Встречи в Колымской тайге

23 сентября

Чуть выше нашей стоянки, прямо посреди Лакланды, есть узкий островок. Там небольшой завал, полоска травы и немножко тальничков. А по ту сторону острова огромный плес. Вчера и позавчера на плес садились огромные стаи уток. Мы пробовали охотиться на них, но ничего не получилось. После купания мы соорудили на острове скрадок. Воткнули в песок десяток стланиковых веток, рядом положили охапку травы, на траву постелили кусок матраца.

Хотели поохотиться вечером, но, пока переносили на плот вещи, стемнело. А под утро пошел снег и повалила утка. Огромные стаи с шумом проносились над самым островком, а мы не добыли даже захудалого чирка. Из-за снега совершенно ничего не видно.

Я махнул рукой на такую охоту и ушел готовить завтрак, а Лёня остался. Завернулся в тулуп, прислонился спиной к бревну и задремал. Вдруг слышит, кто-то его за шапку лапает.

— Я даже растерялся, — рассказывает он. — Подумал, что вернулся ты. Поворачиваю голову вверх, а надо мною сова — глазищами уставилась и воздух на лицо крыльями гонит. Секунд двадцать так висела, затем головой туда-сюда покрутила и убралась.

На завтрак у нас борщ с налимом, фасолью и кусочками углей, налетевших из костра.

Недавно в одном журнале описывали, как в Москве провели любопытный опыт. Закупили в магазинах консервированный борщ, суп, рассольник, щи. Всего тридцать банок. Собрали поваров из первоклассных ресторанов и попросили приготовить из этих консервов соответствующие блюда. Те постарались, наварили. И еще пригласили директоров комбинатов, где выпускаются эти консервы. Накрыли столы, подали все приготовленное. И что же? Только одно или два блюда оказались съедобными.

Сегодня я готовил борщ из краснодарских консервов, как солдат из топора. Положил в кастрюлю: половину налима, стакан фасоли, две пригоршни сухого картофеля, ложку сухого луку, кусок сала, столько же масла, лавровый лист и перец.

В восемь часов десять минут был произведен салют, и плот «Дриада» покинул судоверфь «Кресты». Скорость минимальная. За нами по дну волочатся два тракторных башмака, именуемые малыми якорями. Мы погрузили на «Дриаду» все наши вещи — и рисковать грузом не имеем никакого права. Правда, на «Крестах» мы оставили НЗ и постараемся не трогать его до конца охоты. Там же в бочонке из-под карбида послание Саше Зотову и адрес, где нас искать в случае острой нужды.

Управлять «Дриадой» значительно сложнее, чем «Гармонью». Если первый плот мы могли повернуть с помощью кормового весла, то здесь выручают только копылья — толстые жерди, вставленные в отверстия по углам плота. Когда нужно повернуть вправо — изо всех сил нажимаем на правый копыл, тот упирается в дно Лакланды и начинает резко тормозить правую сторону плота.

Длинный плот тихонько плывет по таежной реке. Лиственницы щедро осыпают хвоей светлые ее воды. С шумом проносятся стаи уток. Только что мы видели лося. Он стоял среди тальников, подняв увенчанную рогами-лопатами голову, ожидал, когда мы появимся из-за поворота. Сейчас у лосей гон, а в такое время чувство страха у них притуплено.

Но вот плот резко затормозил и остановился. Течение здесь несильное, поэтому вся надежда на шесты. Стали по бортам, уперлись. Плот продвинулся сантиметров на двадцать и даже чуть-чуть приподнялся, но после этого застыл уже окончательно.

Ложимся на плот и, закатав рукава, прощупываем, что же нас держит? Оказывается, «корешок» затонувшей лиственницы сантиметров двадцать в диаметре. Ни топором, ни пилой с плота не достать. Нужно лезть в воду. Ежась от налетающих снежинок, переодеваюсь в шерстяной костюм со смеющимся Чебурашкой на спине. На ноги натягиваю чижи и резиновые сапоги сорок пятого размера. Обычно я ношу сорок второй, но эти легче будет снимать. Смазываю руки вазелином. Лёня вытаскивает спальный мешок, пододеяльник, запасное белье. Сук буду резать пилой. Пила собственной конструкции. Для ее изготовления берется простая поперечная пила и укорачивается на одну треть. Потом из спинки кровати-раскладушки готовится растяжка.

Ложусь животом на бревна и сползаю в воду. Здесь как раз по грудь. Ничего, пилить будет удобней. Ледяная вода впивается в тело, но рука уже отыскивает злосчастный корешок. Пилу точили сами, и на берегу я такое бревнышко перехватил бы за несколько секунд. Здесь же вожусь невообразимо долго.

Но вот плот покачнулся, присел. С помощью Лёни заваливаюсь на плот.

Я сейчас могу наорать на Лёню. Он не обидится. Он знает, что мне не сладко. Я дрожу от холода, и мне кажется, что этой муке не будет конца. А еще нужно стянуть одежду, растереться до горячего каления старым пододеяльником и шерстяным шарфом. Только потом я смогу нырнуть в спальник. А здесь, как назло, ветер со снегом.

Никаких спиртов-водок мы не признаем. Главное — быть сухим и бодрым. Плот все еще стоит на корешке, а Лёня на десятке таблеток сухого спирта кипятит мне чай и поит как ребенка.

Но вот все. Я как будто согрелся. Не вылезая из спальника, надеваю брюки, свитер, и через минуту я рядовой член экипажа без всяких там поблажек.