Выход воспрещен

Глава 22 Последние капли

— … да пошло оно всё, я сваливаю!

— Куда, гад? А ну вернись!

— Сам ****ь, если хочешь. Меня достало всякое мерещиться!

— Отчим тебе яйца открутит.

— За тридцатку пусть сам тут стоит… Михан, ну сам башкой своей подумай, этот крендель под наркотой нам чем-то по мозгам лупит! Я уже дергаюсь! А если он очнется?!

— Э… да не очнется он, я видел эти дозы. Под ними таких быков держали. Неделями!

— Х**лями! Я всё сказал, мне мозги дороги! Снаружи буду!

— Погоди, я с тобой. Хоть перекурю…

Уши слышали, то, что между ними слова понимало, но как-то ленилось обрабатывать. Мне было зашибись как хорошо. Никогда такого кайфа не испытывал. Хотелось просто лежать с закрытыми глазами, плыть на волнах этого прекрасного бесконечно нежного ощущения, увозящего тебя от всех тревог, проблем, этой надоедливой и бестолковой мозговой деятельности. Только мешал крайне надоедливый писк здравого смысла, ножом разрезающий нирвану — кайфовать и нежиться в близком присутствии двух хриплых мужских голосов, от которых буквально разило самыми низами общества, было чрезмерным идиотизмом. А значит, что-то было не то.

Что-что… накачали меня. А пара уголовников нахваталась моих иллюзий, зассала и свалила за дверь. Нужно этим воспользоваться!

Веки… кто-нибудь, поднимите мне их! С каким трудом я ими шевелю, вспоминая, как надо. Вокруг тишина, полная, ничего не слышно. Кажется, светло. Еще светлее. Пошли, родимые! Н-н-о!

Это было сложно, но я победил. Может быть, дурь стала проходить, может я от диссонанса между плавным кайфом и голосами своих надзирателей так собрался, но вот, лежу, глазками лупаю. И испытываю жестокое жизненное разочарование.

Меня не сковали и не связали, а зафиксировали в позе иисусика, чем-то примотав наглухо задние титановые стержни КАПНИМа к лежанке. Еле-еле могу голову приподнять, да и то лишь, чтобы убедиться, что точно нахожусь в закрытой небольшой комнате, голой как студентка в постели миллионера, что экзоскелет работает, и что на моей руке внезапно нет браслета универсальных часов Стакомска, снять которые совсем непросто. Плохо. В часах маячок.

Правда была нелегкой, но принять её удалось без особых рефлексий. Я с голой жопой незнамо где, добраться хоть как-то до фиксирующих мой экзоскелет креплений невозможно, маячок сняли, значит, подмоги не будет. Дернувшись тихонько пару раз, я понял, что зафиксирован далеко не в четырех точках, а куда больше. Вывод? В данных обстоятельствах я бессилен, а проявлять дальнейшую активность вредно. Надо отдаться кайфу назад, но не до конца. И смотреть по обстоятельствам.

Расслабившись, я закрыл глаза, начав потихоньку уплывать от вновь набирающих силу ощущений. Когда вот-вот должен был наступить порог полной нирваны, задержался в полудрёме. К собственному вялому удивлению, минут через 10 понял, что возвращаться назад ни один из курильщиков не спешит. Видимо, призрачные лица их вконец задолбали. А ведь Нина Валерьевна была права… тех гавриков, что я накрыл в подземелье, очень серьезно прессануло по сознанию кошмарами, но адекватными они остались. Слегка поломанными, но адекватными. Всё всех и сдали…

Хорошие у меня карьерные перспективы. А главное, делать ничего не надо. Плюс учусь на удобную профессию, программирование. Здесь у нас не там, программисты не кодят с мокрой жопой, чувствующей приближение дедлайна, тут они пока работают не торопясь, вдумчиво…

— Я вас на куски порежу, ушлепки! Совсем страх потеряли, дегенераты?! — еще один хриплый голос. Человека мучает одышка. За его спиной невразумительно блеют охранники, обвиняя бесчувственного меня во всех смертных грехах и ужасах, но начальник, тот самый пресловутый Отчим, их не слушает. Вместо этого, он, совсем не стесняясь в громкости голоса, объявляет, что оба идиота теперь не то, что ничего не получат, но еще и торчат ему лично по паре сотен. Но по старой памяти, так уж и быть, счетчик Отчим включит завтра. Дегенераты воют, но жалобно.

Мне достается легкий удар по роже. Затем еще один. Голова исправно мотается, я расслаблен полностью. В голову не допускается множество разного, варящегося в подсознании. К примеру, что неосапианты ну очень уж опасны, поэтому, когда их захватывают доблестные наши или отвратительные подлые чужие, считается правилом хорошего логического тона провести добыче травматическую ампутацию. Ног, рук, хотя бы пальцев. Если вариант перевербовки не вариант. А я целенький. Босс уходит.

Хороший статус-кво. Надо хранить и беречь. Мне очень нужно, чтобы хоть на секунду отключили КАПНИМ.

Находясь в сознании лишь самым краешком, я безвольно валялся на своем ложе. Два ухаря, которым устно выкрутили яйца чуть ли не до щелчка, стояли в комнате, но на меня не смотрели совсем, опасаясь за свою ценную психику. В таком случае можно было бы изобразить что-то из Джеймса Бонда, либо поискать в себе великую скрытую силу, которая освободит внутренние резервы, согнув нафиг титан костюма-ограничителя, но что-то мне рисковать не хотелось. А вдруг найду? Представьте себе, представьте себе, возьму и вдруг найду? И так кошмар ходячий, а стану неограниченным? Тут хоть надежда есть… и желание узнать, что вообще происходит.

Вот под такие веселые мысли я таки не удержал руля у сознания, уплыв нафиг в страну розовых пони под угрюмый говорок двух быдл.

Очнулся, когда уже куда-то катили на носилках. По голосам определил, что народа вокруг куда больше, лязгают они скорее всего оружием, но на меня стараются не коситься, чему виной две сердобольные быдлы, жалующиеся окружающим. Тот самый пресловутый Отчим, шлюхаясь где-то рядом со мной, вовсю угнетает словесно всех подряд, щедро и нервно раздавая обещания по натягиванию глаз на жопы, лишения премий и зарплат, а также и вовсе кар небесных, если присутствующие «не впечатлят сраных поляков».

Охо… поляки? Какие поляки? Видимо, простые поляки, а не Польша. У самого последнего засратого африканского племени «пичундра» шансов на исследование мощного неогена больше. Здесь многочисленные хозяева этой славной страны просто не поймут такой наглости — это раз, а второе — чем им неогенов исследовать? Говном и палками? А я одним куском только для исследований гожусь, тут, как бы, второго варианта тупо быть не может. Как наши товарищи не хоронились, но инфа о Симулянте просквозила в массы, а пастыри этих масс решили, что я им нужнее, чем тут. Идиоты, что сказать. Если я советским ученым 18 лет головняк доставляю, то вы-то куда лезете?

Ладно, едем дальше. Наркоз мой начал уже самостоятельно сдавать позиции, да и цепкая утренняя прохлада, вовсю облизывающая мою гениталию бодрящим сквозняком, всё это меня будило и трепетало. Виду, однако, не подавал. Знаете, соснешь так часок-полтора днём, а потом проснулся, но валяешься расслабленной говяшкой, которой ничего не хочется? И мысля такая нездоровая бродит — а не соснуть ли мне дальше? Вот режим «расслабленной говяшки» и активирован.

Нервы? Какие нервы? Меня свои пару раз чуть не грохнули. Лазили анальными зондами куда не светит солнце всю юность, да кровь качали. Затем вообще настропалили атаковать десяток человек, банально рискнув их жизнями, чтобы проверить мои способности. Специально таких искали! А тут уголовники какие-то…

— Клав, — раздался голос Отчима, — Если он хоть шевельнется, ***шь ему по ногам. По коленям прям! Слышишь? Этот сученок моего брата грохнул.

— А у нас примут некомплект? — засомневалось низкое контральто, явно страдающее синдромом курильщика, — Да и брат…

— Брат есть брат! — каркнул бандюга, — Даже троюродный. Какая собака пискнет, когда буду тереть за это, притоплю на**й, ясно?! Всё, братва, вперед, по местам. Вертушка летит. А ты, Клав… дёрнется — руби ноги, поняла?

Вот че началось-то, нормально же общались. Какого брата? Где брата? Что за Клава?

Вертушка — это плохо, потому что она вертолет. А что делают вертолеты? Они летают на свежем воздухе и машут своим пропеллером так, что у людей, приближенных к механизму, сопли назад к мозгу стремятся. А это нехорошо для моего туманного облика, поэтому у меня туманные перспективы. Переходить из рук в руки опасно, так как велик шанс, что новые хозяева сделают еще укол, после которого я очнусь в клетке-ограничителе, но теперь уже с американским или немецким зондом в жопе. Причем смазанным он не будет по простой причине — я есть не только объект, но и источник знаний о своих способностях. А пребывать вечно в состоянии тумана… идея хорошая, но вдруг не смогу? Вдруг меня как-нибудь залупят обратно?

В общем, нужно что-то делать, пока окружен отворачивающимися от меня дебилами, а значит, нужно быть наготове.

Коварный укол в шею поставил крест на моих планах. Вот же сууууу… Ощущение, как мою голову слегка приподымают, а в пасть пихают нечто, очень напоминающее холодное горлышко бутылки. Тычок под дых, заставляющий меня сделать первый глоток, затем тьма.

Очнулся я от того, что кто-то, усердно пыхтя, разминал мне мышцы рук и ног, приговаривая на явно не родном ему русском о советских и польских дебилах. Голос женский, сердитый. Не Клавдия. Уже хорошо. Я люблю свои ноги.

На меня не смотрят. Радует. В вене игла, рядом украдкой усматриваю капельницу. Женщина возится с ногами, причитая о своем горе совместной работы с отрядом дебилов, который теперь получил усиление другим отрядом еще больших дебилов. Кажется, акта передачи не состоялось, а вместо него со мной сквозанули все люди Отчима. Что могло заставить нормальных троглодитов так сделать? И, главное, на чем мы добрались? Вертушка? Там слоновоз летающий? Или тот мужик с тьмой под плащом всех покидал?

Одни вопросы, ответов нет. Зато есть КАПНИМ, который, судя по еле слышному потрескиванию, хамски подзаряжают. В общем, заботятся и о нем, и обо мне. А еще, что особо неприятно, я чувствую не только химозную одурь и расслабуху, но еще и вполне серьезное похмелье. Видимо, придурки, не веря в собственные вещества, еще и водкой меня накачали.

А женщина продолжала работать и бормотать. Разумеется, она не рассказывала хорошо притаившемуся герою романа о гнусных планах местного сообщества и его будущем «покупателе», сиречь «хозяине», зато упомянула такое, что я чуть не закашлялся. Спасло, наверное, лишь то, что мудрая моя разминательница мышц старалась не задевать моей рожи даже краем зрения.

Я в Китае! В насквозь братской и родной коммунистической республике Китай!

…но проездом. В тайном перевалочном пункте. А лежит моя скорая и дальняя дорога в славный город Сидней на континенте Австралия. Это женщина упомянула нервно и жалобно, так как австралийцев таинственных нормальный человек боится. Что там у них происходит — хрен его знает и ведает.

Наконец, женщина закончила, а затем, надиктовав в интерком отчет о моем состоянии, бывшем куда лучше, чем я себя чувствовал, ушла, предварительно напоив пациента из гибкого шланга. Сразу полегчало телесно, но не душевно. Там всё было наоборот. Я очухался.

Способности штука коварная. Разум тоже, он готов себя обманывать самыми подлыми способами, отсюда и такие беды от наркотиков. Я, просто-напросто поместив в себя десяток вооруженных рыл, загнул им мозги в позу пьющего оленя без малейших усилий, от чего и преисполнился уверенности, что теперь царь земной и тот самый хер с горы, который везде зарешает, стоит ему порвать рубаху. А на самом деле меня, придурка малолетнего, даже какие-то уголовные пропоицы грамотно провели до экстракции, не дав ни единого шанса. Точнее, один был, когда два недоумка закурились до полусмерти, оставив меня хреном груши околачивать, но я им воспользовался в полной мере? Отнюдь. Может это даже был правильный поступок, но предпосылки для него были идиотские.

Если до меня доберется кто-то покруче уголовников и неизвестных поляков, то всё. Приду в себя в Австралии, в комнате-ограничителе, где меня будут потрошить во славу разных капиталистических ущербов, попутно допрашивая обо всем, чего знаю и не знаю. А уж если я под пытками выдам свое, так сказать, слегка иномировое происхождение… то накроюсь я, товарищи публика, вагиной. Большой, плоской и удушливой. Насмерть.

Это меня проняло. Раскрыл глаза, увидел комнату, едва ли не копию предыдущей, но с мешками цемента вдоль стен. Вдохнул затхлого воздуха, похрустел суставами. Камеры наблюдения? У нас, к счастью, 91-ый на дворе, тут подобное роскошь даже в лучших домах Жмеринки и Рублевки, не то, что в каком-то захолустье на китайской стороне. Вон даже провода к лампе над головой голые протянуты.

Пора.

Я понятия не имел, что делать, будучи распятым и зафиксированным, поэтому начал делать сразу всё. А мог я лишь две вещи — рваться из своего экзоскелета, не щадя ничего вообще, да попутно раскачивать свою эмоциональную сферу. Растравливать себя, представляя, как в жопу втыкают паяльник, пока похабно улыбающаяся английская медсестра в халатике по пипиську шприцом выкачивает у меня кровь. И губы у нее, у шлюхи, кроваво-алые! И чулки, сука, в сеточку!

Мало? Мало! Нет, я чувствую, что мои метания ничего не дают, лишь дребезг раздается, но при этом еще и больно рваться-то! Запястья болят! Шея болит! А еще там уже ссадины, первый, кто заглянет на огонек, сразу и сходу поймет, что я в сознании! Давай, Витя, назад дороги нет!

Вспомни детдом! Нет, не его, а как тебе, пацану девятилетнему, запретили носить маску! Вообще любую! Сам Радин запретил, молодой тогда еще, но уже с серыми забитыми глазами! «Витя, тебе нельзя выделяться. Никаких масок!» Сука! Пацану, у которого внешность и так к 12 годам самая броская в Кийске была! Какой выделяться, урод!!

Дальше. Дальше давай, дальше! Забей на боль, забей на кровь, рвись, вспоминай! Видишь, вспотел уже весь как мышь?! Да п***й, что не поддается! Вперед!!

Дальше вспоминай, Витя. Детдом фигня, там придурков деревенских быстро в другие дома с железной дисциплиной выносят, народ нормальный остается. Сиротский дом вспоминай! Сколько ты за солью по соседям стучался, никто не открыл, лишь дышали громко. Как заговаривать пытался, встречая ребят и девчат в коридоре. Как от тебя шарахались, когда рядом проходил внезапно. Как одна девчонка новенькая рыдала и орала так, что чуть милицию не вызвали! Те же люди, которые тебя с 12 лет знали, Витя!

Лещенко?! О!!! Вот об этом надо было вспомнить!!

Ярость ударила в голову так, что боль полностью ушла. Вообще всё ушло. Я рычал, выл, рвался из КАПНИМ-а как бешеный зверь. Меня устраивала как свобода, так и смерть от кровопотери. Просто, потому что всё, без исключения, дико надоело! Где моя спокойная жизнь?! Почему её нет??!! Если Симулянт так важен, как его могли украсть какие-то уголовники?! Хватит! Достало!!

Достало.

КАПНИМ изначально был разработан и внедрен одним типом, У-удерживающим. Компактный подавитель, разработанный из какой-то дряни в Дремучем, работал как энергетический вибратор, бомбардируя внутренний источник и не позволяя использовать способности. Удерживающая версия, предназначенная для транспортировки пленных и заключенных, бомбардировала источник интенсивнее, натурально угнетая его, чем нанося небольшой, но вред организму, а ограничивающая… Нет в этом суть. Она в том, что экзоскелет изначально предназначался для фиксации неосапиантов. Надежной фиксации. Как и все советское, он был прост, эффективен, легок в эксплуатации и феноменально надежен. Настолько, что потом разработали и ограничивающие, и боевые версии.

Сдержать он должен был кого угодно.

Но я согнул его. Нарушил целостность конструкции, прервал каскад импульсов всего на секунду, но этого хватило. Для чего? Стать туманом? Нет, подобная трансформация теперь случалась только с моего волевого посыла. Поэтому всё было иначе. Я, находясь в шоке, вероятнее всего от боли, резко сажусь на том, к чему был привинчен экзоскелет, последний пищит и дымится. Предплечья в лохмотья, в ранах что-то блестит, я, не помня себя, голыми руками рву с тела давший слабину титановый остов, дергаясь и выбираясь на свободу. Тут же поскальзываюсь, наверное, на собственной крови и, единственным сознательным усилием, тут же перехожу в форму тумана!

Безумие осталось даже в этой форме. Закрутив вихрь по помещению, еще не осознавая, что произошло, я отмечал разодранный окровавленный экзоскелет со смятыми и разогнутыми штифтами, лужу крови под кроватью, так и не шелохнувшейся от моих безумств, осязал непонятную влагу, покрывшую чуть ли не всю комнату…

Но прошло быстро. Запал иссяк, мозги, пусть и в энергетической форме, начали шевелиться. Что делать?

Первое… назад в человека! На пару секунд, только рассмотреть повреждения!

Сказано-сделано. Трансформируюсь, падая на пол. Плевать! Руки! Предплечья! Кости!

…целое. Поч… как?! Каким образом? Всё целое, всё нетронутое. Кожа, мышцы, всё на месте! Оглядываю себя со всех сторон, даже подтаскиваю одну руку поудобнее к глазам. Вон капельница валяется! Где дырка от иглы?! Дырка должна быть! Мне все может чудиться, но дырка быть должна!

Нет дырки… Я здоров, цел, слегка кружится голова, ломит в висках, сердце стучит как сумасшедшее, писюн весь съежился, а пальцы дрожат. Мутит, крутит, вертит, ломает…

Так, Витя, выдыхай. Выдыхай, бобёр. Странное в твоей жизни является нормой. Позитивное странное — это очень неправильно, но мы это опустим. Просто сейчас возьмем и опустим. Ты себя довёл, что-то произошло, случилось, херак-херак, ты свободен. Будешь еще раз щелкать клювом и просирать время, или всё-таки возьмешься за ум?

Возьмусь. В туман!

Всё, комната моя. А вот теперь, под щелочку обычной, хоть и крепкой двери, мы будем медленно проникать в окружающий мир, собирая о нем сведения, данные, впечатления и слухи. Неспешно и осторожно…

Нет, не вышло. Ну, то есть вышло, я выглянул кусочком, буквально дымком в коридор, длинный и с мигающими лампами, никого в этом коридоре не увидел. Зато напротив своей камеры я увидел открытую комнату такого же типа, даже с такой же кроватью. Мол, приходите люди добрые, не с одним неогеном, а даже, может быть, с двумя. Всё для вас, высший класс.

Комнату я, конечно, захотел. Одно дело, когда у тебя есть закрытая комната и щелка, а совсем другое дело, когда комната открыта и ты оттуда можешь вывалиться весь быстро и решительно. Берем родимую! Под максимальным напором я начал перекачивать себя в соседнее помещение, быстро и воровато. Голова соображала всё лучше, хоть её у меня и не было. Муахаха. Смешно очень, да? А еще смешнее то, что я по-прежнему пленник, потому что с голой жопой по поверхности убегать — идея отвратительная. А туман атмосферные явления сдуют, возможно вообще убив меня к ядреной матери.

Выводы? Они просты. Это теперь мой бункер. Надо всех уб… обезопасить.

Найти телефон, позвонить родимой милиции. Пусть спасают. Кавалерия, артиллерия, триста тысяч китайских комиссаров, да пусть хоть сам товарищ Стакидзе прилетает, берет меня на ручки, прижимает нежно к своей безразмерной волосатой груди, а потом везет домой. Я хочу к Янлинь и Палатенцу!

Теперь мы кродёмсо. То есть, прячем большое белое жирное тело в комнате, а сами попердываем максимально разреженным туманчиком в десятые доли процента, пробирающимся по коридору дальше. Изучаем, внюхиваемся, вчувствуемся. Мы аккуратны, мы осторожны, мы… напряжены как последняя сволочь в готовности вырваться из номера огромной кучей кошмаров и вынести тут мозги всем, невзирая и вопреки!

Мы идём… Так, стоп, какие мы? Я тут один. Я иду. Или, как говорили в глубоком, древнем и идеологически неверном прошлом: Камо грядеши.