Второй шанс

7

Когда дело касается малышки Фисбы, Хайди сходит с ума по каждому пустяку. Ее тревожит абсолютно все!

Почему ребенок долго спит? Хватает ли девочке молока? Может, она, наоборот, переедает? Откуда на ноге появилось красное пятнышко? Господи, неужели стригущий лишай, экзема или — не дай бог — дьявольская метка? А не больно ли ей без конца плакать, вдруг выпадут все волосики, и почему такого странного цвета стул?

И вот теперь Хайди еще и собственные проблемы на ребенка переносит!..

— Боже мой! — услышала я однажды, спускаясь за кофе в четыре часа дня. Хайди с Фисбой устроились на полу в гостиной, строго следуя предписанию периодически укладывать ребенка на животик, чтобы головка не стала приплюснутой. — Только посмотрите, какие мы уже сильные! — восторгалась Хайди.

Поглощенная единственным желанием пополнить уровень кофеина в организме, я не обратила внимания на их посиделки. Вернее, полежалки. К тому же при необходимости я научилась отключать сознание при одном упоминании о Хайди. Однако после полкружки кофе ее воркование показалось странным даже мне.

— Ка-ро-ли-на, — нараспев произнесла мачеха, выделяя каждый слог. — Кто у меня красавица Каролина?

Я долила кофе в кружку и вошла в гостиную. Там, на коврике, сидела Хайди, склонившись над малышкой. Бедная сестренка пыталась изо всех сил приподнять большую и, вполне возможно, уже приплюснутую с одной стороны голову.

— Каролина, — радостно повторила Хайди, щекоча пальчиками спинку малышки. — Красавица Каролина Уэст!

— Разве ее зовут не Фисба? — удивилась я.

Мачеха вздрогнула от неожиданности и с растерянным видом обернулась ко мне.

— А… это ты, Оден, — запинаясь, пролепетала она. — Я… даже не услышала, как ты вошла.

Я с интересом посмотрела на Хайди, потом перевела взгляд на Фисбу, затем опять на мачеху.

— Мимо проходила, вот и решила проведать, — объяснила я и повернулась, чтобы уйти. Продолжать разговор желания не было. Но отойти на безопасное расстояние, а главное, дойти до лестницы не удалось.

— Мне не нравится имя! — вдруг заговорила Хайди у меня за спиной. Застыв на месте, я обернулась, но смутившаяся Хайди уже задумчиво разглядывала потолок, будто не она произнесла роковую фразу. Потом, устало вздохнув и опустившись на пятки, она тихо повторила: — Не нравится, и все тут. Я хотела назвать ее Изабель. Так зовут мою лучшую подругу в Колби. Мне всегда нравилось это имя.

Поняв, что мачеху потянуло на откровения, я инстинктивно посмотрела вверх, в сторону папиного кабинета. Вот кому надо быть здесь вместо меня и выслушивать жалобы жены! Но в последнее время папа по уши увяз в работе, и все яблоки возвращались на кухню целехонькими.

— Чем плохо имя Фисба?

Я подошла к Хайди.

Поглаживая спинку малышки, та прикусила губу, потом объяснила:

— Твой папа настоял на литературном имени. Он сказал, что Изабель — имя слишком простое и часто встречается и девочке никогда не представится шанса прославиться с таким именем. Но Фисба?! Слишком уж необычно, я бы даже сказала, чересчур отдает экзотикой. По-моему, людям с непривычными именами трудно жить в обществе. А как ты думаешь?

— Ну, не обязательно, — обиженно буркнула я.

Хайди от смущения чуть не задохнулась.

— Ой, Оден, прости! Я не тебя имела и виду…

— Знаю-знаю. — Я вытянула руку, прерывая бесконечный поток извинений. — Просто делюсь опытом. На самом деле имя отнюдь не помеха в жизни. Вот и все!

Она кивнула и перевела ласковый взгляд на Фисбу.

— Что ж, ты меня успокоила.

— Слушай, если тебе не нравится имя, — предложила я, — называй ее Каролиной! В смысле…

— И кого тут будут называть Каролиной? — раздался за спиной голос отца.

Я подпрыгнула от неожиданности, а когда обернулась, увидела его на лестнице. Ага, значит, в этом доме привычка подкрадываться не только у меня.

— Ой, просто вспомнили о втором имени девочки… — начала я объяснять, но папа не дал мне договорить.

— Второе имя, говоришь, — повторил он. — Да, так и есть. Это Хайди настояла на Каролине. Я хотел назвать ее Фисба Андромеда.

Краешком глаза я заметила, как скривилась Хайди.

— Да? — удивилась я.

— Это яркое и звучное имя. — Для усиления эффекта папа ударил себя в грудь. — И сразу западает в душу! И у него нет глупых сокращений. Ты только подумай! Разве одно это не выделяет Фисбу среди безликой толпы? А теперь представь, если бы тебя назвали Эшли или Лизой, а не Оден, выросла бы ты такой умницей?

Честно говоря, я растерялась и не знала, что ответить. Неужели папа ждет, что я соглашусь с ним и признаю, что все мои достижения — лишь результат правильного выбора имени, а не итог кропотливых трудов?

К счастью, вопрос, как всегда, оказался риторическим. Папа не стал дожидаться ответа, а направился прямиком к холодильнику и достал баночку пива.

— По-моему, — вмешалась Хайди, — не имя красит человека, а совсем наоборот. Если Фисбе захочется остаться Фисбой, так тому и быть, но она имеет право называться Каролиной.

— Она никогда не станет Каролиной!

Папа с громким щелчком открыл банку пива.

Я с удивлением смотрела на отца, гадая, когда он успел превратиться в высокомерного сноба. Он ведь не был таким, когда жил со мной и мамой. А сегодня прямо-таки сразил наповал.

— Ой, Оден, — затараторила Хайди, подхватывая Фисбу с коврика и унося ее на кухню. — Я ведь не знаю твоего второго имени. Какое оно?

Не сводя задумчивого взгляда с отца, я четко произнесла:

— Пенелопа.

— Видишь? — обернулся папа к Хайди, будто имя что-то доказывает. — Наводит на возвышенные размышления, а главное, уникальное!

«Дурацкое имечко. Хуже не придумаешь!» — добавила я про себя.

— Как мило! — чересчур жизнерадостно воскликнула Хайди. — Понятия не имела, что у тебя такое прелестное второе имя!

Я промолчала, допила залпом кофе и поставила кружку в раковину под пристальным взглядом Хайди. Папа направился с пивом на террасу, а она, воспользовавшись моментом, собралась что-то сказать. Может, слова утешения? К счастью, в этот момент мачеху окликнул папа и поинтересовался, что она планирует приготовить на ужин.

— Ой, даже не знаю, дорогой, — торопливо запричитала Хайди, укладывая Фисбу в люльку, стоявшую на кухонном столе. Потом мачеха пристегнула малышку страховочными ремнями и, бросив на меня извиняющийся взгляд, вышла к отцу на террасу и елейным голосом опросила: — А что бы ты хотел, милый?

Минутку я постояла, наблюдая за отцом и мачехой, пока они любовались бескрайними просторами океана. Папа пил пиво, обняв Хайди за талию, а она все говорила и говорила, приникнув головой к плечу мужа. Вы и не представляете, как дороги минуты согласия в семье! А вот я теперь знаю.

На столе в люльке, размахивая руками и суча ножками, гукала сестричка. Я подошла и склонилась над ней. Малышка еще не умела фокусировать взгляд, поэтому казалось, что ее глазенки все время устремлены на ваш лоб.

Возможно, сестричке понравится имя Фисба и она не захочет называться Каролиной. Но, вспомнив упрямое выражение, застывшее на лице отца, уверенного в своей непогрешимости, я не удержалась и, наклонившись к крохотному ушку, шепнула только что придуманное имя, составленное из Фисбы и Изабель. Теперь только так и буду называть сестренку.

— Привет, Изби, — прошептала я. — Какая же ты красавица, Изби!

Когда целое лето живешь на берегу океана, легко привыкаешь к солнцу, жаре и горячему песку под ногами. Из головы совершенно вылетает, что где-то в мире идет дождь со снегом, а впереди маячит ненастная осень и студеная зима.

Через два дня после пресловутого спора об именах я в растерянности выглянула в окно, за которым стеной лил дождь, и через секунду вспомнила, что не прихватила с собой теплых вещей.

Пришлось просить куртку у Хайди. Она предложила богатый ассортимент из трех расцветок: светло-розовую, ярко-розовую и грязно-розовую, которую мачеха упорно называет «сумрачной». Из предложенного изобилия я выбрала ярко-розовый вариант. Куртка представляла собой жизнеутверждающий контраст с серыми, мокрыми улицами и, как ни странно, поднимала настроение.

В «Клементине» за прилавком стояла Мэгги, в коротенькой юбочке, легких сандалиях и застиранной футболке с изображением велосипедов. Со скучающим выражением лица Мэгги листала какой-то журнал, наверное, любимый «Голливуд», и в знак приветствия сонно махнула рукой.

— Что, льет как из ведра? — спросила она, вынув из кассы сегодняшние платежки и передавая их мне.

— Ага. Были новые поступления товара?

— Нет еще.

Я кивнула, и Мэгги вернулась к чтению журнала, открыв следующую страничку. Любопытно, Эстер и Лиа иногда пытаются завязать со мной дружеский разговор, а Мэгги всегда немногословна, за что, честно говоря, я в глубине души ей очень признательна. Не нужно притворяться, что мы стали подругами и у нас много общего помимо места работы. Конечно, пребывая под впечатлением памятного вечера в велопарке и трюков Мэгги на площадке, я поняла, что судила о ней неверно. Впрочем, она тоже ошибается на мой счет.

Зайдя в кабинет, я зябко поежилась. В офисе почему-то было прохладно. Ну и ладно! Не буду снимать куртку, и все, решила я, доставая из ящика чековую книжку с калькулятором.

Следующий час прошел в тишине — магазин словно вымер. Пару раз, правда, забегали девчонки, покрутились возле стенда с косметикой, повздыхали над мокрой обувью и снова убежали под дождь. Время от времени попискивал телефон Мэгги, принимая очередные сообщения. А так все тихо.

Около шести часов вечера наконец-то звякнул колокольчик на входной двери.

— Здравствуйте, — донесся приветливый голос Мэгги. — Я могу чем-то помочь?

Посетитель, кто бы он ни был, отвечать не торопился, будто не расслышал вопроса. А потом, как гром среди ясного неба, послышался голос, который я не спутаю ни с каким другим.

— Нет, спасибо, — поблагодарила мама. — Вообще-то я ищу свою дочь.

— Вы — мама Оден? — восхищенно спросила Мэгги. — Ой, как славно! А Оден работает в кабинете. Уверена, она…

Резко вскочив с места, я бросилась к двери. Вырасти у меня крылья за спиной, и то не вылетела бы в торговый зал быстрее. В знакомом черном элегантном платье и пуловере поверх него, с аккуратно уложенными в прическу волосами, возле стенда с косметикой стояла мама собственной персоной. На расстоянии вытянутой руки она держала стеклянный флакон и, сощурив глаза, изучала этикетку.

— «Спелая ягодка», — медленно прочла мама, чеканя каждое слово, а потом взглянула поверх очков на Мэгги. — И что это такое?

— Духи, — пояснила та, улыбнувшись при виде меня. — Вернее, туалетная вода. Аромат повторяет очарование духов, но намного легче и сохраняется дольше. Можно пользоваться каждый день.

— Понятно, — сухо отозвалась мама. Вернув флакон на место, она с нескрываемым презрением оглядела зал, а когда увидела меня, выражение на ее лице ни на йоту не изменилось. — Ах вот ты где!

— Привет, — растерянно произнесла я, тушуясь под красноречивым маминым взглядом. Потом вспомнила, что на мне по-прежнему надета розовая куртка, и чуть под землю не провалилась от стыда. — Я… гм… когда ты решила приехать?

Глубоко вздохнув, она прошла мимо улыбающейся Мэгги к стенду с купальниками и начала рассматривать их со страдальческим выражением лица.

— Этим утром. — Мама покачала головой, прикоснувшись к ярко-оранжевым бикини с рюшками. — Так захотелось сбежать от серых будней, но, кажется, привезла с собой и унылое настроение, и ненастную погоду.

— Не волнуйтесь, — встряла Мэгги. — Дождь к вечеру закончится, вот увидите! А завтра будет прекрасная солнечная погода. Глазом моргнуть не успеете, как загорите!

Мама обернулась к Мэгги с таким видом, будто та говорит на незнакомом языке.

— Ничего не скажешь, очень мило! — процедила она с едва скрываемым сарказмом.

Ну, а в мыслях, наверное, давно разгромила всех и вся!

— Ты уже ужинала? — торопливо спросила я, потом взяла себя в руки и уже спокойнее предложила: — Тут неподалеку на набережной есть прекрасное кафе, а я составлю тебе компанию и отойду на часок из офиса.

— Конечно, иди! — воскликнула Мэгги. — Побудь с матерью, а бухгалтерия никуда не денется.

Мама бросила на нее подозрительный взгляд, словно сомневалась, понимает ли девушка истинное значение слова «бухгалтерия», и произнесла сухим тоном, в последний раз окинув недовольным взором торговый зал:

— В любом случае закажу себе кофе. — Она направилась к выходу, даже походкой выражая презрение. — Показывай дорогу.

Мэгги зачарованно глядела ей вслед.

— Скоро вернусь, — пообещала я.

— Не торопись! Я не пропаду.

Мама едва слышно фыркнула, но — слава богу! — мы наконец-то вышли из магазина и оказались под дождем. Как только за нами захлопнулась дверь, мама перестала сдерживать себя:

— Оден! Все еще хуже, чем я ожидала!

Лицо вспыхнуло огнем, хотя стоит ли удивляться маминой реакции?

— Мне просто нужна была куртка, — стала оправдываться я. — Обычно…

— Нет, только послушай, — перебила она. — Ясное дело, что любой бизнес Хайди вряд ли сможет соответствовать моим потребностям. Но как тебе название «Спелая ягодка»? Или оранжевый купальник а-ля Лолита? Разве пристало зрелой женщине одеваться подобно несовершеннолетней девочке? Или таким образом молодые девушки хотят казаться еще невиннее? Как Хайди может называть себя женщиной, матерью, в конце концов, и продавать эдакую гадость?

Я немного успокоилась. Гневные напыщенные тирады о навязывании женщинам стереотипов знакомы с детства.

— Хайди изучает потребности рынка и продает в магазине только то, что пользуется спросом.

— Никто не сомневается в ее талантах и деловой хватке, но только какой от них толк?! — Устало вздохнув, мама раскрыла над головой зонт и взяла меня за руку. — Господи, с ужасом вспоминаю об этом розовом безумии. Кто бы спорил, все девочки любят розовенькое! Создается впечатление, что тебя запихнули в огромную вагину!

Я скрыла смешок, прикрыв рот ладошкой.

— Кажется, я знаю, в чем причина испорченного вкуса, — продолжила она. — Все из-за социальной дискриминации женщин и поверхностного подхода к женской натуре. Как там говорится? «Из чего только сделаны девчонки? Из булавок, иголок, из тесемок, заколок…».[1] И заметь, ни слова о внутреннем содержании!

Наконец-то мы доплелись до кафе «Последний шанс», где, к счастью, не оказалось очереди.

— Ну вот, пришли, — обрадовалась я. — Здесь подают такие луковые кольца — пальчики оближешь!

— Нет-нет, только не сюда, — заартачилась мама, заглядывая внутрь. — А где скатерти на столах? Наверняка и карты вин нет? Пойдем и поищем какое-нибудь местечко поприличнее этой забегаловки.

Пришлось идти до самой гостиницы, в которой остановилась мама. Там мы нашли небольшое, но роскошное заведение «Кондор». В крохотном зале помещалось всего несколько столов, с окон свисали тяжелые шторы бордового цвета, а на полу лежал богатый ковер в тон шторам. Мама заняла столик с мерцающей свечой, заказала бокал каберне и сняла пуловер. После многозначительного взгляда, брошенного в мою сторону, я тоже сняла куртку Хайди и запихала под сумку подальше от любопытных глаз.

— Итак, — требовательно произнесла мама после внушительного глотка вина. — Расскажи мне о книге отца. Должно быть, он закончил ее и только ждет, чтобы отправить агенту. Папа не давал тебе почитать новый роман?

В смятении я взглянула на стакан с минеральной водой, заказанный мной, и провела пальцем по ободку.

— Пока нет, — ответила я осторожно, только вряд ли мама удовлетворится кратким ответом. — Он работает дни и ночи напролет.

— Похоже, пишет книгу заново, а не редактирует, — заметила она, в задумчивости беря меню и откладывая в сторону после быстрого изучения. Я упрямо молчала. — С другой стороны, у твоего отца всегда была странная манера работы над рукописью. Ему трудно давалось то, что некоторые щелкают как орехи.

Верно, согласилась я мысленно, но хватит об отце. Пора менять тему разговора.

— Малышка — просто прелесть! Правда, она все время плачет. Хайди думает, у девочки не проходят колики.

— Похоже, ей много чего кажется! — Мама сделала очередной глоток. — Вот с Холлисом сомнений не возникало. С первой ночи он кричал так, что весь дом стоял на ушах. Этот ужас продолжался целых три месяца.

Я кивнула:

— Ну, Фисба тоже всегда…

— Фисба. — Она осуждающе покачала головой. — Надо же придумать ребенку такое имечко! А все твой отец с манией величия! А какое второе имя? Персефона? Беатриче?

— Каролина.

— Правда? — Я кивнула. — Странно. Не похоже на твоего папашу!

— Хайди настояла.

— Лучше бы выбрали нормальное первое имя. Девочка ведь может так и не стать Каролиной.

Подошел официант и поинтересовался, не желают ли леди заказать закуски. Мама тут же уткнулась носом в меню, остановив выбор на устрицах, блюде из морепродуктов и сыре к вину, а я не сводила задумчивого взгляда с куртки Хайди. Розовый цвет терялся на фоне бордового великолепия ресторана, а перед глазами стояла смущенная Хайди, которая пыталась доказать папе, что нельзя называть детей глупыми напыщенными именами. А как она восторгалась моим дурацким вторым именем, пытаясь утешить. Наверное, думала, что мне станет легче.

— Послушай, — продолжила мама, когда официант отошел. — Я сильно сомневаюсь, что папа выбрал Хайди за внутреннюю красоту и силу духа. Скорее наоборот. Он искал безмозглую простушку, чтобы всегда главенствовать в супружеской жизни.

Пожалуй, мама права. Ведь за последние недели Хайди себя так и зарекомендовала, ни на йоту не проявив стойкости духа. Тогда почему я слышу собственный голос, выступающий в ее защиту?

— Хайди совсем не такая.

— Да?

— Она успешная деловая женщина.

— Что ты говоришь?

Мама устремила на меня пристальный взгляд темных глаз.

— Да уж, можешь поверить на слово. Ведь я теперь занимаюсь ее бухгалтерией. — Ой, я совсем забыла о маминой проницательности! Надо быстрее отвести взгляд в сторону, хоть на стакан с водой. — «Клементина» — магазин из разряда сезонных, а Хайди удается держать его на плаву круглый год, да еще с приличной прибылью. Она скрупулезно подходит к выбору модных брендов. Кстати, товар, купленный в прошлом году в это же время, разошелся весь без остатка.

— Могу себе представить! — с сарказмом растягивая слова, прокомментировала мама. — Нечто вроде «Спелой ягодки»?

Кровь прилила к щекам. А с какой стати я взялась защищать Хайди?!

— Просто хочу сказать, что она вовсе не такая, какой кажется на первый взгляд.

— Да, первое впечатление о человеке чаще всего обманчиво, — подвела итог мама и, как всегда, не только оказалась права, но и поставила точку в споре. Не представляю, как ей удается одним выстрелом расправиться с двумя зайцами! Тем временем она продолжила: — Ладно, что мы все о Хайди да о Хайди?! Давай поговорим о тебе. Как идет подготовка к колледжу? Ты, наверное, все учебники наизусть выучила.

— Читаю понемногу. Если честно, учебники написаны таким сухим, скучным языком, особенно по экономике, что порой…

— Оден, не думай, что серьезные предметы даются легко. И даже не надейся на это. Основная задача — запомнить наиболее важную информацию.

— Знаю, только трудно вчитываться в текст без предварительных объяснений преподавателя. Пожалуй, начнутся занятия, и станет намного легче уловить суть…

— Разве так можно, Оден? — Мама сокрушенно покачала головой. — Мне часто встречаются студенты, которые только и ждут подсказок со стороны преподавателя. Разжуй да в рот положи, как интерпретировать диалог или отрывок из пьесы, а сами элементарно подумать не хотят. А ведь во времена Шекспира актерам давали только текст, без всяких комментариев, и играй, как понимаешь. Нужно всегда самим докапываться до сути, и после этого обучение станет более эффективным.

Видимо, я задела больное место, раз она так разошлась. Ну а следующая фраза лишь подлила масла в огонь.

— Мама, экономика не похожа на литературу, там все по-другому.

Она вперила в меня грозный взгляд, сердито прищурившись:

— Нет, Оден, я так не думаю. И разве я когда-нибудь учила тебя присваивать себе чужую точку зрения?

На сей раз я благоразумно промолчала. К счастью, принесли заказанные блюда, и спор прервался. Правда, последнее слово снова осталось за мамой.

Атмосфера за столом больше не накалялась. Мама перестала лезть с расспросами, а под очередной бокал вина пустилась в долгое описание диспута по поводу нового учебного плана, который из нее все соки выжал. Я слушала вполуха, поддакивая в нужные моменты, и ела салат с пастой.

К концу ужина часы показывали девятый час. Выйдя из ресторана, мы обнаружили, что ливень закончился, небо прояснилось и местами порозовело в преддверии скорого заката.

— Только полюбуйся на свой любимый цвет! — ехидно воскликнула мама.

Слова, словно пощечина, обидно хлестнули по самолюбию. На то и были рассчитаны.

— Мне не нравится розовый, — еле сдерживаясь, процедила я.

Мама мило улыбнулась и потрепала меня по волосам:

— Можешь спорить с пеной у рта, но выбор одежды говорит сам за себя.

— Сказала же, это не мое! — кивая на куртку, повторила я.

— Оден, не злись! Я просто шучу. — Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Кроме того, вполне естественно, что после общения с Хайди и местными ребятами в тебе произойдут определенные перемены. Не могу же я рассчитывать на то, чтобы ты всегда оставалась моим двойником. Так что если вдруг захочется, то хоть «Спелой ягодкой» душись!

— Ни за что! — отрезала я грубо, что не ускользнуло от внимания матери. От удивления у нее даже чуть заметно расширились глаза. — Я никогда не буду пользоваться такими духами. Для меня «Клементина» — только место работы. И точка.

— Дорогая, все нормально, — попыталась она успокоить меня, снова ероша волосы, но я увернулась от маминой руки. Как же мне ненавистен покровительственный тон, снисходительная улыбочка и равнодушное пожатие плеч! — У каждого хранится свой скелет в шкафу.

Что меня толкнуло заглянуть за решетчатое ограждение гостиницы — до сих пор теряюсь в догадках. Может, злодейка-судьба подбросила решающий козырь в подходящий момент?! Так вот, возле безлюдного бассейна я заметила знакомую фигуру в очках с темной оправой. Молодой человек в красных трусах, резко выделяющихся на фоне бледной, почти прозрачной кожи, читал небольшую книгу в твердом переплете, при одном взгляде на который сразу понимаешь, что перед вами Литература с большой буквы.

Я обернулась к маме и, убедившись, что она следит за моим взглядом, снова взглянула на молодого аспиранта за забором.

— Верно, у каждого свой скелет, — с нажимом повторила я.

Мама стойко держалась, стараясь не выдать беспокойства, но все-таки пару раз тревожно моргнула, а значит, намек достиг цели. Только кому от этого стало легче на душе? Внутри — сплошная пустота.

— Ну ладно, — через секунду произнесла мама. — Тебе, наверное, пора возвращаться на работу.

Она опять говорила тем же тоном, которым обсуждала папину книгу, словно сомневалась в существовании оной.

Мама склонилась, подставляя щеку для поцелуя, но я даже с места не сдвинулась.

— Дорогая, не обижайся, — снова улыбнулась она. — Обида — первый признак слабости духа.

Я плотно сжала губы, развернулась и, не сказав ни слова на прощание, ушла прочь. Предварительно спрятала кулаки поглубже в карманы, иначе разорвала бы розовую куртку в клочья. В глубине души еще теплилась надежда, что окликнут и вернут назад, но обманывать себя не хочется: мама никогда не пойдет на это. Решающее слово в споре, да еще такое веское, значит для нее больше, чем обида дочери.

В «Клементину» я брела, понурив голову, пыталась сглотнуть противный ком, застрявший в горле. Надо же, как моя попытка защитить Хайди вывела маму из равновесия! Прозвучало одно-единственное замечание, что мачеха не такая легкомысленная, да пара комплиментов ее деловитости, и мама уже причисляет меня в ряды приверженцев розового цвета. Получается, если я не соглашаюсь с мамой безоговорочно, значит, перешла на сторону Хайди. Третьего не дано.

Со слезами на глазах я вошла в магазин. На мое счастье, вокруг Мэгги опять вились Лиа и Эстер, как обычно, бурно обсуждая планы на вечер. Никто из них не обратил внимания на мое неожиданное возвращение. Я проскользнула в кабинет и села за стол с надеждой продолжить прерванные подсчеты, но как ни утирала горючие слезы, они снова накатывались на глаза и текли по щекам. Через двадцать минут мучительных попыток расправиться с расплывающимися перед глазами цифрами я решила, что на сегодня рабочий день закончен.

Перед уходом я собрала волосы в хвостик и постаралась придать лицу спокойное выражение, а потом, сделав пару глубоких вдохов, вышла в зал.

— Вся беда в том, — сокрушенно жаловалась Лиа, когда я показалась в дверях, — что я никогда не встречу стоящего парня в кафе.

— С чего ты так решила? — удивилась Эстер.

— Здравый смысл подсказывает, что стоящие горячие парни там не появляются.

— А как насчет сентиментального ценителя искусства? Они ведь там только и пасутся.

— Только сентиментальные ценители никогда не бывают горячими штучками, — сморщилась Лиа.

— Конечно, куда им! Тебе ведь больше по нраву студенты с засаленными волосами, — усмехнулась Эстер.

— О нет, засаленные волосы — по твоей части. Это же твои любимые сентиментальные художники забывают помыться в творческом порыве.

Господи! Пусть подружки болтают о чем угодно, только бы проскользнуть мимо них незаметно… Эх, не повезло. Стоило появиться в торговом зале, как все внимание переключилось на меня.

— Мне надо уйти, — сообщила я, стараясь говорить обычным голосом. — Ведомости уже закрыла, а завтра доделаю платежки.

— Хорошо, — согласилась Мэгги. — А как ты прогулялась со своей…

— Послушай, — вдруг перебила ее Эстер, обиженно обращаясь к Лии. — Почему это немытые парни — по моей части? Я никогда не бегала на свидания к таким засаленным ребятам, как твой летчик. Помнишь, тот, с которым ты прошлым летом зависала?

— Его волосы вовсе не были грязными. — Вынув сотовый телефон, Лиа уткнулась в экран. — Он пользовался гелем для фиксации волос.

— Все равно засаленные.

— А вот и нет!

— Не думаешь ли ты, что…

Разразившийся спор позволил сделать вид, что я не расслышала вопроса Мэгги, и выскользнуть беспрепятственно в дверь. Впрочем, вряд ли девочки заметили мой маневр: когда я обернулась, Мэгги хохотала над очередной умопомрачительной тирадой Лиа, а Эстер со страдальческим видом закатывала глаза. Жизнь идет своим чередом для трех подружек из безопасного розового мирка, а до остальных им и дела нет.

Я заскочила в маленькую забегаловку в паре павильонов от «Клементины», купила огромный стакан кофе, а потом отыскала укромное место на пляже и стала пить обжигающий напиток в лучах заходящего солнца. Сделав последний глоток, я решительно вынула телефон и выбрала единственный номер, сохраненный в быстром наборе.

— Доктор Виктория Уэст слушает, — послышался ответ.

— Привет, мама. Это я.

— Оден, я так и думала, что ты еще позвонишь, — через пару секунд уверенно сказала мама.

Не лучшее начало для разговора, но отступать поздно.

— Мама, может, мы вместе позавтракаем утром?

— Дорогая, — тяжело вздохнула она. — С удовольствием бы с тобой позавтракала, но завтра рано утром я уже отправляюсь домой. Честно говоря, поездка к океану себя не оправдала. Я совсем забыла, как ненавижу пляжи, песок и ветер. Все вокруг такое…

На миг мама запнулась, и я застыла, с замиранием сердца ожидая, какое слово она выберет для описания городка, а может, и нашей встречи. Но она так и не докончила фразу, видимо, решив пощадить и побережье, и мой слух.

— Во всяком случае, — добавила она после затянувшейся паузы, — была рада повидаться с тобой. Звони почаще и рассказывай, как проводишь каникулы. Хочу знать все, слышишь, все.

Те же слова мама повторяла в день моего неожиданного отъезда к отцу. Мы обе понимали, что кроется за ними. Мама ожидала услышать от меня пикантные подробности из жизни отца с Хайди. Только она — да и моя дурная голова, чего греха таить, — не учла, что я стану частью этой жизни, буду носить розовые куртки и выступать в защиту мачехи.

— Позвоню, — быстро пообещала я. — Счастливого пути, мама.

— Спасибо. Пока, солнышко.

Я выключила телефон. Противный комок снова подступал к горлу. Как бы не разреветься на пляже у всех на виду!

Почему мама так несправедливо обращается со мной? До самозабвения отдается работе, общается с коллегами, студентами и даже с сыном, а мне приходится бороться за каждый миг ее внимания. Нелепо, скажете вы? Да, верно. Но знаете, что страшней? Как подсказывает моя интуиция, внимание мамы завоевать трудно, а потерять — ничего не стоит.

Время шло, а я не уходила с пляжа, наблюдая, как прогуливаются вдоль берега счастливые семьи. Дети играли в догонялки, увертываясь от набегающих волн. Влюбленные парочки, держащиеся за руки, компании молодых девушек и парней бродили по набережной. Вдали на волнах мелькали припозднившиеся любители серфинга…

С наступлением темноты пляж обезлюдел, на пирсе и в домах за моей спиной зажглись яркие огни. Ночь только начинается, а значит, придется опять без дела маяться до утра. При мысли о подобной участи на меня накатила страшная усталость.

— Оден? Это ты?

Я вздрогнула, услышав свое имя, обернулась и увидела Мэгги. Ее роскошные волосы развевал вечерний бриз, с плеча свешивалась легкая сумочка, а за спиной мелькала яркими огнями набережная.

— Что-то случилось? — спросила она и добавила, не дождавшись ответа: — Ты ушла из магазина такая грустная.

Перед глазами всплыл образ мамы. Каким снисходительным взглядом она смерила Мэгги с ног до головы, как пренебрежительно разглядывала вызывающего цвета бикини и духи с двусмысленным названием, а с какой легкостью отфутболила меня! Ведь для мамы я теперь в одной компании с Мэгги и ненавистным ей образом жизни. Все время, пытаясь не попасть ненароком в необъятный, как этот пляж, список маминых антипатий, я даже не представляла, что такая компания придется мне по душе!

Поэтому, наверное, я поспешила успокоить Мэгги:

— Все хорошо! Честно!

Не знаю, что я ожидала услышать в ответ, — с этой минуты мне открывался новый мир с неизвестными законами и правилами. А вот Мэгги было не впервой. Она спокойно скинула сумку с плеча на песок и через секунду сама уселась рядом. Нет, она не сжала меня в крепких дружеских объятиях и не говорила ненужных слов утешения, от которых я бы сбежала прочь, не раздумывая ни минуты. Вместо этого Мэгги просто сидела рядом, составляя мне компанию. Как только она догадалась, что всю жизнь я нуждалась в нормальном человеческом общении!