— С добрым утром, красавица.
Вероника приоткрыла один глаз, сонно уставясь на обладателя теплого, ласкового голоса, бормочущего ей в ухо. Худощавое, свежевыбритое лицо Купа и его светлые волосы, торчащие влажными слипшимися пиками, медленно вошли в фокус и обрели четкость. Обнаженный до пояса, в потертых тренировочных брюках, низко сидящих на бедрах, он весь состоял из твердых костей, мышц и гладкой кожи с восхитительным запахом мыльной стружки.
Он взглянул на Веронику с лукавой усмешкой и подсунул чашку с кофе ей под нос. Но как только Вероника попыталась ее взять, он откровенно продемонстрировал свой коварный норов, отдернув чашку назад.
— Подари мне поцелуй, — сказал Куп, — и я обещаю дать тебе кофе.
Вероника тут же надула губы. Он засмеялся:
— Это наводит меня на мысль, что бы такое еще заставить тебя сделать за твой утренний кофе.
Куп долго не отнимал рта от ее губ, дожидаясь, пока она сядет, и тогда протянул ей чашку. Нескрываемо насмешливым взглядом он следил, как Вероника делает несколько жадных глотков обжигающего кофе. Она неодобрительно взглянула на него поверх края чашки.
— Я уверена, ты один из тех пренеприятных людей, которые вскакивают с постели, насвистывая веселую мелодию.
В ответ он воспроизвел несколько тактов из «Насвистывай, пока работаешь». А когда она замахнулась на него подушкой, ему еще хватило нахальства ухмыляться.
Куп легко уклонился от удара.
— Ты показала свое неумение целиться.
— Возможно, — сказала Вероника. — Но я продемонстрировала великолепное искусство выполнять сразу несколько задач. Не каждый может драться подушкой и при этом не пролить ни капли кофе, как видишь. — Она снова замахнулась подушкой. — Ты еще не видел, как я могу одновременно похлопывать себя по голове и почесывать живот.
Куп вырвал у нее из рук подушку и, заткнув ее себе под мышку, плюхнулся рядом на матрас. Потом перекатился на бок и, подперев голову ладонью, с нежностью улыбнулся глазами.
— Кажется, сейчас ты проснулась чуточку больше. Поэтому начнем по новой. С добрым утром, красавица!
Вероника пригубила остатки кофе, отставила в сторону чашку и бросилась на него. Смеясь и катаясь вместе с ним, она в конце концов оказалась наверху. Стряхнув с глаз волосы и оттолкнувшись от его груди, она с ухмылкой смотрела на него с высоты своего положения.
— Тебя тоже с добрым утром, красавчик. — Когда его восставший фаллос ткнулся ей в живот, она подняла брови. — Как? Опять? — Вероника заерзала вокруг него, с восторгом наблюдая, как темные глаза Купа теряют фокус. — Ты занимался со мной половину ночи. Эта твоя штука, она что, никогда не устает?
— Угу. — Расправившись со своими тренировочными штанами, Куп сомкнул длинные пальцы вокруг ее оголенных ягодиц и подвинул ее, как ему хотелось. — Позволь мне войти, Принцесса.
— Ну, я не знаю. — Вероника почувствовала, как у нее закосили глаза, когда он скользнул вверх-вниз у нее между ног и потом покинул то лакомое местечко. Но она умудрилась произнести правдоподобно скучливым тоном: — Остается не так много времени. Скоро Марисса привезет Лиззи домой. И потом, я собиралась сделать педикюр.
Куп поднял голову и захватил в рот ее сосок. Он не отпускал его, пока Вероника не застонала вслух.
— Позволь мне войти, — уговаривал он, — и я покрашу тебе ногти.
— Договорились. — Сомнений как не бывало. Вероника приподняла бедра и обхватила мужскую плоть. Прочно удерживая ее, она одним уверенным, плавным движением опустилась на нее сверху.
Через полчаса она выскочила из-под душа. Натянув чистое белье, свитер и болотные брюки, она проследовала на запах только что сваренного кофе. Но в кухне было пусто, и Вероника, наполнив чашку свежим кофе, окликнула Купа.
— Я здесь.
Вместе с кофе она пошла в гостиную. Куп был там. Он сидел на диване и сортировал флакончики с лаком, выставленные в ряд на столике у другого конца дивана. Вероника, ошеломленная, остановилась.
— Убирайся немедленно! Ты что, в самом деле собираешься красить мне ногти?
— А как же! — сказал Куп. — Уговор есть уговор. Негоже, чтобы кто-то сказал об одном из немногих, кому дорога его честь, что он не сдерживает своего слова.
Вероника скептически изучала его.
— Ты уже когда-нибудь делал педикюр?
— Никогда. Но в любом случае речь не идет о нейрохирургии. Верно, Душистый Горошек? С координацией тонких движений до сих пор у меня обстояло отлично. — Куп властно поманил ее согнутым пальцем. — Дай мне ногу, и я тебе докажу.
Восхитительно. Вероника села на противоположный конец дивана и вытянула правую ногу. Куп взял ее за стопу и, положив себе на колено, стал потирать большими пальцами под сводом. Вероника неподдельно стонала от удовольствия.
— Какой лак желаешь? — спросил ее Куп. — Лично я выбрал бы «Сайрен ред».
— О, конечно, темно-красный. «Сайрен ред» — то, что надо. — Вероника наблюдала, как его большие руки обхватили флакон, чтобы отвинтить колпачок. — Сначала нужно встряхнуть.
— Естественно. Я знаю. Так же, как аэрозольную краску. — Куп энергично встряхнул флакон, открутил колпачок и подвел руку Веронике под свод стопы. Он приподнял ее и аккуратно наложил первый мазок на ноготь большого пальца. Потом второй и третий, вплотную к первому. Когда вся поверхность была ровно покрыта лаком, Куп оттянул голову назад, оценить результат. — Выглядит хорошо. — Он снова окунул кисточку во флакон, чтобы перейти к следующему ногтю.
Несколько минут спустя, прежде чем приступить к левой ноге, Куп поднял глаза на Веронику.
— Вчера я получил известие от Ракеты.
— От кого?
— Джона Мильонни, по прозвищу Ракета. Частного сыщика, моего бывшего сослуживца.
Вероника слегка напряглась.
— Что он сказал?
— Достоверно установлено, что Джейкобсон отсутствовал в городе в те дни, которые ты мне назвала. Сейчас Ракета раскапывает его перемещения за тот период. Он пытается добыть копии выписок из регистрационных журналов. Но даже если он добудет их, это еще не все. Он говорит, что Кристл и ее любовник могли останавливаться в отелях под вымышленными именами. Поэтому самый верный путь — это проследить маршрут Джейкобсона. Ракета собирается начать с Фоссила и посмотреть, куда это выведет.
Вероника подождала, пока Куп закончит красить последние два ногтя.
— Я знаю, — начала она осторожно, — тебе очень хочется, чтобы это был Трои. Но… ты видел его с женой? Он, похоже, действительно без ума от нее.
Когда бы она ни защищала его, Куп испытывал необъяснимую ревность. Это нелепое чувство захлестнуло его и сейчас. Он вдохнул поглубже, взывая к своему холодному рационалистичному мышлению, поднял ее ногу и подул на невысохший лак.
— Я не отрицаю, — спокойно сказал Куп, глядя на нее поверх пальцев. — Но это вовсе не означает, что его отношение к жене обязательно должно определять его мотивы. Мужчины не всегда ставят знак равенства между любовью и верностью. В их представлении секс на стороне не идет в расчет, пока не затронуты эмоции. Трои однажды уже оступился с Кристл, и если на этот раз он захотел порвать с ней, она могла пригрозить ему, что расскажет обо всем его женушке. И тогда это послужило бы сильным мотивом, как ты понимаешь.
Вероника высвободила свою ступню из его руки.
— Ты считаешь это разумным обоснованием? По-твоему, секс с другой женщиной ничего не значит до тех пор, пока ты не полюбил ее?
— Черт побери, нет! — Купа слегка раздражало, что ей непременно нужно об этом спрашивать. Она, казалось, безоговорочно верила, что Джейкобсон не стал бы лгать. — Душистый Горошек, я долгое время жил среди мужчин. Но не все из них так целомудренны, как я. — Он повременил чуточку, с надеждой ожидая от нее улыбки. Но когда ее не последовало, решил сменить тему. Меньше всего ему хотелось с утра спровоцировать ссору. — Вчера на выставке я слышал, Марисса рассказывала тебе, будто она видела там Коди. Как она? У нее все в порядке?
— Да нет. — Вероника нетерпеливо покачала головой. — Она справится… во всяком случае, я на это надеюсь. Подонок! — выпалила она сердито. — Я бы его поколотила за то, что он ей причинил.
—Досадно, что так вышло. Мне всегда казалось, что они с Коди очень счастливы вместе. И он представлялся мне приятным парнем.
— Приятным? — Вероника села прямее на своем конце дивана. — Этот распрекрасный Коди бросил мою лучшую подругу, потому что у нее есть дети.
— Как грубо с его стороны, — заметил Куп. — Но, Ронни, может, в конечном счете он оказывает ей добрую услугу.
Вероника посмотрела на него так, словно он только что предложил ей сдать Лиззи торговцу живым товаром.
— Что ты сказал?
— Послушай. Не каждый готов к отцовству или по доброй воле взять на себя ответственность за воспитание чужих детей. Так не лучше ли расстаться сейчас, чем причинять боль еще большему числу людей? Может, это самое благое, что он мог для нее сделать.
— Тогда он должен был объясниться с ней на следующий день после их встречи, — с горячностью возразила Вероника. — Потому что он узнал бы все о ее детях. Для Мариссы дети — это ее жизнь и сердце. Он прекрасно понимал, что это сложный вопрос, в котором задействовано несколько взаимосвязанных факторов. — Черт побери, — она шлепнула себя по бедру, — как мужчина мог заставить женщину полюбить его, а потом так резко измениться? Как он мог так втоптать в грязь ее чувства? Это чудовищно. Будет безумием, если она примет его назад. Даже если он приползет на коленях вымаливать у нее прощение.
— О, это вопрос позиции, — сказал Куп. — Ты что, боишься, что она может превратиться в такого человека, как твоя мать?
— Что? — Вероника внезапно притихла.
Так. По-видимому, он совершил тактическую ошибку, но… Спокойно.
— Я тебя не понимаю, Ронни, — сказал Куп. — Кто не ошибается? Простить и продолжить отношения не означает, что ты должна подчиниться воле другого. Ты, кажется, так думаешь об отношении твоей матери к твоему отцу. Но это просто означает, что ты прощаешь и следуешь дальше.
— Ты не понимаешь? Я не могу согласиться с тем, что ты приплетаешь к этому мою мать. И потом, откуда такая рьяная защита? Это один из принципов вашего кодекса мужской солидарности?
Вопросы поставили Купа в тупик. Вряд ли сам он имел сколько-нибудь значительный личный интерес к исходу этой истории. Но почему он защищает Коди? В самом деле, чем ближе он узнавал Мариссу, тем больше восхищался ею и уважал ее. И Вероника была права. Коди мог обставить все это интеллигентнее, чем он это сделал.
Черт! Куп понурил плечи. Нужно было сообразить что-нибудь поумнее, нежели он предпринял в отношении ее защиты Джейкобсона.
— Да, я полагаю, ты права. — Куп не сводил с нее глаз. — Это инстинктивная реакция — все, что я могу сказать. — Он попытался улыбнуться. — Вдобавок ко всему я был ужасным тупицей, когда спорил с тобой. Разумеется, незачем было тратить наше время на препирательства из-за Коди. Я полагаю, он ведет себя как размазня. Верно, Ронни? — Куп взял за ее ступню и притянул к себе, освидетельствовать ее прелестные пальцы с красными ногтями. — Ну а что по поводу педикюра? Ты когда-нибудь видела такую прекрасную работу? — На секунду ему показалось, что Вероника все еще на него сердится. Но потом она тоже улыбнулась.
— Честно говоря, — сказала она, — я думаю, это самое грандиозное, что я когда-либо видела. — Вероника наклонила голову набок, изучая его лицо. — Ладно. К вопросу о твоем друге Ракете. Каким образом он заработал такое прозвище?
— Ну, в морской пехоте оно присваивается чуть ли не каждому. Что касается Ракеты, он всегда клялся, что своим прозвищем обязан тому, что у него имеется в штанах для женщин.
— Он так быстр?
Куп фыркнул.
— Нет, маленькая ведьма. Дело не в этом, а в его величине и… в том, что благодаря этому он может делать.
— О, как это… хвастливо с его стороны.
— Не без оснований, как выяснилось. Проводя кучу времени на кораблях и в казармах, неизбежно видишь много мужчин. Самых разных. Так вот, Ракета — один из тех тощих и хлипких на вид типов. Но его… «ракета» или «мортира», как мы называли, — это было нечто. По меньшей мере шестьдесят миллиметров в диаметре. — Куп дернул плечами. — В этом смысле парень был силен. Так и возникло это прозвище.
К Травитсам кто-то позвонил в дверь. Марисса услышала, как из двух разных мест прокричали: «Я открою!» Когда Десса и Райли бросились из большой комнаты вниз, гулкий раскатистый звук на лестнице напоминал топот спугнутого стада бизонов. Марисса покачала головой и вернулась складывать белье, сочувствуя несчастному недотепе по другую сторону двери. Знакомые в основном проходили через двор, с парадного входа в дом звонили только продавцы или сборщики пожертвований. В обоих случаях ее дети лучше сторожевой собаки могли обескуражить назойливых посетителей. Ведь редкий день фамилия Травитсов не значилась в списке какого-нибудь торгового агента.
Марисса слышала пыхтение и отрывистые возгласы, означавшие, что ее чада всеми средствами борются за право обладания дверной ручкой. Через мгновение раздался торжествующий крик Райли. Пламя в камине внезапно вскинулось ввысь, с притоком кислорода, хлынувшего в открывшуюся входную дверь.
В течение нескольких секунд был слышен приятный рокот мужского голоса. Вслед за тем со скоростью пулеметной очереди затараторили дети. Потом снова заговорил мужчина, и ему немедленно начали вторить высокие детские голоса. Марисса хорошо знала своих детей, способных заговорить человека до потери пульса, поэтому она слушала только вполуха. Заканчивая сворачивать последнюю пару носков, она ожидала, что в любой момент последует стук затворившейся двери. Вместо этого голос Райли прокричал:
— Ма-а! С тобой хочет поговорить какой-то мужчина!
Марисса отложила в сторону стопку белья, лежавшего у нее на коленях, и встала. Это должно быть интересно, подумала она. Немногие торговцы были способны пройти через звуковой заслон от двух мощных динамиков. Улыбаясь, она вошла в прихожую и резко остановилась. При виде мужчины, стоявшего в дверях, улыбка застыла у нее на губах.
— Коди?
— Ты его знаешь, мама? — спросила Десса. — Он сказал, что ты с ним знакома. Но мы никогда его не видели, поэтому я ему не поверила. Ну, тогда вы можете войти, — сказала она мужчине, отступая на шаг, чтобы освободить проход. Она закрыла дверь, и в прихожей сразу стало на несколько градусов теплее. Десса поспешно отошла и, подняв голову, пристально смотрела на Коди, не сводившего глаз с Мариссы. — Мама всегда говорит, что не надо приглашать в дом посторонних людей. Но если она вас знает, я думаю, вы не посторонний. Как же так может быть, что мы с братом вас никогда не видели? Нам известны все мамины друзья. Ее лучшая подруга — Вероника Дэвис, а ее племянница Лиззи — моя лучшая подруга. Может, вы знаете их? Они…
— Десс, довольно. Забирайте с Райли ваши стопки одежды и несите наверх.
— Но я собиралась взять печенье.
Заставив себя сосредоточить внимание на дочери, Марисса стала припоминать хозяйственные дела, которые она поручала детям на этот вечер.
— Ты убрала свою комнату?
— Н-е-ет.
— Получишь печенье, после того как выполнишь работу. А что у тебя, Райли?
— Я свою работу закончил десять минут назад, — чинно ответил Райли.
— Глупый мальчишка, — обозвала его Десса.
— Сама дура.
— Я-то нет! — набросилась на него сестра.
— Ты…
— Прекратите, вы оба, — приказала Марисса. Может быть, Коди вовсе не собирался вступать в контакт с ее детьми. — Идите наверх. — Она повернулась к сыну. — А ты, Райли, уже брал печенье. Я слышала, как ты заходил на кухню. Забирай свою одежду и потом займись чем-нибудь. Или я найду для тебя еще какое-нибудь занятие. И можешь мне поверить, я не имею в виду «Нинтендо»[23].
Дети прекратили ворчать и стали забирать чистую одежду. Марисса подождала, пока они скрылись на лестнице, и повернулась к Коди. Сердце ее билось так сильно, что она даже опустила глаза посмотреть, не выскочило ли оно из груди, как у одного из персонажей из утреннего субботнего мультфильма. Сердце, разумеется, было на месте. Она подняла глаза и как можно спокойнее спросила:
— Что тебя привело сюда?
— Мне не хватало тебя. — Коди шагнул ближе. — О Боже, Марисса, — продолжал он низким хриплым голосом, — я никогда не представлял, что человеку может так недоставать кого-то, как мне тебя.
«О да, милый», — признавалось ее тело, но она сделала шаг назад.
— Я признательна тебе за эти слова. Мне тоже тебя не хватало. Но это все. До свидания. Мне нужно загрузить в сушилку еще одну охапку. — Марисса двинулась к двери.
— Нет. Прошу тебя, подожди. Это только часть того, что я хотел сказать. Я пришел пригласить тебя и твоих детей к моему отцу на пиццу. В пятницу вечером.
Марисса остановилась и оглянулась.
— Что? — Она удивленно посмотрела на Коди.
— Я думал обо всем, что ты говорила, Рисса. — Он подошел ближе. — Черт побери, я не мог ни о чем другом думать. И возможно, ты была права. — Коди взъерошил рукой волосы и жестом показал на гостиную. — Мы не могли бы поговорить минуту?
Марисса пристально посмотрела на него, потом кивнула и пошла вперед. Она подождала, пока Коди осматривает обстановку, более строгую, нежели в большой общей комнате, и огонь в камине. Затем он обернулся и улыбнулся.
— Здесь очень мило. Я, кажется, не бывал здесь раньше. «Потому что большую часть времени мы проводили в моей спальне», — подумала Марисса, садясь на краю дивана.
Коди устроился на противоположном конце.
— У моей сестры Дженис, — начал он, — слишком много мужчин, Рисса. — Должно быть, она сделала гримасу, потому что Коди тут же сказал: — Я не считаю, что ее интимные дела как-то меня касаются. Но у нее есть Джейкоб. Я люблю этого ребенка. Он самый замечательный мальчик на свете. Когда Дженис приводит домой своих любовников, он к ним легко привязывается и через какое-то время начинает видеть в одном из них потенциального отца. Потом тот парень уходит, и его место занимает кто-то еще. Из мужчин только мы с моим отцом и можем положительно влиять на мальчика. — Он посмотрел Мариссе прямо в глаза. — Когда ты в первый же вечер привела меня к себе домой, я заключил, что для тебя это привычное дело. Позже я узнал, что у тебя есть дети. После этого я решил держаться от них подальше. Я не должен был видеть на их лицах то, что я столько раз наблюдал у Джейкоба.
Не то чтобы это не вызывало у нее сопереживания, но разве они уже не закрыли эту тему? Марисса испытывала искушение снова выставить его за дверь, но то, как он говорил о своем племяннике, заставило ее обуздать свое нетерпение. И через минуту она была этому рада.
— Но так было раньше, — продолжал Коди низким, страстным голосом, — пока я тебя не узнал, Марисса. Не только в постели. Мне нравятся в тебе чувство юмора, быстрый ум, верность друзьям. И вероятно, больше, чем что-либо, твоя преданность своим детям. На второй день я уже понял, что ты совсем не похожа на Дженис. И тогда в сердце моем начала зарождаться любовь. — Он придвинулся ближе и притронулся к ее руке. — Однако я продолжал держать дистанцию, потому что привычка успела пустить корни в сознание, и я не знал, как повернуть ее вспять. Но я попытаюсь. Я хочу этого больше, чем способен выразить словами.
Это было чуть ли не все, что Марисса так жаждала от него услышать. Но тогда почему она была так испугана?
— Коди, с моими детьми может быть много хлопот, — предупредила она.
В уголках его прищуренных глаз появились крошечные морщинки.
— Ну, об этом я уже догадался. Пара ракетных пистолетов, не так ли?
— Пара полуавтоматов.
— Подобных их маме, — ухмыльнулся Коди. — Я уже предвкушаю момент знакомства… хотя должен тебе сказать, меня это немного пугает. Что, если я им не понравлюсь?
— С чего вдруг ты говоришь о таких вещах? Ты им очень даже понравишься, я это точно знаю. Но если мы с тобой испробуем твой способ, а из этого ничего не получится? Раньше, когда у нас с тобой все расстроилось, — сказала Марисса, — мне по крайней мере было спокойнее думать, что это была твоя ошибка.
Коди осторожно положил руку на спинку дивана у нее за плечами.
— Мне так недоставало тебя всю эту неделю, что я не хочу, чтобы подобное когда-нибудь повторилось. Я полагаю, мы оба должны приложить дополнительные усилия, чтобы у нас все получилось. — Он скользнул рукой к ней на плечо.
— И ты думаешь, — сказала Марисса, — что эта пицца с твоим отцом и моими детьми поможет?
— Это начало. — Коди наклонил голову к ее губам и запечатлел нежный поцелуй. Потом откинулся назад и заглянул ей в глаза. — Ты так не считаешь, Марисса?
— Да. — Тело ее до кончиков пальцев окуталось теплом. — Это очень хорошее начало.