Выход воспрещен

Глава 20 Обратная сторона

— Здрасти, — пропыхтел я, впихиваясь в автобус, — А я тут к вам. Это…

Десяток очень хмурых мужиков в городском камуфляже, обвешенных оружием с головы до ног, в бронежилетах, разгрузках, со шлемами на коленях, посмотрели на меня вполне сообразно ситуации. Сразу почувствовал себя вошью. Шмыгнул на свободное сиденье, точнее, на его оставшуюся половинку, где принял непричемный вид. Напротив меня сидел еще один нефактурный гражданин лет 40-ка, в бронежилете и с «калашом», но куда меньших габаритов и суровости, чем те десятеро.

Ехали в тяжелом молчании, почти справедливо разделенном между нами двумя. Ну, почти справедливо, на меня бы косились куда активнее, но за счет подростковой дохловатости, я грамотно залип в стену, став почти невидимым для всех, кроме худого напротив. Тот, кстати, рассматривал меня с напряжением, но без ясно различимого желания дать пинка.

Гнетущая атмосфера изменилась, когда в вновь остановившийся автобус влезла никто иная, как моя дорогая Нелла Аркадьевна собственной персоной. Большая блонда была упакована в темно-зеленую униформу военного типа, но щеголяла распущенными волосами и особо хмурым выражением лица. Вполне её понимал, так как время было к вечеру, а день у нас обоих явно уже выдался непростым.

Военные мужики при виде товарища майора как-то нездорово оживились и затрепетали. Не то чтобы прямо затрепетали, а, как это говорится? Втянули пуза, выпрямили спины, ожили каменными мордами, заблестели глазами, вытянули шеи… ну в общем всё такое. Товарищ Окалина, сдвинув суровым взглядом весь ряд напротив меня, уселась на освободившееся место, сделав худощавого соседа объектом ненависти всех присутствующих кроме меня по причине касания бедняги могучей ляжкой, а затем принялась курить и смущать меня пристальным взглядом.

Автобус ехал. Я не смущался. Сложно как-то смутиться еще сильнее, сидя напротив профессиональной убийцы и охотницы на неосапиантов после того, как её собственная дочь полчаса назад вполне нахально подглядывала, как я занимаюсь сексом. Вместо смущения мной владела бесшабашная обреченность. Но такая, на полшишечки. Палатенцо не болтлива.

— Товарищ майор, разрешите спросить? — почти проскрежетал кто-то там сбоку.

Блондинка посмотрела в сторону звука как на говно, а затем вполне себе по-свойски выдала:

— Грубер, з****л, давай нормально. Чего хотел?

— А…, — в мужском скрежете проскользнула нотка облегчения, — Да вот узнать. Ну товарищ из ОБХСС — это понятно… а шкет-то нам на х*р?

— Ради шкета и едем, — «обрадовала» меня, да и весь автобус, Нелла.

Ближайшая ко мне груда мышц, брони, боеприпасов и небритости развернулась, нависнув далеко не радостной каменной рожей над моей выдающейся прической. Глаза вояки недобро сощурились, а затем он, развернувшись еще сильнее, неторопливо протянул ко мне лапищу. Я сидел, спокойно наблюдая, как здоровая лапа, раза эдак в две больше моей, щупает меня за КАПНИМ. Правда, тут вмешалась природная вредность, потому как я углядел у мужика выглядывающую из внутреннего отделения разгрузки пачку сигарет с оторванной крышкой. Ну и сп****л одну штучку в ответ на облапывание. Мужик засопел с непонятным выражением лица.

— Постойте, товарищ майор, — опомнился слегка зажатый обхссник, — С нами посторонний?! Это же операция нашего отдела! Я вын…

— Вот корректировка, — на колено худосочному шмякнулась мятая бумажка с печатями, — И разрешение. А теперь дайте мне пару минут посидеть спокойно, потом брифинг будет. Щука, не смотри на пацана как на еду. У него «нева» 0.1.

Гм, что за «нева»? Почему все так притихли? Даже этот худой на меня смотрит теперь странно.

— Так вот, — наконец, додумала что-то свое блондинка, выпуская в атмосферу автобуса клуб дыма, — Наша цель — минус третий, тупиковые хранилища на окраине. Группа из 11–12 нормалов, бывшие находники Дремучего, решили, что рискнуть шкурами и гопнуть государственного перевозчика выгоднее, чем дрочить мертвяков. Гопнули, взяли хорошо, даже слишком. Как-то проникли в Стакомск, должны были срочно передать груз итальянцам, но разведка не дремала. Наша задача — спуститься, взять их живыми по возможности. Это раз. Узнать, как эти пидоры смогли к нам пройти. Это два. Как они прошли на минус третий. Три. Как узнали про перевозку «дерева» — четыре. Как вышли на итальянцев — пять. Последние четыре пункта на мне, первый на Симулянте. Вы, братцы, нужны, если он обосрется.

— Че, и всё? — вновь прогудел тот, кого Окалина окрестила Грубером.

— Минус третий, Ванюша, — закатила глаза майор, — Ты сегодня тупишь…

— Да меня с жены сняли…, — почти смущенно хрюкнул боец. Мне захотелось сочувственно на него посмотреть, но это благое намерение удачно придушилось. Хотелось спать, а не вот это вот всё. Был бы рядом сидящий чуть помягче, я бы, наверное, и прикорнул.

Но нет, приехали довольно быстро, закатив в сумерках на какой-то склад. Ворота тут же захлопнули за жопой автобуса какие-то специальные приворотные люди, которые тут же смылись через дверь, а вместо них набежало еще четыре мордоворота с автоматами, которые стали эту самую дверь усиленно охранять. Видимо, снаружи тоже.

Дальше было как в сказке. То есть, тихо скрипнула дверь потайного лифта… бывшего внутренними размерами с грузовой вагон. Правда, сначала вся эта дура поднялась прямо из бетонного пола посреди пустого склада, я аж сигарету чуть не проглотил от удивления, но справился. Окалина тут же загнала десяток наших мордоворотов в этот гигантский гроб, отправив на разведку и охрану. А нас с обхссником оставила около себя. Спец по хищениям социалистической собственности, ощутив снижение агрессивной маскулинности вокруг себя, тут же осмелел, принявшись конопатить грозной блондинке мозг мнительными вопросами. Я стоял и не отсвечивал, не ощущая особого интереса к происходящему. Жопе моей явно тут ничего особого не грозит, а всё остальное идёт лесом, у меня томление, пустота в чреслах и зрелище перед глазами висящей в воздухе над нами с Янлинь Юльки.

— Товарищ Краснов, прекратите приседать мне на уши! — наконец, не выдержала Нелла, нависнув над человеком всеми своими двумя метрами, — Если всё пройдет так, как предполагают аналитики Центра, вы получите всех своих фигурантов, причем в состоянии настолько договороспособном, что дальше некуда! Мать свою отдадут и спасибо скажут! А если нет…, то все равно выкрутитесь! Слишком много хвостов из этой истории торчат, в жизни не поверю, что у вас там идиоты в аналитике!

— Эта операция проходит под моей личной ответственностью! — не сдавался мужчина, — Ваши корректировки её не снимают!

— Это разборки вашего отдела, нас они не касаются, — устало отмахнулась от поперхнувшегося бедолаги Окалина, — Задача «Когтя» доставить вам живыми минимум двух воров. Мы её выполним. Витя, слышишь? Можешь по первой парочку не зацепить?

— Ну охренеть! — отреагировал охреневший я, — Нелла Аркадьевна, а ничо, что я еще не понимаю, что происходит?!!

Обхссник бросил на меня обреченный взгляд и схватился за голову. Валькирия, вздохнув, подошла ко мне, а затем, протянув руки к куртке, начала её что-то там мацать, но при этом глядя мне в глаза и разговаривая, так что манипуляций я уловить не смог.

— Изотов, не будь дубом. Сейчас спускаемся вниз. Это подземная часть города. Отключаешь железку, превращаешься. Ищешь мужиков, которые не похожи на моих орлов. Накрываешь всех, кроме парочки, хотя… не, на хер! Крой всех. Молоко обычно не ошибается. Дальше смотри сам. Если они будут готовые, будут звать маму, плакать и дристать под себя, возвращаешься к нам, мы их забираем. Если увидишь, что они еще способны стрелять, бежать и прочее — быстро возвращаешься к нам, докладываешь.

— Ау…ффф…, — выдохнул я, слегка получая пальцем под дых.

— Хоть ты мне мозг не делай, — тяжело вздохнув, попросила меня мать призрачной вуайеристки, — Там нет сквозняков, Витя. Нет неосапов. Идеальные для тебя условия.

— Понял, — устрашился я дальнейших санкций. А затем обратил внимание на куртку, которую до этого и лапала товарищ майор. С виду ничего не поменялось, почти, но пощупав себя, я на отвороте косухи обнаружил любопытное дополнение — туда мне Нелла Аркадьевна прикрепила значок. Блестящий такой, красивый. Серп, молот, а посередине кулак, зажимающий молнию. Знак неосапиантов СССР.

— Такое носят все силовики, — продемонстрировала мне Окалина свой значок, тоже на отвороте, — Поднеси к нему свои часы.

Я послушался. Циферблат неожиданно резко мигнул три раза зеленым. Майор продолжила объяснять — значки хоть и не личные, но выполнены из специального сплава, подделать невозможно. За потерю рвут жопу на британский флаг по всем фронтам. Но! Пока у тебя есть значок и возможность его продемонстрировать, шансы поймать пулю от своих при использовании способностей против людей и неогенов, существенно ниже. Шлепаешься на землю, руки за голову, орёшь, что свой, дальше тебя проверяют. Находят значок — начинают обращаться вдумчиво и нежно. Не находят…

— Обосраться от счастья, — кисло пробормотал я, — И как значок присобачить на туман?

— Твои проблемы, Изотов, — почти хрюкнула от тщательно скрываемого удовольствия явно недолюбливающая меня тетка. И почему меня все недолюбливают? Одна Янлинь долюбливает. Хм, а разве плохо?

Лифтовой контейнер высунул свое сумрачно-огромное хоронилище из-под бетона и приветливо расщепырил ворота.

— Наша очередь, спускаемся, — откапитанствовала майор, твердым шагом заходя внутрь.

Ну шо, Витюня? Настало твоё время.

Пока огромный гроб в тишине ехал вниз, я понял, что не испытываю вообще ничего, кроме желания попасть домой в постель. Было тотально пофигу на какую-то операцию, на нервного борца с хищениями народной собственности, на десяток злых архаровцев, которые ну просто очень вряд ли являются нормальными людьми. На то, что мне предстоит сделать. Даже на значок, который, вроде бы, ого-го. По этому поводу даже любопытства не было. Просто домой, просто в люлю. Мне завтра в универ, а время уже спатеньки.

Покой нам только снится.

Стакомск никогда не планировался простым мегаполисом. Его основным предназначением было сохранить как можно больше, если произойдет глобальный ядерный конфликт. В том числе, кроме технологий, специалистов и хранилищ информации, и уникальное — неосапиантов. Кстати, с их помощью его и строили вниз. «Копухи» вгрызались в землю на сотни и сотни метров, выгрызая под землей новые и новые уровни, секции и районы. Вот, кстати, Изотов, почему их и назвали «копухами» в первую очередь. Это как с твоим Симулянтом.

— То есть, мы сейчас едем в огромный бункер? — уточнил я, внутренне улыбаясь. Огромный бункер — это очень хорошо. Это просто прекрасно.

— Да, только не обольщайся, — разгадала мои несложные мысли майор, — Ты просто себе не представляешь его масштабов, Изотов. И системы вентиляции. Там есть места, где тебя, болезного, сдует и в виде человека.

Облом. Такое нам не надо.

— Но это закрытая секция, — вставил свои пять копеек обхссник, — Так что, парень, будь аккуратнее. Нам нужны эти люди живыми.

Лифт прибыл в просторное помещение, утопающее в полумраке. Кое-какой свет исходил только от ламп, навешенных на стены лифтовой шахты, демонстрируя, что если это когда-то и станет достойным гордого звания бункера, то это будет очень несколько. Только на тот зал, в котором мы очутились, понадобилось бы для облицовки стен несколько бригад молдаван сроком на месяц. Однако… какая подозрительная поверхность.

Проведя рукой по гладкой, будто мраморной, но далеко не равномерно окрашенной стене, я понял, что молдаване тут не заработают. А также понял, как стройка осталась в тайне — стены помещений состояли из спрессованной чудовищной силой материи, ранее заполнявшей весь свободный теперь объём. Значит, там внизу должна быть огромная «подошва», выдерживающая всё это давление. Колоссально.

— Я Озимандия, я царь среди царей! Узрев мои дела, отчайся ты! — пробормотал я вечную классику, находясь в состоянии благоговейного афига.

— Изотов, твою мать, — тихо рыкнули сзади, — Ты на службе!

— Я пока не пришей п***е рукав! — злобно и подростково буркнул я, подходя к двухметровой блондинке, — Находящийся в состоянии, подобном фотону. Иногда частица, иногда волна. Вы не способствуете моему самоопределению!

— Дебил мелкий, — посмотрела на меня почти с сожалением женщина, раскидывающая по порядку свои пышные, многочисленные и длинные волосы, — Ты сначала все способности открой свои. И не сдохни при этом. Но это потом. Идём!

Гм, а ведь она права. С моей родословной я могу не ограничиться туманом и экспатией. Два «радужных дерева», всё-таки. Еще есть шансы взорваться или испариться, ага.

Суровые военные мужики особо далеко не убегали, дошли мы до них, занявших оборону у одного из дверных проемов, быстро. Всего-то три помещения прошагали, пустых как моя голова сейчас. Окалина, быстро подойдя к ним с очередной сигаретой, быстро пошушукалась, точнее, ей быстро пошушукали оперативную обстановку, не отводя стволов от проёма, а затем она развернулась к терпеливо ожидающим нам.

— Всё, Виктор, давай превращайся, — она указала на проём, в котором еще не было дверей, — Это закрытая секция, деваться им некуда. Просто воздействуй на них, а дальше по обстоятельствам. С той стороны парни нанесли белой краской значок, так что не потеряешься.

— Наконец-то…, — вздохнул я, нажимая кнопку отключения КАПНИМ-а и превращаясь в длинную, толстую, белую «змею» из скрученного тумана.

Сразу оказался под прицелом автоматов, обхссник присел от неожиданности, а вот Нелла Аркадьевна кремень-женщина, памятник самой себе, могучая неодолимая скала! Лишь прищурилась на меня, да свою дыма струю выдала, причем изо рта. Впрочем, тот, который Грубер, почти тут же буркнул нечто вроде «да у него „нева“ дно, мужики», после чего отвёл ствол. Ну и хорошее же дело эта «нева», надо будет узнать, что это такое. А пока поищем цели.

Первоначальная идея метаться по лабиринту огромных помещений, определенно в будущем обреченных быть разделенными на более мелкие, у меня ушла сама собой после смены формы. Уставшее тело перешло в новое состояние, от чего разум прочистился и объявил, что он хочет использовать подвернувшуюся возможность для испытаний формы. Поэтому, скрутившись в пустом зале в нечто непотребное, я начал потихонечку распускать себя в более разреженную форму, наполняя как сам зал, так и соседние помещения.

Это было… любопытно. И легко. И, почему-то, еще сильнее прочищало голову. Возникало ощущение, что я, заполняя все большие объёмы своей псевдоматериальной хренью, впервые в жизни близок к тому, чтобы принять свое новое естественное состояние. Так я и рассасывался, временами поддёргивая какую-то часть себя ради проверки, насколько быстро смогу сгуститься назад. Внутренние ощущения говорили, что относительно быстро.

К сожалению, совсем уж стать еле заметной дымкой под ногами потенциального противника на огромной территории не получилось, размазанные на сотнях кубических метров мозги начали ныть от перегрузки, поэтому я так и остался большим белым облаком как раз на пару местных помещений. И то хлеб. Надо бы, кстати, запомнить, что я так растянулся потому, что тут темно. При свете, а значит, при большей сенсорной нагрузке, может и не выйти.

А теперь ищем!

Поиски много времени не заняли. Если ты достаточно большой и подвижный, чтобы, залетая в одну комнату, совать свои части в соседние, то отыскать зал, в котором есть хоть какой-то источник света — фигня вопрос. Ну и десяток вооруженных людей, сидящих и лежащих вокруг одной лампы, тоже как бы не могут быть слесарями из ближайшего ЖЭК-а.

Мои клиенты.

Три сотни «дерева», свежего настолько, что кажется, будто оно только лежало у твоих ног посреди леса. Находник, вроде Степана, такое ни разу даже к границе Дремучего не доносил. Ладно бы еще у этой самой границы машина ждала или там, скажем, самолёт. Так вот хер тебе, простой мужик, ты еще почти сутки ползёшь на пузе, гадя под себя как по надобности, так и из-за патрулей, летающих над головой. В грязи ползешь, в холоде. И что за тобой может волчья стая идти, против которой ты ничего сделать не успеешь — всем насрать. А что доносишь? Деревяшки с половинным зарядом, убившиеся друг о друга в рюкзаке?

Степан сплюнул на пол, без всякой приязни оглядывая окружающих его. Такие же трудяги. Половина, правда, те еще хитрожопы, со своими агентами. Сдавали «дерево» конкретным продавцам своим закрытым, о чем не жужжат. Ясен-красен, что на отдельную страну работали. О доходах тоже кашлять не принято, но платили б до жопы — пошёл бы кто в еще один рейд? Хер там, это Степан точно знает. Артефакты эти хреновы могут стоить очень дорого, но только для конечного пользователя. Какого-нибудь там филлипинского вождя. А им, простым труженикам, только шкурой рисковать. А потом еще думать, где заработанное хранить и как тратить.

Поэтому они все подписались на гоп-стоп государственного конвоя. У находников не только должны забрать свежак, но и весь их десяток тоже. «Экстракция», вот умное слово. Степан нахмурился, с болезненной гримасой потирая натёртые плечи. Каждый брусок «дерева» в своем экранирующем пенале, тяжелые, сволочи. Им таких не потаскать. Каждый грамм инвентаря на ходку планируешь, зато Союз-батюшка жирует вовсю. С-справедливость…

Один из соседей внезапно подорвался на ноги, чуть не заставив Степана в него пальнуть. Нет, так-то находникам делить нечего, резона друг друга мочить нет… если не знать, что каждый из них на дело еще и свои сбережения взял. Экстракция же! Чего ж деньги оставлять-то?! А вот эти самые деньги-денежки — вопрос такой, скользкий.

— Ты че? — нахмурился Степан, без особого, впрочем, вызова. Уж больно встрепанным в неярком свете лампы выглядел коллега.

— Там что-то есть, — дрогнувшим голосом оповестил всех вскочивший, — Точно есть!

— За нами это…, — без особой уверенности сказал Степан, вставая с места и беря оружие наизготовку.

А что? Тут одно из двух. Либо эти недоумки, из-за которых местоположение находников в Стакомске вскрылось, либо власти по их души пришли. И что-то подсказывало Степану, что если это власти, то с полового собачьего органа тут будут те, кого проймешь с винтовки или обреза. Но три сотни «дерева», из которых даже две «радужки» есть! Свежие! Только, сука, с куста! Да это богатство национального уровня!

Нееет, такое буржуи не бросят. Да тут до аэропорта полтора часа езды! А там дипломатическая неприкосновенность и прочее говно!

Только вот тому, кто почудился степанову соседу, определенно было плевать на его домыслы. Он тупо начал вваливаться в зал к находникам. Огромными, зловещими, белыми клубами тумана, накатывающими один на другой в полном беззвучии.

— Газы!! — заорал самый пожилой из них надтреснутым голосом, но это было, в принципе, всё, что они успели сделать и сообразить перед тем, как туман захлестнул их с головой, почти загасив собой и так слабую походную лампу.

«Это не газ», — уверенно подумал Степан, продолжая держать оружие наготове и потихоньку отступать от товарищей. Никакого запаха, вообще. Такая густота и при этом, чтобы висящие в воздухе фракции вообще никак не отдавали ни в носу, ни во рту? Нееет, батеньки, это не газ. Грудь дышит легко, на слизистых ничего не оседает. Степан опытный находник, неоднократно прятавшийся от мертвяков. Он разное видел.

Такого, правда, еще нет.

Рядом настороженно шушукались коллеги, от которых Степан сейчас отодвигался всё дальше и дальше. Что туманище этот тут делает — неизвестно, а вот пуля… она такая дура, что просто дальше некуда.

Может, даже попробовать прокрасться на выход из этого тупика?

Он не понял, что произошло, рассудком не понял. Тело, увидевшее прямо перед собой нечто, уже отползало на подкосившихся ногах, визжа от отхватившего его смертного ужаса. Оно, тело, неистово и вразнобой работало руками, с животной ненавистью раз за разом ударяя по упавшей винтовке, мешающей ему как следует оттолкнуться от пола. Ярость на помеху настолько дала Степану по мозгам, что он неожиданно «включился» назад.

К своему несчастью, он сделал это именно в тот момент, когда прямо перед его лицом, едва видимое в полутьме, возникло еще одно лицо. Искаженное в дьявольской усмешке, совершенно нечеловеческое, бледное, с ужасными ярко-красными губами и чудовищными глазами, утопающими в нереально черных глазницах. Чистое зло.

Он истошно заорал изо всех оставшихся сил, ворочаясь на рюкзаке и пытаясь перевернуться на спину. Никаких сомнений в том, что он, старый опытный находник, только что видел абсолютное зло, пришедшее именно по его душу, Степан не питал. Он не слышал криков своих коллег, не слышал их выстрелов. Всё это не имело для испуганного до потери чувств человека ни малейшего значения. Всё его естество сосредоточилось только на одной мысли — выжить! Убежать! Бежать, пока есть силы!

Он выл и царапался, раздирая на себе мешающую одежду, вертелся ужом, рвал зубами лямки рюкзака. Лица продолжали являться, буквально прыгая ему в глаза, западая в душу. Всегда разные, всегда по-разному, но он точно чувствовал, что это лишь маски, за которыми скрывается тот, кто пришёл за ним. Тот, кто сделает с ним нечто настолько плохое, что смерть будет казаться избавлением. Нет, уже бы казалась, если бы находник соображал!

Наконец, ему повезло перевернуться на живот. Там старые рефлексы сибирского ползуна тут же дали о себе знать. Степан пополз так быстро, как никогда в жизни. Сотканные из тумана лица продолжали появляться перед ним. Смеющиеся, огорченные, искаженные, гротексные и почти умильные, они бомбардировали его разум и кипящее от возбуждения подсознание образами, эмоциями, чувствами, перемешанными в жесткий хаотический коктейль. Он полз. Он мог только ползти изо всех сил, поэтому он полз так быстро, как никогда в жизни. Рот жадно всасывал воздух, губы плямкали, вытаращенные глаза не мигали, всё тело находника работало только на один стимул — бежать! Просто бежать!

Сил у Степана было много. Сил, сноровки, выносливости. Иначе у находников в Дремучем не бывает, расстояния там конские, вертушки как мухи над головой, простой мужик не справится никак. Только такие как он, битые, стреляные, сидевшие. Знающие, почем фунт лиха, тренировавшиеся, умеющие целый световой день бежать «волчьим скоком» с двумя остановками на поссать. Сил у него было еще просто завались.

А вот зал удобными для побега размерами не отличался. Когда скрюченные окровавленные пальцы Степана начали скользить по гладкой стене, ему пришлось вынырнуть из спасительного забвения. Спасающемуся телу требовалось руководство и срочно.

Прямо в стене перед его глазами образовалось новое лицо, тут же улыбнувшееся находнику неестественно широким каменным ртом.

Степан взвизгнул, срывая голос, а затем упал как подрубленный столб, прямо на свой многострадальный рюкзак, съеживаясь затем в позу эмбриона. Его сердце, содрогнувшись в жутком спазме, не выдержало и остановилось.

Выстрелы и крики ужаса продолжали раздаваться в помещении. Люди воевали с иллюзиями, частично порожденными их собственным рассудком, а один молодой экспат, вися туманным облаком и являясь причиной происходящего, мысленно матерился, глядя на уже три трупа. Правда, двое из них были с пулевыми ранениями от сходящих с ума от ужаса товарищей.