Выжженная Земля

1. Что дальше?

Мобилизовано 11 200 000 человек — Наступление или оборона — Бей врага, когда он обескровлен — Неверное решение.

Кто не видел русской распутицы, тот не знает, что такое грязь. В конце марта 1943 года пришла оттепель, и война на земле остановилась. Все ботинки, все машины, все военные передвижения застряли в глубоком месиве. Фронт зафиксировался. Он шел от Ленинграда через Старую Руссу по выступам у Орла и Курска к Белгороду, потом вдоль Донца и Миуса вниз к Азовскому морю. На Кубанском плацдарме стояла 17-я армия, охраняя подходы к Крыму и таким образом прикрывая южное крыло немецких армий на Востоке. Эта линия фронта, закостеневшая в грязи, положила конец кризисному периоду. Большой оползень, вызванный крахом Сталинграда, был остановлен, главная опасность немецкому фронту на Востоке предотвращена, ситуация стабилизировалась.

Однако грязь высохнет, и за оттепелью последуют весна и лето. И что будет тогда? В этом состоял стратегический вопрос. Как следует продолжать войну на Востоке, принимая во внимание войну в целом? Две кампании с целью поставить Советский Союз на колени полностью провалились.

Как, учитывая эти поражения и сложности, нужно строить стратегию на Востоке? На что может надеяться немецкое командование? Осталась ли вообще какая-либо надежда?

Одно было ясно. Весенняя распутица 1943 года предоставила немецкому командованию драгоценную передышку. С ликвидацией емких выступов впервые за многие месяцы появились резервы. Время, резервы и вооружение — вот три основные составляющие войны.

Когда у Адольфа Гитлера возникла идея операции «Цитадель», он думал не только о военном походе. Его секретная директива, датированная апрелем 1943 года, требующая отправлять в Германию с завоеванных территорий всех военнопленных и работоспособных гражданских, показывает, насколько ясно он осознавал трудности в немецкой экономике. Не хватало не только солдат, но и рабочих. И чем больше людей в Германии призывалось на военную службу, чтобы увеличить армию, тем меньше их становилось на военных заводах, шахтах, транспорте и полях.

В январе 1943 года Верховное главнокомандование Вермахта затребовало 800 000 человек — по даже самый безжалостный призыв смог предоставить только 400 000.

Эти люди были потеряны для военной промышленности, и их места поэтому требовалось заполнить иностранными рабочими, прежде всего с Востока.

Карта 34. Шестьдесят одна советская армия выстроилась перед немецким фронтом после Курской битвы. Что будет дальше?

Неудивительно, таким образом, что в своих «Инструкциях по захвату военнопленных, рабочей силы и трофеев» Гитлер сформулировал, что важной целью всех военных операций, не считая уничтожения войск противника, является захват военнопленных и гражданских лиц для работы на военных объектах. Война возвратилась в свою самую примитивную форму: ее цель снова —трофеи и рабы.

Эти усилия принесли свои плоды. В мае 1942 года в армии было 9,4 миллиона человек, весной 1943 года это количество возросло до 11,2 миллиона. Тем не менее гражданских рабочих в это время стало 36,6 миллиона человек, тогда как в мае 1942 года было 35,5 миллиона. Другими словами, Германия имела на два миллиона больше солдат и на один миллион больше рабочих.

Заметно увеличилось и производство, несмотря на воздушные бомбардировки и опасения по поводу продовольствия. Альберт Шпеер, новый босс военной промышленности, организовал массовое производство важнейшей военной продукции. Тогда как в начале 1942 года в месяц производилось только 350 танков и 50 штурмовых орудий, к началу 1943 года количество производимых танков увеличилось в два раза, а штурмовых орудий — в четыре.

Искусство инженеров и руки миллионов мужчин и женщин на разбомбленных фабриках сотворили —другого слова не подберешь — новое оружие. Это, прежде всего, тяжелые танки «Тигр» типа I и IA, новый средний танк «Пантера», огромные штурмовые орудия типа «Фердинанд», тяжелые самоходные противотанковые и зенитные орудия. Все надеялись, что эти успехи инженеров изменят ситуацию на полях сражений.

Лишь в одной области наблюдалась странная и необъяснимая бездеятельность — немецкое военное руководство оказалось не способно расслышать приближающиеся шаги атомной эры. Немецкие физики постоянно писали докладные записки и поднимали этот вопрос на конференциях, они указывали на возможность разработки абсолютно нового типа оружия, основанного на феномене ядерного деления. Однако управление военных разработок отклоняло их предложения, поскольку было «принципиально решено», что не будет приниматься к рассмотрению оружие, разработка которого требует более девяти месяцев.

Легко, оглядываясь на прошлое, утверждать, что в 1943 году войну в любом случае уже нельзя было выиграть. Немецкие военачальники понимали это уже тогда. Перед ними стоял вопрос: «Что можно сделать, чтобы она не закончилась катастрофой?»

Ответ не обязательно указывает на политическую революцию, восстание или убийство тирана, а раскрывает другие более или менее революционные варианты.

Трезвая оценка военной и экономической ситуации показывает, что с военными успехами весны 1943 года и новой экономической мобилизацией немецкое командование получило еще один шанс выработать продуктивную стратегию войны в России: стратегию, базирующуюся уже не на возможности завоевать огромный Советский Союз — пагубная иллюзия, — а на упрямом факте, что немецких сил в лучшем случае хватит на то, чтобы ослабить Красную Армию и поколебать власть Сталина настолько, что Кремль пойдет на переговоры. Не победа, но ничья. Таков был естественный вывод из прошлого опыта. Поймет ли Гитлер настоятельную необходимость, сумеет ли вовремя повернуть руль?

Генерал-фельдмаршал фон Манштейн, человек, проявивший себя как один из самых важных генералов на всех фронтах, являлся принципиальным сторонником идеи, что войну на Востоке надо вести так, чтобы, по крайней мере, не кончить военной катастрофой. Такое ведение войны, разумеется, не скроет провала кампании, но все-таки сделает его менее заметным.

К тому же правду уже и так больше нельзя было скрыть. План, стоявший за операцией «Барбаросса», план разбить Советский Союз быстрым блицкригом, овладеть его экономическими богатствами и захватить в клещи позиции Британской империи в Африке, на Ближнем Востоке и Персии гигантской операцией через Кавказ и Египет — этот план провалился раз и навсегда после отступления немцев из Эль-Аламена и с Кавказа. Вот почему немецкому командованию теперь нужно было удовлетвориться много меньшим и попытаться добиться на Востоке урегулирования путем переговоров.

Решительный момент наступил. Целая эпоха оказалась на перепутье. Но еще оставалось время предотвратить нависшую катастрофу, исправить ошибку 22 июня 1941 года. История грозно встала на линии фронта от Балтики до Черного моря. Редко судьба до такой степени висит на волоске. В то же время — действительно ли оставался шанс на ничью?

Дорога от Сталинграда до Донца недешево обошлась и русским. Сталин не достиг поставленной цели—окружить немецкий южный фланг. Красная Армия понесла тяжелейшие потери.

Каковы же тогда были перспективы? Генерал-фельдмаршал фон Манштейн думал так: «Наступление с далеко идущими целями, подобное тем, что мы осуществляли в предыдущие годы, теперь нам не по силам. Придется ограничиться обороной».

Оборона! Какого рода оборона? Существует два вида оборонительных операций — жесткая оборона всех завоеванных территорий и гибкая оборона, соединяющая отступления и контратаки. Жесткая оборона была не реальна, у Германии не хватало для этого сил: фронт от Черного моря до Северного Ледовитого океана оказался слишком длинным, чтобы превратить его в непреодолимую оборонительную линию. Группа армий «Юг», например, имела только сорок одну боевую и три охранные дивизии на участке фронта в 760 километров. Согласно правилам оборонительной стратегии, нужно было на двадцать — тридцать дивизий больше. При жесткой обороне существовала опасность, что русские, при их огромном количестве людей, артиллерии, танков и воздушных сил, атакуют с сокрушительным превосходством в нескольких местах одновременно и прорвут немецкий фронт.

Советское Верховное Главнокомандование действительно, в течение зимы 1942 —1943 годов овладело этой моделью в совершенстве. Как только участок немецкого фронта был прорван, русские немедленно направляли крупные ударные соединения в другой.

Таким образом, немецкое командование было вынуждено постоянно перебрасывать свои стратегические резервы и немногочисленные подвижные соединения, чаще всего не успевая доставить их в нужное место вовремя. В результате — советские вклинения, окружение отдельных участков фронта и, наконец, отступления, влекущие за собой серьезные потери в живой силе и технике. Сражение между Кавказом, Волгой и Донцом —прекрасная тому иллюстрация.

Ясно, что в 1943 году стратегия упрямо держаться за свои позиции уже не оставляла надежды на успех. На чем же тогда строилась вера Манштейна на ничью? Манштейн говорил: «Нам остается использовать те факторы, в которых Германия пока еще превосходит противника. Даже будучи вынуждены уйти в оборону, мы должны пытаться наносить противнику болезненные удары, причиняющие значительный ущерб, потерю большого количества личного состава и, в общем, предрасполагающие его к переговорам. Нам нужно создать себе возможность осуществлять эти мобильные операции, которые составляют нашу главную силу».

Другими словами, идея заключалась в том, чтобы не уходить в оборону полностью, а позволить противнику идти в наступление, а потом, когда его наступательные силы истощатся, наносить удар. Манштейн практически продемонстрировал действенность такой стратегии весной 1943 года в крупном оборонительном сражении в междуречье Донца и Днепра. Если войну приходилось продолжать — а требование «безоговорочной капитуляции», выдвинутое тем временем союзниками в Касабланке, не оставляло Германии альтернативы — тогда только стратегия Манштейна давала надежду избежать несомненного военного поражения.

Но все, кто думал, что Адольфа Гитлера можно убедить признать факты и отказаться от своих экстравагантных планов, были горько разочарованы. Как только отступления и сокращение линии фронта весной 1943 года предоставило ему небольшие тактические и стратегические резервы, он начал предаваться лихорадочным иллюзиям. Самонадеянная гордыня Гитлера была сильнее его рассудительности. Он снова поддался искушению пойти в наступление. Курский выступ, этот балкон между Орлом и Белгородом, соблазнил его предпринять операцию на окружение, названную «Цитадель».

На эту карту он поставил все свои резервы, в частности танковые войска, которые только что были реорганизованы Гудерианом. Он желал уничтожить основную часть советских танковых соединений, сконцентрированных на Курском выступе и непосредственно за ним, и таким образом ликвидировать весь главный советский резерв 1943 года. Он верил, что в результате решающего сражения он возвратит себе инициативу на Восточном фронте. Он в самом деле мечтал о том, что за этой операцией последует наступление на Москву.

Гудериан, Манштейн, Модель и многие другие генералы заклинали его оставить эту фантазию. Они указывали ему на риск подобных операций и, конечно, на недопустимость дальнейшего откладывания летнего наступления. Штаб оперативного руководства тоже выступал против: ввиду растянутости фронта и угрозы вторжения на Западе и в Италии резервы могли понадобиться везде. Были дни, когда Гитлер прислушивался к их предупреждениям, когда он колебался и почти отказывался от своего рискованного предприятия. Но в конце концов он бросил все, что имел, в кровавую битву под Курском.

Мы уже знаем, что произошло. Операция «Цитадель», раскрытая агентурой, потерпела неудачу. Стратегические резервы, только что с таким трудом сформированные и пополненные, были израсходованы; новые танковые войска с первыми батальонами «Пантер» и ротами «Тигров» сошли на нет в атаках на мощные советские оборонительные порядки Курского выступа.

И тут разразилась катастрофа. Советское командование сделало именно то, что Манштейн советовал делать Гитлеру, — ударило, когда противник растратил свои силы. Когда Курская битва достигла кульминации, русские предприняли полномасштабную атаку в тыл армии Моделя, наступавшей с севера на юг. На севере Курского фронта они, таким образом, заставили немцев прекратить наступление и, воспользовавшись замешательством, прорвали линии 2-й танковой армии в районе Орла.

Там, с 12 июля 1943 года и далее, отвлекающая советская атака севернее Курска развернулась в ожесточенное оборонительное сражение, в которое была вовлечена значительная часть наступавшего фланга 9-й армии. И хотя катастрофический прорыв в глубокий левый фланг южного крыла группы армий «Центр» снова был блокирован, русские тем не менее добились прекращения операции «Цитадель» в тот самый последний момент, когда Манштейн и Модель могли привести ее к победному исходу.

В результате положение немецкого Верховного главнокомандования теперь было хуже, чем до стабилизации фронта весной 1943 года. Почти все его резервы были растрачены: основные моторизованные силы на Восточном фронте либо уничтожены, либо сурово потрепаны. Линия напряжена до критического состояния. Наступил момент, которого Советское Главнокомандование дожидалось двенадцать месяцев, момент, о котором Сталин мечтал с лета 1942 года. Гитлер упустил не только победу, но и надежду на ничью.

2. Последствия Курской битвы

Русские наступают на всех участках — Белгород и Орел потеряны —Драма в Ахтырке — «Ваш генерал все еще в лесу?»

Несмотря на сложившуюся в середине 1943 года чрезвычайно сложную ситуацию, немецким армиям на Востоке все-таки удалось достичь и некоторых замечательных успехов. 2-я танковая и 9-я армии под командованием генерал-полковника Моделя, записали на свой счет исключительные оборонительные победы на Орловском выступе. Измотанные боями дивизии опять предотвратили советский прорыв к Брянску и Днепру.

Однако Красная Армия не остановилась. 17 июля крупные силы двух фронтов по обеим сторонам Изюма атаковали позиции немецкой 1-й танковой армии на Среднем Донце. Генерал-полковник фон Макензен со своим ослабленным корпусом все-таки отбил атаку и сдержал противника. Однако по фронту 6-й армии генерала Холлидта на Миусе — реке около Азовского моря, за которую ожесточенно сражались уже с декабря 1941 года, — русские прорвались восточнее Сталина, у Куйбышево, на восточный берег Миуса и в дальнейшем до Мариновки в секторе саксонской 294-й пехотной дивизии. 513-му гренадерскому полку пришлось оставить небольшой городок, однако дивизия смогла блокировать опасный прорыв.

Манштейн бросил туда с севера танковый корпус СС, с юга — опытную 16-ю мотопехотную дивизию и впоследствии также 23-ю танковую дивизию. Этим подвижным соединениям удалось предотвратить самую серьезную угрозу, остановив советское наступление в сердце Донецкого бассейна. Однако, чтобы окончательно ликвидировать опасность, наличных сил уже не хватало. Повторялась губительная ситуация «слишком мало и слишком поздно».

Практически как только танковый корпус СС завершил контратаку и к 3 августа вышел на старую основную оборонительную линию вдоль фронта 6-й армии, его пришлось снова отозвать и перебросить на север.

Правда, теперь началась долгожданная эвакуация Кубанского плацдарма, 13-я танковая дивизия и другие формирования двинулись из Крыма на север. Но когда на Миусе и Среднем Донце урегулировали опасную ситуацию, обрела очертания новая серьезная угроза в районе Белгорода, на северном крыле группы армий «Юг». Немецкая воздушная разведка обнаружила крупные силы советских войск восточнее города. Крупномасштабное наступление советского Воронежского фронта через Харьков на Днепр казалось неминуемым.

Сталин намеревался повторить попытку, неудавшуюся весной 1942 года: он хотел отрезать немецкие армии группы армий «Юг» от их тыловых коммуникаций и нанести им, а также армиям группы «А» сокрушительное поражение. Генерал армии Ватутин и член Военного совета Никита Хрущев 3 августа 1943 года после мощной артиллерийской подготовки предприняли полномасштабное наступление с обеих сторон города; в этом наступлении они задействовали пять армий.

Согласно советским источникам, Ватутин имел шестикратное превосходство в артиллерии и танках. На участке прорыва на километр линии фронта приходилось 370 орудий и минометов, за стрелковыми дивизиями стояли корпуса еще двух элитных танковых армий 1 и 5-й гвардейской. Их бронетехника составляла огромную ударную мощь — 112 танков на километр фронта.

Жестокий бой разгорелся в секторе 2-й танковой армии в районе Орла. Но дальше на юг положение было еще хуже. В то время как 6-й армии пока удавалось держаться на своей недавно отвоеванной основной оборонительной линии, катастрофа на Южном фронте быстро надвигалась с обеих сторон Белгорода, где немецкий фронт был серьезно ослаблен переброской нескольких подвижных формирований в 6-ю армию и на южное крыло группы армий «Центр» у Орла.

Через три часа сражения советские стрелковые дивизии 5 и 6-й гвардейских армий глубоко вклинились в немецкие порядки. Ватутин выслал вперед две свои танковые армии. Они вспороли немецкий фронт на стыке 4-й танковой армии Гота и его соседа с юга, оперативной группы «Кемпф»; глубоко вклинились в немецкую оборонительную зону, обошли Харьков и направились к Полтаве. Генерал-фельдмаршал фон Манштейн немедленно стянул тактические резервы со всех частей своего фронта, но Белгород уже нельзя было спасти.

К довершению бедствия, Модель увязал в еще более серьезных проблемах на Орловском выступе. 2-й танковой армии, в конце концов, пришлось оставить Орел, чтобы избежать риска опасного окружения.

Белгород пал! Орел пал! Харьков в безнадежном положении! Может, общий коллапс на этот раз неизбежен?

Кремль, естественно, полагал именно так, и вечером 5 августа Сталин впервые с начала войны приказал произвести в Москве оглушительный артиллерийский салют. В специальных сообщениях величественно объявляли: Белгород и Орел освобождены. Два исторических, стратегических и транспортных центра Украины и Центральной России взяты. Празднование и комментарии ясно показывали, что Кремль больше не боится в будущем потерять эти города. Русские понимали, что они на пути к победе. И салюты в Москве вдохновляли советских командиров в районе Белгорода на достижение большой цели, поставленной маршалом Сталиным девять месяцев назад, — оттеснить немецкую группу армий «Юг» от Днепра в направлении Азовского моря и там ее уничтожить.

Судьба Манштейна уже предрешена? Между 4-й танковой армией Гота и оперативной группой «Кемпф» зияла опасная брешь в пятьдесят пять километров. Дорога для русских на Днепр была широко открыта. Более того, Гитлер облегчил Сталину задачу, приказав 11-му корпусу генерала Рауса, отступавшему по шоссе в направлении Харькова, двигаться в город. И снова скомандовал: «Харьков удержать любой ценой».

Генерал-полковник Гот отвел свою 4-ю танковую армию обратно на юго-запад, чтобы организовать новый оборонительный рубеж севернее Харькова. Вопрос был в том, возможно ли это. Нижнесаксонская 19-я танковая дивизия с 48 и 3-м танковыми корпусами участвовала в тяжелых боях на участках советского прорыва и в это время пробивалась обратно через русские позиции.

В середине дня 6 августа генерал-лейтенант Густав Шмидт, командир 19-й танковой дивизии, находился на командном пункте 48-го танкового корпуса. Командир корпуса генерал фон Кнобельсдорф показал ему на карте, где он собирается установить линию заграждения 4-й танковой армии в районе Грайворон — Ахтырка. «Главное, как можно скорее доставить туда наши силы, Шмидт. Передовые части дивизии «Великая Германия» уже заняли свой участок.

Нам нужно остановить русских, иначе всю группу армий ждет полная катастрофа!»

Шмидт кивнул и уверенно сказал: «Мы сможем, господин генерал!» Он повел свои полки в направлении Ахтырки. Однако он не знал, что русские уже нагнали его дивизию. Советские танковые соединения находились у него в тылу и утром 7 августа перерезали шоссе у Грайворона, где должна была пройти новая отсечная траншея корпуса.

Никто не заметил надвигающейся беды. Только несколько часов назад транспортные части 19-й танковой дивизии спокойно прошли по этой дороге. Ничего не подозревающая дивизия направлялась в Ахтырку, чтобы подготовить к бою новые рубежи.

Генерал Шмидт на своем командирском танке шел впереди колонны. Его радист вертел ручки рации и заметил адъютанту лейтенанту Кёне: «Необычная напряженность радиообмена русских. Они болтают так оживленно, как будто находятся в разгаре сражения».

Кёне не успел ответить. Как гром среди ясного неба посыпались противотанковые снаряды. Они летели из леса с обеих сторон шоссе и точно накрыли колонну. Машины разворотило. Море огня. Запах гари. Дым.

Взрыв прямо перед танком командира дивизии остановил его в воронке. «Вылезайте!» — крикнул генерал. Экипаж выпрыгнул в придорожную канаву.

Теперь на дороге появились Т-34 и за несколько минут добили колонну. Лейтенант Кёне видел, как пулеметной очередью убили подполковника фон Унгера, начальника оперативного отдела. Один Т-34 шел прямо на них. Немцы друг за другом побежали в лес. Русские были везде. Они как смогли укрылись за стволом большого дерева—генерал, лейтенант Кёне, обер-ефрейтор Щутте, их водитель и радист. Всю их огневую мощь составляли два карабина и два пистолета.

Тут их заметила группа русских пехотинцев и начала стрелять. Очень скоро в их карабинах закончились патроны.

Генерал что-то шепнул Кёне, потом громко сказал Щутте и радисту: «У нас нет надежды. Вы двое попытайтесь прорваться. Лейтенант Кёне и я постараемся отвлечь русских и прикрыть вас огнем».

Щутте с удивлением посмотрел на своего генерала. Отвлечь русских? Прикрыть огнем? Когда они знают, что в пистолетах у генерала и Кёне осталось только по патрону?

Генерал-лейтенант Густав Шмидт из Каршторф-он-Унштруте, родившийся в 1894 году, кавалер «Железного креста» с дубовыми листьями, догадался, о чем думает его водитель, боевой товарищ в течение многих лет, улыбнулся и повторил с притворной суровостью: «Идите: это приказ! — И добавил, обращаясь к Щутте: — Если у вас получится — найдите мою жену, передайте, что я люблю ее, и расскажите ей все».

Они побежали. Сначала радист. Потом водитель. Им не удалось убежать далеко. Они попали прямо к русским, их взяли в плен и доставили в старый сарай, где располагался командный пункт дородного генерал-майора. Когда их допрашивали в присутствии генерала, вошел лейтенант и что-то доложил.

Русский через переводчика спросил Щутте: «Ваш генерал все еще в лесу?»

Щутте осторожно ответил: «Мы не знаем, где генерал».

Тогда советский генерал отправил их обратно с русским лейтенантом, пятью солдатами и ручной тележкой. Тела генерала Шмидта и лейтенанта Кёне лежали под деревом.

Когда отряд с двумя мертвыми вернулся в штаб русской бригады, Щутте и радист вытянулись перед русским генералом, и Щутте сказал: «Господин генерал, мы просим разрешения похоронить наших генерала и лейтенанта».

Переводчик перевел. Советский генерал кивнул и сказал своему лейтенанту: «Покажите им хорошее место!»

Они похоронили своих погибших на краю деревни Березовка. Было 7 августа 1943 года, 15.00 часов. Через пять лет и три месяца обер-ефрейтор Щутте вернулся домой из советского плена.