Встречи со Сталиным

И. Гудов Депутат Верховного Совета СССР ОН ЗОВЕТ НА ПОДВИГИ ПЕРЕД РОДИНОЙ

Когда я вспоминаю о счастливых днях встреч с товарищем Сталиным, когда я думаю о товарище Сталине, мне всегда вспоминаются слова Валерия Чкалова:

— В богатом, многообразном русском языке нет другого, более глубокого, более теплого слова, чтобы выразить наши чувства, чем слово Сталин!

Это он вызвал к жизни мощное стахановское движение, воспитывал и учил стахановцев, помогал ломать сопротивление врагов и маловеров — он, великий преобразователь жизни, наполнивший наше существование радостью и довольством.

Как и многие люди моего поколения, я вырос вместе со своей страной.

Глухая деревушка в Калужской губернии. После смерти отца остался только разоренный двор. Чтобы прокормить меня, мать ходила по деревням и просила милостыню.

Сильно печет летнее солнце. На улицах — ни души. У развалившегося сарая в тени лежит собака и, высунув язык, тяжело дышит. Маленький дом наш покривился. Старая дранка на крыше местами вывалилась — это сверху, с дороги, мальчишки и пьяные швыряют иногда камнями. Трава покрыта пылью.

Внизу, в овраге, где находится наш, дом, особенно душно. Ручей пересох, и вдоль его русла стоят зеленые лужи. Я на пороге дома жду мать. Мне очень хочется есть, а ее все нет…

Только вечером на дороге показался человек. Это мой двоюродный брат — большой, суровый мужик. Посмотрел он на наше хозяйство, вздохнул, положил руку мне на голову и сказал:

— Эх ты, сиротинка…

— А мать где?

— Матери теперь нет… Ее завтра хоронить будем. Идем, пока будешь жить у меня.

Сел я на землю и заплакал…

Так началась жизнь… Впереди меня ждали лишь постоянные лишения, каторжный труд…

Но в стране происходили великие события. Они ломали веками установившийся уклад деревенской жизни. Война подошла к самой околице села, разделила людей на два враждующих лагеря. В это время я получил жизненный урок, который помог мне разобраться в событиях.

Батрачил я у кулака за Тулой. К Орлу приближались деникинцы. Советские войска отступали по всему фронту. Мы с сыном хозяина поехали пасти лошадей. Стояла осень. На дорогах — непролазная грязь. Мы пробирались вдоль опушки леса. Я хорошо ездил верхом и всегда садился на лучшую лошадь.

Из леса показались красноармейцы. Они ехали молча. Лошади были усталые, истощенные.

Подъехали ближе, остановились отдохнуть. Закурили. Дали и нам по папироске. Один из бойцов говорит мне, как старшему:

— Ну, что ж, пацан, давай меняться. Мы с Деникиным воюем — нам кони справные нужны. А у вас дома и эти, когда откормятся, хорошо работать будут.

Я подумал и сказал:

— Давай.

А сын хозяина ускакал в сторону…

Когда кулак увидел клячу, у него руки затряслись. Повалил он меня и начал бить ногами по лицу, в живот, в спину.

Только к вечеру я очнулся и убежал со двора…

Беспризорничал. Затем поступил работать на торфоразработки. Тут увидел я, что все вокруг учатся, люди растут на глазах. Ушел в город, поступил на работу. Комсомол был моим воспитателем.

Ночь, тишина. Кругом все спят. Только в моей маленькой комнате горит огонь. До самого утра сидим мы здесь с комсомольцем Васей Тарасовым — занимаемся, готовимся на рабфак.

И дела пошли успешно. Комсомол послал меня на прорывной участок — работать воспитателем в детскую колонию.

Ребята не доверяли воспитателям, не умевшим подойти к ним, и отношения установились неважные, почти враждебные. Я сумел поладить с ними — был «свой». Организовал комсомольскую ячейку, наладил учебу. А сам учиться перестал: не было времени.

Но очень трудно было вначале. Помню один случай. Решил я возить ребят в город без охраны. Поехал в первый раз. Пришли на вокзал, а они все и разбежались. Я испугался, но билеты вес же купил. Сижу, жду, а у самого на душе кошки скребут. Смотрю — по одному собираются. Ни один не убежал.

Меня назначили заведующим колонией. Я рос как организатор, но нехватало культуры, нужно было учиться. Переехал в Москву и поступил чернорабочим на завод.

Гигант советского станкостроения, один из первенцев первой пятилетки, завод имени Орджоникидзе поразил меня. Огромные, светлые цехи, сложнейшее оборудование, зеленый заводской двор, аллеи больших деревьев, клумбы с цветами, фонтаны, скамейки, волейбольная площадка…

Рабочие боролись за освоение новой техники. Жизнь вокруг меня кипела. Хотелось работать лучше и быстрее.

Учился на курсах фрезеровщиков. Ни разу не опоздал на урок, не пропустил ни одного дополнительного занятия. Кончил на «отлично».

Наконец, встал к станку. Он еще плохо слушался меня, но давно работающие, опытные рабочие помогли. И дело пошло, я становился специалистом, и чувство радости охватывало меня. Продолжал изучать станок, старался давать только отличную продукцию.

Вскоре заметил, что работать можно быстрее. Попробовал ускорить вращение фрезы — дело идет успешнее, увеличиваю подачу — станок работает нормально. Перешел на ночные смены и в спокойной обстановке ночной работы продолжал опыты. Я уже начал ставить по две фрезы вместо одной.

Но выступить открыто с сообщением о своем открытии боялся. Тогдашние руководители завода, впоследствии разоблаченные враги народа, создали тяжелую обстановку на предприятии.

Однажды, возвращаясь с завода домой, в село Семеновское, купил, как обычно, «Правду». Прилег отдохнуть и раскрыл газету. Там была напечатана речь товарища Сталина на выпуске академиков Красной Армии. Чем дальше я читал, тем больше поражался. Встал с постели, прочел еще раз и еще раз. О людях, оседлавших технику, о кадрах, которые решают все, — вот о чем говорил Сталин.

Долго ходил по комнате, думал над его словами и решил: буду работать еще лучше, а там посмотрим.

И продолжал свои опыты. Выработка росла.

В сентябре загремел Стаханов. Старые нормы взлетели на воздух. Но на нашем заводе стахановцев еще не было. Зато были разговорчики: «Станки делать — это тебе не уголь копать!» Я решил установить рекорд.

Готовился к нему в одиночку. Много раз промерял. Достал две фрезы.

Работал ночью. Обрабатывал дефицитнейшую деталь, задерживающую сборку. Сделал восемь норм, а до смены еще далеко. Станочек убрал, он блестит, все инструменты лежат па месте.

Приходит мастер:

— Здравствуй. Почему не работаешь?

— Сделал все детали.

— А контролер принял?

— Принял на «отлично».

— А станок работает? — включает станок — все в порядке! Ничего не понимаю.

И он ушел от меня.

Вскоре о рекорде узнал весь завод. Ко мне шли из всех цехов. Удивлялись, расспрашивали, допытывались, как я работал. Я рассказывал как мог. Рабочие увидели, что и у нас возможны стахановские темпы. Закипело на заводе. Каждый день приносил все новые и новые успехи.

После октябрьских праздников вызвали меня в заводоуправление. Там была в полном сборе вся администрация. Чувствовалось смятение, переполох. Говорят мне:

— Завтра тебе нужно быть у товарища Орджоникидзе…

Кое-кто из растерявшихся администраторов даже намекает, о чем нужно говорить и о чем не следует.

В тот день у Серго на совещании собрались первые стахановцы. Когда очередь дошла до меня, я рассказал о всех неполадках на заводе. Директор наш сидел бледный, как полотно. Товарищ Орджоникидзе обрушился на него и предложил немедленно убрать с завода саботажников. В конце совещания Серго сказал:

— Завтра мы все пойдем к товарищу Сталину.

Я был поражен. Моя заветная мечта увидеть когда-нибудь близко товарища Сталина, услышать его голос должна была неожиданно осуществиться.

В памятный день — 14 ноября я встал очень рано. Моросил осенний дождь, но на душе у меня было радостно по-весеннему. Пошел на завод, за два часа дал три нормы и уехал на совещание. Это было первое Всесоюзное совещание стахановцев.

Зал сверкал огнями. Тысячи людей ждали Сталина. Открылась боковая дверь, и он вошел вместе с членами Политбюро.

Я не спускал с него глаз. Вот он набивает трубку, поворачивается и внимательно слушает выступающих.

Товарищ Сталин выступил в конце совещания.

В зале наступила тишина. Он говорил ровным, спокойным голосом. Его слова производили огромное впечатление, запомнились навсегда. Много раз мне казалось, что товарищ Сталин говорит обо мне — следил за моей жизнью и вот анализирует ее.

Самое сокровенное было выражено в простых и удивительно верных словах:

— Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится.

В конце речи товарищ Сталин сказал:

— Что вы, члены настоящего совещания, кое-чему поучились здесь, на совещании, у руководителей нашего правительства, — этого я не стану отрицать. Но нельзя отрицать и того, что и мы, руководители правительства, многому поучились у вас, у стахановцев, у членов настоящего совещания. Так вот, спасибо вам, товарищи, за учебу, большое спасибо!

Удержать чувства нельзя было. Они вырвались наружу и вылились в овацию.

Совещание окончилось, но мы не расходились. Кто-то запел:

«Широка страна моя родная!..»

Песню подхватил товарищ Жданов. Товарищ Ворошилов дирижировал… Вместе с нами пел и товарищ Сталин. Он позвал в зал членов Политбюро. Товарищ Жданов запевал.

Возвращаясь в этот день домой, я думал о своей жизни, о товарище Сталине.

«Моя судьба, — думал я, — это судьба множества людей нашей страны. Что я особенного сделал? Я только честно трудился. Старался все силы отдавать работе. Мне помогали, учили, воспитывали. И вот теперь высоко оценили меня. Только у нас в Советском Союзе, где люди самый ценный капитал, может так вырасти человек».

Прошло несколько дней. Пришел утром на завод — меня сразу окружили рабочие. Поздравляют о награждением орденом.

— Сегодня, Иван Иванович, утром по радио об этом сообщали.

Я ничего не понимаю. Решил, что это шутка. Начал работать. Подходит начальник цеха с газетой:

— Вот, читай!

Прочитал — и все-таки не верилось. Но в газете была фотография. Посмотрел, вижу — похож…

Во время вручения орденов стахановцам в зал заседания Президиума ЦИК СССР вошел товарищ Сталин.

Серго подозвал меня и повел знакомиться.

— Это тот самый Гудов, — сказал он, — который выполнил норму на 1430 процентов.

Сталин внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Молодец!

Я сильно смутился, не знал, что ответить…

Через некоторое время, на приеме в Кремле, я снова увидел товарища Сталина. Товарищ Молотов поднял тост за меня, за мои достижения. Я просто растерялся. Спас меня товарищ Булганин. Он сказал:

— Иди к Сталину.

Иосиф Виссарионович чокнулся со мной, улыбнулся:

— За новые успехи!

Эти слова я запомню на нею жизнь: никогда не успокаиваться, добиваться все новых и новых успехов.

Во время выборов в Верховный Совет СССР на общезаводском митинге рабочие выдвинули мою кандидатуру. Предложение поддержали Московский металлопрокатный завод и завод «Станкоконструкция». Я был кандидатом сталинского блока коммунистов и беспартийных от Ленинского района.

За всю свою жизнь я не пережил так много, как за время избирательной кампании. Избиратели на собраниях встречали меня с исключительной теплотой. Их наказы сводились к одному:

— Мы верим, что вы будете крепко держать знамя партии Ленина — Сталина!

В дни подготовки к выборам я готовился к новому рекорду. Я дал обещание товарищу Сталину выполнить норму на 2500 процентов.

И вдруг слышу утром по радио: фрезеровщик-стахановец «Красного пролетария» товарищ Нестеров выполнил норму, на 3313 процентов. Я поехал на завод. Осмотрел детали — вижу работа чистая, сделана хороша Поздравил: его.

Никита Сергеевич Хрущев после этого, выступая на одном собрании, сказал:

— Товарищ Гудов приветствует товарища Нестерова, а самого, понятно, червячок внутри точит. Но борьба не окончилась, и Гудов перекроет, в этом нет сомнения.

В день рекорда в цех приехал Никита Сергеевич. Когда я кончил смену, то оказалось, что план выполнен на 4582 процента.

И это было не самое высокое перевыполнение мною норм — после выборов я выполнил план на 9050 процентов.

Избирательная кампания была для меня политической школой. Многие прежние мысли и взгляды мои яснее определились. Я подал заявление воспитавшей меня партийной организации завода о приеме в партию.

В этот период самое яркое, на всю жизнь не забываемое впечатление у меня осталось от выступления товарища Сталина нa митинге избирателей Сталинского округа в Большом театре.

Пришел заблаговременно. Встретил там всех кандидатов в депутаты от города Москвы. Меня избрали в президиум. Чтобы лучше видеть и слышать товарища Сталина, я занял крайнее место — ближе к трибуне.

Огромный зал, сверкающий золотом и красным бархатом лож, залитый ярким светом многоярусных люстр, полный народу, затих. Все ждали.

На сцену вышел товарищ Сталин. Хрустальные подвески у люстр задрожали от взрыва аплодисментов и криков «ура». Товарищ Сталин начал говорить, и сразу все смолкло. В театре тихо. Стараюсь запомнить каждое слово, каждый жест. Ведь это он говорит и обо мне и о моих обязанностях, как будущего депутата, перед народом… Товарищ Сталин говорит:

— Со своей стороны я хотел бы заверить вас, товарищи, что вы можете смело положиться на товарища Сталина…

У меня мелькает мысль: «Сумею ли я оправдать надежды избирателей? Буду ли я по-сталински тверд и решителен?»

Я гляжу им товарища Сталина, вижу его спокойное, открытое лицо, и волна радости заливает мне грудь.

Да! Под руководством Сталина оправдаю. Я жизнь отдам за партию, за Сталина, за родину, за прекрасное будущее! Товарищ Сталин закончил. Избиратели устраивают своему кандидату бурную овацию. Аплодисменты и крики не смолкают и нарастают все сильнее. Кажется, что они несутся и из-за стен театра — с заснеженных площадей столицы, где у репродукторов большие толпы с напряженным вниманием слушали речь; что они несутся с необъятных просторов Советского Союза — из городов и сел всей нашей великой родины.

Этот вечер дал мне несказанно много. У меня как-то все прояснилось. Я теперь знал, в чем основа моей будущей деятельности, знал, чего ждет от меня советский народ, чего ждет от меня товарищ Сталин…

В день выборов из избирательных участков моего округа мне по телефону сообщали о ходе выборов. А я с нетерпением ждал сообщения из 58-го участка, помещавшегося в клубе Свердлова в Кремле…

Позвонили только вечером, сообщили, что в 6 часов 50 минут проголосовали товарищи Сталин, Молотов, Ворошилов. У меня вырвался вопрос:

— Сталин голосовал за меня?!

Голос в трубке спокойно ответил.

— Голосование тайное…

Мне посчастливилось и еще несколько раз встретиться с товарищем Сталиным. На XVIII партийном съезде, где я был самым молодым членом партии (меня приняли в марте 1939 года), я слышал его исторический доклад о работе Центрального комитета партии.

При каждой встрече с товарищем Сталиным я всегда подмечал, даже в мелочах, его постоянную заботу, его особую любовь к людям.

Помню встречу на Московском аэродроме Валерия Чкалова после знаменитого перелета по Сталинскому маршруту. Не успел самолет остановиться — к нему подкатила машина, и навстречу изумленному Чкалову вышел товарищ Сталин. Он быстро подошел к смелому летчику, крепко обнял и расцеловал его…

После одного из выступлений товарищ Жданов сошел с трибуны усталый, на лбу у него выступил пот. Товарищ Сталин подошел, достал платок и вытер ему лоб…

На внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР выступали члены полномочных комиссий народных собраний Западной Украины и Западной Белоруссии. Когда делегаты поднимались на трибуну, товарищ Сталин первый вставал и стоя приветствовал посланцев освобожденных от панского ига братьев украинцев и братьев белоруссов…

Вся моя жизнь является иллюстрацией сталинской, заботы о человеке в нашей стране. Вчерашний чернорабочий за год сделался квалифицированным фрезеровщиком, за стахановский труд награжден орденом Трудового Красного знамени. Энергично принявшись за учебу, через пять лет я оказался на втором курсе Промышленной академии, выпускающей инженеров. В научном обществе инженеров-машиностроителей меня избрали заместителем председателя Оргбюро. Так в Советском Союзе стираются грани между умственным и физическим трудом.

Каждая сталинская речь, каждая его статья укрепляют у людей нашей страны веру в свои силы, зовут на подвиги во имя социалистической родины, на борьбу за построение коммунистического общества, за светлое будущее человечества.