Выход воспрещен

Глава 24 Тишина — залог здоровья

Оказаться тихой китайской ночью салом, которое пришли перепрятывать аж сразу два серьезных товарища, никогда не было пределом моих мечтаний. Да что там говорить, даже в самом кошмарном сне не думал, что окажусь в ситуации, когда буду стоять с наглой рожей, курить сигарету, а внутренне упрашивать маму родить меня обратно. В принципе, я бы и в Америку сейчас слетать бы не отказался, там в Майями сейчас хорошо и тепло, хоть и наркоманов много. Зато девушки с почти голыми сиськами бегают, культура хиппи жива на полшишечки…

Ну а так, судите сами. С одной стороны улицы стоят, сидят на одном колене, просто толпятся и целятся в меня с крыш двухэтажных зданий где-то порядка пятисот китайских военных. Не все пришли пешком на это свидание, БТР-ы присутствуют тоже, с них работают прожекторы, от чего я подсвечен как прима балерина на своем бенефисе. Во главе китайской орды есть, соответственно, китаец. Суровый, худой, в фуражке и очках, а возле него еще три каких-то фрукта слегка нестандартного вида, хоть и в униформе. Мне что-то подсказывает матом, что это китайские неогены. Боевые китайские неогены. Хорошо, правда?

С другой стороны — еще лучше.

Там… наши. Причем не просто наши, а в щи наши. Стоит Нелла свет Аркадьевна, вся красивая, хоть икону пиши. Руки на высокой груди в замок, волосы под ночным ветром целой копной развеваются, на лице у валькирии капитальный похерфейс, а в зубах сигарета дымится. За её спиной около двадцати мордоворотов, некоторые из которых мне даже знакомы. Только на этот раз все эти питекантропы в могучих доспехах, напоминающих броню эксперта по обезвреживанию бомб, а в руках у них большие, но всё-таки ручные пулеметы. Хотя настолько здоровые, что, по-моему, вполне дикие это пулемёты. Ну и вдобавок, дабы китайцы совсем уж не чувствовали своего подавляющего китайского превосходства, за Окалиной и её гопниками висит в воздухе хрень. Огромный такой короткокрылый самолётище, у которого из этих самых крыл, а еще из брюха и жопы дуют вниз то ли вентиляторы, то ли реактивные движки, поддерживая эту кучу металла в воздухе. Кстати, ночной ветер, треплющий Окалину за волосы и за шинель? Самолет спонсор, зуб даю.

Делят эти во всех отношениях прекрасные товарищи не кого-нибудь, а меня.

— Этот криптид, — на чистом русском цедит китаец, — единственный свидетель произошедшего на территории Китайской Народной Республики! Учитывая масштабы операции, я не имею никаких прав его отпускать!

— Этот молодой человек был похищен из Стакомска. Он является моим подчиненным, — неторопливо проговаривает женщина-скала, — Моя задача его вернуть, капитан Жэн Сэнь. Все данные о его пропаже ваше правительство получило более суток назад. Видимо, именно это и является причиной, что здесь присутствуете именно вы?

— Бездоказательно! — коротко бросает китаец, — При всем уважении, майор Окалина, я вынужден настаивать!

— А я вынуждена отклонить вашу… просьбу.

Нелла Аркадьевна спокойна как мертвый мамонт, лежащий боком в ручье. Он уже пришёл, ему больше ничего не надо, он просто и неотвратимо разлагается, полностью отпустив свой дух на новые прерии. А вот китайский товарищ нервничает, причем очень сильно. Зуб даю, что вовсе не из-за отряда наших особо укомплектованных товарищей, являющихся поголовно неогенами и головорезами. Он торопится, опасаясь, что пребудет кое-кто посерьезнее, от чего заставляет нервничать своих людей.

Я закатываю глаза, отбрасывая окурок. Ну если я наглел с майором, то с капитаном-то сама карма велела.

— Кто сказал, что я с вами куда-то пойду? — грустно спрашиваю я китайца, почесывая свою голую грудь, слегка прикрытую огромной рубахой, на которую накинута чья-то старая и вонючая куртка. Штаны на мне и ботинки тоже с чужого плеча… Повод для грусти тоже имеется, но об этом потом. Пока всё внимание на редкостно обалдевшего капитана КНР, у которого на лице даже глаза показались.

— Вас никто не спрашивает! — лязгает он нервно, — Вы…

— Вы не знаете, на что я способен, — меланхолично говорю я ему под молчание своего майора (обожаю эту женщину, будь она на тридцать лет моложе, женился бы! Ну, воспитал сначала, дождался там полового созревания, научил стричь кусты, а потом — да!).

— За применение способностей…, — начинает капитан, в то время как его люди подымают оружие, но я его перебиваю:

— Нет, уважаемый капитан Жэн Сэнь, — тем же тоскливым голосом продолжаю я, — Сопротивляться или атаковать не собираюсь. Просто… умру.

Китаец давится воздухом, а затем, с неверящим видом пытается объяснить, что я — свидетель, которому ничего не грозит, но вот надо… Сделав вид совсем постным и умирающим (что ни грамма не сложно, учитывая, сколько всего я перенес), я ему объясняю, что с точки зрения начальства (кивок головой в сторону Окалины), это будет оптимальный выход из затруднительного положения, потому как во-первых, мне это легко и приятно, а во-вторых — в таком случае мои соотечественники не пострадают.

Медленный, но решительный кивок головой уже от Окалины. Супер тетка. «Соотечественники» смотрят на меня так, как будто каждый уже в мечтах уединился с моей худой жопой, имея с собой скакалку, толстый провод от телевизора или, как минимум, пучок вымоченных в соленой воде розог.

Правда, я не шучу ни грамма. Мы с Китаем можем в десны целоваться, обниматься, даже татуировки о братстве народов делать хоть на выбритом паху, хоть во всю спину, а вот секретики врозь. И попадать на разговор к людям, чья цивилизация славилась пытками еще в те времена, когда мохнатые предки англичан объедались забродившими ягодами можжевельника, а потом сношались с ослами под луной, проектируя свой будущий генофонд, я не особо-то и хочу. Категорически, можно сказать, не хочу.

Мой тоскливый взгляд, совмещенный с периодическим почесыванием груди и пуза в местах, куда попали пули, заставил капитана глубоко задуматься. Я тоже стоял и думал про то, что жизнь та еще поганка. Никогда не поймешь, где найдешь, а где потеряешь. Вот моё чахлое туловище? Его девятимиллиметровыми пулями, предназначенными для работы на близких расстояниях, буквально вспороло. Я до сих пор помню краткое ощущение от гуляющего по потрохам раскаленного свинца. Но… перешел в туман, а затем оп! — и всё. Цел-невредим. Но тут пусть Нина Валерьевна разбирается, если выживу. Это не полное заживление, а что-то другое, прямо чую. И оно, скорее всего, у меня тоже хитровывернутое.

Второе же открытие куда печальнее, а может быть, и нет. В тот момент, когда я натянул и застегнул трофейные штаны на себе, моя физическая сила и крепость резко ослабли. Подозреваю, что до старых значений. В шоке тогда штаны снял — и всё вернулось. Надел? Ушло. Вот тебе, Витенька, и Юрьев день. Опять товарищу Молоко репу морщить и зонды анальные точить по мою душу.

Видимо, от воспоминаний о зондах у меня на роже возникло совсем уж шахидское выражение, которого нежная душа китайца не выдержала. Обернувшись, капитан махнул верхней конечностью, начав лаять приказы, а я в этот момент уже вовсю скребся пятками по асфальту, утаскиваемый прочь дорогим начальством, которое, не особо заморачиваясь, просто обняло меня за шею одной рукой, а затем пошло себе к странному самолету.

Попав в тепло, я тут же чирикнул нечто неопределенное, а потом с огромным наслаждением то ли уснул, то ли потерял сознание, продолжая сжимать в кулаке небольшой металлический значок с серпом, молотом и рукой, удерживающей молнию. Кажется, меня пинали и трясли, но, возможно, это был самолет, которому то и дело попадались его воздушные ухабы и турбуленции.

На этот раз, ради разнообразия, внутренняя Галя пробила мне возврат не в больничку, а в куда лучшее место, называемое практически родной камерой лаборатории. Белые стены, потолок, капельница, утешительное помигивание лампочки, означающей что общий ограничитель включен, сносное состояние организма… трусы. Последнее было просто замечательным открытием. Самочувствие? Отвратное, но не более.

— Изотов? — осведомился динамик под потолком голосом моей исследовательницы-надзирательницы.

— Я за него? — с такими же полувопросительными интонациями ответил я, продолжая радоваться трусам.

— Ты как, Вить?

— Хочу курить. И есть. И кофе.

— Подожди немного, сама всё принесу.

Почти не обманула, сама. Только с двумя лаборантами. Один пёр поднос с едой, а второй новый КАПНИМ, к которому я сейчас испытывал сложные и противоречивые чувства, на которые получилось легко положить мужской половой член, ибо еду надо было съесть до того, как остынет кофе. Рисовая каша, яичный салат, большущий шмат приготовленной на пару рыбы… нормальная больничная еда. Запеканку бы еще с творогом, но в столовой их, видимо, нет. Вряд ли её сожрал несун подноса.

Нина Валерьевна золото, хоть и местами. Чувство такта женщине хватило не только на моё пожрать, но она даже дала мне возможность выкурить пару сигарет с кофе вприхлебку, а только затем начала свое ментальное изнасилование. На сам инцидент с моим похищением товарищу Молоко было просто капитально накласть, зато всё, связанное с моими способностями, нюансами их применения, эмоциями, ощущениями… это да. Тут она меня трепала как такса, добравшаяся в гостях до любимой декоративной крысы хозяев. Попытки притвориться мертвым ничего не давали.

Стоило мне заикнуться, что хочу домой, как ученая выкатила здоровенную фигу — никаких наружу, пока не приду в себя и не пройду несколько десятков тестов, потому что нововыявленные способности требуют крайне внимательного изучения.

— Никакой «ружи», Изотов, — качала женщина головой, — Какая «ружа»? Ты о чем? Две… две способности! Ты общую синергию себе представляешь? А возможные постэффекты? Я… я! …впервые слышу о силовой способности, зависящей… вот от чего она зависит? Психосоматика? Контакт открытой кожи с воздухом? Вообще непонятно! А эта твоя слизь…

— Да нет у меня никакой слизи! — попробовал отбрехаться я, смутно помня лишь то, что когда рвался из старого экзоскелета, то был покрыт чем-то, похожим на пот.

— Есть-есть! — махала на меня короткопалой ручкой товарищ Молоко, — Я уже видела. Ты её генерировал в незначительных количествах ранее. Сейчас хоть исследовать получится…

— А?! — «слегка» удивился я откровению от белохалатницы.

— Рот закрой, муха залетит! Лежи и спи, понял? Вечером к тебе товарищ майор обещала зайти.

— Сигареты хоть оставьте…, — пробурчал я, смирившись с реальностью и предвкушая, как буду говниться на вышестоящее начальство.

Сигареты мне оставили.

Думалось в одиночестве куда лучше. В основном на тему жизни. Кто я? Зачем я? Что делать дальше? Это же, по сути, чужой мир. Как бы я в своем старом не тосковал по качественной докторской колбасе, мне, как и любому русскому после перестройки, очень даже свойственно желать от жизни благ. Пусть даже небольших. Свой домик на берегу пруда, удаленную работу оттуда, версию Янлинь, которая будет спать только со мной и обожать делать чебуреки. Личный автомобиль. Коллекцию удочек. Маленькую деревянную лодку. Ерунда же, в общем? Ничего особенного?

Но что-то перспективы какие-то туманные. У меня не жизнь, а боевик какой-то. То преступника играть-недоиграть, то похищение, то… перечислять можно долго. И это еще хорошо, что я типа Избранный, поэтому мне особо мозги пропагандой не мылят, государство выделило психологов, убедительно доказавших вышестоящим, что добра это не принесет. Только вот как жить такую жизнь? Чего хотеть? К чему стремиться? Ну вот задержал я американцев, нехило поимев их в мозги. Так они даже нам не достались, их Китай схарчил. Ладно, пустые размышления. Придёт товарищ майор, я у неё проясню ситуацию.

И она пришла. Свеженькая как огурчик, несмотря на поздний вечер. Ну и хмурая заодно, как сова, которой этот огурец в жопу затолкали, чего уж там. Гм, мне надо прекращать так шутить даже в мыслях, но не могу остановиться, когда вижу великолепный стан Неллы Аркадьевны Окалины. Она просто гром-женщина, буквально ходячий памятник, от неё бы арийские расисты кончали до сердечного приступа, но вот смотрю и вспоминаю «кусты» у Юльки. Представляю, что там, под всем этим фасадом, выросло к 35–37 годам, и у меня просто заклин на этом происходит. Приходится постоянно шутить в голове, что выливается в ненадлежащее отношение на слуху. А куда деваться?!

Здоровенное кресло, что принесла с собой небрежно в одной руке товарищ Окалина, с грохотом опустилось на плитки, а следом, почти без промедления, испытало на себе тяжесть бывшей носительницы, попутно захватившей мою пепельницу в свое единоличное владение.

«Не дам», — подумал я и сам закурил. Будущая собеседница фыркнула, но пепельницу поближе ко мне на подлокотнике кресла поставила.

Покурили, помолчали. Затем блондинка негромко начала говорить, удивив меня вступлением.

— Телепортатор, — произнесла она, выдув клуб дыма по направлению к вытяжке, — Или, как говорят американцы, телепортер. Как думаешь, Изотов, насколько это редкая и ценная способность?

— Думаю, что зависит от нюансов, — рассудительно ответил я, садясь на кровати в позу лотоса, — Если вы говорите о тех, кто может по всему миру…

— Да, о них.

— Тогда не знаю, с чем сравнить. Наверное, одна из самых больших цен…

— Этих неогенов можно пересчитать по пальцам одной руки, — Окалина продемонстрировала мне пятерню, тут же уточнив, — Я имею в виду тех, кто способен на такие прыжки, а также достаточно замотивирован и дисциплинирован на работу. Их было, Изотов, куда больше пяти, но, как думаешь — легко ли замотивировать телепортатора? На вечную вахту с постоянной готовностью?

— Очень сложно, — не стал умничать я.

— Именно. Беглецов просто отстреливают, — меланхолично продолжила женщина, рассматривая свою руку, — В очень редких случаях, исключительных, можно сказать, их пытаются завербовать снова и снова. Главное, надеюсь, ты уловил? Ценность телепортатора для государства переоценить практически невозможно, Изотов. Как не старайся. Мне нужно, чтобы ты это понял. Проникся мыслью, так сказать.

— Я не уверен, что понимаю, как эти знания соотносятся со мной, — фыркнул я, слегка отходя, — Мне бы в нормальный Стакомск попасть.

— Прости… что? — очнулась блондинка.

— Хочу в нормальный Стакомск попасть, — повторил я, — В тот, который. Ну тот? Там, где по улицам не бегают бандюги, там, где ценных сотрудников не воруют в двух шагах от места работы, чтобы потом увезти хрен знает куда. Вы же все меня обманываете, да? Это ведь не настоящий город?

— Нина Валерьевна утверждала, что ты психически полностью здоров…, — задумчиво сказали мне в ответ на сарказм, явно его не поняв.

— Здоров, но очень зол, — прекратил я валять ваньку, уставившись прямо в голубые глаза начальства, — Очень. Зол. Всё моё пребывание в этом городе — какой-то фарс и бардак. Я рискую жизнью непонятно за что. Я убиваю непонятно за что и непонятно кого. Как так, Нелла Аркадьевна?

— Знаешь, Виктор, что скажу? — прищурилась валькирия, — Вне протокола? Являясь непонятной хренью, ты удивляешься, что с тобой обращаются, как с непонятной хренью…

У потолка нервно замигал красный огонек.

— Я, вообще-то, гражданин СССР, Нелла Аркадьевна, — тихо сказал я, — Нормальный человек. Мне не нужно использовать эти способности. Я не хочу их использовать. Хочу нормально жить. Платить налоги. Семью. Работу. Зарплату. Выходные. Отпуск на Черном море…

Майор, не отводя от меня взгляда, медленно поднялась с кресла. Я не обращал на это внимания. Как-то было безразлично, в ушах стучала кровь. Непонятная хрень? Нет, это не оскорбление. Это не пренебрежение. Она права, но за одним небольшим исключением.

— Я — хороший мальчик, — поднял я взгляд на готовую ко всему женщину, — Послушный. Но всему есть предел. Я официально вас уведомляю, товарищ майор, что предел неуважения ко мне как к человеку и гражданину был исчерпан только что.

— Ты лейтенант Комитета Государственной Безопасности, — процедила женщина, — Твоё дело подчиняться приказам, а не требовать их объяснения!

Взвыла сирена. Я её еле слышал, слишком уж был зол, кровь шумела в ушах. Стоящая напротив меня женщина, вся такая на вид правильная и непоколебимая, таила за пазухой гнилье по отношению ко мне. Чуял его, ощущал. Слишком всё было неправильным, дурным, не поддающимся анализу. Чтобы меня, Симулянта, над которым тряслись в самых верхах, могла похитить кучка уголовников? Чтобы со стороны Китая прискакал тогда в ночи туда некто, кого Окалина, на минуточку, не являющаяся внешним агентом, моментально определила по имени?! Данные не бились. Та попытка похищения в подъезде вообще курам на смех, но она случилась.

— Мне…, — я едва раскрыл онемевшие губы, продолжая сверлить взглядом блондинку, — Нет… необходимости… нападать… на вас…

Топот тяжелых ботинок. Люди, вооруженные, некоторые даже мне знакомы, но сознание отмахивается от этого факта. Пусть выстраиваются в шеренгу за решеткой, пусть берут меня на прицел, вот насрать.

— Мне… достаточно… просто… сдохнуть.

Дым из углов комнаты, тех, что под потолком. Там как раз ключевые элементы ограничителя, похожего на клетку Фарадея. Тоже плевать. Отрывистые вопли вояк? Пусть орут, мне до них дела нет. Всё моё внимание — ей. Грозной, шикарной, готовой к бою… которого не будет. Почти не будет. Я замечаю, как Окалина вздрагивает, слышу резкие выдохи мужиков за её спиной. Видимо, активировалась экспатия, а значит, их собственный мозг порождает ужасы один за другим. Неприятная и ненужная способность, которая сейчас вполне может привести к тому, что в меня выстрелят с перепуга. Тоже плевать.

Либо я заставлю с собой считаться, либо катись оно всё к чертям. Может быть, мне дадут третью жизнь. Буду черножопым рабом таскать каменные блоки на пирамиду, радуясь определенности.

— Стоп! Стоп!! — крики из динамика. Нина Валерьевна, — Витя! Стой!! Остановись!!

— Нина, не мешай! — рычит блондинка, — Сопляк о***л! Считает, что ему всё можно! Знаешь, сколько я таких похоронила, Изотов?!!

Да мне насрать, даже не отвечаю. Нет, не бужу в себе какие-то потаенные силы, откуда им взяться? Да даже не применяю то, что могу применить. Оборот в туман там или хотя бы трусы снять, зачем? Если уж я довел американских агентов, то вот этих парней, которые вовсе не гиганты самоконтроля, я сейчас доведу точно. Меня пристрелят, всех участвовавших пошлют в Арктику пасти пингвинов, Окалину тоже. Юльку отберут, так как она как актриса государству очень даже гожа.

… этого тупо хватит. Витя хороший мальчик, но он не игрушка!!

— СТОП!! — срывая голос, кричит ученая, — Нелла! Это зашло слишком далеко!! Конец эксперимента!! Всё!! Витя, успокойся!! Конец эксперимента!! Прекращаю!!!

Изумление столь велико, что пробивается через мою ярость и фатализм. Блондинку от слов Нины Валерьевны натуральным образом перекашивает от эмоций. Неверие, шок, отчаяние…

— Нина!! — рычит майор Окалина динамику, сжимая кулаки, — Ты что?!! Нет!!

— Да!! Всё! Это провал! Больше никаких раскачек! Витя, успокойся! Сейчас мы тебе…

— Вы проводили эксперимент… пытаясь свести меня с ума? — спокойно спрашиваю я, спуская ноги с кровати. Под стоны падающих за решеткой людей и звон их оружия, но это вообще как-то вот мимо кассы. Что-то кричит ученая про то, что она активировала инъекторы, вырубив группу захвата. Я не слушаю, просто подхожу к своей двухметровой начальнице, продолжая смотреть глаза в глаза.

— Думаешь… запугать… меня… щенок?! — зло и как-то отчаянно цедит майор, а затем, внезапно сорвавшись, кричит в динамик, — Нина! Он должен продолжаться! Слышишь! Должен!!

— Я не контролирую эту фигню, — улыбаюсь я в искаженное непонятными эмоциями лицо начальницы, — Я вообще никакую фигню не контролирую. И знаете что, Нелла Аркадьевна? Очень от этого устал!

Шипение. Нас с товарищем майором окутывает густой белый газ. Ну разумеется, какая же камера в лаборатории без подобного останавливающего фактора. Этого следовало ожидать. Разочарование? Ни малейшего. Я не собираюсь бежать, сопротивляться, вырываться с боем, убивать… уже нет. Эмоции. Блондинка разродилась на настоящие эмоции, треснула как гнилой орех. А что это значит?

Личные интересы.

Прямо как у Ожегова. Это всёёёё меняет. Совсем всё.

Значит, можно и поспать, тем более что вполне удобно падать на осевшую бабищу. Здоровенную, красивую, у которой щекой сквозь униформу и жесткий лифчик, ухом чувствуется огромная теплая сиська. Ей же всё равно, уже спит…

А потом я всё обязательно выясню. И приму меры. На тот свет спешить не стоит, я вам это уверенно говорю, почтенная несуществующая публика. Как профессионал.