда прежде не видела его в такой ярости.
Бен круто обернулся к ней. Лицо его было искажено гневом, густые брови сошлись над переносицей, губы сжались в тонкую полоску, и на лбу явственно пульсировала вздувшаяся жилка.
— Откуда ты знаешь, что я сказал Чарльзу насчет ребенка?
— Он мне звонил. Сегодня. Он…
Мэри судорожно сглотнула. Ей казалось, что худшее позади, но как же она ошиблась! Предстоит еще повторить Бену, что сказал сегодня Чарльз.
— Он считает, что это его ребенок. И хочет, чтобы я… избавилась от него. У Чарльза есть знакомый, который поможет с этим…
Мэри замолчала, уткнувшись взглядом в колени, и стряхнула с юбки невидимую пылинку, с замиранием сердца ожидая, когда Бен произнесет приговор ее нерожденному малышу.
Бен вернулся к столу, отодвинул стул и сел.
— Что именно сказал Чарльз? Повтори дословно, если сможешь.
— Я запомнила все до последнего слова. И никогда не забуду. — Мэри вновь сглотнула и усилием воли заставила себя держаться спокойно — вопреки хаосу, который бушевал у нее внутри. — Он сказал: «Я не допущу, чтобы какой-то грязный ублюдок снова исковеркал мне жизнь…» — Мэри охнула и схватила Бена за рукав. — «Снова», понимаешь? Это значит, что такое уже случалось прежде! А я-то гадала, отчего он поехал с тобой в Эджуотер вместо того, чтобы вернуться в Огайо!
— Он сказал, что вырос в богатой семье, и родные хотели, чтобы он занялся семейным бизнесом — а ему втемяшилось в голову стать полицейским, о чем мечтал и я. — Бен помотал головой. В глазах его плескались боль и гнев. — По правде говоря, я никогда особо не верил этой истории. Чарльз иногда кричал во сне: «Папочка, мамочка, не надо, хватит!» и все такое прочее… Я понял, что родители его били. Мне так хотелось показать Чарльзу, что не все люди такие плохие… И вот как он отплатил мне за доброту!
Бен вскочил и в ярости отшвырнул стул.
— Я убью его голыми руками! — прорычал он, глядя на свои могучие руки со скрюченными от напряжения пальцами.
Снова сердце Мэри обвили ледяные щупальца страха.
— Если ты убьешь Чарльза, тебя посадят в тюрьму… и значит, он все равно победит — ведь я тебя потеряю. Нет, Бен, ты не можешь убить его. Он… он же спас тебе жизнь во Вьетнаме.
Рот Бена искривился в жутковатом подобии улыбки.
— О да, я рассказывал тебе об этом — как трое вьетконговцев застигли нас врасплох, и меня ранили в живот, а Чарльза в плечо. Я-то сразу вышел из игры, но он дрался, как дьявол, хотя был ранен еще дважды. И убил их всех.
Мэри отрешенно кивнула.
— Я знаю.
— Но всего-то ты не знаешь, родная. Чарльз стрелял в этих парней, пока у него не закончились патроны, а тогда набросился на них с ножом и изрезал всех троих до неузнаваемости. Когда все было кончено, он огляделся и увидел меня… но не думаю, чтобы он сообразил, кто я такой. Он рухнул без чувств, и вот в таком состоянии нас нашли. Да, он спас мне жизнь, и за это я ему всегда был благодарен, только вряд ли он даже помнил, как это было. Мне кажется, что ему хотелось не спасти меня, а прикончить этих троих. Просто утолить свою ярость.
В два гигантских шага Бен вернулся к Мэри, взял ее за плечи, поднял со стула и притянул к себе. Слезы текли из его глаз, по-детски размазываясь по щекам.
— Ох, Мэри, прости меня! Это я впустил Чарльза в нашу жизнь. Я хотел помочь ему… и вот что из этого вышло. Это я во всем виноват!
— Не смей говорить так! Во всем виноват Чарльз. Только он, и никто другой. И это его нам надо остановить, пока он не причинил вреда тебе, нашему ребенку или еще какой-нибудь женщине.
— Ты права. Его надо остановить. Завтра же утром я позвоню в полицию его родного города и выясню, что именно Чарльз имел в виду под словом «опять». Раскопаю все, что удастся… и с этим пойду к шерифу.
Бен теснее привлек к себе Мэри.
— Все будет хорошо, — прошептал он, касаясь губами ее уха. — Вот увидишь, все будет хорошо.
Мэри прижалась к мужу, почти веря, отчаянно желая верить, что так и будет. Ее Бен всесилен. Он все уладит и охранит от беды и ее, и будущего малыша.
— Ребенок, — очень тихо сказал Бен. — Это и вправду ребенок Чарльза?
И цветок надежды, едва оживший в душе Мэри, снова канул в бездну беспросветного отчаяния.
— Нет! — она замотала головой. — Это наш ребенок! Наш! — И, тут же сникнув, жалобным шепотом добавила: — Я не знаю…
Секунду, которая показалась Мэри вечностью, Бен безмолвно прижимал ее к себе, а затем отстранился и взял за подбородок ее мокрое от слез лицо, вынудив посмотреть ему в глаза.
— Все верно! — с силой произнес он. — Это наш ребенок. Мне наплевать, чьи у него или у нее будут глаза. Мне наплевать, кто посеял семя, породившее эту жизнь. Это наш ребенок.
Мэри хотелось заверить Бена, что отец малыша — он и только он, что дитя унаследует его зеленые глаза, темные волосы, непостижимый дар огромной и жертвенной любви… Она так и не сумела выговорить ни слова, потому что разрыдалась от счастья и облегчения.
Впрочем, ее слова были и ни к чему. Бен понимал и так. Он все понимал и принимал. Ее Бен, ее замечательный муж.
Мэри молча прильнула к нему, и он крепче обнял ее.
Да, Бен позаботится обо всем. Он как-нибудь избавится от Чарльза, и тогда они втроем — Бен, Мэри, малыш — будут жить долго и счастливо до конца своих дней.