— Я думаю, мы должны пожениться.
Куп не мог поверить, что это предложение исторгнуто из его собственных уст. С минуту он просто стоял у плиты, глядя на Веронику. Наконец он заморгал и, убавив огонь под куриным бульоном, задумался. Выглядит ли он сейчас по сравнению с ней хотя бы вполовину шокированным? Он бы этому не удивился, если учесть, что его слова, только сформировавшись в подсознании, попали прямо на язык. Но они казались такими правильными.
— Что? — сказала Вероника.
Голос ее прозвучал хрипло, и она прокашлялась. Она отложила нож, которым резала овощи для супа, и молча смотрела на Купа. Ее тонкие брови в недоумении сдвинулись у переносицы, будто он произнес эти слова на чужом языке. День был облачный, но лучи солнца проторяли путь через кухонное окно, высвечивая ее волосы синими огоньками. На ее бледном лице вдоль высокого изгиба скул проступил чуть заметный румянец.
Куп непременно должен ее убедить. Обнаружив в себе эту невероятную потребность, он шагнул вперед.
— Это хорошая идея, Прин…
— Это безумная идея!
— Ну да, и это тоже… но только если упорствовать в полном буквоедстве.
— Куп, мы знаем друг друга, кажется, месяц?
Это верно. К тому же не прошло и полных трех дней, после того как он попросил любить его только за его личные достоинства.
Мысленное возвращение к этой бездумной маленькой слабости в угоду своей потребности заставило его сделать большой шаг назад — как в прямом смысле, так и от предмета их дискуссии.
Куп засунул руки в карманы.
— Я тут разговаривал с Ракетой, пока ты была занята родительскими и учительскими делами, — холодно сказал он. — И ты, конечно, будешь рада узнать, что Джейкобсон вне подозрений. Он чист.
Лично он был чертовски удручен этой новостью. Он был почти уверен, что Трои Джейкобсон убил Кристл, и надеялся, что перед ними наконец открывается возможность реабилитировать Эдди. Но Ракета сказал «нет». Атак как Куп уважал его как скрупулезного следователя, то теперь он оказался в затруднительном положении. Нужно было не только наскребать по крохам какие-то улики против другого возможного убийцы, но также признать — и ладно бы только перед самим собой, — что старый знакомый Ронни, ее драгоценный Трои Джейкобсон безгрешен, как монах.
Куп был уязвлен. И это, без сомнения, привело к его поспешному предложению и всему тому, что он только что сделал. Сведения, добытые Ракетой, обескуражили его, и в этом состоянии он пребывал до возвращения Вероники со школьного собрания. Возбужденная после общения с учительницей Лиззи, она тут же втянула его помогать ей готовить обед. И пока в этот холодный день они варили суп в теплой, парной кухне, а маленькая девочка, за которую оба несли ответственность, играла в своей комнате наверху, острота разочарования значительно сгладилась. Так или иначе он должен помочь своему брату. Пусть не сегодня и даже не завтра, но когда-то это произойдет. Он докопается до правды и увидит, что справедливость восторжествует.
Как бы то ни было, у него не осталось обиды. Неуловимое теплое чувство от сознания своей сопричастности окутало сердце домашним уютом, подобно шерстяному одеялу. За исключением родственного чувства к Эдди, это было что-то такое, что Куп нечасто испытывал. Хотя, наверное, он мог бы к этому привыкнуть.
Он видел, как Вероника удивленно заморгала на внезапное изменение темы, однако не выказала грусти по этому поводу, хотя, возможно, ее ощущала. Она подошла и ласково тронула Купа за локоть кончиками пальцев.
— Мне очень жаль, — сказала она, со всей искренностью в зеленых глазах. — Я знаю, ты, должно быть, разочарован, что Трои оказался невиновным. Не то чтобы я так уж радела за него, просто я много времени сопоставляла факты. И то рандеву в «Королевских Гавайях», и те чувства, которые Трои, по-видимому, питает к своей жене. Он обращается с ней с таким пиететом, с такой заботливостью. Мне кажется, мужчина усердно старается вернуть ее благосклонность. Это как-то не стыкуется с короткой поездкой на Гавайи, чтобы украдкой изменить жене с моей сестрой.
— Да. Он принц, черт побери!
Вероника понимающе улыбнулась и легонько похлопала Купа по руке. От этого утешения он готов был зарычать.
— Любопытно узнать, — сказала она, — каким образом Ракета отверг причастность Троя?
— Он проследил его переезды вплоть до того дня, когда Кристл отправилась на Гавайи. Оказалось, что Джейкобсон был в Спокане по делам своего предприятия, — мрачно признался Куп. — Договаривался о новых этикетках для яблочного сока и яблочного пюре.
В улыбке Вероники было столько сочувствия и поддержки, что он неожиданно для себя вернулся к предыдущей теме:
— А знаешь, это не такая уж безумная идея.
Вероника в недоумении заморгала.
— Ты о новых этикетках Троя?
— Нет. О нашем бракосочетании. — Когда Вероника убрала свои пальцы, Куп тронул ее за руку. — Это не с бухты-барахты, — настаивал он. — Я знаю стольких людей, которые были знакомы еще меньшее время и счастливы в браке до сих пор. А постепенное выстраивание отношений отнюдь не дает гарантий. Один мой армейский приятель был помолвлен в течение семи лет, а закончилось это разводом через восемь месяцев после того, как они наконец поженились.
— Куп… — начала Вероника. Он стиснул ей пальцы.
— Ты любишь меня, Ронни?
— Ты знаешь, что люблю.
— Видит Бог, я тоже люблю тебя. И как-никак мы живем вместе уже больше месяца.
— Мы живем под одной крышей больше месяца, — поправила Вероника. — Мы с тобой пятиминутные любовники в космическом масштабе. Я понимаю, это несущественное различие. Но все же…
— Как бы то ни было, я попытаюсь доказать.
— О, хорошо. Тогда прошу прощения. — Вероника властно взмахнула рукой. — Продолжай, Куп.
— Спасибо. — Яркие глаза Вероники светились вниманием, и это придало ему смелости. — Я уверен, что в конечном счете доброе имя Эдди будет восстановлено и он заявит свои родительские права. Но я не знаю, когда это произойдет. А пока не пришло то время, Лиззи будет обеспечен постоянный дом, если мы поженимся.
«Слабый довод. Ладно».
Куп ожидал, что Вероника укажет ему, что для этого им не обязательно жениться, что, по сути, они делают для Лиззи все необходимое и сейчас. Но она этого не сказала. Она просто притронулась кончиками пальцев к его груди, прямо там, где под рубашкой билось его сердце, и посмотрела на него серо-зелеными глазами.
— Расскажи мне, что ты собираешься делать оставшуюся часть жизни.
— Быть с тобой.
— Ты знаешь, о чем я спрашиваю.
Да, он знал. Он также понимал, что пора рассказать ей о своих литературных трудах и внести покой в ее душу раз и навсегда. И если то ласковое выражение на ее лице что-нибудь значило, можно было считать, что женитьба у него в кармане.
Но он сам нуждался в покое, и ей это хорошо известно, черт побери!
— Какая тебе разница, Ронни? Если ты любишь меня, как ты говоришь…
Она уронила руку.
— Как ты можешь вести себя настолько нечестно? — запальчиво сказала Вероника. — Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, и полагаешь, что я должна делать такой ответственный шаг вслепую?
— Почему же? Я считаю, это даже не вопрос, если ты любишь меня так сильно, как говоришь. — Куп резко сунул руки в карманы, чтобы не тронуть ее. — Ну и что может сделать меня достойной партией в твоих глазах? А если я скажу тебе, что мой заработок составляет шестизначное число? Тогда ты выйдешь за меня замуж?
— Мои сомнения не имеют никакого отношения к деньгам.
— Нет? — язвительно спросил Куп. — Чертовски приятно слышать. Прямо бальзам на душу.
— Черт возьми, Куп, здесь так много всего! Твое недоверие. Моя подозрительность. И то, как мы воспитывались. Как мы оба до сих пор по своим старым привычкам реагируем друг на друга. Я не хочу стать такой, как моя мать, так же как ты не хочешь, чтобы я была похожа на твою. — Вероника отбросила с лица прядь волос и глубоко вздохнула. — Деньги — это не вопрос. Я сама себя обеспечиваю. Но я должна быть уверена, что у тебя есть амбиции. Мне нужно это знать, Куп. — Она пристально смотрела на него, прижимая подушечкой ладони лоб, словно пытаясь не дать головной боли прорваться наружу. — Хотя еще больше я нуждаюсь в твоем доверии.
— Занятно. Мне тоже этого не хватает.
Вероника резко закрыла глаза.
— Нет, тебе нужно полное подчинение, Куп. Ты ожидаешь от меня слепой веры, а сам так и будешь держать у груди кулак со своими секретами. Не дай Бог чем-то пожертвовать из этой горстки.
Она действительно была права, и все, что от него требовалось, — это выбрать золотую середину. Счастливые браки, как он себе представлял, в значительной степени зиждутся на компромиссе. Куп уже открыл было рот, чтобы поведать ей, как он зарабатывал себе на жизнь последние пять лет, но вместо этого услышал свой голос, произнесший совсем другие слова:
— Итак. Ты хочешь выйти замуж или что?
Ощущение предательства промелькнуло в ее глазах и тут же исчезло, еще раньше, чем он успел осознать причиненное им страдание.
— Или что, — повторила Вероника с холодным презрением и сделала огромный шаг назад, как бы устраняясь от всего. — Я больше не могу, — сказала она. — Черт с ними, с продажей «Тонка» и дома. Мое присутствие здесь не требуется — ни для того, ни для другого. И я отказываюсь без толку суетиться вместе с тобой по этому поводу. — Ее подбородок медленно пошел вверх, и под ее взглядом Куп почувствовал, как его сердце неудержимо сползает вниз. — Я оставляю все, собираю Лиззи и возвращаюсь в Сиэтл, — сказала она.
Несколькими минутами позже Вероника затворила за собой дверь в спальню и залезла на кровать. Присела на край и, опоясав себя руками, согнулась. «О Боже, о Боже», — повторяла она, бездумно покачиваясь на постели. Она даже не представляла, что такая боль вообще существует.
Как можно было влюбиться так быстро и так безрассудно в человека, которого она едва знала? Ей всегда казалось, что если она полюбит какого-то мужчину, это будет состоявшийся профессионал, спокойный и обходительный, а также разделяющий ее интересы. Бывший морской пехотинец, бесчувственный и неспособный верить другим, никак не вписывался в этот портрет. Огромный, атлетического сложения мужчина, чьи ласки повергали ее в жар и дрожь, заставляя терять контроль над собой, тоже никоим образом не соответствовал ее представлениям.
Услышав тихий стук в дверь, Вероника ожила и распрямилась.
— Да? — произнесла она, презирая себя за эту внезапную надежду.
— Тетя Ронни? — отозвалась за дверью Лиззи. — Можно мне войти?
Вероника понурила плечи.
— Да, конечно, — сказала она. Не желая, чтобы племянница заподозрила у своей опекунши эмоциональный срыв, Вероника собралась и выдавила из себя притворную улыбку.
Дверь отворилась, и в комнату просунулась голова Лиззи.
— Можно мне до ужина посмотреть телевизор? Я уже приготовила уроки.
Вероника кивнула:
— Конечно. Но сначала зайди на минутку.
Ее племянница вошла, но затем бросила на нее настороженный взгляд.
— Тетя Ронни, у вас какой-то… странный вид. Что-нибудь случилось?
Вероника молча кивнула, чтобы голосом не выдать себя, и похлопала по кровати, дожидаясь, пока девочка сядет рядом с ней.
— Послушай, дорогая. Тебе не хочется уезжать отсюда, я знаю. Но мы должны будем покинуть этот дом.
— Нет! — Лиззи напряглась и попыталась встать, но Вероника схватила ее за руку и свободной рукой погладила по волосам, ощущая их приятное тепло и шелковистость.
— Я знаю, ты беспокоишься, что твой папа не сможет тебя найти. Но твой дядя… гм… дядя Джеймс… — Вероника запнулась, когда острая боль пронзила ей сердце. — Дядя Джеймс останется здесь и даст знать твоему папе, где ты находишься. Но даже если бы его не было в городе, — сказала она более строгим голосом, — твоему папе известно, где я живу.
Ребенку незачем было знать, что Эдди лучше не следовало бы показываться на пороге ее дома без индульгенции в кармане.
— Но…
— Мне очень жаль, дорогая, — продолжала Вероника. — Конечно, тебе будет трудно начинать занятия в новой школе с середины четверти. Но вся моя работа рухнет, если не уделять ей какое-то внимание.
— Принести на стол корм для моего замечательного маленького цветочка, — уныло сказала Лиззи.
— Что? — Так обычно говорил мой папа, когда я не хотела, чтобы он уезжат в командировку. — Лиззи понизила голос. — Он говорил: «Так нужно, моя сладкая. Я должен приносить на стол подпитку для моего замечательного маленького цветочка». — Лицо ее внезапно просветлело. — Может быть, дядя Куп сможет поехать с нами?
У Вероники засаднило в горле, словно она проглотила толченое стекло.
— Нет, ему нужно побыть здесь, присматривать за «Тонком», пока он не будет продан. Но ты сможешь приезжать сюда и оставаться с ним на уик-энд, если захочешь. — Вероника снова заставила себя улыбнуться, надеясь только, чтобы это не выглядело так же фальшиво, как ее чувства. — Разве это будет не мило? — Ее сердце было готово разорваться на куски, когда маленькие плечики Лиззи поникли в безнадежности.
— Наверное, — мрачно сказала она.
— Дежа-вю, — с изрядной долей сарказма пробормотал Куп, когда, закрыв на ночь «Тонк», не заметил, как оказался перед дверью в спальню Вероники. — Разве ты уже не проигрывал эту сцену, приятель?
Однако он продолжал стоять в темноте коридора, прижимая руку к холодному дереву, будто так он мог ощутить биение теплого сердца Ронни по другую сторону двери. Одна половинка его «я» хотела отворить дверь, войти в комнату и отыскать путь к сокращению этой ужасной дистанции между ними. Другая была чертовски сердита, что он снова оказался в положении просителя, вынужденного вымаливать крохи чьей-то любви.
Суп, который они с Ронни так весело готовили вместе в этот день, с успехом сошел бы за рыбный паштет. Все, что ему оставалось, — это сидеть вместе с ней и Лиззи за кухонным столом и делать вид, что ничего не случилось. Глотать пищу было выше его сил, и он видел, что Вероника чувствовала себя ненамного лучше. А милая крошка была сама на себя не похожа. Подумать только, прежде живая девчушка водила ложкой по тарелке с энтузиазмом не большим, чем взрослые. Никто из них троих не проглотил больше куска или двух.
Куп взялся за ручку двери. Проклятие! Это было какое-то безумие! Он хотел войти в спальню и забрать Веронику наверх, раз и навсегда.
Ну и что он ей скажет? Он уронил руку. Потому что правда была такова, что ни он, ни она не желали отступаться от своей позиции. Тогда какого черта разговаривать? О чем?
Куп отошел от двери. Еще слишком рано, сказал он себе. Он сделает умную вещь, если отложит все до завтрашнего вечера. К тому времени оба имеют шанс выспаться — тогда можно будет и поговорить.
Утром вещи обыкновенно выглядят намного ярче.
Единственное, что действительно было ярче, когда утром Куп спустился на первый этаж, — это погода. Сквозь окна лился солнечный свет. Наружные стены, за последнее время промерзшие насквозь, больше не источали пронизывающего холода. Температура определенно поднялась на несколько градусов.
Куп снял с горячей подставки кофеварку, наполненную наполовину, и налил себе кофе. Было слышно, как Вероника в гостиной разговаривает по телефону. Он взял чашку и прямиком направился к двери.
— Я понимаю, это запоздалое обращение, — объясняла Вероника, когда он вошел в комнату. — Но мне действительно нужно как можно скорее встретиться с мистером Пиви. — Она посмотрела на Купа и повернулась к нему спиной. — Я и Лиззи Дэвис переезжаем в Сиэтл. Но я подумала, что лучше сначала обсудить с мистером Пиви юридические вопросы.
Его бросило в холод. Она уезжает? Даже не попытавшись ни в чем толком разобраться, просто собрать игрушки и уехать?
— Да, я подожду, — сказала Вероника в переносную трубку радиотелефона.
Куп поставил чашку на маленький золоченый столик и сделал гигантский шаг к ней, остановившись в дюйме от ее спины. Он хотел развернуть ее лицом к себе, но не вполне полагался на себя, что сможет ее не трогать.
— Уйди, Купер, — сказала Вероника тихим, скрипучим голосом, не поворачиваясь.
— Черта с два я уйду! Почему ты убегаешь, Ронни?
Тогда она резко повернулась, гневно сверкая глазами.
— Почему? А как ты думаешь? Ты умный человек, пораскинь мозгами — и я уверена, ты найдешь причину. Или десяток причин. — Вероника рванула трубку, которую она держала под подбородком, и поднесла обратно ко рту. — Он откажется от своего ленча ради меня? — сказала она кому-то на другом конце провода. — Спасибо. Тогда я буду там в понедельник, в полдень. Право, я вам очень благодарна.
Куп не двинулся, когда она повернулась положить трубку и задела его тело. Ее прикосновение пронзило его до самых кончиков пальцев и откатилось обратно к ней.
— Не могу поверить, что ты отрубаешь концы и бежишь в большой город.
— Поверь, — бесстрастно сказала Вероника. — Я выезжаю этим утром, чтобы договориться о переводе Лиззи в новую школу. Завтра я подготовлю для нее комнату в моем доме.
Нет. Все эмоции, теснившиеся в его сознании, молотом стучали в голове, требуя его внимания. Нет, она не может уехать вот так. Просто повернуться спиной и удалиться легкой походкой.
— Ты сегодня возьмешь Лиззи из школы?
— Нет. Ее заберет Марисса на уик-энд. Я вернусь в понедельник для встречи с Нейлом Пиви, потом буду готовиться к окончательному переезду.
— И после того, что было между нами, ты хочешь уйти вот так, даже не поговорив напоследок?
— О чем еще говорить, Куп? — сказала Вероника. — То, что мне от тебя нужно, ты не хочешь мне дать, а тебе, види-мо, нужно то же самое от меня. Это причиняет слишком много страданий. Нам нужно разойтись, прежде чем мы в конце концов истерзаем друг друга.
О, прекрасно. Куп засунул руки глубже в карманы и пристально посмотрел на нее.
— Слишком поздно, — сказал он.
Затем повернулся и пошел прочь.