— Дура ты, Иришка! — рявкнул я так, что аж плафон зазвенел над головой, а эхо прокатилось на половину здания, как минимум, — Дур-ра!
Давно хотел так проораться. Накипело. Годами копилось, но держался. А теперь всё, приехали. Хотел ведь тихо свалить, думал, нормально расстанемся, но нет, разве Асова и «нормально» совместимы? В последние три года ответ — «категорически нет!». Мать её. Простите, Анна Витальевна, земля вам пухом.
Уходящая по коридору девчонка развернулась так быстро, что домашний легкий сарафан на секунду облепил её бедра, а волосы, заплетенные в две нескладные косицы, хлестнули по круглому симпатичному лицу, стремительно принимающему уже ставшую «фирменной» плаксиво-скандальную гримасу. Посторонний свидетель бы обманулся, видя такую моську, сказал бы, что «девочку обидели», но нет, наш товарищ Асова с такой рожей как раз и скандалила. И, для 16-летней соплюхи, на мой вкус, слишком часто.
— Изотопов! — прошипела она, подскочив ко мне и встав почти нос к носу и начиная пронзительно орать, — Заткнись! Залезь в свою конуру! А завтра свали так, чтобы я тебя больше не видела! Понял?!
— Я Изотов, Ирина Владимировна, — выдохнул я прямо в разъяренное девичье лицо, — А вы скоро, дура вы набитая, и так никого из нас не увидите. Вещички-то собрала уже? Совести хватило перед тетей Машей и дядей Игорем покаяться? Хотя бы напоследок? Да откуда она у тебя, нет конечно. Сама себе всю жизнь засрала, а на нас срываешься? Дура ты. Дура как есть.
Отвернулся и пошёл к себе с горечью на сердце, причем с большой. Не спешил, надеялся… да черт знает на что надеялся! Всё-таки действительно последний день видимся, сам завтра уезжаю, а она чуть позже. Много времени бок о бок провели, хоть Иришка и обгадила себе всю малину. Может, хоть сейчас ей в голову стукнет? Всё же не обзывал её никогда…
— Ненавижу…, — донеслось мне в спину почти спокойное, — Всех умников сиротских ненавижу, а тебя, урод, особенно! Думаешь, я с тобой просто так дружила!? Сам дурак, хоть и умный! Мальчик мне на побегушках нужен был, а ты, уродец, подошёл просто отлично! Понял, кем ты был?! Понял?!!
— Да я знал. Всегда знал, — обернувшись к Асовой, я улыбнулся, заставив её нервно дёрнуться. Моя улыбка, она такая. Даже тех, кто меня очень хорошо знает и привык к внешности, всё равно нервирует донельзя. Задержав взгляд на бледно-зеленых глазах старой знакомой, я просто-напросто сказал, — Прощай, Иришка. Вот тебе совет на прощание — в детском доме держи язык свой за зубами. Косы выдерут. А они у тебя и так небогатые, как и мозги.
И ушел в квартиру, не слушая визгливых оскорблений, разносящихся на весь этаж. Хотелось полежать, подумать, морально подготовиться к совершенно непонятному будущему, которое очень скоро начнется. Пара часов абсолютно свободного времени у меня как раз есть. На посошок, как говорится. Проводить жизненную веху.
Зайдя к себе и защелкнув замок на ветхой деревянной двери, по которой тут же начала долбиться взбешенная Иришка, я бросил взгляд на старое и побитое, но самое настоящее ростовое зеркало, присобаченное к шифоньеру, видевшему, наверное, даже Ленина на броневике. А возможно, Ильич как раз на этом шифоньере и стоял. И носил его, сцуко, по субботникам до бревна или вместо. Очень уж шкаф был обшарпан. Впрочем, как и всё остальное в моей халупе.
В зеркале, как и всегда, отражался урод. По местным меркам, если уж на то пошло, а вот мне моя внешность мне даже немного нравилась. Худощавый парень почти 18-ти лет (через неделю стукнет), острые худые черты лица, белая ровная кожа без всяких этих ваших родинок и прочей дряни, уши, правда чуток оттопырены, но они у меня довольно неплохо заострены кверху, поэтому на лопоухого деревенского Васю я не похож. Ну подумаешь, волосы торчат вверх в диком беспорядке, из-за чего я постоянно похож на возмущенного дикобраза? Не справится с ними ни одна расческа, доказано годами стараний. Бесполезно. А если бреюсь наголо, то на улицу можно не выходить, потому что милиция загребет. Закрывают, паразиты, а потом старший лейтенант Иващенко идёт знакомой дорогой в школу, к директору, находит там, сволочь такая, полное взаимопонимание, от чего меня в «уазике» привозят в любимый сиротский дом и закрывают на месяц на домашнее обучение. Пока волосы не отрастут.
В чем-то я их понимаю. Сам чуть не обосрался от страха, когда после самостоятельного бритья черепа машинкой в зеркало вот это как раз, и посмотрел.
Основная беда в моей внешности — это кожный покров вокруг глаз, из-за чего в нашем небольшом Кийске меня знает каждый милиционер. От бровей и ниже, по абрису глазниц, он темного цвета. Не как будто мне эту кожу с негра какого пересадили, они ребята почти все шоколадные, а темные такие овалы, как будто увлекаюсь веществами и недосыпаю. Плюс светло-карие глаза. Я у бабушек, когда мимо прохожу, вопль «наркоман!» вызываю рефлекторный, навроде икания. А это просто эдакий естественный макияж, мать его туды. И на этом, как бы, и всё. Не такой уж я и урод, особенно по сравнению с некоторыми.
Старая «рабица» кровати с агонизирующим скрипом приняла моё аккуратно упавшее на неё тело с предусмотрительно заложенными за голову руками. Комплекция у меня тощая и жилистая на первый взгляд, килограммов 60 максимум при росте в метр семьдесят пять, но на деле вешу побольше 90-та. Тоже привет из нестандарта.
Иришка, видимо, визг агонизирующий койки моей услышала, да слиняла зализывать душевные раны. Хрен на неё, всё, мосты сожжены. Пусть валит в детдом, где ей давно самое место. Тетю Машу с дядей Игорем жалко, конечно, но они сами в эту вертихвостку неумную своим добросердечием влипли, как ногой в теплое говно. Да и я от них недалеко ушел, если так подумать.
В общем, по внешности я ничем особенным от подростка, фанатеющего от русского или какого иного рока, не отличаюсь. Ну припудрил харю, чтобы прыщей видно не было, тени у мамки стырил, намазюкал себе всё, волосы мыльной расческой расчесал, дабы застыли иглами как у ежа, да в люди вышел. Фигня же вопрос, ну?
Только это по моим старым меркам, нормам Валерия Дмитриевича Хакасова, год рождения 1982, место рождения славный город Воронеж, дожившего, между прочим, до 40-ка полных лет в не менее славном городе Санкт-Петербурге, и вот проснувшегося как-то по утру страстно выталкиваемым из недр Анны Семеновны Изотовой ей самой в категорически другом мире. То есть, меня банально родили на белый свет, орущего со всей дури как от неожиданности, так и от множества неприятных ощущений. Причем 3 августа 1973 года в славном городе Ленинграде.
Тот еще сюр, да? Тогда я еще думал, что попал в прошлое.
Итак, возвращаясь к старой практике общения с самим собой из того времени, когда у меня на перекинуться парой фраз не было даже дрянной Иришки, позвольте представиться — Виктор Анатольевич Изотов, почти выпускник сиротского дома, житель города Кийска, гражданин Союза Советских Социалистических Республик.
…а еще я неоген второго поколения. Неоген, неосап, «чудик». Впрочем, это я узнал гораздо позже после рождения. Но об этом потом.
Мозговые ресурсы младенца были откровенно невелики, от чего я первые пару лет жизни ни над чем нормально размышлять не мог. Всё буквально размывалось, любая мысль вела себя как капля воды, упавшая в пруд. Память сохранил, да, но пребывал в некоем благостном ступоре и полном детстве, посасывая сиську родительницы и бездумно проводя дни. Когда же встал на ноги, и вновь начал учиться как ходить, так и формулировать мысли, уже настолько привык к произошедшему, что заключил — оно есть хорошо.
А кому бы не понравился второй шанс в жизни? Не то что я первый просрал, далеко нет, вполне себе нормально жил и уважал себя за всякое. А раз очутился здесь, то, что теперь, вешаться? Отнюдь, мне и так нормально. Более чем. К тому же, Советский Союз тут живее всех живых, цветет и пахнет. Так что, рассуждал двухлетний новый я, мне повезло по-крупному. Природу свою узнать не получалось никак. Помер ли во сне Хакасов Валерий Дмитриевич? Неизвестный инопланетянин/бог/демон взял его душу и пихнул в другой мир? Может, сам младенец, будучи крайне необычным (что мне потом люто аукнулось и будет аукаться всю жизнь), как-то передрал чужую личность в свою головешку? Вопросов была масса, ответов было хрен без масла. Перерождение как оно есть, крутись как знаешь.
Так я и крутился без особых проблем лет до трёх. Родителей повышенной гениальностью не пугал, внешности тогда был самой обычной, маскировался себе под ребенка, благо сложно не было, только скучно. Оба моих предка были людьми высокой научной культуры, работали в одной лаборатории, а в воспитании детей понимали лишь одно — в верхнюю дырку нам нужно совать еду, нижнюю дырку мыть от говна, а когда орём, то значит, нужно проанализировать, по какому поводу. Учитывая, что я орал лишь когда одной из дырок требовался уход, то наглухо наивные в бытовом плане Анна Семеновна и батя мой Анатолий Павлович так особо ничего и не поняли вплоть до самой их смерти.
Увлеченные наукой люди были, что и говорить. Ну и редкостные придурки заодно, потому как именно из-за них получился такой красивый я, настолько широко известный в одних узких кругах, что это душит бедного и ни в чем не виноватого подростка всю его сознательную жизнь. Про внешность молчу. Мне действительно пришлось буквально подлизываться к мелкой тогда еще Иришке, чтобы иметь рядом хоть кого-нибудь, с кем можно перемолвиться словом. Почему-то на людей моя внешность оказывает куда более негативное воздействие, чем на меня самого.
Ну ладно, а как я оказался в сиротском доме, спросите вы? И что это вообще такое?
Ооо, с оттенком гордости скажу я вам, закончить сиротский дом — это ого-го! Но тут придётся начинать рассказ аж с товарища Сталина и проекта «Заря», потому как иначе без пол литры не разберешься. Но будем последовательны, благо это несложно и правильно.
Итак, что такое неоген или неосап, он же неосапиенс? И откуда они взялись?
Проще говоря, неогены — это люди, обладающие различными способностями, которые ранее можно было бы назвать «сверхъестественными». Как герои в комиксах, буквально. Лучи из рук, из глаз, из ушей, левитация, сверхсила, супергибкое тело, внешние и внутренние изменения, телекинез, пирокинез, да хоть жопокинез — прямо как в сказках! Тысячи задокументированных возможностей, миллиарды их комбинаций (в потенциале) У меня ничего подобного нет, кроме повышенного веса, крепкого тела и страшной внешности, но еще может проявиться. Точнее — должно. Но не суть.
Суть в том, что вся эта хрень с человеками сотворилась отнюдь не спонтанно. Никаких тебе внезапных мутаций вида, либо генной инженерии или там добрых пришельцев. Изменяли людей вполне себе материальные предметы, найденные в вполне определенных местах.
Дело было так. По моим убеждениям и далеко не полным знаниям, история этого мира ничем не отличалась от моего старого до знаковой даты — 15 января 1945. Именно в этот день Иосиф Виссарионович Сталин подписал приказ о запуске проекта «Заря» — нашем ответе Манхеттенскому проекту, стартовавшему (официально) 17 сентября 1943 года. Место строительство проекта «Заря»: 53 километра к северу от Среднеколымска, к западу от озера Кальгатана. Высшее партийное руководство видело в проекте возможность ускорить освоение Сибири на порядок за счет обеспечения её энергией в неограниченных количествах. Предпосылки к этим самым неограниченным количествам вполне были, так как в качестве рабочего тела для реакторов должен был быть использован некий минерал, о котором до сих пор не раскрыто никаких подробностей.
Результат, лично для меня, был вполне предсказуем. Неизвестный минерал? Экспериментальный реактор? Е***ет! Сколько бы профессоров не утверждало, что «не должно».
И что, спросите вы? Е***ул, конечно же, в 1947-ом. Накрыло 548 225 километров квадратных. Породив аномальную зону, в которой изредка какое-нибудь дерево, набравшееся хрен-пойми-какого излучения, начинало ярко светиться. А затем, не выдержав, видимо, своей невдолбенной красоты, лопалось к чертовой бабушке, усыпая всю округу светящимися брусками древесины, каждый из которых был четко в форме параллепипеда. Маловато для катаклизма, да? Вот и люди так подумали. Радиации нет, иной отравы тоже, ой какой прикольный кусок дерева, ой, он мне в руку впитывается!
«Ой, мне что-то нехорошо. Пойду поваляюсь пару неделек, пока странная хрень меняет моё тело».
Оп! У меня способности! Я могу своей струей расколотить унитаз! У меня из жопы реактивная струя! Дорогая, я сделал детей зелеными! …и всё в таком духе.
Так вот, фиг с ней, с «Зарей», с Дремучим и прочими глобальными вещами. Всё дерьмо заварилось в этом мире с мелких происшествий, а именно — каждый тракторист понял, что имеет шанс научиться летать. Или стрелять лучами или управлять техникой… неважно. Да и хрен с ними, со способностями, одно только изменение организма от поганой светящейся деревяшки уже многое давало! Как в физических кондициях, так и в сопротивляемости чему угодно, от насморка до мандавошек. Не так, чтобы тетя Галя могла поднять жигуль или ходить голой по морозу, но более чем заметно. А Дремучий где? В Сибири, мать его.
И теперь представьте себе картину Репина маслом «Приплыли». Причем, картина была усугублена тем, что реактор «Зари» рванул в Сибири, а зон аномальных на планете возникло пять: кроме Дремучего еще были Западная Африка, Южная Америка, Канада и Австралия. Как? Я не знаю, но интересуюсь. Ты 548 225 квадратных километров в полной глуши никак забором не огородишь, хоть повесься.
Желающие летать трактористы устроили на планете такое, что даже сейчас, в 1991 году, когда всё это лет шесть как устаканилось, за что человечество заплатило реально огромную цену. Сиротские дома, типа того, выпускником которого я стану завтра, — часть этой цены.
Ладно, я особо-то про неогенов не знаю, не положено пока, потому как несмотря на внешность, силу и вес, у меня еще ничего не пробудилось, кроме чрезвычайно гнусной ухмылки, от которой и у товарища майора матка опускается, если я не в настроении. Может быть, не пробужусь или не пробудюсь вообще никогда, вот такой я специальный мальчик, потому как люто запаздываю в развитии по сравнению со своими однокашниками, в смысле другими неогенами.
А вот закончить сиротский дом — это да. Это повод для очень нехилой гордости.
Суть этого грустного изобретения прошедших лет была насквозь прагматичной для советских товарищей. Есть детский дом, о котором знают все, а есть сиротский. Если товарищ ребенок в детском доме демонстрирует успехи, сознательность, дисциплину и ум, то в 12 лет он получает право переехать в сиротский дом, где ему государство выделяет самую настоящую однушку. И стипендию на прокорм. Вся многоэтажка только для сирот, на чуть ли не тысячу голов лишь пара семей со взрослыми, курирующими всё это дело, а попутно раздающими детям советы и мелкие бытовые уроки. Но живём мы тут сами, самостоятельно. Старшие помогают младшим сварить себе пожрать, каждый четверг квартиры обходит приезжающий диетолог, придирчиво проверяющий, что мы себе наворотили, а в остальном — живи как знаешь.
Только если залетишь или оценки упадут, то отправят назад в детдом. Не то чтобы в советских детдомах плохо и грустно, но тот, кто с 12 до 18 прожил в сиротском — получает штамп в паспорте. Эта отметка является очень толстым рекомендательным знаком куда угодно, сообщая всем и каждому, что ты с 12 лет заботишься о себе, учишься отлично, и вообще кремень человек с чувством ответственности размером с Джомолунгму. Для меня, с моей внешностью отбитого хулигана, панка, рокера, наркомана (как только не называли!!) эта отметка в паспорте была как свет в окошке, который я планировал доставать из штанин при каждом удобном случае и с наслаждением пихать в каждую подозрительную по отношению к хорошему мне рожу!!
Настроение испортилось еще сильнее, от чего я, рывком подскочив с кровати, отряхнул майку, бросил еще один взгляд в мутное зеркало, а затем выскочил на улицу. Съем мороженое! Куплю сраный пломбир у тетки за уличным прилавком, а затем сяду на скамейку и буду его нагло жрать!
Если кто-то из вас, мои воображаемые слушатели, думает, что клёво быть перерожденным в неосапа молодым отличником, да еще и с будущими способностями, да еще и сильного, то имею честь выслать вас в глубокую вонючую дупу!
Ни черта это не клево.
Это настолько не клево, что вы даже себе не представляете.
Первое. Если я в зеркале вижу юного пацаненка, который слегка упарывается по року и мажет рожу пудрой с тенями, то окружающие — нет. Я их, окружающих, напрягаю, причем сильно. Это Кийск, обычный советский город смешанного типа, но неосапам тут делать нечего на постоянной основе. Да и мало нас в процентном отношении к нормальным людям. Мы, неосапы, испытываем большие сложности с размножением по причине больших различий в генокоде. Но… напрягаю я окружающих отнюдь и не только своей внешностью, но и чем-то еще, потому как уверенно могу сказать: привыкнуть ко мне невозможно. Шарахаются все, даже корыстная Иришка дёргалась, если была морально не готова увидеть перед собой мою рожу. Итог: я жив и с нормальной психикой только потому, что мне на самом деле 58 лет, если суммировать обе жизни. Обычный пацан от такого отношения к себе съехал бы чердаком давным-давно. Я-то чуть не съехал.
Второе. Если вы думаете, что бытие неосапиантом любого типа — это праздник жизни, вы ошибаетесь еще глубже. Генная несовместимость, бесплодность, проблемы с новой физиологией и внешностью, иногда даже потребности в особом рационе… каждый случай индивидуален. И это далеко не всё, есть еще и вопрос инициализации. Пробуждение способностей и источника энергии для таких как я далеко не всегда проходит гладко, возможны травмы, возможны риски, возможны необратимые изменения в организме. Я, вообще, по святому убеждению академика Головачева, должен был стать таким красавцем после того, как что-то откроется, но никак не «до». А следовательно, по его же убеждению, у Виктора Анатольевича Изотова шансы сдохнуть при активации больше, чем у любого другого неосапианта, наблюдаемого в СССР с 1947 года.
Вот такой вот я особенный и великолепный, от чего крайне нежно и трепетно «люблю» своих покойных родителей и непокойного дядю, Никиту Павловича Изотова, из-за которого я получился не нормальным человеком, способным поехать и осесть в любом месте нашей бескрайней родины, а невнятным неосапиантом, чье будущее покрыто мраком и скорбью. Кстати, далеко не факт, что я при встрече с дядькой, его не ушатаю насмерть, не сдержавшись от радости. Есть за что.
В общем, жизнь моя жестянка, думал я, остервенело грызя пломбир под натурально враждебным оком продавщицы. Она на меня косилась так, как будто бы я уже как минимум не только испохабил её дочь всячески и везде, но еще и наклал с горкой в любимую хрустальную вазу из серванта.
Нервы это всё, нервы. Сотни моих соседей по дому сейчас разбрелись по всему Кийску. Немножко пьют некрепкое спиртное, много улыбаются, с надеждой и радостью смотрят в завтра. Оно у них будет полный улёт. Отметка из сиротского дома — раз! Аттестат об окончании средней школы — два! Навыки — три! Они уже нигде и никак не пропадут, они уже вырвали себе у судьбы прекрасную стартовую позицию, заработанную своими потом и кровью. Совсем не зря их… нас Иришка так ненавидит. Ненавидит и завидует. Она, в отличие от сиротских, сирота недавняя и удочеренная супружеской четой, следящей за нашим домом. Троечница причем.
Ай да техникум ей стекловатой. После детского дома. Дожрав мороженку, я мрачно подмигнул сверлящей меня взглядом продавщице, да пошёл себе дальше, думая об Иришке.
Сама виновата. Еще и Колопановых подставила, свинья малолетняя.
Родители Иришки, одни из тех, что курировали наш дом, погибли год назад, на Черном море. Взяли отпуск, называется. Утонули вместе с десятком других граждан от шалостей заблудившегося турка-неогена. Паршивый гидрокинетик, нажравшись там у себя дома, решил прогуляться-освежиться, доплыл аж до нашего побережья, а там и зацепил с дюжину отдыхающих своей турбулентной струей или чем-то вроде. Бедолаг дёрнуло с поверхности в глубину, прокрутило как в стиральной машинке, захлебнулись все, кроме пары счастливчиков. Турка после этого ждал электрический стул, но родителей Иришки было не вернуть.
Её удочерили Колопановы, вторая семья из кураторов. Да и мы решили помочь, так сказать, по-сиротски. Следили за домом, убирали прилегающую территорию, лампочки на свои кровные покупали, всё делали, чтобы у бедняжки Иринки тоже отметка в деле появилась. Не такая, как наша, но стаж помощницы куратора в сиротском доме тоже вес определенный имеет. Только вот дядя Игорь и тетя Маша не особо-то за Иринкой следили, от чего она сначала звезду с неба сорвала, мол, обхаживают её как принцессу, а потом и совсем испортилась. Трояки получать, с парнями неблагополучными гулять. Ну а как наш выпуск подоспел, так она из зависти или еще каких чувств неслабо портвейна нахлебалась в дурной компании на улице. И была отловлена тем самым сакраментальным Иващенко.
И всё. Колопановых лишают родительских прав, Иришку-дуру в детдом, а заодно конский хер ей, а не положительные отметки в дело. К тем, кто с сиротами занимаются, требования крайне строгие, потому как мы реально из кожи вон лезем всю дорогу, становясь потенциально ценными кадрами в любой отрасли. Ну а Ирина бать её Владимировна, явно желая самоутвердиться напоследок, приперлась ко мне, огульно обвиняя в том, что я, а также остальные сиротские, не уследили за ней, не научили, всю жизнь испортили.
Вот и послал её за всех, свиноту неблагодарную. Хотя, если бы не её общество, пусть и корыстное, фиг бы я в своем уме дожил бы до своих 18-ти годов. В этом мире Интернет только зарождается, говорить со всеми приходится вживую, иначе никак. Человек без общения не может.
А и хрен с ним со всем. Мосты сожжены, впереди меня ждет новая жизнь. А какой она будет, мне сейчас расскажет один товарищ, ожидающий меня в приметном здании города Кийска, носящего гордое имя «Дом Офицеров».